Маша, дача, карантин и прочее

– Ты губишь мировой культурный феномен! – хрипел музыкант.

– Какая толстая шея! – сердился бандит. – Ты что, жрёшь на ночь? Где ты берёшь продукты?

– На оперу приедет отец нации! Шоу будет подарком в его день рождения!

Дон Пепе чуть ослабил объятья.

– Кто сказал?

– Новый комендант. Только умоляю, никому ни слова! Даже Паоле!

– Великий вождь едет сюда?

– Да! Только никому не говори! Это страшный секрет!

Бено и Джузеппе медленно подняли головы. С балкона на них глядела Паола. В её глазах сверкал огромный интерес к политической жизни.

– Паола, девочка моя, хочешь спеть Брунгильду? – спросил непутёвый муж.

* * *

Вечером заблудший английский бомбовоз скинул пару фугасов. Весь город подпрыгнул, жители бегали прятаться в подвалы, многие не выспались. Утром Паола и Бено поехали в филармонию. И прибыли в совершенно незнакомое место.

– Вот ваша филармония, – сказал водитель.

Бено вылез из машины, помог выбраться Паоле, и только потом осмотрелся. Церковь осталась без стёкол, ратуша закоптилась, а филармонии не было вовсе. Вместо неё дымилась гора камней.

– Ты куда нас привёз? – не понял дирижёр.

– Куда просили, – ответил водитель. – Ратушная площадь.

– Но где филармония?

– Да вот же она. В разобранном состоянии, в виде отдельных кирпичей. Ничего, после войны сложим как было. Или даже лучше.

Дирижёр отказался принимать реальность. Стал возмущаться, у него-де репетиция через полчаса. Жена его ничуть не более адекватная, набросилась на мужа.

– Где мы? – сердилась Паола. – Тут негде петь!

Пусть не сразу, но свет в голове дирижёра включился. Он встал на колени, взял в руки кирпич.

– Это моя филармония?

– Не расстраивайтесь, маэстро, – сказал водитель просто чтобы что-то сказать.

Паола топнула ножкой. Назвала мужа идиотом, заявила, что не желает его видеть больше никогда. Села в машину, велела везти её домой. И уехала. А дирижёр остался.

Неизвестно, как долго просидел он на камнях, повторяя лишь «всё пропало, всё пропало».

– Куда ни пойдёшь, везде встретишь расстроенного дирижёра! – сказала Берта. Она вышла покурить и не могла не выразить соболезнования.

– Я не расстроился. Я умер.

– Могу вас оживить.

– У вас есть другая филармония?

– Лучше! У меня есть бордель!

– Вас тоже разбомбят.

– Никогда! Мы снимаем пристройку к церкви. Я специально узнавала, союзники никогда не разрушают главный собор. Им для бомбёжек нужен хороший ориентир.

Берта присела рядом и попыталась утешить несчастного:

– У меня есть алкоголь и женщины. Вечером будет шоу. У нас отличный комик, хороший оркестр. Не такой, как ваш, но всё-таки. Что нельзя поправить, то надо забыть.

– Мне не помогут ни вино, ни женщины. Никогда, никогда я не рассмеюсь, как прежде! – ответил маэстро и разрыдался.

* * *

Через час всего он хохотал до колик. Не падал только потому, что на одном его колене разместилась невесомая балерина Моника, на втором – спортивная Герда. Макс рассказал уже с десяток историй, заканчивал одиннадцатую:

– …Тут выходит Берта и объявляет: «Господа, у нас пожар, бордель закрывается, просьба срочно освободить вагины!»

Хохот был ему наградой.

– А вот ещё: зритель в опере подходит к дирижёру и говорит: «Не хочу никого закладывать, но ваш барабанщик играет, только когда вы на него смотрите!»

Отсмеявшись, Бено махнул рукой:

– О да! Это старый анекдот! Все музыканты его знают!

– Так вы музыкант?

– Хуже! Я дирижёр!

Все снова засмеялись.

– Без шуток! Я лучший дирижёр в стране. А может быть, и в мире! – подбоченился Бено.

– И что же вы дирижируете?

– Сейчас ничего. Но скоро я поставлю Вагнера! Это будет супершоу!

– Вагнера?

– Только два человека могут правильно его поставить.

– Кто второй?

– Вагнер, разумеется.

– Где же вы будете ставить? Филармонию разбомбили!

– Для искусства нет преград. Я поставлю оперу – хоть здесь! Я обещал пригласить коменданта на репетицию, кстати. Телефон принесите, пожалуйста! Какой тут адрес?

Макс покрутил пальцем у виска, показывая девушкам – «не верьте этим пьяным бредням». Моника послушно принесла телефон.

* * *

Звонок озадачил коменданта. Он вертел в руках трубку, не зная, положить её или перезвонить и потребовать пояснений.

– Клаус, что вы знаете о борделях? – спросил полковник адъютанта.

– Ничего не знаю! Я девственник!

– Боевое ранение?

– Принципиальная позиция. Мои тело и душа принадлежат партии. Нация – моя невеста!

Бирке посмотрел на капитана с опаской.

– Как бы то ни было, завтра мы идём в бордель.

– Но я дал рыцарский обет! Никаких женщин до победы!

– Дирижёр ставит в борделе оперу. Надо пойти, послушать. Можете для укрепления духа надеть стальные трусы.

Бирке кивнул на пылящийся в углу рыцарский доспех.

Клаус:

– Благодарю! У меня свои методы. Когда мне трудно, я напеваю:

Berlin! Hör’ ich den Namen bloß,Da muss vergnügt ich lachen!»[1]

– Вот и отлично. Значит, завтра нас ждёт двойное шоу. Поющие проститутки и ваша борьба с бесами. Не думал, что опера – это так весело!

* * *

Вчерашнее вспоминалось как фрагменты разных кинофильмов. Вот дирижёра принимают в почётные истребители и нужно пить спирт из гильзы авиапушки.

А вот хор механиков лётного поля поёт ирландскую народную песню «Зелёные рукава». За дирижёрским пультом Бенедикт Фарнезе.

Потом лес из женских ног, сквозь него надо проползти, иначе два круга по залу без штанов.

Потом драка с тремя бомбардировщиками, всесилие и неуязвимость.

Потом оплата входных билетов для лучших друзей, которых никогда раньше не видел. Вот бы лица их теперь вспомнить, господи.

Прошлым утром дон Пепе дал сто марок на содержание семьи, в счёт будущей постановки. Деньги лежали во внутреннем кармане пиджака. Теперь карман был пуст. Бено поднял веки, точней, стянул веки с того, что вчера было органами зрения, а сегодня стало раскалённым стеклом в глазницах. Бено вспомнил, вчера глаза были эрогенной зоной, легко вставлялись в самые неожиданные места и там отлично моргали. Сегодня они транслировали деревянные стенки со всех сторон. Наличие света и воздуха успокаивало, не в гробу проснулся.

Бено изогнулся гусеницей и выпал в проход. Встал на четвереньки. Оказывается, он заснул под барной стойкой. Теперь на стойке сидела рыжая девица выдающейся красоты. Никто не говорил, что в Дорхольме такие бывают. Почему-то Бено знал, что её зовут Матильдой.

– Где я? – спросил Бено голосом простреленного геликона.

– В метафизическом смысле ты на дне духовной пропасти, – ответила Матильда. – Вчера ты обменял свою бессмертную душу на мои трусики. Сегодня я хочу трусики назад.

– А физически я где?

– Бордель люфтваффе. Лучший в городе, между прочим.

– Что я здесь делаю?

– Ты ставил оперу. Что-то немецкое, я не разбираюсь.

– И как?

– Было весело. Прежде чем отключиться, ты сказал, что сегодня тебя расстреляют. Прямо здесь, на стойке, в полдень. Я пришла посмотреть. Никогда не видела.

В зал пришла женщина в большой шляпе, Берта. Сегодня она хромала, левая и правая её груди стали нижней и верхней. Берта локтями перемещала выпуклости по туловищу, пока те не заняли социально приемлемую позицию.

Где-то нудно звонил телефон.

– Чем тут пахнет? – ворчала Берта. – Где Арнольд? Привет, дирижёр. Кстати, не такой уж ты и скучный, как притворялся. Домой иди. Жене скажи, что тебя сбил грузовик. Думаю, она поверит.

– Он не может уйти. У него через полчаса расстрел, – сказала Матильда.

* * *

Берта, зевая, крутила кофемолку. Тощая балерина принесла телефон на длинном шнурке.

– Это вас!

Бено поднёс к уху трубку, вытаращил глаза, встал по стойке смирно.

– Да! Конечно! Уже репетируем! К встрече готовы! Ждём с нетерпением!

Лишь закончив разговор, он кинулся к Берте, стал хватать за руки, затараторил:

– Послушайте, – говорил он. – Сюда едет полковник Бирке. Новый комендант. Он будет здесь через… Да что там, он почти приехал.

Берта не удивилась.

– Что же, пусть приезжает. У нас есть развлечения для всех родов войск.

– Вы его не знаете! Он маньяк! Он всё тут расстреляет – картины, людей, бутылки! Но главное – меня!

– Вас-то понятно. А бутылки за что?

– Вчера я пригласил его на репетицию. Адрес дал!

– То есть он едет к вам лично? Пять марок в кассу и шестьдесят минут любой кабинет в вашем распоряжении.

– Нет же, он едет смотреть репетицию! Не могу открыть всех деталей, но мы должны показать ему оперу!

Берта ухмыльнулась:

– За двести марок устрою что угодно. Музыка – торговое кредо нашего заведения.

– Двести марок? За одну репетицию? Это грабёж!

– Хорошо. Триста.

– Вы ополоумели? Кто вас учил торговаться?

– Предложение в триста марок закончилось. Новая цена – пятьсот марок! За спасение жизни совсем не дорого.

– Хорошо, хорошо, только давайте начнём немедленно!

Берта подбоченилась.

– Деньги вперёд!

– Я вчера поиздержался! Я приличный человек. Обслужите меня в кредит, под любой процент!

– Я вас за язык не тянула.

Берта вложила в рот два пальца и свистнула. В зал стали вываливаться сонные бордельеро, спрашивали, что случилось.

– Девочки, мальчики, на сцену! – приказала хозяйка. Работники ворчали, но повиновались.

Берта уселась за рояль.

– Макс, нам нужна опера про Вагнера. Срочно.

Макс думал не дольше секунды. Потом хлопнул в ладоши и запел на мелодию известной песенки «Облей меня, я вся горю» … Берта грянула аккомпанемент.

Этот текст навеки врежется в дирижёрскую память:

Наш Вагнер раз, придя домой, был очень удивлён;В постели чья-то голова и на полу гондонВелел жене он отвечать, секретов не тая —Зачем чужая голова, где быть должна моя?Ах, где ты голову нашёл, шёл бы лучше спать.Кочан капусты там лежит, что принесла мне матьОбъездил Вагнер целый свет, в походах стёр трусыНигде он больше не встречал на кочанах усы!

Не сговариваясь, коллектив пустился в пляс. Вакханалию прервал Арнольд, принесший с рынка мешок еды. Он сказал:

– Там какой-то важный полковник приехал, с охраной. Кажется, будет работа!

Глаза Бено стали шире лица. Он бросился к роялю, отпихнул Берту.

– Все, у кого есть уши, помогайте! – воззвал дирижёр. – И да поможет нам бог!

* * *

Бено стал играть «Полёт валькирий». Эту мелодию знают даже те, кто считает Вагнера моделью стиральной машины. Матильда вытащила скрипку, контрабас подхватил, и даже Макс взял несколько чистых аккордов, хоть и предпочитал более сложные гармонии. Герда и Моника, не сговариваясь, принялись танцевать что-то древнегерманское.

Распахнулись двери. В зал вбежали автоматчики, заняли ключевые точки. Очень ловко, будто каждый день так делают. За ними, походкой демона и с таким же лицом вошёл полковник Бирке. С ним одноглазый адъютант. Музыканты старательно не отвлекались.

Неожиданно Матильда вышла вперёд и принялась петь на тарабарском каком-то языке, оперным голосом.

Бирке уселся за столик, даже покачал носком сапога в такт. Подозвал адъютанта и спросил вполголоса.

– Клаус, что это?

– Это бордель.

– Похоже на сумасшедший дом. Эта картина будет являться мне во снах как плата за грехи. В городе точно нет других музыкантов и дирижёров?

– Эти – последние. После вчерашней бомбёжки.

– Ну что ж. Чем хуже – тем лучше.

Бирке вскочил и стал аплодировать.

– Прекрасно! Мне всё очень нравится! Браво, практически! – сказал полковник.

Музыка остановилась. Бено не поверил ушам.

– Вам правда понравилось?

– Да! Это то, что нужно!

– Серьёзно?!

– Разумеется! Всё так свежо! Вы зря наговаривали на Вагнера! Мне ничуть не скучно!

– Видите ли, я как режиссёр проекта, внёс некоторые изменения.

– Можете не объяснять, я всё одобряю.

– Это модернизм, новое прочтение. Я подумал, валькирий должны играть настоящие чиновницы министерства обороны! Дочери бога войны.

– Полностью согласен.

– А бог Вотан – это олицетворение отца нации. У нас все артисты из народа. Всё просто – как устав караульной службы. Никакого снобизма. Солдаты сразу поймут главную мысль.

– Да замолчите вы! – не выдержал комендант. – Я сказал уже, мне всё нравится. Я прекрасно отличаю хорошую оперу от халтуры. Я семь лет отсидел в одной камере с кассиром берлинской оперы. Всё, что он мне пел, было намного хуже. И помните, до премьеры осталось три недели. Грустно будет не успеть.

– Насколько грустно?

– До боли грустно.

Бено хотел рассказать про передовой имперский стиль в современном искусстве, Бирке жестом ладони остановил словоплёта. Он пошёл знакомиться с труппой. Каждому пожал руку и посмотрел в глаза. Не все выдержали этот взгляд.

– А кого играет эта девушка?

Комендант показал на чёрную Герду.

– Это одна из наших валькирий, – заявил Бено. – Мы ещё не определились, какая именно.

– Только мне кажется, что она чёрная?

– Кто?

– Валькирия!

– Неужели? Я не заметил.

– Откуда вы родом, милая?

– Из Нижней Саксонии, – уверенно ответила танцовщица.

– У неё есть справка об арийском происхождении, – вмешался Макс.

– Да? Ну ладно. Всё равно это как-то… Постарайтесь не загорать в ближайшее время. И вообще, побольше сидите в здании.

Герда упёрла руки в боки, выставила вперёд ногу, но сказать ничего не успела, Арнольд уволок её за сцену.

Бирке остановился перед Бертой. Хозяйка скромно отвела глаза, загородилась шляпой. Бирке пытался заглянуть под поля.

– С таким ростом, мамаша, из вас вышел бы отличный гренадёр! Готовы во имя рейха сменить пол? – пошутил комендант. Клаус подобострастно хихикнул, показал всем что пора улыбаться.

– Шучу. Расслабьтесь, – махнул рукой полковник. – И что же такая фея делает в этом царстве греха?

Берта ответила фальцетом:

– Фея руководит царством греха.

– Разрешите представиться, полковник Густав Бирке. Для вас – просто Густав.

– Берта Амбуаз! Очень приятно, господин полковник.

– Просто Густав!

– Очень приятно, Густав!

– А как мне приятно!

Внезапно, Бирке шлёпнул Берту по твёрдой ягодице.

– Шалун! – ответила хозяйка борделя.

– Ещё какой! Заглядывайте в гости. Я покажу вам всю мощь нашей военной доктрины.

– Хорошо, Густав. Обязательно приду!

– Прощайте же!

– Всего вам самого распрекрасного. Пусть сдохнут все наши враги!

Комендант погрозил Берте пальцем, она не знала, как реагировать, просто поморгала в ответ. Так же дружно, как ворвались, военные удалились. Пропал и комендант, и все его подручные. Остался только липкий ужас.

– Надо будет натереть себя чесноком в целях женской безопасности – резюмировала Берта. Её пугала собственная популярность.

– Пойдёшь к нему в комендатуру? – спросил Арнольд.

– Никогда! Он растопчет мою молодость. Военным нельзя верить!

Бено не находил объяснений произошедшему. Он сказал:

– Я тоже ему не верю. По-хорошему, за наше искусство трястись бы нам сейчас в автозаке в направлении тюрьмы.

Берта отмахнулась.

– Как и любое итальянское изобретение, опера – полнейшая чушь. Знай себе, вой замогильным голосом.

– Но было же ужасно!

– Мой лысый друг. Запомните главный закон шоу-бизнеса. Любое представление обречено на успех, если в нём задействованы стройные женские ноги. Это вы ещё не видели, как мы лебединое озеро танцуем!

– И не хочу смотреть!

– Трус!

– Не трус!

– Заяц! Бздюк! Ссыкло!

– Хорошо, хорошо. Я посмотрю ваше лебединое озеро.

– То-то же!

* * *

– Моя сестра не будет петь в борделе! – возмутился дон Пепе.

– Это не просто бордель, а лучший в городе! – ответил Бено. Ряд удивительных везений подсказали дирижёру, что наглость – лучшее средство против смертельной опасности.

Дон Пепе несколько оторопел. Мало того, что дирижёр сам пришёл, он ещё и спорил, и чего-то требовал. Такой новый зять внушал уважение.

– Бордель – это условность, – говорил Бено. – Посмотрел бы ты, что творится в гримёрках парижской оперы! После неё любой бордель покажется монастырём! Как только ты согласишься на роль продюсера, бордель переименуют в театр! Потом будет премьера, сумасшедшие сборы, и я сразу отдам тебе долг!

Дону Пепе требовался руководитель отдела рэкета. По напору и наглости дирижёр подходил идеально. Появилась надежда, что со временем из зятя выйдет толк и помощник в бизнесе.

– Так и быть, – сказал мафиозо. – Я пошлю с тобой Тони. Он побудет продюсером.

– Но Тони садовник! Он даже не убийца!

– Никому об этом не говори. Пусть сделает страшную рожу и побольше верит в себя.

Услышав своё имя, Тони выполз из зарослей гортензии, в которой выстригал что-то геометрическое. Дон Пепе поманил садовника пальцем.

– Тони, мальчик мой. Пойдёшь в бордель. Представишься продюсером. Пригрозишь кому надо, надуешь щёки. Оденься поприличней.

Тони развёл руками, показывая свой костюм.

– Дон Пепе, – это всё, что есть. Свадьба, Рождество, похороны…

– Возьмёшь сюртук у Бено. Твоя задача превратить бордель в театр. Ты итальянец и можешь превратить в театр что угодно. Если справишься, сделаю тебя Uomini D’onore[2]. С богом, дети мои!

– Но Джузеппе! – возмутился дирижёр.

– Дон Пепе! – обрадовался садовник.

– Заткнитесь, или я закопаю вас обоих прямо под этой сливой! И да, Тони, подойди ближе, я должен кое-что рассказать тебе о хозяйке борделя, может пригодиться. Слушай…

* * *

По средам Берта устраивала подчинённым разнос.

– Вы – элита министерства культуры! Официальный бордель люфтваффе! Вам платят зарплату и премию за сверхурочные! Вам начисляют пенсию, страховку! Доктор Арнольд дарит мыло, бельё, презервативы! Это ли не рай для просвещённой женщины!

Услышав своё имя, Арнольд открыл глаза, икнул и заснул снова.

Берта продолжала:

– А какие клиенты! Истребители, перехватчики! В Париже женщины за таких доплачивают! На место каждой из вас я могла бы нанять по полсотни девственниц! Вот заявки только за последнюю неделю!

Берта потрясла исписанными листками.

– Спортсменки, аристократки, у некоторых зрачки в форме свастики! И не только зрачки! Вот Сильвия, 25 лет, 178 сантиметров, чемпионка по прыжкам! Не указано куда, видимо, прыжки вообще, не конкретные.

София, 22 года. Из семьи цирковых акробатов, блондинка везде. Боюсь представить, как красиво она смотрится под куполом цирка.

Мирабель де ля Трюи, 27 лет, графиня! Согласна сама себе платить зарплату! Стюардессы, медсёстры, учительницы младших классов! Я могла бы брать взятки за приём на работу! Но я вас жалею! И что получаю взамен? Лень и бездушное отношение!

Хозяйка подошла к Монике и сказала писклявым голосом, передразнивая девушку:

– Я не могу работать, у меня мозоль! Ух! – И Берта погрозила волосатым кулаком.

Отчитав как следует коллектив, хозяйка направилась к любимой своей кофемолке. И вдруг заметила в зале новое лицо. Молодой, скорее всего итальянец.

– Это клуб для военных авиаторов, – заметила Берта. – Вы лётчик?

– Меня зовут Тони – ответил гость. – Я представляю всем известную организацию, которую лучше не упоминать.

– М-мм, параноик? Занятно! А хотите побыть истребителем? Всего за десять марок узнаете радость полёта.

– В нашей организации за секс платят женщины.

– Мне плевать, какие правила в вашей психушке. Десять марок или убирайтесь.

– Я по серьёзному вопросу.

– У нас всё серьёзно. Певицы, гимнастки, танцовщицы. В крайнем случае – легкоатлетки. Смотрите сами. Моника, апорт!

Скучающая у барной стойки Моника послушно задрала ногу к потолку.

– Мне нравится ваш розарий, – признался Тони.

– Хватит ботанических метафор! Или делайте заказ, или проваливайте.

– Мой интерес не связан с девушками.

– Ага! Гитлерюгенд? Так бы сразу и сказали. Шорты, разбитые коленки? Костлявые попки?

Берта достала из-под барной стойки фотографии весёлых пионеров.

– Вообще-то я католик.

– Потому и предлагаю.

– Я по другому вопросу.

– Ну да, с таким выдающимся носом! Сама могла догадаться. Хотите снега? У меня лучший снег во Франции!

– Снег?

– Не знаю, как это по-итальянски. Мука, кокс, свежесть?

– У нас в Италии это называют кикером или воздухом. Нет, мне нужна опера.

Берта удивилась.

– Опера? Новый препарат или просто другое название? Это «Коричневый туман» или «Большая Гертруда»?

– «Большую Гертруду» в Италии называют лошадью, ковырялкой или просто скукой.

– А у нас перцем, харей и слоном.

– Удивительно! А как во Франции называют кристаллы?

– Льдом или стеклом.

– А у нас солью и фейерверком.

– Как приятно поговорить с образованным человеком!

У Берты улучшилось настроение.

– Что же такое опера? Её нюхают или колют?

– Её слушают.

– Закапывают в уши? Вива Италия! Только южане умеют так радоваться жизни!

– Опера – это когда люди поют со сцены.

Тони изобразил пузатого тенора и даже спел пару нот. Берта почесала голову под париком.

– Два шизика с одинаковыми фантазиями за два дня. Необычно.

– Простите?

– Вчера уже была опера. За триста марок можем повторить. Стандартные расценки для тематического корпоратива.

Тони улыбнулся. Непроходимая тупость голландцев ему казалась забавной.

– Вы не поняли. Я продюсер. Занимаюсь организацией шоу.

Тони надел шляпу с полями, какие носят гангстеры в Нью-Йорке.

Берта отодвинулась, посмотрела с тревогой.

– Точно больной! Арнольд, это к тебе!

Арнольд не сразу поднялся, а когда приблизился, было уже поздно. В горло хозяйке упирался раскрытый садовый секатор, оружие дурацкое и оттого вдвойне страшное.

– Велите сторожу сесть подальше, – попросил Тони.

Берта сделала знак, Арнольд отошёл.

Тони пальцем сдвинул парик на голове Берты.

– Я вспомнил, где видел эту милую улыбку и добрые глаза! – сказал Тони. – На объявлениях о розыске!

– Предупреждаю. Наше заведение курирует лично начальник тайной полиции!

– Тайная полиция защитит вас от пожара? От отравлений, удушений, шальных пуль? А знают ли в полиции, что некий Бертран Пуанкаре, сбежавший из артиллерийского полка вместе с полковой кассой, выдаёт теперь себя за собственную сестру Берту Амбуаз, сбежавшую с любовником на Капри?

– Да вы подготовились! – сказала Берта с уважением.

Тони убрал секатор в карман.

– Я был в школе отличником. Так что там с оперой?

– Обожаю музыку!

Тони и Берта одновременно откинулись на спинки стульев, достали сигареты и закурили. Даже сигареты они держали одинаково, из чего ясно было – одного поля ягоды.

* * *

Следующим утром Берта шлёпала по коридору и стучала в двери номеров.

– Ватрушечки мои! Просыпаемся! Время петь оперу!

Сердитая, лохматая с утра Моника выскочила в коридор.

– Я не хочу! – возмутилась она.

– Кто не хочет оперу, тот поедет к пехотинцам! Встаём! Глаза рисовать не обязательно, но трусы наденьте. Всё-таки классическая музыка!

– Семь часов! – крикнул Макс из-за двери.

Из своей двери на цыпочках вышла Герда. В ночнушке, со сковородкой в руках, она устремилась вслед за Бертой и замахнулась.

– Я всё вижу! – пропела Берта, не оборачиваясь и не сбиваясь с шага.

Герда присела и быстро-быстро вернулась к себе.

* * *

Мотивационную речь Бено начал с главного, без лишних сантиментов:

– Мы поставим оперу! Вы – мои будущие артисты!

Артисты скривили носы.

– Это которое вчера было? – уточнил Арнольд.

– Вчера мы просто щупали рояль. Сегодня вы откроете себя с новой стороны!

– У меня все стороны открыты! – Герда покрутилась, задрала юбку и показала зад.

– Послушайте! Мне рукоплескали Ла Скала, Париж, Берлин и Вена. И ещё будут рукоплескать. Доверьтесь, и я стану вашим отцом в мире высокого искусства!

– У нас уже есть мать, нам её хватает с избытком! – объявил Арнольд. – В сравнении с Бертой вообще никто не мать.

– Подождите! Пусть расскажет! – вступилась балерина.

– Спасибо, фрау. Наша встреча – огромная для вас удача. Я могу научить петь любой предмет – стул, газету, хомячка. И даже таких калек, как вы, тоже научу.

– Удивительно. Трёх минут не говорит, а мне уже хочется ему врезать! – удивился Макс.

Арнольд, наоборот, не прочь был обрести новую профессию. Врач, плотник, пожарный, администратор и вышибала, он считал, что учиться никогда не поздно. Он поднял руку и подтвердил голосом:

– Я – за!

– Прекрасно! – обрадовался Бено. – Первый участник! Какие драматические амплуа вам ближе?