Иди через темный лес. Вслед за змеями

Рассеянно почесав запястье, я шепотом окликнула волка:

– Эй! Как думаешь, сколько до рассвета?

Он остановился, дожидаясь, когда я его догоню. Он все еще сжимал лук, хотя и не мог натянуть тетиву – от наконечника стрелы на пальцах остались глубокие порезы, и темная кровь никак не останавливалась.

– Не знаю, – тихо ответил волк, не оборачиваясь. Мне показалось, что в его голосе звучал страх, но я запретила себе думать об этом. – Мы вошли в лес после полуночи и идем довольно долго. Уже должно было начать светать. Но за этими тучами ничего не видно. Если они так и будут лежать брюхом на деревьях, утро мы просто не увидим.

Я вздрогнула – так зловеще прозвучала его фраза.

Запах болота усиливался. На тропе начали появляться мелкие черные лужицы, похожие на следы огромного зверя. Деревья вокруг мельчали, вскоре от непроходимой лесной чащи остались только чахлые изуродованные сосны, жалкие и облезлые. Вдоль тропы сплошным ковром стелилась бурая колючая трава, едва покачивающая осыпавшимися соцветиями, кое-где поднимались серые колоски осоки.

– Снова топь, – сквозь зубы выдохнула я, старательно отгоняя от себя воспоминания о жабе-переростке, хозяине болота. Но то, лесное маленькое болото, где мы столкнулись, ничем не походило на эту трясину. Здесь не было ни ягод, ни спокойных бочагов стоячей воды, ни мелких цветов. Только гниль и тлен.

Под ногами чавкало, земля проседала, и каждый след быстро наполнялся водой. Я облизала губы – меня мучила жажда, но я предпочла бы умереть, чем напиться этой черной гнилой воды: слишком явно, слишком отчетливо ощущалось исходящее от нее зло. Хорошо, если, попробовав ее, я всего лишь превращусь в козленочка, но что-то мне подсказывало, что испившего болотной воды ждет участь несоизмеримо хуже.

От трясины поднимался густой туман, белесый, не колдовской, но настолько густой, что уже на расстоянии вытянутой руки рассмотреть что-то было затруднительно. Силуэт волка скорее угадывался по смутному пятну впереди. Зато болотные огоньки, синие и зеленые, торжественно плыли над топью, словно свечи в руках покойников. Мне даже на миг показалось, что в пелене тумана колышутся бледные тени утопленников.

Я поспешила отвести глаза и тут же пожалела об этом. Сквозь зыбкую топь проступали лица мертвецов, нетронутые разложением, но мумифицировавшиеся – почерневшая кожа плотно облегала скелет, сквозь воду виднелись размытые очертания одежды и украшений. Глаза у всех были открыты, и мне казалось, что они пристально следят за нами. «И ты тоже уснешь в трясине, – читалось в их выжидающих безучастных взглядах, – и ты тоже».

Болотная трава стелилась по тропе, пыталась схватить за сапоги, оплести, утянуть в топь. Я шла как цапля, высоко задирая ноги. Глаза привыкли к мраку и легко различали снующих по тропе насекомых: и огромных мокриц, и медлительных двухвосток, и крупных лоснящихся многоножек. Я всегда относилась к насекомым спокойно, ни тараканов, ни пауков не боялась; но эти вызывали почти инстинктивное омерзение, даже наступать на них было противно.

За пазухой что-то зачесалось, неприятно шевельнулось, словно мелкие лапки пробежали по коже. Предчувствуя очередную неприятность, я остановилась и попыталась выудить источник раздражения, но только коснулась чего-то толстого и скользкого, сразу вывернувшегося из-под пальцев.

Взвизгнув от омерзения, я едва не бросилась стягивать с себя рубаху. Посох в руках мешал, и я машинально отшвырнула его на землю, здоровой рукой вцепилась в ворот.

– Что случилось? – тут же подоспел взволнованный волк, обшаривая цепким взглядом тропу в поиске чудищ. Вот только чудище уже переползло мне на спину, и я не могла его достать – только поскуливать от омерзения, ощущая, как скользкая тварь ощупывает усиками кожу. Под немыслимым углом извернув руку, я все-таки дотянулась до нее кончиками пальцев, выгнулась дугой, отросшими ногтями зацепила скользкую тварь и рывком вытащила ее из-под рубахи.

Меня потряхивало от брезгливости, когда я замахнулась, собираясь зашвырнуть тварь в болото, туда, где ей самое место, но волк перехватил мою руку, не дал разжать пальцы.

– Пусти! – Я дернулась в сторону, и он покорно опустил руки, в самый последний момент успев выдернуть тварь из моих пальцев.

– Видишь? – На его ладони лежало серое перо, мокрое и слипшееся, но совершенно не похожее на так напугавших меня насекомых. – Морок.

Я обессиленно выдохнула. С глаз как пелена спала, исчезли даже насекомые, шнырявшие по тропе, – теперь я видела, что это всего лишь трава едва шевелилась.

– Это то самое, да? – уточнил волк, прежде чем вернуть мне его. – Перо Финиста?

Я кивнула. В горле все еще стоял ком, и говорить я не могла. Я запоздало вспомнила, что Яга велела беречь перо, и… И лучше не думать, что было бы, если б волк не успел меня остановить.

– Идем, – поторопил меня волк. – Нельзя здесь стоять долго, затянет.

Мы действительно провалились в вязкую почву уже по щиколотку, пришлось с чавканьем выдирать ноги, оставляя на тропе глубокие лужицы. С посохом пришлось попрощаться – я неосторожно отшвырнула его прочь от тропы, в болото, и от него уже и следа не осталось. Жаль, я успела к нему привыкнуть.

Похоже, попытки выудить приморочившееся насекомое меня согрели – озноб прошел, даже спина вспотела. Я шла и обмахивалась ладонью, чувствуя, как горят щеки.

– Душно, – тихо, сама себе пожаловалась я.

– Разве? – мельком обернулся волк, и я отпрянула – лицо его почернело, как у утопленников, а глубоко запавшие глаза светились нехорошим желтым огнем. Беспомощно пискнув, я попятилась и, запнувшись нога за ногу, едва не упала.

– Соколица? – Теперь в голосе волка звучала неприкрытая тревога. – Что с тобой?

Я всхлипнула. Очередной морок рассеялся, и волк выглядел абсолютно нормально. Но вот сказать то же самое о своем самочувствии я не могла. Жар, исходящий от лба и щек, я ощущала физически, как от добела растопленной печи. В прокушенном плече ворочалась раскаленная колючая проволока. Начало подташнивать.

– Похоже, нечисть, прикинувшаяся Марьей, была ядовита, – бессильно улыбнулась я, смахивая испарину.

– Нужно выбираться. Гнилой воздух тебе вреден.

– Хороши мы, пара больных, – истерично рассмеялась я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Волк только болезненно, горько улыбнулся и осторожно повел меня за руку.

Кровь медленно сочилась из ранок, вопреки всем законам не останавливаясь, пропитывала рубаху, мелкими капельками стекала по коже, чтобы сорваться с кончиков пальцев, черными точками остаться на тропе, словно хлебными крошками отмечая наш путь. Волк осторожно сжимал мою бесчувственную руку, словно боялся повредить ей сильнее – хотя куда уж сильнее? Темная кровь из распоротых пальцев все еще сочилась и смешивалась с моей.

– Ритуал братания, – нервно рассмеялась я, чувствуя, как сильнее и сильнее кружится голова. – Хороши мы – сестрица Соколица и братец Волк!

Ощущения двоились, словно одновременно я и сама воспринимала мир, и чувствовала волка. Я не могла узнать его мыслей или чувств, но понимала его, как саму себя, ибо на один короткий момент он стал продолжением меня, стал мной.

И я знала, что волк ощущает то же.

– Именно так, сестрица.

Больше не осталось места ни для злых мыслей о предательстве, ни для мелочного недоверия. Шепот леса отступил, превратился в безобидный шелест. «Нет в Навьем царстве друзей и возлюбленных», да, но есть родство, созданное живой кровью.

Каждый шаг давался все тяжелее. Голова кружилась, перед глазами темнело, иногда меркло сознание, и я приходила в себя от вспышек боли – кольцо чутко реагировало, когда я пыталась свалиться с тропы. Пока меня это спасало, но с каждым разом боль ощущалась все менее отчетливо, превращаясь в часть бреда, заволокшего разум.

Все нестерпимей хотелось пить – жажда была так сильна, что у меня не оставалось других мыслей. Я так и не вспомнила, когда же выхлебала остатки воды, только жадно потянулась к бурдюку и с отчаянием обнаружила, что он опустел и ни капельки не осталось в нем. «И ты тоже уснешь в трясине, и ты тоже», – теперь я отчетливо слышала шепоток утопленников, он далеко разносился над зыбью, вплетаясь в шелест болотной травы. Холодная вода манила. Хотелось окунуться в нее, напиться ею, чтобы унять жар. Какая разница, что со мной будет дальше? Я усну в восхитительно ледяной воде, и уже ничего не будет меня волновать…

Марья. Мне нужно отыскать и спасти Марью.

Я крепче сжала зубы и прибавила шаг. Не могу сказать, что мысль о сестре придала мне сил, скорее появился повод терпеть свое дрянное состояние чуть дольше.

Мы почти бежали, а болото не кончалось и не кончалось. По трясине проходили мелкие волны, она колебалась, набегала на тропу, пытаясь лизнуть наши ноги. Каждый шаг давался тяжелее, а ноги проваливались глубже. Тропа расползалась у нас на глазах, нечего было и думать о том, чтобы вернуться назад по своим следам.

Наконец мы добрались до твердой земли – небольшого каменистого островка, покрытого бурыми пятнами мха и чахлой, пробивающейся между камней травой. Выдохшись, я рухнула на землю, прижимая ладони к прохладному камню. Потянулась даже слизать капельки влаги с него, но волк остановил. Сказал, вся вода здесь дурная. Нестерпимо хотелось заплакать от жалости к себе, но остатками разума я понимала, что тратить влагу в организме на слезы – не рационально. Мне оставалось только хватать воздух ртом, как выброшенной на просоленную землю рыбе.

Тропа, тянущаяся сквозь островок, убегала дальше в болото, и я долго не могла понять, что с ней не так. Только оглянувшись, сообразила: она повторяется, с островка сбегает точно такая же дорога, как и та, по которой мы пришли. Даже следы, заполненные жижей, совпадали.

Мы оказались словно перед зеркалом – движение вперед, попытка выбраться из проклятого болота, потеряло смысл. Мы не могли пройти по раскисшей тропе, завязли бы и провалились. Да даже если и прошли бы, что обнаружили? Снова изуродованный синей дымкой лес с алыми цветами? Поляну с лже-Марьей? Терем серебряной княгини? Уж не было ли это ее прощальным «подарком»?

Волк несколько минут смотрел на меня, пока я старалась восстановить дыхание, затем тяжело поднялся.

– Я постараюсь снова вызвать духов. Может, помогут советом.

Он раскинул руки и на гортанном языке обратился к низким небесам, выкрикивая слова на неизвестном мне наречии, но сбивался на кашель, и голос увязал в тумане, звучал глухо и надтреснуто, как сквозь подушку. Само болото противилось тому, чтобы кто-то вырвался из его вязких объятий.

Волк обессиленно уронил руки, несколько минут переводил дыхание, а затем попробовал снова. Он звал и звал, заклинал, умолял, приказывал, но оставался без ответа. Густая тишина трясины была насмешкой над всеми его усилиями.

– Нет… не могу. Я не шаман, духи не говорят со мной… они больше не хотят говорить со мной…

Он сел на камень и закрыл лицо руками. Я обвела болото тоскливым взглядом.

Все потеряно. Мы сами загнали себя в ловушку, теперь оставалось только расслабиться, опустить руки и погибнуть. Утро не спешило наступать – уже лучи солнца должны были окрасить горизонт в светлые тона, но тяжелые тучи оставались все такими же темными и беспросветными.

«Коли опять в лесу в беду попадешь, меня зови, помогу, чем смогу».

Слова всплыли в голове сами по себе, и я уцепилась за них, как за последнюю ниточку.

Едва слышно выдохнула, ни на что не надеясь:

– Охотник…

15

Передышка

Я так и не поняла, откуда он возник. Ни одного нового следа не появилось на тропе, и туман над трясиной не был потревожен. Ни всплеска на болоте, ни звука, только тянулись над топью цепи синих огней.

– Ох и далеко же вы забрели! Что найти-то надеялись в этом забытом месте? Смерть Кощееву?

Охотник стоял позади нас, скрестив руки, с любопытством осматриваясь вокруг. Он не выглядел ни недовольным, ни испуганным, скорее удивленным. Недоумевал, как у нас хватило дурости забраться в настолько гиблое место.

– Золотое царство, – мрачно буркнул волк. Охотник довольно расхохотался:

– В другой стороне золотое царство, вы же в самое сердце Нави зашли, где даже духи нечистые не живут, откуда даже навьи разбегаются!

Я не прислушивалась к их разговору. Какая разница, что там он о нас думает, когда у него на поясе висит берестяная фляга! Ох, надеюсь, в ней достаточно воды…

Уловив алчный и нездоровый блеск моих глаз, охотник тыльной стороной ладони коснулся моего лба и тихо присвистнул:

– Ну и горишь же ты, девка! Никогда не слышал, чтоб в Навьем царстве живых лихорадило! – Флягу между тем отцепил и передал мне. Я схватилась за нее, руки тряслись. Наверное, я напоминала запойного алкоголика, дорвавшегося до заветной бутылки, но мне было плевать. Наконец-то можно было утолить жажду.

Когда воды осталось меньше половины, я заставила себя оторваться от фляги и вернуть ее охотнику. Под взглядом волка в горле запершило, и я едва сдержала кашель. Он смотрел на меня с беспокойством, а на охотника старался не смотреть вовсе. Я могла его понять – из ничего только нечисть возникает.

– Что же с тобой случилось? – поинтересовался охотник, принимая ополовиненную флягу.

– Меня ранили. Нечисть притворилась сестрой, а когда я ее раскусила, она попыталась раскусить меня.

Охотник побледнел, и на мгновение мне показалось, что на его лице отразился панический ужас.

– Когда это случилось? Покажи укус! – резко и достаточно грубо потребовал он, тряхнув меня за плечи и так сдавив рану, что я взвыла не хуже волка. Догадавшись, где осталась рана от зубов твари, охотник одним рывком разорвал на мне рубаху и, не обращая внимания на мое возмущение, принялся осматривать плечо. Сама я туда предпочитала не смотреть, мне и одного взгляда вскользь хватило, чтобы снова начало мутить.

Ранки действительно были мелкие, только вот кожа вокруг них вздулась и почернела, пошла мелкими нарывами и гнойниками. Омерзительное зрелище.

Охотник выдохнул сквозь зубы, неразборчиво выругался себе под нос и начал аккуратно прощупывать плечо кончиками пальцев. Волк придерживал меня сзади, чтобы от очередной вспышки боли я не потеряла сознание.

– Плохо, – наконец лаконично высказался охотник, поднимаясь на ноги.

– И насколько? – похолодевшими губами я попыталась улыбнуться, но вышла какая-то безобразная гримаса. Охотник проигнорировал мой вопрос, он смотрел только на волка. Его едва заметно потряхивало, и, перед тем как заговорить снова, он запнулся, словно решаясь на безрассудный поступок.

– Надо выбираться отсюда. Я вас выведу. Сможешь ее нести?

– Смогу, – серьезно кивнул волк и сразу же подхватил меня на руки. Он же мельче меня, мелькнула паническая мысль, но спутник легко держал мой вес, словно я была не тяжелее собственного плаща. Мне было бы спокойно в жестких надежных руках волка, если бы я не слышала, как он хрипло, через силу дышит, сдерживая кашель, разъедающий его изнутри.

– Иди сразу за мной, шаг в шаг, – деловито наставлял охотник. – Ничего не бойся. Я проложу для вас новую тропу.

Эти его слова снова заставили меня задуматься: с кем же я связалась? Кого попросила о помощи? Браслет безмолвствовал, не спешил вонзать в кожу иглы боли. Но разве мог человек возникнуть из ниоткуда посреди болота? Разве мог он легко идти по самой трясине, не проваливаясь, оставляя позади себя не черные следы с гнилой водой, а ровную белую тропу?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Пикник «Серебра!».