Дом пламенных клятв

Сверля генерала взглядом, я невольно задаюсь вопросом: когда же он выдаст другой секрет, который обо мне знает? Когда сообщит Данте Реджио, что по моим венам течет магия?

Глава 16

Бесконечно долгое время никто не произносит ни слова. Ни Данте, ни двуличный генерал, ни я. Все мы существуем в тишине, переваривая секреты, которые храним друг от друга.

– Давно ты знаешь? – рассекает густой воздух вопрос Данте.

Полагаю, он обращается к Юстусу, поэтому молчу и пользуюсь возможностью еще немного повозмущаться про себя.

– Понял только сейчас, Маэцца. У ее матери тоже побелели глаза в ту ночь, когда мы подстерегли ее в Храме, прямо перед тем, как нам удалось обратить ее пару в камень.

У меня брови начинают сходиться на переносице, однако я спешу вернуть их на место, пока никто не заметил. В самом ли деле Юстус считает, что так общается между собой пара, или же он меня прикрывает? Боги! И почему мне так упрямо хочется отыскать хотя бы искорку добра в этом фейри? Ведь ясно, что душа у него такая же мутная, как ракоччинские каналы, да такая же грязная.

– Разве обсидиан не блокирует силы воронов?

– Парные узы – это не сила перевертышей. Тем не менее беспокоиться не стоит, обсидиан блокирует их мысленную связь. – Глаза у Юстуса холодные, как осколки льда. – Именно так Бронвен удалось разлучить Фэллон с Лорканом, чтобы привести к нам. Верно, Фэллон?

Он слегка вздергивает подбородок и глядит на меня сверху вниз, словно подчеркивая то, что он наделен превосходным интеллектом.

– Не понимаю, зачем вы просите подтверждения, дженерале. Очевидно, вы весьма осведомлены обо всех тонкостях сверхъестественных сил.

– Стены заглушают их связь, тем не менее если желаете, Маэцца, в качестве дополнительной меры предосторожности я буду добавлять ей в еду обсидиановый порошок.

О, да он просто умоляет накормить его железом! Я представляю, как вонзаю инкрустированный рубинами меч ему в шею.

– Ты выбрала Лоркана в качестве пары? – спрашивает Данте немного тише, однако от меня не ускользают окрашивающие его эмоции.

– Они не выбирают… – начинает Юстус, но я перебиваю:

– Да. Я выбрала его. И всегда выберу его.

Тени находят на и так мрачное лицо Данте. Он сжимает полные губы, а в горле подпрыгивает кадык, когда он проглатывает новость, которую ему скормил Росси.

После очередного долгого молчания Данте говорит:

– Полагаю, теперь понятно, почему поговаривают, будто Птичий Король сошел с ума и его собственный народ от него отворачивается.

Данте заявляет это без малейших колебаний, вот только я была там, в Небесном Королевстве, всего пару минут назад, с народом Лоркана, и хотя успела увидеть лишь таверну, тем не менее не похоже, что моя пара потерял хоть одного из верных перевертышей.

Я склоняю голову набок.

– Отворачивается, говоришь?

– Вороны слетаются на Шаббе, поскольку не доверяют суждениям своего предводителя. – Данте сообщает новость со слишком довольной физиономией. Прямо как когда говорил о том, что Габриэль ранил мою пару.

Поскольку то было ложью, я предполагаю, что и о птичьем бегстве он соврал.

– Кто-нибудь из воронов присоединился к твоим рядам, Данте?

– Можно подумать, я стану делиться этим с женщиной, чей разум связан с разумом моего врага. – Данте выразительно фыркает, тем самым сообщает мне все необходимое: только уличенный во лжи нуждается в такой браваде.

– Знаешь, чего еще тебе не следует делать с женщиной, чей разум связан с разумом твоего врага? – вопрошаю я сладким голоском. – Силой тащить под венец. – Я выдерживаю театральную паузу для пущего эффекта. – Как, по-твоему, отреагирует моя пара, когда узнает, что ты забрал нечто, принадлежащее ему?

Данте ухмыляется, и хотя его взрывной нрав пугал меня и прежде, сейчас внутри поднимается страх в десять раз сильнее.

– Скоро твоя пара превратится в простое животное. Я слышал, что некоторые женщины до тревожного сильно привязываются к своим питомцам… – Он бросает взгляд на Юстуса, несомненно, намекая на Ксему и ее попугая, упокойте боги его гнилую душу. – Все же питомец не способен зачать наследника в твоем чреве. Питомец не может предложить тебе всего того, что может предложить настоящий мужчина.

Лучше бы ему даже не думать о моем чреве.

– Ты понимаешь, почему я не боюсь мести Лоркана Рибио? К тому времени, как мы выйдем на поверхность, твой пернатый король превратится в тупую птицу без крупицы разума, весь его мерзкий клан полулюдей станет животными, на которых они и так похожи. Пуф! – Данте щелкает пальцами. – И вороны исчезнут навсегда, а Люче вновь станет безопасным.

Единственное, что пуфнет и исчезнет, так это голова Данте, отделенная от туловища.

Впервые за целую вечность мысль об обезглавливании не заставляет меня содрогнуться. С другой стороны, все-таки я пронзила мечом сердце человека. Да, в темноте, но я почувствовала его мягкие органы и натянутые сухожилия. Почувствовала, как его тело обмякло под моим клинком. Почувствовал, как дыхание Дардженто покинуло его легкие, а сердце замерло.

Данте переключает внимание на Юстуса.

– Ты уже привел целителя?

Юстус отвечает, не отводя взгляда от меня:

– Да. Я привел того, который живет у нас. Обычно он лечит лошадей, но также научился исцелять фейри.

Значит, Росси в самом деле построили свое поместье поверх подземного замка Косты.

Данте медленно отступает, словно не желая уходить. Неужели не доверяет своему генералу?

– Одень Фэллон, да поскорее.

– В мгновение ока моя внучка будет одета и станет покладистой.

Покладистой? Должно быть, обсидиан вредит и мозгам фейри, учитывая, насколько они все отупели.

Коротко кивнув, Данте разворачивается на пятках и вылетает за дверь, у которой стоят два солдата. Темноволосый не смотрит в нашу сторону, в отличие от седовласого.

Катон стоит прямо, однако очертания фигуры словно вибрируют от явного желания броситься в комнату и помочь. Но кому, Юстусу или мне?

– Единственный способ сделать меня покладистой – это опять вырубить своим сонным заклинаньем, – бурчу я.

Юстус закрывает дверь. Я замечаю, как он откупоривает флакончик и рисует кровью на дереве узор в виде узла.

– Что вы только что сделали?

– Лишил твоего Катона возможности подслушивать.

– Он не мой.

– Да, да. Он Цереры. Я в курсе. – Затем Юстус ворчливо добавляет: – Он поставил эту женщину на такой высокий пьедестал, что даже сам не способен до нее дотянуться.

В груди клокочет гнев.

– Вы балдеете от собственной мелочности и жестокости или это часть требований для руководства лючинской армией?

– От чего я балдею, тебя совершенно не касается. А теперь, нипота, натягивай уже гребаное платье, пока я сам тебя не одел.

Щеки вспыхивают от злости.

– Я вам не внучка! – И чего Юстус Росси так упорно заставляет меня чувствовать себя частью его семьи?

Не уверенная, что генерал не воплотит угрозу в жизнь, я скидываю на пол влажное полотенце и просовываю ноги в облако колючего тюля, повернув наряд задом наперед, чтобы сперва застегнуть пуговицы.

– Где ты вообще откопал эту жуткую тряпку? – Пуговицы обтянуты тем же дорогим атласом, что и корсет, из-за чего они выскальзывают из пальцев.

– В шкафу Домицины, – говорит Юстус, по-прежнему смотря на дверь. – Дочь собиралась надеть его на свадьбу.

– Домицина замужем?

– Нет. Когда ее сестра родила внебрачного ребенка, жених отменил церемонию, опасаясь опорочить свое доброе имя.

Неудивительно, что Домицина обижена на мать… Конечно, судя по всему, жених был не подарок, тем не менее она наверняка винит мою маму-фейри за свою несостоявшуюся помолвку.

На щеках Юстуса появляются углубления. И поскольку у него нет ни милых ямочек на щеках, ни веселого нрава, я делаю вывод, что он прикусывает внутреннюю сторону щеки.

– Когда Марко оставил меня на должности генерала, я позаботился о том, чтобы похоронить доброе имя этого идиота.

Его явное предпочтение одного из детей наполняет меня обидой за мамму.

– Значит, защищаете честь одной дочери и калечите другую? Какой образцовый отец…

– Ради Котла, да не калечил я уши Агриппины! Я никогда и пальцем не тронул своего первенца.

Глава 17

Руки замирают на бесконечном ряду пуговиц.

– Хотите сказать, что кончики ее ушей сами отпали?

В комнате так тихо, что, когда Юстус трет руку о штанину, отчетливо слышно шуршание ткани.

– Церера нашла Агриппину, лежащую без сознания в луже собственной крови. Она отправила за мной спрайта, потому что… она растерялась, поняв, что Агриппина отрезала кончики собственных ушей. Она не знала, как это отразится на ребенке. На тебе.

Его плечи слегка приподнимаются от медленных вдохов. Я завидую его способности дышать, поскольку сама не могу сделать ни вдоха.

– По-видимому, она вела себя… дико после падения Рибио. Церера предположила, что у нее был роман с вороном и что ребенок внутри нее превратился в обсидиан. Но вороны и фейри не могут зачать ребенка из-за несовместимости их крови. Кровь перевертышей содержит железо, которое отравляет фейри.

– Знаю. – Феб сообщил мне об этом после моего возвращения в Небесное Королевство.

– Когда Агриппина наконец пришла в себя, она была не в себе. Она стала… отстраненной. Едва могла самостоятельно есть. Церера обвинила меня в подавленном состоянии дочери. Мол, учить ее фехтованию было неподходящим хобби для леди.

Какого хрена?! Юстус учил маму обходиться с мечом?

Его грудь вздымается от рваного дыхания, в то время как моя неподвижна.

– Когда я вернулся из дипломатического визита в Глейс, Церера ушла вместе с твоей матерью.

– Нонна сказала, что вы от них отреклись. Сказала… сказала, что выгнали их, поскольку мама навлекла на семью позор.

– Ничего подобного я не делал. – Он бросает взгляд через плечо. Поняв, что я оделась, поворачивается и заправляет за ухо прядь цвета ржавчины. – Твоя бабушка сердилась на меня за то, что я брал Агриппину с собой во время визитов в Ракоччи. Сердилась, что я готовил ее, чтобы сделать моей преемницей.

– Простите, что? Вашей преемницей?

– Агриппина была невероятно амбициозной девушкой. Чертовски смышленой. Прекрасно владела мечом. Могла выстоять против моих лучших солдат.

– Не была, а до сих пор такая. Она еще жива, Юстус.

– Возможно. – Он поджимает губы, словно пытаясь подавить бурлящие эмоции. – Однажды она заставила этого проныру Дардженто попотеть. Унизила его перед всем войском.

В груди ноет, когда я представляю, как женщина, которую я видела только в апатии, задает Дардженто хорошую трепку.

– Боюсь, его затаенная обида перекинулась и на тебя. – Помолчав, он добавляет: – Я просил его сместить, но Марко питал слабость к этому выродку. – Его взгляд стекленеет, будто он мысленно вернулся в тронный зал Марко. После минуты раздумий он слегка качает головой. – Боги, как жаль, что после нападения змеи не утащили его на шаббинские берега.

Мужчина передо мной напоминает луковицу. Не потому что у него лицо круглое – генерал весь состоит из острых углов, – а потому, что он невероятно многослойный. Если все сказанное правда. Если нет, то он жестокий лжец.

– Влияет ли на вас соль?

Он слегка вздрагивает.

– Да.

– Значит, вы не принимаете токсичное вещество, чтобы выработать иммунитет к железу и соли?

– Я похож на того, кто готов себя травить?

– Не особенно, но и Данте не похож.

– Данте – ребенок, играющий в короля. Он готов проглотить всякое чудодейственное зелье, чтобы стать сильнее. То насыщенное железом вещество, которое убедил его принять Пьер Рой, может, чуточку менее токсично, чем то, которое употребляют одичалые…

– Одичалые? – Я вздрагиваю. Не ожидала услышать о них.

– Ну та дикая фейри, которая пыталась тебя убить. Дважды, если не ошибаюсь.

– Я их знаю, Юстус. Чего я не знала, так это что они употребляли железо.

– Ты не заметила цвет их зубов? – Я вспоминаю, что они были черными. – Или отсутствие у них магии фейри?

– Они употребляли железо! – шепчу я, и хотя это не вопрос, Юстус кивает.

– Верно.

Что ж, теперь понятно, почему у Данте зловонное дыхание и слабая магия.

Железо! Насколько нужно отчаяться, чтобы добровольно поглощать то, что способно тебя убить?

– Кто отвечает за дозировку?

– Он сам.

– Есть ли у вас хоть малейшая возможность увеличить дозировку?

– А чем, по-твоему, я занимался с тех пор, как привел его в обсидиановые туннели?

Ох и коварный же фейри этот Юстус Росси!

– Есть ли у вас хоть малейшая возможность отравить его побыстрее?

– К сожалению, нет. Он может умереть.

– Разве не этого мы все хотим?

Генерал вздыхает.

– Да, но если он умрет не от твоей руки, Котел не снимет проклятие Мериам.

Я резко распахиваю глаза и чувствую, как ресницы щекочут лоб. Так вот почему именно я должна убить Данте… чтобы снять проклятие Мериам. Но хочу ли я ее спасать? Вдруг она взбесится и опять проткнет Лора обсидиановым колом?

За дверью раздаются глухие удары, отчего сердце едва не выпрыгивает из груди.

– Лучше поторопиться, пока он не вернулся, – бормочет Юстус.

Я возвращаюсь к пуговицам и увожу разговор в сторону от темы, из-за которой генерала могут запихать в клетку по соседству с моей.

– Откуда у Дардженто ваш меч?

– Он поймал меня, когда я направлялся в туннели, и пригрозил рассказать о моем спасении. Мы заключили сделку – его молчание в обмен на мой драгоценный клинок. – Легкая улыбка касается уголков губ Юстуса. – Я знал, что рано или поздно он вернется ко мне.

– Разве у него не было собственного меча?

– Я убедил его, что Мериам заколдовала клинок таким образом, что держащий его будет невосприимчив к магии воронов и шаббинов.

Я фыркаю, представляя, каким непобедимым чувствовал себя Сильвий с мечом на поясе.

– Подумать только, клинок, который он считал залогом своей безопасности, принес ему смерть.

– Не клинок, а рука, которая его держала. – В голове Юстуса звучит гордость. Гордость за меня. Гордость за содеянное мной.

Убийство Дардженто вызывает во мне отнюдь не чувство гордости, тем не менее одобрение Юстуса не оставляет меня равнодушной.

– Вы правда намерены кормить меня обсидианом?

Его губы смягчаются, что весьма странно видеть на вечно суровом лице генерала.

– Молотым перцем. У него похожий цвет и текстура. Он вкуснее.

– Почему вы рассказали Данте, что мы с Лором пара?

– А ты бы предпочла, чтобы я рассказал ему, как ты подключилась к зрению Бронвен, потому что Мериам освободила твою магию?

– Нет. Определенно нет. – Я прикусываю нижнюю губу. – Значит, вы ему не расскажете?

– Нет.

– А если он даст вам соль?

– Я научился уклоняться от правды.

– Что насчет клятв? Вы знаете заклинание, которое не позволит клятве отпечататься на его коже?

– В его крови теперь слишком много железа, чтобы кожа могла впитывать клятвы. Я убедился сегодня утром. – Уголок его рта приподнимается.

Застегивая последнюю пуговицу на корсете, который перетягивает мне грудь, я задаюсь вопросом, как нонна поняла, что моя кровь отличается от ее, не зная о моем происхождении.

– Вы пытались вернуть их домой? – спрашиваю.

Юстус хмурится.

– Кого?

– Нонну и мамму?

– Нет, – вздыхает он. – Им было безопаснее вдали от Изолакуори. Особенно после твоего рождения. – От нежного тона его голоса у меня пальцы соскальзывают с корсета платья.

Какой же он непостижимый…

Он поднимает руку к двери, чтобы стереть печать, и я торопливо спрашиваю:

– На чьей вы стороне?

Ладонь зависает над окровавленным узлом.

– На твоей, нипота.

На этот раз, когда он называет меня внучкой, я не напоминаю ему об отсутствии между нами родства. Возможно, я и не его кровный потомок, но мы с Юстусом теперь связаны через кровь Мериам.

Кровь и тайны.

К слову о тайнах…

– Почему вы позволили Мериам связать нас кровью?

– Потому что узы крови помешают его магии. – Он проводит тыльной стороной ладони по символу.

– Я думала, с этим разберется неббенский химикат?

– Не этой магии, – бормочет он.

Прежде чем я успеваю спросить его, какого Котла он имеет в виду, он нажимает на ручку двери. Катон чуть ли не падает на Юстуса. Очевидно, он подслушивал.

– Хотя бы изобрази скрытность, Брамбилла, чтобы не позорить честь сержанта.

На лице Катона вспыхивает румянец, который кажется ярче из-за резкого контраста со светлыми волосами и униформой.

– Я-я собирался постучать. Я вовсе не…

– Успокойся. У меня есть дела поважнее, чем понижать тебя до рядового солдата.

Я чуть не фыркаю. К счастью, успеваю поймать звук. Нельзя веселиться, иначе вызову подозрение у людей, которые должны оставаться в абсолютном неведении.

По пути обратно в камеру я не спускаю взгляда с раскачивающегося из стороны в сторону хвостика генерала, однако мысленно перебираю те клочки прошлого, которые мне только что преподнес Юстус.

Мама сама отрезала себе кончики ушей. Мерзко и душераздирающе. Кроме того, нисколько не уменьшает чувство вины за то, что я вторглась в ее чрево.

Внезапно я жалею, что пока нас защищала печать Юстуса, я не воспользовалась возможностью, чтобы узнать, есть ли надежда вернуть ей разум. Может, Мериам знает подходящее заклинание? Или Зендея? Способна ли она исправить причиненный ею ущерб? Где она?

Из всех вопросов, которые у меня есть к Юстусу и Мериам, этот самый насущный. Я решаю, что при следующей же встрече с Мериам заключу с ней сделку. В обмен на снятие ее проклятия я потребую встречу с матерью.

Минуют бесконечные дни, и единственные живые души, которых я вижу, – охраняющие мою клетку спрайты и солдаты. Я пытаюсь силой мысли заставить Юстуса открыть мою дверь. Бесполезно. Таким же образом пытаюсь заставить Бронвен завладеть моим взглядом – или как там работает наша глазная связь? – но столько бы я ни старалась, Небесного Королевства мне не видать как собственных ушей.

Единственное развлечение – наблюдать за спрайтами Данте, которые в поте лица летают туда-сюда по винным стеллажам, чтобы установить четыре шеста, поднятые Катоном и другим солдатом. Мое веселье от зрелища заметно ослабевает, когда до меня доходит смысл их занятия – шесты должны поднять мою клетку над полом. В ближайшем будущем больше никаких кружений.

Огненный фейри только что закончил приваривать тяжелые цепи к установленным столбам, когда Юстус наконец появляется в дверном проеме подвала.

– Мериам пробудилась. Настало время для первого урока Данте.

Данте? Или моего?

Скорее все же Данте: как бабушка сумеет одновременно учить его неправильным печатям, а меня – правильным?

Возможно, она и не намерена учить меня магии. В конце концов, они с Юстусом прекрасно понимают, что едва я овладею заклинаниями, то возьму свою магию в охапку и пущусь наутек, точнее, на утес – к Лору.

Глава 18

Я встаю как вкопанная, едва вынырнув из туннеля. В помещении вырастили дерево с толстыми ветвями, которые торчат во все стороны. Но не оно приковало мое внимание. От чего замирают и ноги, и сердце – так это от вида моего друга.

Энтони сидит на корявом корне, запястья и лодыжки связаны лозами, на шее толстая цепь – темная, как потускневшее серебро. Хотя между металлом и его тяжело вздымающейся грудью есть ткань, звенья, должно быть, задевают его кожу, поскольку вдоль шеи виднеется сыпь. Кожа приобрела землистый оттенок, как кости рыб, волосы спутанные, как морские водоросли, глаза затравленные, как у Катрионы в ту ночь, когда ее жизнь была оборвана стрелой.

Стиснув зубы, я провожу взглядом вдоль цепи до того места, где она крепится к самой большой ветке, прежде чем вновь обратить взор на Энтони.

– Что все это значит? – рычу я.

– Полукровка здесь на случай, если ты начнешь доставлять мне неприятности. – Данте выходит из хранилища, двери которого распахнуты, так что полностью виден трон Мериам.

– Не начну.

– Тогда тебе не о чем беспокоиться, мойя.

Данте опускает белый рукав, поправляя манжету поверх повязки, вероятно, пропитанную лечебной мазью, судя по тому, что у ткани зеленоватый оттенок, а в воздухе витает режущий глаза смрад.

– Умоляю, Данте, не нужно ему угрожать! Я буду самой послушной чернильницей в истории чернильниц. – Мои ногти впиваются в ладони, оставляя следы в форме полумесяцев на татуировке в виде переплетенных колец.

Юстус поворачивается к высокому зеленоглазому целителю.

– Можешь идти.

Я вскидываю брови, только сейчас обратив внимание на целителя. Я ожидала увидеть фейри с длинными локонами, однако у стоящего рядом с Данте мужчины волосы до плеч и округлые уши. Надо полагать, лечение лошадей – работа гораздо менее престижная, чем лечение фейри, тем не менее как странно, что великая Ксема Росси, которая души не чает в своих питомцах и заостренных ушах, наняла полукровку.

– Ластра, помоги ему свернуть бинт, иначе он тут весь день проторчит! – Данте явно не терпится выпроводить лекаря.

Или же ему не по нраву то, как мужчина пялится на меня.

– Не нужно. Я закончил. – Тот берет поднос, уставленный склянками. Его плечи обтянуты простой льняной туникой, на ногах – видавшие виды широкие штаны, заштопанные и перештопанные, чем напоминают мне мои детские платья, которые нонне приходилось зашивать пару раз в месяц, поскольку я вечно за что-нибудь зацеплялась.

– Проводите дотторе Ванке в его покои, – велит Данте одному из солдат.

Я замираю. Довольно странное имя у целителя.

– Идем. Мериам ждет. – Юстус касается моего запястья, отвлекая внимание от необычного целителя.

– Не пойду, пока с Энтони не снимут цепь, – бурчу я.

Глаза Юстуса становятся жесткими, как и поза. Условно добрый генерал исчезает, и на его месте появляется тот, который вселяет страх во весь Люче.

– Ластра, отойди! – Он бросается к дереву.

Неужели Юстус намерен освободить…

– Я сам буду держать веревку.

Я пытаюсь прочитать его намерения по лицу, но между нами встает Данте.

– Лучше будь паинькой, Юстус Росси славится не добротой.

Данте протягивает мне руку.

Мысли прикоснуться к нему вызывают примерно те же ощущения, что прикосновения ко внутренностям животных в «Дне кувшина».

– Возьми меня за руку, – говорит он низким отрывистым тоном.

Я не беру.

– Росси, погреми цепями заключенного!

– Нет! – Я хлопаю Данте по руке одновременно с тем, как Юстус дергает за цепь Энтони.

Мой друг издает лишь слабый стон, однако его лицо искажается от боли, когда железные звенья скатываются с испачканной рубашки и впиваются в кожу.

– Прошу, перестаньте, дженерале! Умоляю… – Мое карканье разносится по обсидиановой комнате.

– Тогда отныне делай, как велено, или я продолжу играть со своей новой марионеткой.

Резкие перемены в поведении древнего фейри бьют наотмашь, словно пощечина. То он друг, а через мгновение уже враг. Я молюсь, чтобы его жестокость оказалась притворством. Молюсь, чтобы он не стал жертвовать Энтони ради укрепления своей позиции.

Данте наклоняется к моему уху и шепчет:

– Этот твой дедушка совсем бессердечен, не находишь? Не хотел бы я перейти ему дорожку. – Он сжимает мою руку своей забинтованной ладонью.

Хотя на моей шее нет петли, а конечности не скованы лозами, я такая же муха в паутине этих пауков, как и Энтони.

Данте тащит меня к Мериам. Я оглядываюсь и бросаю на Юстуса взгляд, как бы молящий: не мучай его. Если фейри и понимает мой немой посыл, то никак этого не показывает: лишь смотрит на Энтони, который тяжело дышит, отчего у меня веки наполняются жаром и влагой. Боги, как бы мне хотелось освободить его!

Я впиваюсь взглядом в его светло-каштановую гриву в поисках целебного кристалла, подаренного Лазарусом, который защищает от отравления железом, однако среди немытых локонов ничего не блестит. А значит, если металлический ошейник нарушит кожаный покров… Если железо соприкоснется с кровью…

Я отгоняю мрачные мысли. Я буду вести себя как чертова паинька, и другу не причинят вреда.

– Тебе идет золотой. – Низкий голос Данте касается ушей, но не сердца.

Я ношу одно и то же жуткое платье уже несколько дней, не снимая. Корсет и жесткая юбка мне уже поперек горла встали.

– Приступим, Маэцца? – Голос Мериам прыгает по драгоценностям в хранилище, подобно мячику.