Две серьезные дамы

Вообще-то ресторан славным не был. В нем стояла темень, зал был очень длинным, а внутри вообще никого.

– Вы бы не предпочли поужинать где-нибудь еще? – спросила у девушки миссис Копперфилд.

– О нет! Я б ни за что больше никуда не пошла. Вам я расскажу, если не рассердитесь. Тут мне перепадает немного денег, если я привожу с собой кого-нибудь.

– Так давайте я вам дам денег, и мы пойдем куда-нибудь в другое место. Я дам вам столько же, сколько он дает, – проговорила миссис Копперфилд.

– Это глупо, – промолвила девушка. – Это очень глупо.

– Я слышала, в этом городе есть местечко, где можно заказать превосходного омара. Туда мы не можем пойти? – Миссис Копперфилд уже буквально умоляла девушку.

– Нет – это глупо. – Она подозвала официанта, который только что вошел с какими-то газетами под мышкой.

– Адальберто, принеси нам мяса и вина. Сначала мяса. – Это она произнесла по-испански.

– Как хорошо вы говорите по-английски! – промолвил мистер Копперфилд.

– Я всегда люблю бывать с американцами, когда выпадает, – ответила девушка.

– Считаете, они щедры? – поинтересовался мистер Копперфилд.

– Ой, конечно, – сказала девушка. – Конечно же, щедры. Щедрые, если у них есть деньги. А еще щедрей они, когда при них их семьи. Знавала я мужчину. Американца. Настоящего. И жил он в отеле «Вашингтон». Между прочим, это самая красивая гостиница в городе. Каждый день после обеда его жена устраивала себе сиесту. Он быстро приезжал на такси в Колон и был до того взбудоражен и так боялся, что не успеет вернуться к жене вовремя, что никогда не вел меня в комнату, а обычно шел со мною в лавку и говорил мне: «Быстрей, быстрей – выбери что-нибудь – что захочешь, только побыстрее».

– Какой ужас! – проговорила миссис Копперфилд.

– Ужасно было, – согласилась испанка. – Я всегда так бесилась, что однажды совсем с ума сошла и говорю ему: «Ладно, куплю вот эту трубку для моего дядюшки». Мне дядюшка не нравится, но пришлось ему ее подарить.

Мистер Копперфилд взревел от хохота.

– Смешно, а? – сказала девушка. – Говорю вам, если он вообще когда-нибудь вернется, больше не куплю ни одной трубки своему дядюшке, когда приведет меня в лавку. А она не уродина.

– Кто? – спросил мистер Копперфилд.

– Ваша жена.

– Я сегодня вечером ужасно выгляжу, – пожаловалась миссис Копперфилд.

– Это все равно не имеет значения, потому что вы замужем. Вам не о чем тревожиться.

– Она разозлится на вас за такие слова, – промолвил мистер Копперфилд.

– Почему разозлится? Это же самое прекрасное на всем свете, если не о чем тревожиться.

– Не из этого творится красота, – вмешалась миссис Копперфилд. – Как отсутствие треволнений связано с красотой?

– Крепко оно связано со всем красивым на свете. Просыпаешься поутру – и, как только открываешь глаза и не знаешь, кто ты или какой была у тебя жизнь, – это же прекрасно. А потом, когда уже знаешь, кто ты и что это за день у тебя в жизни, а сам по-прежнему считаешь, будто плывешь по воздуху, как счастливая птица, – это прекрасно. То есть если у тебя нет никаких тревог. Вы же не хотите сказать, что вам нравится беспокоиться.

Мистер Копперфилд жеманно улыбался. После ужина он вдруг понял, что очень устал, и предложил им пойти домой, но миссис Копперфилд была чересчур взвинчена, а потому спросила у испанской девушки, не согласится ли та провести еще немного времени в ее обществе. Девушка ответила, что проведет, если миссис Копперфилд не против вернуться с нею в ту гостиницу, где она живет.

Они попрощались с мистером Копперфилдом и пустились в путь.

Стены «Отеля де Лас Пальмас» были деревянными и крашенными в ярко-зеленый цвет. В коридорах стояло и свисало с потолков великое множество птичьих клеток. Некоторые – пустые. Комната девушки располагалась на втором этаже, и стены в ней были выкрашены так же ярко, как и в коридорах.

– Эти птицы поют день напролет, – сказала девушка, показывая, чтобы миссис Копперфилд подсела к ней на кровать. – Иногда я говорю себе: «Дурочки, о чем же вы поете у себя в клетках?» А потом думаю: «Пасифика, ты такая же дура, как эти птички. Ты же и сама в клетке, потому что у тебя нет денег. Вчера вечером ты три часа хохотала с немцем, потому что он дал тебе выпить. И считала его глупцом». Я смеюсь у себя в клетке, а они в своих поют.

– Ох, что ж, – промолвила миссис Копперфилд, – на самом деле нет никакого взаимопонимания между нами и птицами.

– Считаете, это неправда? – с чувством спросила Пасифика. – А я вам говорю, что правда.

Она стащила через голову платье и встала перед миссис Копперфилд в одной комбинации.

– Скажите мне, – вымолвила она, – что вы думаете о тех красивых шелковых кимоно, которыми индусы торгуют у себя в лавках? Будь у меня такой богатый муж, я б велела ему купить мне такое. Вы не понимаете, до чего вам везет. С ним я бы ходила в лавки каждый день, и пусть бы он покупал мне прелестные вещички, а не стояла бы и плакала, как маленькая. Мужчинам не нравится видеть, когда женщины плачут. Думаете, они любят, когда женщины плачут?

Миссис Копперфилд пожала плечами.

– Я не могу думать, – ответила она.

– Вы правы. Им нравится смотреть, как женщины смеются. Женщинам приходится смеяться ночь напролет. Понаблюдайте как-нибудь за какой-нибудь хорошенькой девушкой. Когда она смеется, ей на десять лет больше. Это потому, что она так много это делает. Когда смеешься, стареешь на десять лет.

– Правда, – подтвердила миссис Копперфилд.

– Не огорчайтесь, – проговорила Пасифика. – Мне женщины очень нравятся. Иногда женщины мне нравятся даже больше мужчин. Мне моя бабушка нравится, и мама, и сестры мои. Нам всегда с ними вместе было хорошо – с женщинами в моем доме. Я всегда была лучшей. Самой смышленой и работала больше всех. Как бы я хотела опять оказаться у себя дома, довольной. Но мне все еще слишком много чего хочется, между прочим. Я ленивая, но у меня еще и нрав ужасный. Мне очень нравятся эти мужчины, с кем я знакомлюсь. Иногда они мне рассказывают, что станут делать в своей будущей жизни, когда спишутся с судна. Я им всегда желаю, чтобы это произошло поскорее. Чертовы эти суда. Когда они мне рассказывают, что хотят лишь мотаться по всему свету на судне всю свою жизнь, я им говорю: «Ты не знаешь, чего лишаешься. У меня с тобой все, мальчонка». Не нравятся они мне, когда такие. А теперь я влюбилась в этого славного человека, который здесь дела делает. Почти все время он может мне за жилье платить. Не всегда каждую неделю. Он очень счастлив, что я у него. Почти все мужчины очень счастливы, если я у них есть. Я из-за этого нос слишком уж не задираю. Это же мне Бог дал. – Пасифика перекрестилась.

– Однажды я была влюблена в женщину постарше, – рьяно произнесла миссис Копперфилд. – Она больше не была красивой, но в ее лице я отыскивала такие осколки красоты, что волновали меня гораздо сильней, чем любая известная мне красота на своей вершине. Но кто ж не любил кого-нибудь постарше? Боже правый!

– Вам нравится такое, что не нравится другим, правда? Мне бы такого хотелось – чтобы любить женщину старше. По-моему, это мило, да только я вечно влюбляюсь в какого-нибудь славного мужчину. Везет мне, наверное. А некоторые девушки – они больше не умеют влюбляться. У них на уме только деньги, деньги, деньги. Вы же о деньгах не слишком-то много думаете, правда? – спросила она у миссис Копперфилд.

– Нет, не слишком.

– А теперь немножко отдохнем, да? – Девушка легла на кровать и поманила миссис Копперфилд лечь с собою рядом. Она зевнула, сложила руку миссис Копперфилд в свою и уснула чуть ли не мгновенно. Миссис Копперфилд решила, что и ей неплохо будет немного поспать. В тот миг ей было очень покойно.

Разбудил их жуткий стук в дверь. Миссис Копперфилд открыла глаза и через секунду уже пала жертвой самого ошарашивающего ужаса. Взглянула на Пасифику, и лицо ее приятельницы успокаивало не больше, чем ее собственное.

– Callate! – прошептала она миссис Копперфилд, вновь перейдя на родной язык.

– Что такое? Что это? – резко спросила миссис Копперфилд. – Я не понимаю по-испански.

– Ни слова, – по-английски повторила Пасифика.

– Я не могу здесь лежать и не говорить ни слова. Точно не могу. В чем там дело?

– Пьяный. Влюблен в меня. Я его хорошо знаю. Он мне очень больно делает, когда я с ним сплю. Опять его судно пришло.

Стук в дверь стал настойчивее, и они услышали мужской голос:

– Я знаю, ты там, Пасифика, поэтому открывай чертову дверь.

– Ох, откройте же ему, Пасифика! – взмолилась миссис Копперфилд, вскакивая с кровати. – Нет ничего хуже этого напряженья.

– Не сходите с ума. Может, он напился и скоро уйдет.

Глаза миссис Копперфилд остекленели. У нее начиналась истерика.

– Нет-нет… Я всегда себе давала слово, что открою дверь, если кто-то в нее начнет ломиться. Тогда он станет меньше врагом. Чем дольше он там, тем сердитее. А первое, что я ему скажу, когда открою дверь: «Мы ваши друзья», – и тогда он, может, перестанет так злиться.

– Если я от вас сойду с ума еще больше, чем уже сошла, то даже не знаю, что мне делать, – промолвила Пасифика. – Теперь просто подождем и посмотрим, не уйдет ли он. Можно вот это бюро к двери придвинуть. Вы мне поможете подтащить его к двери?

– Не могу я ничего толкать! – Миссис Копперфилд была так слаба, что по стене сползла на пол.

– Мне что, сломать эту чертову дверь? – спрашивал мужчина.

Миссис Копперфилд поднялась на ноги, доковыляла до двери и открыла ее.

Вошедший мужчина был узколиц и очень высок. Выпил он, очевидно, многовато.

– Привет, Майер, – проговорила Пасифика. – Ты не дашь мне поспать? – С минуту она колебалась, а поскольку тот не ответил, сказала вновь: – Я спать пыталась.

– А я крепко спала, – промолвила миссис Копперфилд. Голос у нее звучал выше обычного, а лицо чуть ли не сияло. – Мне жаль, что мы вас сразу не услышали. Должно быть, заставили долго ждать.

– Никто никогда меня долго ждать не заставлял, – ответил Майер, багровея. Глаза у Пасифики сощурились. Она уже начинала терять терпение.

– Пошел вон из моей комнаты, – сказала она Майеру.

В ответ на это Майер криво рухнул на кровать, и удар его тела был настолько силен, что едва не проломил планки каркаса.

– Пойдемте отсюда поскорей, – сказала Пасифике миссис Копперфилд. Ей больше не удавалось никак держать себя в руках. Какой-то миг она надеялась, что враг внезапно разрыдается, как они это делают иногда в снах, но теперь была убеждена, что такого не случится. Пасифика все больше и больше злилась.

– Слушай меня, Майер, – говорила она. – А ну пошел вон на улицу сейчас же. Потому что с тобой я не стану делать ничего, только дам тебе по носу, если не уйдешь. Не будь ты таким опасным, мы бы вместе посидели внизу и выпили по стаканчику рома. У меня есть сотни приятелей, кому просто нравится со мною разговаривать и выпивать со мной, пока под стол не рухнут. А ты всегда мне пытаешься досадить. Ты все равно что обезьяна. А я хочу побыть в покое.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Хелвеша Пёркинз (1895–1965) – разведенная женщина, с которой Джейн Боулз познакомилась в Мексике в 1940 г., когда работала над «Двумя серьезными дамами». Они жили вместе с 1943 по 1946 г., а весь их роман длился до 1958 г. – Здесь и далее примечания переводчика.