Чертополох и золотая пряжа

Румпель кивнул и поковылял к соломе. Следовало торопиться. Ночи темной половины года длинны, но и король от щедрот своих заполнил трестой всю комнату.

«Эх, братец, позарился ты на приданое и не ведаешь, что у богатой невесты из постели шипы растут. Кабы ты об эту деву зубы не переломал. От сиды я тебя спас, но от нее не буду. Тем более, когда родится наследник. Мой ребенок от твоей жены, на твоем троне. Смешно, не правда ли?»

Хотя смешно Румпелю не было. Маг до последнего надеялся, что Айлин откажется. Не согласится быть с горбуном и уродом ради золотой пряжи и короны, которую она сулит. Но теперь он точно знал – нет больше малышки Айлин, ее место заняла очередная королева без сердца, готовая на все ради власти.

* * *

Айлин молча пряла. Предложение Темного лэрда выбило из-под ног почву.

«А чего ты хотела, для такого знатного господина ты всего лишь дорожная пыль», – звенел сталью внутренний голос.

«Нет! Неправда, он всегда был ко мне добр. И если бы я отказала, он отступил бы», – отвечал ему мягкий, бархатный.

«Глупая! Не видящая дальше собственного носа крестьянка! Ты первая, что не упала замертво от его вида. Конечно, он захотел обзавестись наследником, раз сам лишен права на престол».

«Лучше б он хотел не наследника, а просто ребенка».

Колесо прялки жужжало, золотая нить сияла в отблесках свечи. В камине трещали дрова, а под полом скреблась мышь. Ветер стучал в деревянные ставни, пел сотней голосов. Все это вместе рождало удивительное благозвучие, дарило иллюзию уюта.

– А на него не перейдет проклятье?

– Нет, оно возложено только на меня. Личные проклятья не наследуются.

Айлин вздрогнула. Оказалось, что свой вопрос она задала вслух, а молчавший все это время маг ответил.

«Это хорошо. Отчего только так плохо?»

«Потому что я по-иному это себе представляла. Мечтала, глупая, что буду нужна кому-то сама по себе. Не за золото или неведомые способности, а как человек…»

«А что ты за человек, Айлин? Что в тебе есть человечного?»

Увы, этот вопрос остался без ответа. Пряха подняла глаза и посмотрела на мага.

– Мой лэрд, – наконец произнесла она, – могу я узнать? Вы заберете ребенка?

– Нет ничего хуже, чем лишать дитя матери. Но почему вы об этом спрашиваете?

– Просто, – Айлин замялась, – вы рассказывали о том, что творится в стенах этого замка. Я не хочу, чтобы наш… мой ребенок был таким же, как они. Злым, алчным, завистливым и тщеславным.

Маг впервые с того момента, как они сели за пряжу, засомневался, правильным ли было его предположение и верным ли вывод.

– Не переживайте, леди Айлин, я позабочусь о нем… и о вас, если будет такая необходимость. Хотя мне странно слышать от вас такое. Вы пробыли здесь достаточно, чтобы своими глазами оценить происходящее и осознать, что королевский замок не похож на сад с феями. Тем не менее вы пошли на все, чтобы задержаться здесь: отдали материнское наследство, обманули своего жениха и короля, призвали темного мага, использовали сейд во вред, а теперь согласились, чтоб вашим первым мужчиной был жуткий горбун.

Айлин вскочила, оттолкнув от себя прялку. Та с грохотом упала на пол.

– Ах, вот как вы это воспринимаете! В каком свете видите?! – Голос дрогнул, но она не позволила ему сорваться и проговорила с холодным спокойствием: – Уходите прочь! Забирайте свою пряжу и не появляйтесь здесь никогда более! – Солома в комнате начала тлеть и осыпаться пеплом. Воздух в покоях уплотнился. – Вы, тан Румпель, упиваетесь своей болью, раните других словами и не желаете видеть ничего вокруг. Вам стоило лишь открыть глаза и посмотреть, как горит алым пламенем ваш рубин, ведь его питает мое сердце. Сердце, которое давно отдано вам без остатка! Но, видно, проще рассуждать о человеческих слабостях и мерить всех известной вам мерой, чем принять очевидное! Да будет огонь мне свидетелем, не желаю я быть королевой, покуда мой король не вы!

Пламя камина вспыхнуло и погасло, принимая клятву. Мигом стихли все звуки. Даже ветер перестал стучаться в окно. Айлин осталась в темноте и одиночестве. С потолка черным пеплом оседала сгоревшая солома. Жгучие, соленые слезы, копившиеся весь вечер, наконец нашли выход, вырисовывая белые дорожки на почерневших щеках.

– Судьба, – зло прошептала Айлин, – а не для того ли существует эта самая судьба, чтобы противиться ей?! Хегга с два я стану женой Гарольда и буду еще хоть раз плясать под чью-либо дудку!

* * *

Мир качнулся, и Румпель оказался у колодца вблизи собственного дома. На горизонте расползался рваной раной восход. Ноги не держали. Маг сделал пару шагов и осел на промерзшую траву. Оперся спиной о холодные гладкие камни. Он ничего не понимал. Голова, переполненная калейдоскопом видений, воспоминаний, образов, гудела. Дева Айлин в одночасье разбила и разметала осколками все то спокойствие, что он так долго выстраивал внутри себя. В эту самую минуту Румпеля даже не интересовало, как она смогла не только призвать его, но и прогнать, не назвав при этом истинного имени и не позволив завершить договор. «Лишь бы та пряжа, что мы сделали, осталась цела!» – взмолился маг и замер, разглядывая пылающий алым рубин.

Румпель впился взглядом в кольцо, ожидая, что оно вот-вот потухнет. Удар сердца, еще один, но камень так и светился ровным красным светом. «Светлая Дану, как можно быть таким идиотом?!» От ужаса и безысходности маг всадил кулак в каменную стену колодца. Посыпалась крошка, но боль в руке не принесла желаемого облегчения.

– Теперь ты наконец насладилась своей местью, Кам Воронье Крыло? Довольна, мать моя, сида нечестивого двора?! – прокричал он в пустоту, но лишь тишина была ему ответом.

Интерлюдия 1

Очаг медленно догорал и уже не давал прежнего тепла. В дымной темноте сидела Та, что знает будущее, и смотрела сквозь тлеющие угли. Губы ее беззвучно шептали разрозненные слова, а глаза видели далеко за пределами крохотного жилища. К ней, бесшумно ступая по земляному полу, подошла Та, что чтит настоящее. Она села на колченогий стул и протянула костлявые руки к огню. Пламя вспыхнуло и застыло, не смея коснуться скрюченных пальцев.

– Время пришло, полотно истории почти готово, – протянула она.

Та, что знает будущее, молча кивнула.

– Но скажи мне, как в нем появился демон? – спросила Та, что чтит настоящее. – Кажется, его не было в узоре.

– Его точно не было в узоре, – из тьмы соткалась фигура Той, что помнит прошлое. – Он появился из узла на основе и продолжает путать нити.

– Узор ведет. И мне не нравится то, что я вижу в конце. – Та, что знает будущее, задумчиво вглядывалась в рыжеющие угли.

– Основу создали боги, – протянула Та, что помнит прошлое. – Кто-то вмешался. Тем не менее надо завершить работу, хоть она и не будет столь аккуратной, как планировалось вначале.

– Потому я здесь, – наконец отозвалась первая из сестер. – Нужные слова сказаны, и малые тропы отсечены. Осталось не так много дорог, по которым можно пойти.

– И все эти дороги узки, тернисты и круты, – уронила слова Та, что чтит настоящее.

– Как сама жизнь, сестрица, как сама жизнь, – Та, что помнит прошлое, тяжело вздохнула. – Но, прежде чем срезать основу, нужно разобраться, откуда в узоре взялся демон и как эту ошибку обратить себе на пользу.

Интерлюдия 2

В огромных, богато обставленных покоях у камина стояла королева Гинерва. Ее темные длинные волосы еще не тронула седина, а белое лицо не рассекла ни одна морщина. Казалось, время огибает ее, боясь коснуться.

Взгляд женщины был прикован к песочным часам, что стояли на полке камина. Верхний сосуд почти опустел, на дне образовалась крохотная воронка, вытягивающая песок. В миг, когда последняя песчинка сорвалась и полетела в пропасть, королева резво перевернула часы и спешно от них отошла. Несколько мгновений она стояла, выравнивая дыхание, потом вытерла вспотевшие руки о подол платья и опустилась в резное, богато украшенное кресло. Она прикрыла ноги теплым пледом, взяла со стола книгу и погрузилась в чтение, более ни разу не взглянув в ту сторону.

Ближе к рассвету огонь в камине вспыхнул и сразу погас. Гинерва удивленно выгнула бровь и захлопнула книгу. Через несколько минут возле ее кресла раздалось предупреждающее покашливание.

– Кейр Мулах выполнил приказание, моя королева. Кейр Мулах знает, как делает золотую пряжу леди Айлин. Ей помогает тан Румпель. Он превращает солому в золотую кудель, а леди прядет из нее нить.

– Как интересно, значит, эти двое сговорились?..

– Кейр Мулах думает. Нет, Кейр Мулах уверен, что леди Айлин имеет власть над старшим сыном короля. Именно по ее воле он появляется и уходит.

– Даже так, – протянула королева. То, что пасынок является по первому чиху мельниковой дочери и выполняет ее желания, было крайне необычно. И даже могло принести некую пользу.

«Или сразу заставить его отречься, а потом всадить нож в сердце? Нет, в свете новых данных лучше пусть будет цепным псом у трона. Так куда занятней».

– Что ж, в таком случае в существовании леди Айлин есть смысл.

– Да, моя королева, – гроган мялся, переступая с ноги на ногу. По-хорошему, клятву, данную у очага, разглашать было нельзя, но дух уже нарушил столько правил, что одним больше, одним меньше – сути это уже не изменит. Да и замок спит, навряд ли он захочет покарать своего хранителя. И он решился:

– Но это еще не все. Леди Айлин поклялась очагом этого дома, что не станет супругой сира Гарольда.

– Какой опрометчивый шаг, – королева хмыкнула и поднялась со своего места, – ну ничего, я знаю, как эту проблему решить. – Гинерва сняла с пояса небольшой ключ, достала из-под кровати неприметный ларец и раскрыла его. – Жаль, конечно, переводить приворотное зелье на мельникову дочь, но так у нас в руках появится поводок от хозяйки ручного Румпеля. Кейр Мулах, ты всецело заслужил свою награду. Этой же ночью оставлю для тебя лакомство на кухне.

Интерлюдия 3

Под мерный топот коня Мэри рассказывала лесничему о событиях последних дней. Появление в королевском замке дочери мельника вызвало столько сплетен и пересудов, что бедной служанке даже придумывать ничего не пришлось. Попутчик слушал внимательно, изредка задавая вопросы:

– Из Фортгала дева, говоришь? Любопытно… А ты сама как в замке оказалась?

– Ее величеству, королеве Гинерве, понравилось мое смазливое личико, – хмыкнула Мэри. – Но в замке главное – быть достаточно глупой, чтобы не замечать очевидных вещей, достаточно умной, чтобы выполнять указания, и достаточно расторопной, чтобы не попасть на обед к грогану. До недавних пор мне это удавалось, но потом вышел промах – я не разглядела в леди Айлин сейдкону. Мне даже в голову прийти не могло, что сида может полюбить мельника, а не рыцаря или менестреля! Да еще и родить от него дитя.

– Да, странно, не похоже это на туат де Дананн… но бирюзовые глаза твоей госпожи о многом говорят, даже слишком о многом, чтобы это было простым совпадением, – пробормотал мужчина, придерживая коня и вглядываясь в женскую фигуру, двигавшуюся им навстречу. Он готов был поклясться всеми озерами мира, что еще мгновение назад на дороге никого не было. Как, впрочем, и тумана, расплывшегося молочной рекой.

«Эх, на все бы мои вопросы так быстро находились ответы», – подивился он про себя и спешился. Кем бы ни была эта женщина, встречать ее в седле было бы верхом неприличия.

– Пусть не пересохнут озера в твоих угодьях, – первой поздоровалась она.

– Да расстелятся дороги ровными нитями под твоими ногами, почтенная Эйнслин, дочь Лесного Царя.

Мэри во все глаза глядела на стоящую перед ней женщину. Высокую, тонкокостную, с удивительными пепельными волосами, собранными в тугой узел, с поразительно знакомыми бирюзовыми глазами, обрамленными сетью мелких морщин.

– Куда путь держишь, дитя глубин? – вопрос сиды прозвенел ручьем.

– К хозяину своему, покорителю и поработителю, важные вести везу, – с несвойственной лесничему дурашливостью произнес эрл Гарен. Мэри молча перевела на него взгляд и от удивления вцепилась онемевшими пальцами в поводья. Знакомый образ смывался с эрла, словно грязь с витражного окна. И вот уже перед ней не знатный широкоплечий господин, а незнакомец красоты невероятной и стати неписаной. Глаза, что ночные озера, улыбка, что ясный день. А из волос каштановых, растрепанных зеленые водоросли выбиваются.

Мэри так восторженно смотрела, что келпи не выдержал и беззлобно ей бросил:

– Смотри, муха залетит.

– А… Ты кто?

– Зови меня Калдер, – подмигнул он служанке и повернулся к стоявшей сиде.

– Прошу простить мою неучтивость, госпожа лесных троп. Чем могу быть полезен?

– Ты – ничем, – горько усмехнулась сида. – Можешь идти. Неси своему хозяину и другу дурные вести, у него их и так полное решето. Несет и расплескать боится. Одной больше, одной меньше – невелика разница. Но я не к тебе, я к спутнице твоей пришла. Знала, что вы одной дорогой движетесь.

Калдер нахмурился, а Мэри нашла в себе силы спуститься с лошади.

– Чем могу быть полезна, госпожа? – из-за накатившего страха вместо слов получился скрип.

Сида тем не менее довольно кивнула.

– Храбрая девочка. Келпи не испугалась, к страшной туате подошла, за холодное железо не хватаешься, без чувств не валишься. Молодец.

– Вы не страшная, – только и нашлась, что сказать Мэри.

– Да, а так? – Туман поднялся с земли, заклубился, обнял почтенную Эйнслин и отступил на край дороги. И вот перед Мэри уже стояла сгорбленная лохматая старуха в рваных одеждах.

– Внутреннее уродство зачастую прячется за внешней красотой и редко бывает наоборот, – проскрипела сида.

Мэри сглотнула. Сильно хотелось сорваться и бежать без оглядки. Ведь каждый знает: от волшебного народа добра не жди. С другой стороны, худого ей ничего не сделали. А оскорбишь непочтением дочь Лесного Царя, и всю жизнь будешь на прямой дороге плутать.

– И что, никогда не бывает так, чтобы наперник соответствовал содержимому? – поинтересовалась Мэри, метнув быстрый взгляд на смурного келпи. «Эх, расчесать бы ему кудри», – пришлась не ко двору мысль.

– Бывает, – согласилась сида. – Только вот какая беда. Красота в душе того, кто смотрит. Ладно, не о том с тобой толкую, а времени между тем мало. Чай не на зачарованной тропе стоим. Хозяйка твоя огнем поклялась, что за короля Гарольда не пойдет. Да еще много чего перед светлым пламенем наговорила, не захлебнулась бы, расхлебывая. А потому, как из замка бежать надумает, ты ей от меня клубок передай да скажи, пусть, как наружу выберется да из города выйдет, кинет этот клубочек на дорогу, а сама следом пойдет.

Мэри приложила ледяные руки к пылающим щекам.

«Да как же так от брака с королем отречься?! От жизни сытой, безбедной и ради чего? Что за ночь могло приключиться? И мне теперь как быть? Где защиту искать? – Девушка вновь посмотрела на келпи. Позовет с собой или нет? Но Калдер молчал, погруженный в собственные мысли. – Ладно, вывернусь. Что-нибудь придумаю. Не в первый раз».

– Спасибо за науку, почтенная Эйнслин, я передам Айлин клубок.

Сида вновь кивнула.

– И еще, Мэри, запомни хорошенько: отданное по доброй воле гораздо ценнее взятого силой. А страх – плохой союзник. Хорошей дороги.

Дочь Хозяина Холмов растаяла, словно и не было ее никогда, а Мэри уткнулась лбом в лошадиную шею.

– Правду люди говорят: встретил сида – жди беды.

– Зря ты так. Гораздо хуже было бы, если бы она к нам не вышла, – Калдер зарылся пальцами в волосы. – Но, видать, материнское сердце болит… Знаешь, бери моего коня. Так успеешь и родных навестить, и к утру в замок вернуться.

– А ты? – Мэри не удержалась, протянула руку и выудила из мокрой вьющейся шевелюры келпи длинную нить водорослей. Мужчина прикрыл глаза, принимая заботу, и произнес:

– А я на своих четырех быстрее доскачу. Береги себя, может, свидимся еще.

После он отошел на пару шагов, топнул и обратился в черногривого жеребца с золотой уздечкой. Вздыбился, встрепенулся, да только его и видели.

Долго ему Мэри вслед смотрела, да кроме клубов пыли ничего и не разглядела. Утерла предательски увлажнившийся нос и пошла своей дорогой.

Часть 2. Слово той, что помнит прошлое

Мне не нужно просеивать каждое мгновение бытия, чтобы понять суть вещей, и нет смысла зреть вперед, ведь будущее переменчиво. Сошел с наторенной тропы, и твоя история уже петляет иными путями, рвет натянутую основу жизни. Будущее сомнительно, настоящее шатко, и лишь прошлое незыблемо, как скала посреди бушующего моря.

Я помню все полотна, сотканные сестрами. Каждую нить узора и каждое изменение, что мы вносили. Ничто не сокрыто от глаз моих, обращенных внутрь. Потому именно мне должно понять, откуда взялся в этой истории глубинный демон Наклави. Как его черная нить судьбы, грозящая обратить в тлен все живое, попала в наше полотно. И потому именно мне предстоит вернуться в начало и рассказать историю о короле Николасе, его женах и детях. Началась она сравнительно недавно. С тех пор как правитель Альбы вернул себе трон, прошло не более полувека.

Глава 9. Клятвы и их исполнение

В лето тысяча четырнадцатое ото дня Обмена Копиями король Николас, поддерживаемый сидами, казнил последнего непокорного лэрда и вернул в свои владения земли, так безрассудно розданные отцом. Богатство и древность рода отныне не имели никакого значения, а сесть наместником в феоде мог любой верный короне кэрл[34]. Сдавшимся и примкнувшим к королевскому войску лэрдам сохранили фамильные усадьбы и позволили поступить на службу. Все замковые рвы были засыпаны, а тяжелые ворота сняты и отвезены в Бренмар в знак того, что перед королем все двери должны быть открыты. Обескровленная знать зализывала раны, злобно поглядывая в сторону неожиданных союзников.

Давным-давно, еще со времен появления туат де Дананн на островах и их победы над местными жителями, увенчавшейся, как гласит легенда, обменом копьями – тонким, длинным со стороны сидов и толстым, массивным со стороны людей, – волшебный народ не вмешивался в дела смертных. Лишь искусство и магия интересовали новых соседей. Они жили рядом, но отдаленно от людей. Однако молодой король нашел то, что их заинтересовало. Он пришел к самому Ноденсу, Лесному Царю, охотнику с Холмов, и заключил с ним сделку, пообещав за союз в войне королевского первенца.

– Если бы ты посулил мне все земли и богатства своей страны, я бы и пальцем не пошевелил, – произнес повелитель сидов, – но кровь смертных – это великий дар, от которого никто из нас не смеет отказаться. Не знаю, кто надоумил тебя, но я принимаю клятву и согласен, чтобы королевский первенец был моим. Ты же, Николас из каменного леса, получишь то, о чем просишь.

И вот рядом с королевским стягом о трех красных львах затрепетало знамя волшебного народа.

Мало кто из лэрдов поначалу принял молодого правителя всерьез. Только трое явились в лагерь на границе Бернамского леса. И один из них тут же пал замертво, стоило ему преступить защитную линию, начертанную сидами вокруг королевского кресла.

– Его земли я возьму первыми, – оскалился Николас, разглядывая отравленный кинжал, выпавший из рукава предателя. – Не убирайте пока это мясо, пусть валяется у моих ног.

Стоит ли говорить, что переговоры с двумя оставшимися лэрдами прошли легко. Терять им, кроме собственной головы, было нечего. Из-за разразившейся междоусобицы за право уместить свое седалище на королевский трон на их землях разразились лишь голод да пожарища.

– Лэрд Умайл, лэрд Конна, я рад, что вы остались верны своей стране и королю, и не забуду того, что вы были первыми из тех, кто встал рядом.

Двенадцать лет шла война. Двенадцать лет грязи, пота и крови. Двенадцать лет походов и сна на мшистых подстилках. Двенадцать лет пожарищ и казней. И все эти годы два лэрда следовали за своим сюзереном, ни разу не напоминая о полученном обещании. Но всему когда-то приходит конец, и долгое противостояние, пресытившись человеческой кровью, все же уползло в свою смрадную пещеру.

Прибыв в Бренмарский замок и сев на трон отца, к которому Николас поклялся не прикасаться до полной победы, король оглядел своих приближенных соратников. Тех, кому нынче предстояло поднимать страну из руин и пепла. Многие из них поднялись из простых кэрлов и бедных эрлов, некоторые лэрды прибились, когда исход войны стал очевиден. Но двое шли с ним с самого начала. Как отблагодарить их, чем одарить, не повторяя ошибок отца?

– Лэрд Конна, – король взял с подноса тяжелую золотую цепь, – я не забыл о своих словах, сказанных некогда на границе Бернамского леса. Твои советы всегда были мудры и своевременны, а потому я даю тебе право именоваться моим первым советником и правой рукой. У тебя есть желание, которое я бы мог исполнить?

– Мой господин, – лэрд Конна поклонился так, что подаренная королем золотая цепь звякнула о каменный пол, – я помню твой запрет на раздачу земель, а потому прошу отдать мне в надел воду.

– Воду? Какая странная просьба. Зачем тебе вода?

– Очень просто: реки наполнены рыбой, как земля хлебом. Если ты дашь мне право владеть водой, я смогу кормиться с налогов на промысел.

– Что ж, пожалуй, это я могу исполнить. Лэрд Конна, за добрую службу я отдаю тебе в надел все реки и озера королевства! Теперь лэрд Умайл! – Король взял с подноса вторую золотую цепь. – Твоя хитрость и умение предугадывать шаги врагов стоили многим из них жизни. А потому я хочу, чтоб ты стал моим вторым советником и левой рукой. Есть ли у тебя желание, которое я мог бы исполнить?

Лэрд Умайл с достоинством поклонился. Он оценил ход своего давнего друга, а ныне противника – запросить себе вены страны. Такое будет сложно переплюнуть, хотя…

«Что ж, на каждого зяблика найдется своя сеть», – усмехнулся про себя лэрд, уже зная, что скажет.

– Ваше величество. У меня не просьба, а мечта, и, если вы исполните ее, я буду самым счастливым отцом на свете. В моем имении подрастает дочь Давина. Она красива и образованна, а потому сможет стать вам отменной женой.

Король пригладил светлую бороду, задумавшись.

– Может, у тебя есть другое желание? – спросил он наконец. – Все же тут воля нужна не только моя, но и твоей дочери.

Лэрд Умайл нервно дернул щекой.

– Нет, милорд. У меня нет иных желаний. Я готов быть вашей левой рукой и служить вам верой и правдой до последнего вздоха.

– Ладно, друг мой. Пусть твоя дочь прибудет ко двору. Если она приглянется мне и я не буду ей противен, мы заключим брак.

* * *

Леди Давина Умайл славилась на всю округу своей красотой и кротостью. Выросшая в тиши и безмятежности фамильного дома, она слабо представляла, каков мог быть мир за стенами родовой усадьбы. Жизнь ее была наполнена лишь книжными переживаниями и подвигами древних героев. Тонкие девичьи пальцы никогда не держали ничего опаснее иглы, а маленькие ступни никогда не знали прохладной сырости земли.

Известие о том, что отец сосватал ее за самого короля, разбередило девичье сердце, разметало в пыль мысли. Пряные мечты лишали сна. Каков он, объединитель разрозненной Альбы, легендарный воин, сумевший поставить под свой стяг волшебный народ? Силен ли он, как Сетанта[35], или прекрасен, как Ойсин Кумал – их дальний предок, получивший от волшебного народа вечную молодость?

К великому огорчению леди Давины, король Николас оказался не похож ни на одного из героев древности. Ни рыжей бородой, ни могучей статью не наградили его боги. Слишком молод, слишком худощав и жилист, а в русой гриве уже пустила свои споры седина. Колючие ореховые глаза смотрели цепко, по-стариковски, не улыбаясь, даже когда их хозяин смеялся.

– Вы прекрасны, леди, словно белый вереск, которым мне довелось любоваться в горах, – мягко произнес Николас, дотрагиваясь огрубевшими пальцами до мягкой девичьей щеки. Давина сглотнула огненный ком, и он растекся пламенем по телу. На руках выступили мурашки.

– В замке сквозняки, леди. – Король снял со своих плеч меховой плащ и накинул его на тонкие девичьи плечи. – Я приказал выделить вам Восточную башню – она самая теплая.

Давина с благодарностью посмотрела на короля, и он утонул в бирюзовых волнах ее теплого взгляда. Все слова, что он хотел сказать, все предостережения застряли, заскрежетали песком на зубах. Нет, он не откажется от такой красоты. Отныне он повержен и обезглавлен, пленен лазурью девичьих глаз.

– Ваш отец пожелал, чтоб вы стали моей женой, леди Умайл. Но я хочу услышать, желаете ли вы связать свою жизнь со мной?

– Я покорна воле отца своего, ваше величество. И для меня нет большей чести, чем стать вашей супругой.

Музыкой показался королю ее ответ, и как гром среди ясного неба пришла мысль, что первым мужчиной и отцом старшего ребенка будет вовсе не он, а Ноденс с Холмов.