Легенда преступного мира

Он поднял трубку телефона внутренней связи и, когда произошло соединение с линией информотдела, продиктовал задание. Закончив говорить, Петр сокрушенно вздохнул.

– Вот времена настали! Развелось на наших дорогах «дворцов на колесах» – как в каких-нибудь Эмиратах. И вся беда-то в том, что за рулем этих сверхскоростных тачек зачастую сидят обнаглевшие, зарвавшиеся балбесы, которые мнят себя королями, которым все можно. А как только в отношении их начинают применять какие-то меры воздействия, они тут же поднимают хай о ксенофобии, о социальной ненависти «тупых нищебродов» к «гениальной элите» общества, которая «умеет жить»…

Зазвонил телефон. Выслушав говорившего, Петр коротко рассмеялся.

– Ну так я и думал! – бросив трубку, он покачал головой. – У Курашевича-младшего больше сотни неоплаченных штрафов. В его «активе»: превышение скорости в два-три раза разрешенной, пересечение перекрестка на красный сигнал светофора, пересечение двойной сплошной и куча иных «подвигов». Братья Мурзаляевы уже без прав. Одного лишили прав полгода назад – удирал от гаишников, а когда его загнали в тупик, пошел на таран служебной машины. Один сотрудник из-за этого оказался в травматологии.

– И этого «славного мальчика» не посадили? – задал риторический вопрос Гуров.

– Информации нет, но, я думаю, раз он и сейчас на свободе, то получилось «как всегда». Ну а что? У его папаши денег – как у дурака махорки, а у нас – сам знаешь, многое покупается и продается. Вот… Второй из братьев Мурзаляевых месяц назад спровоцировал ДТП с маршруткой. Пострадали двое пассажиров. У одного перелом, у другого сотрясение мозга. Да он еще и водителя маршрутки избил, якобы тот ехал неправильно. Кстати, своего же земляка. Опять пошли в ход папины бабки. Единственное наказание, назначенное этому хаму – лишение прав на год. И вот, значит, вчера это долбаное трио мажоров «отличилось» в очередной раз… Просто чудо, что они никого не убили. Кстати, все трое учатся на юридическом факультете. Вот такие «ценные» кадры скоро станут судьями, следователями, прокурорами… А они станут обязательно: папины миллионы – тому гарантия!

– Значит, Мурзаляев-старший рулит некой южной диаспорой… – задумчиво сказал Лев. – Хм! Диа-спора… – язвительно повторил он. – Когда-то большое количество уроженцев Италии переехало на ПМЖ в Соединенные Штаты. Образовалась обширная итальянская диаспора. И так она о себе там громко заявила, что стала знаменитой на весь мир. Думаю, сегодня все, от мала до велика, во всех уголках земного шара знают, что такое «Коза ностра», что в переводе на русский – «Наше дело»… Интересно, как эта милая, добрая, законопослушная диаспора, возглавляемая господином Мурзаляевым, называет себя на своем, родном языке?

Орлов неопределенно пожал плечами:

– Ну-у-у-у… Ты полагаешь, что все южные диаспоры – это поголовная мафия?

Гуров отрицательно качнул головой:

– Нет, всех поголовно в мафию не зачисляю. В любом народе много законопослушных, порядочных людей. В том числе и среди мигрантов. Но! Они ли «делают погоду»? Скорее всего, ее делают те, кто приехал к нам не жить и трудиться, а те, кто заслан провоцировать смуту, хаос, вражду…

Петр поморщился и уточнил:

– Ты считаешь, что часть прибывших кем-то заслана в Россию с определенными, враждебными целями?

– А ты в этом сомневаешься? Ты хочешь сказать, что в исламистских группировках типа «Аль-Каиды», или «ИГИЛ», дураки состоят? Конечно, нет! Это крайне враждебные нам формирования, которые ищут любой повод, чтобы нанести нам максимальный вред. А тут такой отличный вариант внедрения своей агентуры на нашу территорию – рабочая миграция, миграция с получением гражданства и заселением территорий. Как считаешь: если среди обычных «гастеров» будут всего лишь единицы тех, кто заслан исламистами, кто в их среде будет задавать тон? Правильно, засланные. И я уверен, что именно они формируют этнические ОПГ, которые с одной стороны ослабляют наше государство, с другой – вызывают острую неприязнь коренного населения к приезжим на самых разных территориях. Итог? Страна постепенно превращается в пороховую бочку. А ты слышал, что наши либералы во власти и вовсе планируют завозить «гастеров» целыми эшелонами? Ты представляешь, к чему это может привести?

– Лева, не надо сгущать краски! – отмахнулся Орлов. – Это не более чем «теория заговора». Тебя послушать, так – все кругом погибло, все кругом пропало!..

Гуров испытующе взглянул на своего приятеля-начальника.

– Слушай, ты вроде на наивного не похож, а рассуждаешь… В Европе, если помнишь, тоже было время, ликовали и прыгали от счастья, когда к ним хлынула лавина мигрантов с Ближнего Востока и из Северной Африки. Но вот сейчас они уже взвыли… Да и у нас кое-где уже схватились за голову: что делать, как быть? Ишь ты, «теория заговора»… Пару лет назад, помнится, было дело, по этому поводу многие язвили. Более того, всех тех, кто предупреждал о рисках бесконтрольной, массовой миграции, шельмовали, высмеивали, обзывали паникерами. И только потом этим «юмористам» вдруг стало ясно, что миграция вовсе не стихийна и не спонтанна, что за нею стоят конкретные люди, наподобие Сороса. Слышал о таком?

– Сорос? Ну да, об этом-то «меценате» я наслышан. Кто ж его не знает?! – Петр сцепил меж собой пальцы рук и оперся локтями о стол.

– Вот-вот! – Лев положил ногу на ногу и откинулся на спинку кресла. – Ведь уже давно известно, что кто-то нелегальных переселенцев снабжал инструкциями, связью, проводниками, плавсредствами, кто-то раздувал газетную шумиху, поливая грязью тех, кто не желал превращать свою страну в большой табор. За всем этим стоят большие деньги и хитрая политика. Это чья-то хорошо продуманная, далеко идущая стратегия и тактика. И при этом, что самое хреновое, такое же «счастье» усиленно ломится и к нам. И уже проломилось!

Закашлявшись, Петр потер лоб ладонью.

– Что-то мы слишком далеко ушли от первоначальной темы, – проворчал он. – Начали с ДТП, а забрели в международную политику.

– Уважаемый, в этом мире все взаимосвязано. Лично меня – почему напрягает ситуация с нашей нынешней миграционной обстановкой. Потому, что она ущербна изначально. Кто против переезда к нам нормальных, квалифицированных, законопослушных людей? Я – только «за»! Но к нам-то едут зачастую не самые лучшие люди. Вот в чем проблема! У нас своих мерзавцев – пруд пруди. Всяких этих Тормозов, Браунингов, Тротилов… А тут еще и приезжие повышают уровень криминогенной обстановки! Нужны серьезные «фильтры», чтобы негодяев отсеивали еще на границе. А у нас с этим вопросом – черт знает что и сбоку бантик! Мой сосед по подъезду недавно рассказывал. Его двоюродный брат с восьмидесятых после вуза жил и работал в Средней Азии. Его туда послали по комсомольской путевке. Решил вернуться. И десять лет добивался возможности жить в России. Десять лет! Сколько из него крови попили подонки при должностях! И знаешь, почему не пускали? Он, оказывается, плохо знал российскую историю. Не смог назвать имя бабушки Петра Первого. Представляешь?! В то же время каких-то неизвестных граждан, которые по-русски ни слова не знают, пропускали «на раз». А почему? Видать, кто-то очень заинтересованный хорошо заплатил кое-кому из нашей «миграционки». Это просто удивительно, что сегодня у нас все относительно спокойно, нет массовой уличной резни и взрывов домов.

– Типун тебе на язык! А то еще, чего доброго, накличешь… – Орлов отмахнулся в очередной раз.

– А тебе – два типуна за то, что со мной не согласен! – поднимаясь с кресла, иронично сказал Гуров. – Все, я пошел!.. Сейчас попробую назначить встречу Тротилу… – выходя из кабинета, добавил он.

…Не испытывая особых надежд на то, что ему с ходу удастся дозвониться до Брухашко, Лев набрал номер его телефона. Тем не менее тот откликнулся – после третьего или четвертого гудка Гуров услышал несколько самодовольный голос:

– Да-а?..

– Гражданин Брухашко? – осведомился Лев тоном невозмутимого, как бы даже скучающего человека.

На некоторое время в трубке воцарилось молчание. Затем Брухашко заговорил, и самодовольства в его голосе поубавилось.

– Да-а-а… – недоуменно проговорил он.

На сей раз Гуров представился и поинтересовался, где они могли бы встретиться в течение ближайшего часа. Он пояснил, что хотел бы обсудить со своим собеседником некоторые важные вопросы.

Теперь уже встревоженный, Брухашко нервно закашлялся и уточнил:

– А в чем, собственно, дело, гражданин начальник?

Было ясно, что Тротил сильно занервничал и сейчас лихорадочно прикидывает: а не залечь ли на дно, а не дать ли деру? Упреждая возможные действия подобного рода, полковник строго уведомил:

– Гражданин Брухашко, пускаться в бега не советую! Это автоматически будет означать признание вами вины со всеми вытекающими последствиями.

– Какой вины? – фальшиво удивился Тротил.

Чуткое ухо Льва мгновенно уловило эту фальшь, и он сразу же понял: даже если Брухашко к смерти Токарнова и Чумакина непричастен, какую-то аферу он все же сотворил и поэтому боится разоблачения. Впрочем, ухо Тротила тоже оказалось чутким и вполне явственно уловило металлические нотки в голосе Гурова. Поэтому Паша счел за благо перейти на примирительный тон:

– Ну, гражданин начальник, если надо, можем и встретиться. Почему бы и нет? Пожалуйста! Забивайте стрелку… То есть это… Место и время называйте. Буду!

Определившись, что увидятся они в Михайловском парке ровно через полчаса, Лев не спеша отправился к ведомственной парковке, где стоял его «Пежо».

Пока ехал к парку, он напряженно размышлял о предстоящем разговоре. Гуров заранее обдумывал вопросы, которые обязательно нужно будет задать Тротилу. При этом он чувствовал, что, скорее всего, Тротил ни к смерти Токарнова, ни к бесславной кончине Браунинга особого отношения не имеет. Это он ощутил интуитивно, улавливая на слух какие-то характерные интонации и обертоны в голосе Брухашко. За долгие годы работы в угрозыске Гуров очень часто, безо всяких детекторов лжи, определял, лжет ему тот или иной собеседник или нет.

В самом деле! Еще древние греки были уверены в том, что мысли человека материальны и его истинные настроения, независимо от сказанных им слов, имеют внешние проявления – в мимике, в тембре голоса – именно такие, какие могут вызвать только они. Если кто-то говорит своему собеседнику о том, что желает ему добра, но на самом деле желает ему смерти, то тонкий наблюдатель по одному лишь голосу поймет, что тот думает в реальности. Разумеется, уточнить еще раз, насколько верны ощущения и предположения, возникшие после телефонного разговора с Тротилом, стоило в любом случае. И тем не менее… Если исходить из того, что Гуров уже успел узнать о Брухашко, тот, хоть и был матерым уголовником, ярым сторонником «мочилова» не являлся. Все же Тротил хорошо сознавал, что, попавшись на убийстве (особенно журналиста!), он очень сильно рискует отправиться на пожизненное.

Само собой разумеется, как и подавляющее большинство других представителей криминального мира, избытком сантиментов Тротил не страдал. И все же, в отличие от многих своих «коллег», при всей своей вспыльчивости Брухашко был чрезвычайно осторожен. Следовало думать, Чумакина грохнул тоже не он: убийство Браунинга выглядело слишком уж, так сказать, «дамским». Мужики, если надо кого-то «убрать», чаще используют пулю, нож, дубину, тогда как использование отравы, особенно метилового спирта под видом ликера или коньяка – более свойственно женщинам. Поэтому с точки зрения банальной логики в этом смысле «рандеву» с Тротилом являлось не более чем заурядной формальностью. Но прекрасно зная, что бесполезных встреч не бывает, что даже отрицательный результат – тоже результат, Гуров никогда не скупился на время, если имелась и необходимость, и возможность побеседовать с кем-то из криминальной «клиентуры». И иногда случалось так, что, казалось бы, совершенно пустой разговор вдруг давал неожиданный толчок для дальнейшего продуктивного расследования того или иного глухаря.

Встречу в парке Гуров тоже назначил не случайно. Именно в такой непринужденной обстановке в парковой зоне он наиболее тонко мог почувствовать истинные настроения собеседника, как бы тот ни прятал их под различными фальшивыми масками. А уж учитывая то, сколь располагала к себе и релаксировала любого, даже самого ярого мизантропа, умиротворяющая обстановка зеленого оазиса в недрах каменных, городских «джунглей», более подходящего места для допроса и придумать было нельзя. Свою предстоящую беседу с Брухашко Лев решил построить без намека на официоз. Зачем? Лучше всего будет изобразить из себя жизнерадостного циника, карьериста, для которого повышение – альфа и омега его бытия, конформиста и ловкого приспособленца. Такие у представителей криминала вызывают больше доверия, с такими они чаще откровенничают, давая порой, сами того не ведая, очень ценную информацию.

Как выглядит Тротил, Гуров уже знал – информационщики по его просьбе сбросили на телефон несколько фото Брухашко. Поэтому, когда тот появился в воротах парка и обеспокоенно стал оглядываться, Лев неспешно зашагал в глубь парка по центральной аллее, коротким взмахом руки позвав его следом за собой. Догнав Гурова и шествуя параллельно с ним на расстоянии пары шагов, Брухашко сдержанно уточнил:

– Вы полковник Гуров? Если можно, хотел бы узнать: чем я заинтересовал уголовный розыск?

– Не спешите, Павел Павлович, всему свое время… – умиротворенно произнес Лев, приподняв голову и рассматривая облака. – Гляньте, какой замечательный парк! Какая красота! А мы ведь порой этой прелести совсем не замечаем. Вы – занимаясь своим темным бизнесом, я – гоняясь за вами и вашими коллегами… А жизнь-то проходит мимо! Почему вами заинтересовался угрозыск? Скажу! Почему же не сказать? Вы, наверное, уже слышали, что не так давно в лесу охотник нашел тело убитого журналиста Дмитрия Токарнова, который пропал без вести больше недели назад… О-о-о! По вашему лицу вижу, что он вам где-то как-то знаком. Я прав?

Сразу же помрачневший Тротил безрадостно хмыкнул.

– Ну, допустим, заочно знаком. И-и-и… Что из этого?

– Видите ли… Расследование этого убийства поручили мне и моему напарнику, полковнику Крячко. Понятное дело, если мы не найдем убийцу, на нас повесят всех собак, оставят без премии, да и служебный рост – а кто о нем не мечтает? – окажется под большим вопросом. Значит, что из этого следует? Правильно: во что бы то ни стало надо найти того, кто убил журналиста. Ну или того, кто признается в этом… – с циничной многозначительностью Гуров выделил последние слова.

Это заявление еще больше напрягло его собеседника.

– И вы решили, что это мог сделать именно я? – возмущенно и с сарказмом спросил Брухашко.

– Павел Павлович, если бы я спросил вас, скажем: летали ли вы на Луну, и вы мне ответили бы «нет», то я поверил бы вам без малейшей тени сомнения. А вот что касается убийства Токарнова, то… С этим вопросом дело обстоит гораздо сложнее. Кстати, Павел Павлович! Какого черта вас занесло в криминал? Вы же добивались невероятных успехов на музыкальном поприще! Е-мое! Если бы я имел такие же таланты, как у вас, то меня в угрозыск и палкой никто не загнал бы. Но, увы, у меня таких дарований нет. А вот у вас… – мечтательно сказал Лев и сделал многозначительную паузу. – Представляете, сейчас висела бы на всю стену вон того дома афиша: великий пианист Павел Брухашко дает сольный концерт. Это же – всемирная слава, громадные деньги, сотни самых красивых женщин… А что в теперешней, реальной жизни? Мелкие, не самые оригинальные аферы, ходки в тюрягу, жизненные перспективы – коту под хвост. Это все равно что картину Ребрандта продать за стольник и радоваться купленной на эти гроши бутылке паленой водки… – он укоризненно покачал головой.

Гуров специально столь резко поменял тему начатого разговора. Как когда-то учил его, еще молодого стажера, один из его наставников – старый опер Михаил Степанович Лосев, «клиента» сначала нужно расслабить, потом – ошарашить, а потом – озадачить. Нужно несколько раз резко поменять его эмоциональный фон, резко поменять течение мысли. Это помогает взломать его внутренние защитные психологические барьеры. И, надо сказать, в своей практике этот прием Гуров использовал уже не раз. Не так уж и редко эта психологическая уловка оказывалась весьма эффективной, когда требовалось вызвать подозреваемого на откровенность.

– Почему-почему… Так сложилось! Как говорится, так карта легла… – судя по выражению лица Тротила, своими рассуждениями Гуров попал в самое больное место уголовника. – Попал в черную полосу, вот и занесло…

Неожиданно для самого себя, Брухашко вдруг разоткровенничался. Кривясь и морщась, он согласился, что – да, у него и в самом деле был талант, были перспективы. Но однажды он пережил, причем два раза подряд, самые большие разочарования в своей жизни. Все началось с женщины. Ему было пятнадцать, когда весенним днем, вернувшись с занятий в «музыкалке», на своей лестничной площадке он случайно столкнулся с соседкой по этажу, молодой разведенкой Анджелой. Та слыла особой весьма раскованной, с «широкими взглядами» на жизнь. От нее пахло вином и духами. Она явно искала приключений. Подмигнув Пашке, соседка поинтересовалась его успехами в музыке, а потом, вспомнив, что у нее есть пианино, попросила парня немного ей поиграть. В квартире выяснилось, что никакого пианино у разведенки нет, зато есть початая бутылка ликера. Они выпили по рюмке, и Пашка оказался с Анджелой в постели.

Длились его отношения с соседкой около года. А потом, таким же весенним днем, позвонив в дверь Анджелы, он увидел перед собой здоровенного усатого брюнета.

– Тебе чего, пацан? – вытаращился тот, изучающе глядя на подростка. – Это не твой, часом, хахаль? – обернувшись, спросил он Анджелу.

– О чем ты, Арсен?!! – донесся из глубины квартиры голос молодой женщины. – Стану я связываться с малявкой из детского сада! Ха-ха! – пренебрежительно бросила она.

Дверь тут же захлопнулась перед самым носом Пашки, и он, чувствуя себя морально убитым, побрел домой. А на следующий день ему снова крупно не повезло. Пашка вдруг узнал, что на региональный конкурс молодых исполнителей, к которому он так готовился, поедет не он, как ранее ему обещали, а его главный конкурент Борька Мельников, сын крупного столичного кооператора. Судя по всему, Борькин папа очень щедро заплатил их преподавателю…

Завершил эту полосу неудач скандал с матерью. Та каким-то образом узнала о том, что ее сын похаживал к непутевой соседке, и сильно его за это отругала. Сделав вывод, что весь мир против него, Пашка тем же вечером сбежал из дому. Около недели бродяжил. Потом встретил «нормальных пацанов» и влился в их компанию. Потом сам стал ее главарем. За вспыльчивый характер получил свое прозвище – Тротил…

– …Так что, гражданин начальник, мне просто сильно не повезло, – закончил Брухашко свое повествование. – Так все-таки, что там за предъявы ко мне у «уголовки»?

– Все очень просто… – глядя на кроны деревьев, ответил Лев с нотками доверительности. – Судмедэкспертиза показала, что Токарнов был застрелен из пистолета системы Браунинга. Выстрел был произведен почти в упор. Трассолог установил, что стрелявший на голову ниже убитого. Тут же возникло предположение, что этим стрелком мог быть только Иннокентий Чумакин: именно он ниже Токарнова ростом, именно у него была такая особенность – стрелять с близкого расстояния в сердце, и именно из браунинга. Потом было установлено, что граждане Чумакин и Брухашко пересекались в местах лишения свободы. Чумакин был объявлен в розыск. И тут… Опять, как говорится, рояль в кустах: Иннокентия нашли, но уже в морге. Возник вопрос: у кого мог быть мотив ликвидировать Браунинга? Ну, наверное, у заказчика убийства Токарнова. А кто мог заказать журналиста? Правильно! Тот, кто был недоволен его публикациями. Сопоставим все вышесказанное и попробуем угадать всего с одной попытки: кто же он, этот загадочный инкогнито, заказавший журналиста и ликвидировавший киллера?

Озадаченно хлопая глазами, Брухашко уточнил:

– Гражданин начальник, вы это серьезно, что Кешку, того, грохнули?

– Куда уж серьезнее, – Гуров чуть заметно усмехнулся. – Иннокентий сейчас в Журавлевском морге, где было произведено его официальное опознание. Гражданская жена Чумакина опознала его в безымянном жмурике, найденном в лесополосе за МКАД. Так что факт смерти Чумакина доказан на все сто. Вопрос: кто его убил?

– Секунду! А как он был убит? Его тоже застрелили? – зачастил Брухашко, выбитый из колеи тем, что сообщил полицейский.

– Нет, его отравили паленым пойлом с большим содержанием метилового спирта, – невозмутимо пояснил Лев, мысленно отметив, что для его собеседника сообщение о смерти Чумакина и в самом деле стало шокирующей новостью.

– Ек твою кочерыжку!.. – медленно крутанув головой из стороны в сторону, пробормотал Брухашко. – Вот это да! И теперь я, выходит, главный подозреваемый. Ну, задерживайте… Вот мои руки. Доставайте «браслеты».

– Павел Павлович, мне не нужны липовые подозреваемые. Мне нужны железные факты, подтверждающие чью-то виновность или невиновность. Если вы согласны с изложенными мною фактами, то тогда мы едем в главк, чтобы там официально оформить признание. Если есть возражения, хотел бы услышать их прямо сейчас. Чтобы потом на суде не краснеть, если вдруг вылезут нестыковки и вся моя работа окажется халтурой. Слушаю!

После некоторых размышлений Тротил тягостно вздохнул и поинтересовался:

– Гражданин начальник, если я прямо сейчас сделаю «чистуху», мне это зачтут?

– Разумеется! Чистосердечное, и только чистосердечное, без каких-либо умолчаний и утаек! – подтвердил Гуров.

– В общем, так… Когда убили этого журналиста?

– Примерно дней восемь-девять назад, – Лев все так же оставался безмятежен и невозмутим.

– Так вот, две недели назад вместе с Кешкой мы поехали в Питер. Ну-у… Там одно дельце провернули. А сюда вернулись четыре дня назад. Все это время были там. Так что и Кешка ни в кого не стрелял, и у меня убить его возможности тоже не было.

Неспешно шагая по аллее, глядя перед собой, Гуров уточнил:

– Кто может подтвердить, что вы все это время были в Питере? И что за дельце вы там провернули?

Издав конфузливое «гм», Брухашко рассказал, что месяц назад он «закатился» в одну «хазу», где схлестнулся в «двадцать одно» с одним серьезным каталой. Тот уже не слабо успел опустошить карманы завсегдатаев притона и предложил сыграть Тротилу. На свою беду, катала не распознал в нем не менее крутого, чем он сам, картежника. Своими чувствительными, гибкими, музыкальными пальцами Пашка умело манипулировал картами, и очень скоро весь выигрыш каталы перекочевал к нему в карман. Тогда, чтобы отыграться, шулер предложил сыграть последний кон. Поскольку у него с собой денег больше не было, он предложил старинное полотно, не так давно кем-то похищенное из квартиры известного коллекционера антиквариата. Катала его только что выиграл сам. И почти тут же проиграл.

Вспомнив, что Браунинг когда-то пару лет промышлял антиквариатом, Брухашко встретился с ним. Кешка, лишь взглянув на полотно, объявил, что это, скорее всего, настоящий Поленов. Поскольку в Москве продавать картину было слишком рискованно, приятели поехали в Питер. Там сняли двушку и начали искать покупателя. Дело это оказалось не слишком скорым. Затянулось больше чем на неделю. Чтобы не скучать, подельники нашли себе подружек и все эти дни с ними «гужбанили». Наконец покупатель нашелся. Цену он, правда, сбил на четверть, но все равно четыре тысячи баксов за полотно они взяли. И вот приятели организовали для своих красоток прощальный вечер, а утром проснулись без денег. Девахи оказались ловкими клофелинщицами. Подлив Брухашко и Чумакину транквилизатора в выпивку, красотки забрали деньги и были таковы. Впрочем, следовало отдать им должное: средства на билеты до Москвы они оставили, да еще и бутылку водки на опохмелку.

– Так что, гражданин начальник, лоханулись мы здорово! – с грустью заключил Тротил.

Выяснив все необходимые детали поездки в Питер и взяв с Брухашко написанное им чистосердечное признание, а также порекомендовав ему не покидать столицу, Гуров отправился в главк.

Войдя в свой кабинет, Лев увидел Стаса, сидящего за своим столом и смотревшего в монитор ноутбука. Судя по всему, тот зависал в интернете.

– О, Лева! – откинувшись на спинку стула, Крячко потянулся и вопросительно посмотрел на приятеля. – Как успехи? Что новенького?

– Ну, что новенького? – Гуров сел за свой стол и стукнул пальцем по клавише «энтер». – Пообщался с Тротилом. Судя по тому, что он рассказал, ни к убийству Токарнова, ни к смерти Чумакина он отношения не имеет…

Лев сжато передал основные моменты своего разговора с Брухашко.

– Вот написанное им чистосердечное признание. На серьезную статью продажа им и Чумакиным полотна Поленова не потянет. Тем более, если его удастся вернуть владельцу. Но в любом случае их пребывание в Питере в то время, когда был убит журналист, говорит о том, что в смерти Дмитрия Токарнова Браунинг и Тротил не виновны. Что касается отравления Чумакина, то у меня есть ощущение того, что это часть чьей-то аферы. Может быть, кто-то пробует нам «помочь» в том, чтобы мы клюнули на Брухашко как на главного подозреваемого?