Мой любимый шотландец

Блэкстоун пожал плечами.

– Мой наследник будет богат.

Похоже, его все устраивало. Разочарование пронзило Хэтти, словно удар током, и она вскочила с кресла.

– Мы провели вдвоем не больше часа и не обменялись ни единым письмом! Мы вообще друг друга не знаем!

Блэкстоун сложил руки за спиной.

– Что вам нужно про меня знать?

– Мы с вами совершенно друг другу не подходим!

В его глазах мелькнула насмешка.

– Неуместным тщеславием я не страдаю, мисс Гринфилд, и прекрасно сознаю: вы никогда не приняли бы мои ухаживания. Можете быть уверены, я обеспечу вам комфорт, к которому вы привыкли, причем ничуть не хуже любого мужчины вашего круга.

Хэтти прижала пальцы к вискам.

– Знаю, вы богаты, – сказала она. – Но я так надеялась, что муж станет мне другом.

– Другом, – медленно повторил Блэкстоун, словно это было иностранное слово с трудным произношением. Его шотландский акцент прорезался снова.

Хэтти отвернулась и бросила взгляд на лондонские крыши.

– Да, другом, – хрипло проговорила она. – Я мечтала о муже, который станет проводить со мной время, который с радостью погрузится в маленький мирок, заботливо созданный нами обоими. И будет добрым.

Умеет ли такой мужчина, как Блэкстоун, быть добрым?.. Не те вопросы она задает, зря ожидает от него слишком многого. Хэтти с детства твердили о главных принципах крепкого брака, и она прекрасно понимала: женщина должна желать выйти замуж исключительно для того, чтобы исполнить свое высшее предназначение – быть матерью. Лишь эгоистка станет мечтать о романтике и дружеском общении с мужчиной, прежде чем думать о том, сколько прелестных деток может вырастить. Значит, она эгоистка. Еще Хэтти понимала, что для брака лучше, когда большую часть времени супруги проводят порознь – жена получает полную свободу в быту и не вмешивается в дела занятого мужа. К сожалению, у Хэтти было предчувствие, что ей захочется очень много внимания. Она буквально грезила всепоглощающей обоюдной любовью без конца и без края… Чувства вскипели в груди, и она продолжила изливать душу:

– Я мечтала о мужчине, который способен заботиться. О мужчине, который с удовольствием проведет субботний день, читая мне вслух, который отвезет меня в Италию, когда погода в Лондоне испортится окончательно, и мы будем изучать работы старых мастеров и обсуждать их за чашечкой горячего шоколада под сенью старинного собора. – Хэтти бросила на него взгляд. – Вы бывали во Флоренции, мистер Блэкстоун?

– Да, – холодно ответил он, – доводилось.

– А вы читаете книги?

– Грамоте я обучен, – еще более холодно отозвался Блэкстоун.

– Я имею в виду романы. У вас есть любимый роман?

Его темные брови сошлись в одну линию.

– Нет, – признался он. – Я прочел «Как мы теперь живем» Троллопа, если это считается.

Значит, за всю жизнь он прочел только одну книгу – про меркантильные браки по расчету и финансовые интриги. Хэтти покачнулась.

– Боюсь, мы совсем друг другу не подходим!

Блэкстоун раздвинул губы в подобие улыбки, обнажив отколотый зуб.

– Смелее, – подбодрил он. – У нас еще десять минут – может, вы и узнаете что-нибудь для себя приятное.

Вряд ли. И оба понимали, что ей все равно придется его принять, если только он не совершил какое-нибудь страшное преступление вроде убийства королевской особы. Разумеется, ни в чем таком Блэкстоун не сознается, и цель их беседы – найти что-нибудь, способное хоть немного скрасить дни перед свадьбой. Жизнь Хэтти сделала странный поворот, но надо уметь и в плохом находить хорошее. К сожалению, до сих пор ответы Блэкстоуна лишь пугали Хэтти. А ведь что-то заставило ее поцеловать его – она целовала эти скупые на слова губы, причем с удовольствием. И что только на нее нашло?

Хэтти откинулась на спинку кресла и указала на кушетку.

– Присаживайтесь, если угодно.

Шотландец сел, и изящная мебель угрожающе заскрипела.

Хэтти решила спросить что-нибудь попроще.

– Как вас назвали при рождении?

Похоже, вопрос оказался совсем не простым – Блэкстоун застыл как истукан и невидящим взглядом смотрел свозь девушку.

– Меня зовут Люциан, – наконец проговорил он.

Люциан значит «свет». Видимо, у его матери была склонность к иронии. Или же дар предвидения: Люциан – Люцифер – Вельзевул. Хэтти содрогнулась.

– А как вы повредили зуб, Люциан?

Он рассеянно провел языком по губе над отколотым зубом.

– Боюсь, ответ вас шокирует.

– В нынешнем положении меня мало что может шокировать.

– Получил удар кулаком, – сказал Блэкстоун. – На одном из пальцев был перстень, причем тяжелый.

Хэтти испуганно дернулась, представив зияющую на губе рану.

– Значит, вы склонны к жестокости?

Блэкстоун задумался.

– Нет, – наконец ответил он. – Иногда жестокость находит меня сама.

– Многим джентльменам удается обходиться без этого.

Он посуровел.

– Я ни разу не тронул ни женщину, ни ребенка, – заявил Люциан. – И я никогда не подниму руку на вас – вы ведь об этом спрашиваете?

Так и есть.

– Я бы предпочла, чтобы мой муж никому не причинял вреда! Говорят, вы намеренно губите порядочных джентльменов.

– Да неужели? – вкрадчиво проговорил он.

– А как вы это называете?

– Скажем, они жили не по средствам – и поплатились.

– Большинство джентльменов так и живут; неписаное правило заключается в том, чтобы продолжать предоставлять им кредит.

Повисла тягостная пауза.

– Я пересмотрел свои взгляды, – наконец ответил Блэкстоун.

За ужином две недели назад отец Хэтти сказал то же самое.

– Вы сожалеете о том вреде, который причинили?

В его глазах вспыхнуло ледяное презрение.

– Нет.

Значит, лучше эту тему не развивать. Вероятно, он заранее для себя решил, насколько будет откровенен в Голубой гостиной. К дискуссии с подобным человеком Хэтти подготовлена плохо. Да что там, она вообще не готова к тому, чтобы соединить с ним свою жизнь!

– Говорят, вы создали состояние из воздуха, – решила она сменить тему. – Это правда?

– Из воздуха… – насмешливо повторил он. – Неплохая идея, но нет. Я разбогател на продаже векселей, и с тех пор мое состояние растет в геометрической прогрессии. Я продал акции компании, дела которой пошли в гору. Средства на их покупку я получил от сдачи в аренду и продажи недвижимости.

– А кто дал вам стартовый капитал?

Силы Хэтти таяли, ладони стали липкими, в желудке угрожающе ворочался херес. Она держалась прямо лишь благодаря удобной шнуровке на корсете, и Блэкстоун это заметил. Видимо, потому и решил удовлетворить ее любопытство.

– Когда мне было тринадцать, торговец антиквариатом с Лестер-сквер взял меня в ученики. Через несколько лет он умер, оставив мне лавку. Я ее продал и вложил деньги в недвижимость с более высоким потенциалом роста.

Хэтти имела некоторое представление о суммах, требующихся для капиталовложений, которые ее отец назвал бы стоящими, и антикварная лавка – пусть даже на Лестер-сквер – едва ли тянула на то, чтобы позволить человеку проникнуть в высшие эшелоны финансовой элиты.

– Благодаря работе с антиквариатом я слегка приобщился к образу жизни богачей, – пояснил Блэкстоун с легкой насмешкой. – Похоже, у меня с самого начала были грандиозные амбиции, не соответствующие моему положению.

Амбиции вознесли его высоко, нужно отдать ему должное. Неужели Хэтти суждено стать драгоценным камнем в короне, обретенной столь безжалостно?

– Как насчет брачной клятвы? – задала девушка свой последний вопрос, опустив глаза.

Блэкстоун помолчал.

– А что насчет клятвы?

– Вы собираетесь ее сдержать?

Или собираетесь заводить любовниц и подвергать меня риску заболеть нехорошими болезнями и лишиться доброго имени?

Он молчал, пока Хэтти не отважилась поднять взгляд. Как ни странно, Блэкстоун отнесся к вопросу серьезно.

– Я человек слова, мисс Гринфилд, – заверил он. – И данную вам клятву сдержу.

Прискорбно. У нее не осталось приемлемой причины ему отказать. Хэтти медленно сложила и снова выпрямила дрожащие руки.

– У меня есть условия, – прошептала она.

Он склонил голову набок.

– Выкладывайте.

– Я хочу закончить учебу в Оксфорде.

– Весьма необычное желание.

– Как и обстоятельства нашего брака.

Блэкстоун размышлял бесконечно долго.

– Ладно, – наконец кивнул он. – Только не пять дней в неделю, разумеется.

Хэтти этого ожидала: он не производил впечатления человека, который довольствуется малым.

– Тогда четыре. Если уж на то пошло, в семестре всего восемь недель. – Она готова была сойтись даже на трех днях – столько удалось Аннабель выторговывать у Монтгомери, а Блэкстоун вряд ли более требователен, чем герцог.

– Пусть четыре, – неожиданно согласился он. – Что еще?

– Мне понадобится своя студия в доме и слово, что я смогу продолжить рисовать.

– Согласен.

– И еще я попрошу отца учредить доверительный фонд на мое имя.

Вид у Блэкстоуна стал скорее озадаченный, чем оскорбленный.

– Я вовсе не прижимист, если вы беспокоитесь об этом, – заверил он. – Мы с вашим отцом договорились о двух тысячах в год на мелкие расходы.

Две тысячи! Следует признать, для карманных денег сумма немаленькая.

– Пусть фонд тоже будет, – упрямо сказала Хэтти, когда к ней вернулся голос.

Изуродованный шрамом уголок рта дернулся.

– Прекрасно.

Конечно, он мог бы перекрыть ей доступ к деньгам, но Хэтти интересовала его реакция. Пожалуй, все понятно. Она встала, и он тоже поднялся.

– Я хотела бы закрепить нашу договоренность рукопожатием, – объявила Хэтти в надежде, что Блэкстоун наконец потеряет терпение, однако не дождалась – он протянул руку. Ловушка! Крепкая, горячая ладонь сжала ее пальчики, и ноги девушки едва не подкосились. Она застенчиво подняла взгляд. – Разве вы ничего не хотите узнать обо мне?

Блэкстоун сохранял деловой вид.

– Все, что нужно, я знаю.

Значит, ему все равно. Между тем Хэтти задала столько вопросов и при этом так ничего и не выяснила… Под влиянием внезапного порыва она потянулась к нему.

– Расскажите то, чего о вас не знает никто!

Ледяной взгляд слегка затуманился.

– Я уже это сделал, – наконец произнес Блэкстоун.

– Разве?

Он кивнул.

– Я открыл вам свое имя.

Хэтти опустила взгляд, признав поражение. И тут ему снова удалось ее шокировать: шотландец поднес руку к лицу Хэтти, коснулся большим пальцем подбородка и чуть приподнял голову. Их глаза встретились, и по телу девушки пронесся трепет. Блэкстоун хотел что-то сказать, затем передумал и молча провел костяшками по изгибу подбородка, по нежному горлу. Подобную ласку мог позволить себе любовник или муж – после такого бросает в жар, дыхание учащается. Блэкстоун наверняка почувствовал, как пульс под его пальцами забился предательски часто.

– Хэрриет, – прошептал он, – уверен, мы прекрасно друг другу подходим.

У нее не было и толики его оптимизма, и когда в распахнувшиеся двери влетели мать с Флосси, Хэтти невольно подумала: именно так могла бы выглядеть интерпретация античного сюжета в Лондоне тысяча восемьсот восьмидесятых годов. Аид в бархатном сюртуке тащит за собой Персефону, а та не вырывается и не визжит, лишь сохраняет вымученное самообладание.

Глава 9

Выйдя из шикарного особняка Гринфилдов, Люциан вспомнил фразу из романа Троллопа: «Похоже, есть все основания опасаться, что стоит бесчестью обрести великолепие, как мужчины и женщины перестают питать к нему отвращение». С начала семидесятых годов все больше простых людей сколачивали баснословные состояния с помощью выгодных вложений и небывалой удачи в торговле. Это вызывало справедливую зависть и подозрения как у знати, так и у рабочего класса, ведь чудовищный экономический кризис пятьдесят седьмого года еще не изгладился из памяти. Мошенники продолжали сочинять финансовые схемы, благодаря которым богатели или, что случалось гораздо чаще, разорялись вместе с бесчисленными простофилями, чьи сбережения они потеряли. Те немногие, кому удалось обеспечить себе безбедное будущее, вешали свои флаги в районах, некогда считавшихся оплотом аристократии: в Белгравии, в Сент-Джеймсе, в Коутсволде. Подобные нарушения жесткой социальной иерархии, присущей Британии, вдохновляли писателей на создание романов вроде «Злодея», в которых фигурировали внезапно разбогатевшие герои. Казалось, богатство заслуживает уважения лишь в том случае, если нажито за счет других, обрабатывающих земли предков в поте лица своего. Добившись всего в жизни сам, Люциан полагал, что в этом есть доля правды – прохаживаясь по своим великолепным особнякам среди сверкающего богемского хрусталя, позолоченной отделки и мебели черного дерева, стыда он не испытывал. Вопреки опасениям Троллопа, Люциан ничуть не сожалел о своих прегрешениях, вытягиваясь после сытного обеда на чистой, мягкой постели. Он прекрасно помнил, сколько приходилось красть, шантажировать и мошенничать в юности, и не пытался себя оправдать. Да и зачем, если столько свиней лениво пируют у корыта лишь потому, что им посчастливилось родиться в богатой семье.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Артемизия Джентилески (1593–1653) – итальянская художница эпохи барокко, дочь живописца Орацио Джентилески, первая женщина, избранная в члены Академии живописного искусства во Флоренции. (Здесь и далее прим. перев.)

2

Уолтер Крейн (1845–1915) – английский художник-иллюстратор, близкий к «Братству прерафаэлитов».

3

Торжественное утреннее собрание, прием или дневной спектакль – устраивается по разным случаям между одиннадцатью и тринадцатью часами. Обычно им отмечают какое-нибудь выдающееся событие или знаменательную дату в жизни видного человека.