Полная версия
Любовь за гранью 7. Осколки безумия
Со мной происходили перемены, я менялась. Меня преследовал непреодолимый голод, жажда. Все звуки казались невыносимо громкими, запахи въедались в мозги. Я испытывала постоянное раздражение. Меня бесило все, начиная с включенного телевизора и заканчивая шумом пылесоса или звоном посуды на кухне. Я поссорилась с Крис. Впервые. Господи, впервые за всю мою жизнь. Я наговорила ей гадостей. Я себя не узнавала. Отец уехал в Румынию, Фэй все чаще приезжала только затем, чтобы в очередной раз взять у меня кровь. Каждый день эти пробы, томографии, датчики. Я уже ненавидела всех и вся. Мне казалось, я вот-вот сорвусь, и я сорвалась… на Крис. Она всегда была вспыльчивой и, когда я настойчиво потребовала от нее рассказать мне все, иначе я просто разнесу весь дом к чертовой матери, она повернулась ко мне и яростно бросила:
– Марианна, черт возьми, у тебя есть шанс начать жизнь с чистого листа. Так начни, зачем ты копаешься в прошлом, зачем? Все станет на свои места в свое время. Не мучь себя и нас.
– Это моя жизнь! Чертовых семь лет, когда формировалась моя личность. Их нельзя вычеркнуть, стереть, изменить. Я проснулась с разумом восемнадцатилетней девчонки, Крис. Мне двадцать пять. Я взрослая женщина. Вчера я ходила к гинекологу, и знаешь что? Я не девственница. У меня были мужчины. Или один, или десятки. Кто они? Что значили в моей жизни? Я ничего не помню!
– Я бы полжизни отдала, чтобы не помнить свое прошлое. Своих мужчин. Не волнуйся, их не было у тебя много.
Это было как пощечина. Словно, она говорила мне, что у таких как я и так мало шансов. Мне, типа, нечего вспоминать. Ее всегда хотели – красавицу, умницу, блондинку и РОДНУЮ ДОЧЬ… а я просто милая Маняша, которой можно сесть на голову и свесить ноги. От которой можно все скрывать, вешать лапшу на уши и манипулировать ее чувствами.
– А у тебя их было так много, что ты просто не можешь забыть из-за количества?
В этот момент я пожалела о своих словах, но было поздно. Позже я начну анализировать, когда именно я стала сжигать все мосты за собой.
– Я все равно узнаю рано или поздно.
– Узнаешь. Но не от меня, – я видела, что причинила ей боль своими словами, что от меня она такого не ожидала. Так пусть ожидают, я больше не та дурочка, к которой все они привыкли.
– Почему?
– Я дала слово молчать.
Я подошла к сестре и схватила ее за плечи.
– Кому ты дала слово? Зачем?
Она сбросила мои руки и вышла из комнаты. Я была уверенна, что Крис мне этого не простит. Но в тот момент мне было все равно. Я схватила сумку и выскочила из дома, как ошпаренная. Мне нужно было побыть одной, срочно поработать, отвлечься. Мне нужна была встряска, и я ее получила. Потому что едва я спустилась с порога, к ограждению подъехал черный Мерседес с затемненными стеклами, и ворота распахнулись, пропуская гостя внутрь. Сердце пропустило всего один удар, и я бросилась к своей машине.
– Торопишься, Марианна?
Как странно звучало мое имя, когда его произносил Николас Мокану. Словно, даже оно несло сложную смысловую нагрузку. Ощущение, что все совсем не так просто, как мне казалось раньше, превращалось в твердую уверенность.
– Да, тороплюсь. На работу.
Он засмеялся, и я невольно разозлилась.
– Почему ты смеешься?
– Потому что ты никогда там не работала, Марианна, – ответил он, и у меня все внутри похолодело. Что еще он обо мне знает?
– Отец сказал…
– В тот момент он говорил все что угодно, чтобы уберечь тебя от волнений.
Что ж, я готова в это поверить.
– Если ты приехал к Крис, то ее нет. Они с Габриэлем уехали… куда не сказали.
– Я приехал к тебе.
Не скажу, что я удивилась. Последнее время я удивлялась все меньше. Между мной и этим человеком что-то происходило в прошлом, и эта недосказанность висела в воздухе.
– Зачем?
– Ты ведь хочешь все вспомнить, малыш? Я могу тебе помочь.
Наверное, я должна была обрадоваться, но вместо этого по коже побежали мурашки. Потому что он совсем не похож на того, кто хоть что-то в этой жизни делает бескорыстно. Он преследует иные цели. Какие? Мне почему-то не хотелось об этом знать.
– Я вспомню… не думаю, что ты можешь мне в этом помочь.
Я пошла вперед, к машине, стараясь не оборачиваться.
– Я могу отвезти тебя в те места, где ты любила бывать. Память странная штука, Марианна, она может вернуться от самого незначительного воспоминания. Я покажу тебе твое прошлое, ты ведь этого жаждешь. Ведь никто из твоей семьи не торопится дать тебе хотя бы одну зацепку. Я дам тебе тысячи, клянусь.
Я остановилась. Внутри поднималась непреодолимая волна любопытства и пугающее осознание того, что он и правда много обо мне знает. А еще, его слова, они были сказаны таким тоном, от которого сердце пустилось вскачь. А его «клянусь» прозвучало как заклинание.
– Последний шанс… я сейчас уеду и больше не предложу тебе быть добровольным гидом по твоему прошлому.
Я резко обернулась и увидела в его синих глазах искорку триумфа. Подлец даже не сомневался, что я соглашусь. Подошла к нему вплотную.
– Хорошо… допустим, ты такой милый и добрый, что хочешь мне помочь. Зачем это тебе?
– Нет, я не милый, Марианна, не добрый. Я такой, каким ты меня чувствуешь, и твоя интуиция тебя не обманывает.
А каким я его чувствую? Опасным. Непредсказуемым. Сексуальным. Животным.
Я посмотрела на его лицо, такое порочно-красивое, и на мгновение забыла о возможности вздохнуть.
– Зачем это мне? Ты не поверишь в это сейчас – но я хочу, чтобы ты вспомнила. Наверное, больше, чем ты сама.
Синие глаза на секунду потемнели, и я увидела в зрачках свое отражение. Его энергия обволакивала, одурманивала. И я внезапно спросила, сама не веря в то, что это возможно:
– Мы были друзьями?
В этот момент он захохотал, я даже вздрогнула от неожиданности. Его смех звучал оскорбительно, потому что он смеялся надо мной.
– Никогда, – сказал он тихо, глядя мне в глаза, проникая под кожу, – Мы никогда не были с тобой друзьями.
Истинный смысл этих слов был известен ему одному. Меня же он пугал. Но я уже не могла дать задний ход. Я хотела узнать, пусть он покажет, если никто другой не хочет. У меня нет выбора.
– Значит, не были… я так и думала. Не важно, какие у тебя мотивы или цели, но я хочу принять твою помощь. Только с одним условием.
Он явно был удивлен.
– Например?
– Не называй меня «малыш», мне не нравится.
Он перестал улыбаться, мгновенно, будто кто-то невидимый стер с его лица былое веселье, нажал незримую кнопку, и между нами появилась стена отчуждения. Меня это устраивало на данный момент больше, чем его издевательский смех.
– Поехали, Марианна.
Я забралась на переднее сидение, как уютно в его машине. Мне нравился запах внутри нее, и когда он включил музыку, я поняла, что уже слышала ее, наверняка не раз. Это, как дежавю. Вы точно знаете, что это уже было. Я сидела в его машине, я слушала эту музыку. Раньше. Но ведь Ник сказал, что мы не были друзьями. Тогда кем мы были? Врагами? В это хотелось верить, это больше похоже на правду. Почему именно он хочет, чтобы я все вспомнила. Только он из всего моего семейства?
– Куда поедем вначале? Распоряжайся. Сегодня я твой таксист.
Он повернулся ко мне и подкурил сигару, снова на пальце блеснуло обручальное кольцо. И меня вдруг пронзила внезапная мысль «Почему никто не говорил со мной о Нике? Ни Крис, ни Фэй, ни отец? Никто и никогда не упоминал его имя при мне, не рассказывал о нем семейных историй. И я за все полтора месяца знаю столько же, сколько и в первый день, когда его увидела. За исключением того факта, что мы не родственники»
– Туда, где я любила бывать раньше. Ты сказал, что знаешь все места, которые мне нравились.
Ник вдруг резко наклонился ко мне, и снова почувствовала этот запах, головокружительный, сводящий с ума, я не удержалась и сделала глубокий вдох. Он пристегнул меня ремнем безопасности и откинулся на сидение. Мы сорвались с места на бешеной скорости. Мокану вел машину как дьявол, выскакивая на встречную, обгоняя, словно играючи. Я вжалась в сидение и крепко держалась за поручень. Но уже через несколько минут я поняла, что мне нравится этот темп, адреналин. Я рассматривала Ника, пока думала, что он внимательно следит за дорогой. Неужели бывают такие лица? Все черты высечены, идеальны, безупречны. Скулы, нос, подбородок с легкой щетиной. Его волосы, собранные сзади в конский хвост, сильная шея. Рубашка небрежно расстегнута на груди, и я вижу его гладкую кожу и мышцы. Я не могла оторвать от него взгляд, несмотря на все противоречивые чувства, которые испытывала. Такой мужчина впечатывается в память, как клеймо. Могу себе представить, как на него реагируют женщины. Сколько сердец разбито. Сколько вен перерезано. И он об этом знает. Это как раз тот случай, когда самоуверенность внушает и раздражение, и восхищение одновременно. Самец. Хищник.
– Я начинаю дымиться, ты прожгла меня насквозь, – Ник крутанул руль вправо, и мы свернули на площадь. Я тут же отвернулась.
– Пыталась вспомнить тебя и… ничего. Прости, что уставилась.
– Да, ладно. Женщины часто меня рассматривают. Я привык.
Наглец. Машина выехала за город, и он прибавил скорости. Снова закурил.
– Много куришь… это очень опасно.
Он снова смеялся, а я не понимала, что смешного сказала сейчас.
– Опасно для кого? – спросил он и обернулся ко мне. Если бы не эти искорки искреннего веселья, я бы могла заставить его остановить машину и высадить меня прямо сейчас. Но его настроение передавалось мне. Он заражал, как мрачностью и страхом, так и весельем. Тем более, черт возьми, от его улыбки мертвые воскреснут.
– Для тебя, наверное, и для меня, так как я этим дышу.
– Ты права, для тебя я опасен, но только не запахом сигарет.
Он затянулся дымом, и я вдруг подумала, что это чертовски сексуально смотрится. Боже, почему я постоянно думаю о сексе рядом с ним. Все сводится только к одному. Все мои мысли. Как по заколдованному кругу. Крис сегодня сказала, что в моей жизни был только один мужчина. Кто он? Я когда-нибудь об этом узнаю? Вспомню? Кто взял мою девственность? Я любила его? Если да, то почему мы расстались?
Я задумалась и не заметила, как мы приехали. Он привез меня… нет, мне не кажется – на ипподром.
Я любила лошадей с детства, моей мечтой было иметь целую конюшню и разводить этих благородных животных. О, да… Ник, несомненно, знал об этом, иначе не привез бы меня именно в это место.
– Здесь ты бывала чаще всего.
Я готова была в это поверить. Охранник вежливо поздоровался, пропустил нас внутрь. По полю бегал черный жеребец. Великолепный, блестящий и лоснящийся на солнце. Я невольно им залюбовалась.
– Он прекрасен… о, боже… он великолепен!
– Он твой.
Я повернулась к Нику:
– Мой?
– Да, он твой. Ты получила его в подарок. Позови его.
Но я не успела этого сделать, жеребец меня заметил, радостно заржал и бросился ко мне сам. Через несколько минут, он тыкался теплым носом мне в щеку, трогал меня шершавыми губами.
– Его зовут Люцифер. Он любит тебя.
Что-то в нотках его голоса изменилось, я не понимала, что именно, это как легкая грусть или сожаление.
– Кто подарил мне Люцифера? – спросила я и погладила животное по гриве.
В этот момент сотовый Николаса зазвонил, и он ответил, продолжая смотреть на меня.
– Да, я понял. Подпиши договор, а его пока в подвал, до суда. Хорошо, я лично проведу допрос. Я освобожусь через час. Ничего без меня не предпринимать.
– Прости… бизнес… дела семьи. Ты хочешь прокатиться?
– Ты не ответил на мой вопрос – кто подарил мне Люцифера? Отец?
– Я отвечу на этот вопрос позже, можно? Давай я покажу тебе одно место.
Значит, не хочет говорить. Ладно. Я вернусь к этому вопросу позже. Через несколько минут нам оседлали двух жеребцов, для меня Люцифера, а для Ника – Быстрого, каштанового красавца с длинной светлой гривой. Наверное, в тот момент я перестала думать о прошлом. Я, впервые за эти месяцы, почувствовала себя счастливой. Удивительно, но мы с Люцифером чувствовали друг друга, как единое целое. Я управляла им с легкостью, одним движением или ласковым словом на ушко. И я помнила, как им управлять. Если мое тело помнит, почему моя голова отказывает мне в этом, мое сердце молчит, моя душа, словно в колючей клетке, и я боюсь себя саму и окружающий мир? Ник молчал, он следовал рядом, давал мне мое пространство и возможность думать. Жеребцы сами вывели нас к берегу озера и остановились. Эта дорога была им знакома. Обоим. Но если я ездила только на Люцифере, то кто катался на Быстром? Кто сопровождал меня к этому озеру настолько часто, что животные сразу пришли сюда?
Боже, чем больше я узнаю, тем больше вопросов появляется. Ник спешился и, не спрашивая, снял меня с коня. Когда он крепко сжал мою талию, у меня все поплыло перед глазами. Секундная реакция на прикосновение, но мощная, как удар током в двести двадцать. По венам, по нервам. Невероятное ощущение. Я замерла. Не знаю, сколько это длилось, потому что Николас замер вместе со мной. Что-то происходило. Я не знаю, что именно, но этот момент имел какое-то странное значение. И я почувствовала это кожей. Как и его взгляд. Он изменился, словно вдруг передо мной появился совсем другой человек. Я невольно посмотрела на его губы, и в животе заныло, пересохло в горле. Дикая реакция плоти. Неконтролируемая. Мне захотелось его поцеловать, это было естественным, как дышать и как то, что я находилась здесь именно с ним. Как то, что он снял меня с коня, скорее автоматически, потому что это уже было… когда-то. Я испугалась. Дернулась в сторону.
– Я хочу уехать.
– Почему? Тебе не нравится здесь?
Мне не нравится, что ты слишком рядом… слишком меня волнуешь… меня это пугает.
– Марианна, посмотри на меня. Что ты вспомнила?
– Ничего. Совсем.
– Ты лжешь!
В эту секунду его глаза потемнели, и он двинулся в мою сторону.
– Ты что-то почувствовала, в эту минуту.
Да я почувствовала, и мне это не нравилось, я пришла от этого в ужас.
– Не подходи ко мне, я хочу уехать. Сейчас.
Ник остановился в нескольких шагах, он внимательно смотрел на меня.
– Ты боишься?
Да, я его боялась. Почему? Я не могла этого объяснить. Я внезапно подумала, что если подпущу его ближе, моя жизнь превратится в безумие. И самое страшное, я почувствовала, что так и было… в прошлом. Этот человек… он что-то сделал со мной. Я его боялась… каждой клеточкой своего тела. Но к страху примешивалось возбуждение. Меня влекло к нему непреодолимо и требовательно и в тот же момент отбрасывало, как можно дальше.
– Нет, я не боюсь тебя, Николас. Я просто хочу уехать. У меня болит голова.
Он усмехнулся.
– Раньше ты никогда не лгала.
– Я не знаю, кем я была раньше.
– Я помогу вспомнить.
– Не нужно, я сама.
Он сделал еще один шаг в мою сторону, и я бросилась к коню, вскочила в седло и пришпорила Люцифера. Он догнал меня через несколько секунд. Поравнялся со мной.
– От кого ты бежишь, Марианна? От меня или от себя?
Я резко повернулась к нему.
– Я не помню, кто ты. Я не помню, что между нами было. Ты сказал, что мы были врагами, почему я должна тебе доверять?
Он взял поводья Люцифера и заставил его идти медленнее.
– Мы не были врагами…
Господи… пожалуйста… не нужно продолжать.
– Люцифера тебе подарил я. Мы были…
– Я не хочу этого знать! – вырвалось неожиданно в паническом приступе дикого страха.
В этот момент я пришпорила жеребца с такой силой, что он взвился на дыбы и помчался в сторону дома. Слишком быстро.
Слишком стремительно, я с трудом справлялась с ним и вдруг выронила поводья. Люцифер несся прямо на высокое ограждение. Мы уже не могли свернуть, и я в страхе закричала, придавила гладкий круп коленями. Но Люцифер не слушался, через секунду он попытается взять высоту в полтора метра, и я инстинктивно понимала, что это невозможно, но и другого выбора на такой скорости просто нет:
– Давай это сделаем, миленький, – шепнула ему на ухо, – Давай!
И Люцифер смог, приземлился мягко, как облако, и я от ужаса вцепилась в его гриву.
Конь остановился, перебирая копытами, заржал, тряхнул гривой, а я все еще прижималась к нему лицом и чувствовала, как пульс зашкаливает прямо в горле. Я спешилась, и в этот момент раздался выстрел. Конь рухнул на бок и, захрипев, дернулся в конвульсии, и замер. Он был мертв… всего секунду назад его сердце билось у меня под ладонями, а сейчас его карие глаза смотрели мне прямо в сердце с любовью и немым укором.
Я повернула голову и увидела, как Николас опустил пистолет.
– Зачем? – я в ярости, задыхаясь от слез, бросилась к убийце, но он схватил меня за руки, прежде чем я успела его ударить.
– Зачем ты убил его??? Зачем!!! – закричала я, глядя в его черные, непроницаемые глаза. И вдруг поняла… затем, чтобы причинить мне боль. За то, что я сбежала. За то, что я его не помню. Во мне всколыхнулась ненависть, она растекалась по венам как яд.
– Он мог убить тебя! – ответил Ник и выпустил мои руки. Я смотрела на него и с ужасом понимала, что он не сожалеет. Ни капли. Он только что застрелил на моих глазах несчастное животное… и ему наплевать.
– Но ведь не убил! Господи, что ты за чудовище? – мой голос сорвался на рыдание.
Ник сунул пистолет за пояс.
– Я отвезу тебя домой.
– Я никуда с тобой не поеду, вызови такси, – я склонилась к Люциферу, нежно поглаживая его между ушами. Закрыла его человеческие глаза, они разрывали мне душу. Мое сердце останавливалось от жалости, я задыхалась.
– Поедешь! – сказал отрывисто, хлестко, как удар плетью, мне не верилось, что я это слышу, – Я привез тебя. Я и увезу.
Я посмотрела на него снизу вверх и стиснула челюсти.
– Ты…
– Убийца, – закончил он, – Убийца взбесившегося животного, которое чуть не погубило тебя. Если конь, особенно, такой как Люцифер, однажды не послушал хозяина, он сделает это снова.
– Он послушал, я сказала ему прыгать! Я!
– Это уже не имеет значения, – ответил Ник и рывком поднял меня с земли, – Поехали, ты хотела домой.
– Лошади – они, как люди! Как ты мог? Если бы это был человек, ты бы так не поступил! А животное…
– Ты думаешь, не поступил бы? Ты ошибаешься.
Я выдернула руку и с ненавистью посмотрела в его красивое лицо. Что бы там между нами не было в прошлом, я не позволю, чтобы это повторилось.
– Не прикасайся ко мне. Держись от меня подальше.
Ник привез меня домой, я выскочила из машины и помчалась к дому. Я взбежала по ступеням вверх, толкнула дверь своей спальни и зарыдала, прислонившись к ней спиной. Потом схватила хрустальную вазу и в ярости ударила ею об стол. Огромный осколок впился мне в ладонь. Размазывая слезы, я достала стекло и отшвырнула в сторону. В этот момент я застыла, глядя на рану, она затягивалась… боже, она затягивалась у меня на глазах.
Глава 7
Здесь все начиналось. Здесь Влад увидел ее впервые. Воспоминания заставляют страдать человека, вампиру же они причиняют адскую боль. Почти на физическом уровне. То, что помнит человек, является смазанным образом из прошлого. Вампир же «видит» в прямом смысле этого слова все, что происходило раньше. Он может воспроизвести картинку до мельчайших деталей, включая запахи и звуки. Влад шел по тропинке, той самой, по которой когда-то, двадцать пять лет назад, бежала в ужасе Лина. Невероятно, но он помнил даже звук ударов ее сердца и дыхание страха. Его любовь проснулась уже тогда, вкралась в сердце и поселилась там, даря счастье и сладкую боль от невозможности быть с ней рядом. Двадцать пять лет счастья, понимания, любви. Да, он был счастлив. Они через многое прошли вместе, прошли через самые трудные испытания, выстояли, продержались и окрепли. Когда Лина была человеком, Влад с ужасом думал, что в его вечности ее жизнь лишь короткий миг, когда она выбрала бессмертие рядом с ним, его восторгу не было предела. Он мечтал об этом. Быть с ней рядом всегда. Лина дарила ему покой и уверенность в завтрашнем дне, он знал, что она поддержит любое его решение, любой поступок. Даже смерть отца не подкосила его настолько, насколько потеря любимой. Одиночество страшная штука, оно засасывает, поглощает, уничтожает внутри тепло. Влад никогда раньше не понимал Самуила, его дикой зацикленности на Кристине, маниакального стремления скорбеть и помнить всегда. При всех способностях и возможностях короля, Самуил обрек себя на жизнь вечного аскета. Ни одной женщины за полвека. Ни случайной, ни постоянной. Ни одной. Теперь Влад понимал почему. В их сердцах есть место только для единственной. И да, любимые не умирают для вампира, память о них хранится вечно. Ее можно возрождать, и жить прошлым. Влад погрузился в воспоминания и не хотел с ними расставаться. Первые два дня он просто бродил по тем местам, где они бывали вместе. «Проживал» их жизнь заново. Час за часом, день за днем. Мазохистское удовольствие, изысканное и мучительное, погружать себя в пучину боли и наслаждаться ею. Лина прошла с ним все испытания и оставила, когда они закончились. Они могли сейчас жить спокойно вместе, могли править братством, забыв о войнах и распрях. Ему одному это не нужно. Все отошло на второй план, все, что имело значение вчера, стало пустым и ненужным. Он не хотел быть королем, он устал. Смертельно устал от проклятой вечности, от власти. Почему он не может просто стать смертным и уйти следом за ней? Эти мысли посещали все чаще. Соблазн, снять кольцо и предоставить лучам солнца отправить его в царство мертвых, иногда становился невыносимым.
Влад толкнул калитку и вошел во двор. Дом-«музей». Он заботился о нем по ее просьбе все эти годы. Грустно улыбнулся, вспомнив их договор. Тогда Влад пообещал Лине, что дом ее матери всегда будет под присмотром, и он сдержал свое слово. На протяжении всех этих лет скрупулезно проверял, что бы все его указания выполнялись. Лина могла приехать сюда в любой момент, и здесь ничего не изменилось. Все, как и двадцать пять лет назад. Влад прикрыл за собой дверь и поднялся по лестнице наверх. В спальне хранились дневники Кристины. Лина вернула их на место. Там, где они должны были быть. Бывший король сел в кресло и закрыл глаза. Три дня поисков не увенчались успехом. Никаких следов.
Влад перевернул в доме все, но не нашел ничего, что хоть отдаленно могло напоминать то, что он искал. В ярости мерил шагами комнаты часы напролет. В бессильном отчаянии садился в кресло и закрывал глаза.
«Думай. Поставь себя на ее место, ты ведь знаешь ее. Как она мыслила? Куда могла спрятать? Какое место Лина могла считать безопасным?»
Он открывал глаза и смотрел по сторонам – его интуиция молчала. Он был настолько опустошен, как сосуд, в котором не только не стало воды, а она высохла, и сам сосуд потрескался и вот-вот распадется на мелкие осколки.
Двадцать четыре часа, и ни одной зацепки, и даже идеи. Возможно, Лина уничтожила ЭТО. Она могла. Надежда окончательно покинула его, и он решил вернуться домой. Открыл глаза, и взгляд остановился на портрете Кристины, матери Лины. Он даже вздрогнул от невероятного сходства. Редко дети настолько похожи на своих родителей, или свет так падает из окна? Лина повторила судьбу своей матери, как под копирку. Любовь к вампиру, бессмертие и жуткая гибель. Они с Самуилом обрекли своих женщин на смерть.
Влад не понял, в какой момент в сознании произошел щелчок. ДА! ДА! ДА! Как он сразу не догадался. Только там Лина могла спрятать то, что не хотела, чтобы нашли. Только там, куда кроме нее никто не пойдет. Где даже в голову не придет искать.
Он не ошибся. Она была здесь. Камень все еще хранил ее запах. Он даже «видел», как Лина касается надгробья пальцами, как стоит здесь на коленях и, возможно, плачет, или разговаривает с той, кого никогда не знала. Она спрятала ЭТО здесь. Никак иначе. Никто бы не заметил, только вампир, который различал запахи, следы на пожелтевшей траве, знал, сколько времени в вазе простояли цветы, и даже чувствовал, где земля была присыпана несколько месяцев назад, а где ее не касались годами. Влад безошибочно нашел то место, в котором почва отличалась по запаху и по цвету, и едва он разрыл руками небольшое углубление – увидел картонную коробку. Достал дрожащими пальцами и поставил рядом. Несколько секунд он смотрел на свою находку. Не решаясь взять. Лина не хотела, чтобы это кто-то нашел. Даже он. Может быть, стоит проявить уважение и не трогать? А если хотела? Ведь знала, что от него ничего не утаить, ведь рано или поздно он бы все равно узнал о ее тайнах. Влад решительно взял коробку в руки и открыл крышку.
Письма. Десятки писем перевязанных лентой. Некоторые пожелтевшие, некоторые более свежие. Без адресата. В чистых конвертах. На секунду сердце пропустило несколько ударов, и снова возникло непреодолимое желание зарыть эту тайну обратно в могилу и не прикасаться к тому, что не было предназначено для него. Это как воровать что-то у близкого. Но он не выдержал. Желание прикоснуться к ее прошлому, к тому, чем она жила, к сокровенному, на которое он, как оказалось, не имел права, было столь сильно, что заглушило доводы совести. Влад сел в траву и открыл первое письмо. Медленно, касаясь бумаги, осторожно вскрывая конверт, он достал пожелтевший лист. В душе… в тот момент он еще надеялся, что эти письма предназначались ему. Но едва лишь прочел первую строку и побледнел, резко отложил письмо и судорожно стиснул челюсти. Ему потребовалось несколько минут, прежде чем он смог продолжить чтение.