Полная версия
Сложности высоких отношений
*
Уроки пролетали незаметно, насколько это было возможно во всего лишь второй день учебной недели. На большой перемене во время обеда Дима слышал, как Карина возмущённо рассказывала Юле о произошедшем утром, тыкая при этом в Женю и Машу, которые словно не замечали многочисленных шепотков и взглядов в их сторону. Хотя Дима подозревал, что им тяжело было мириться с подобным отношением. Он и сам знал о проблеме роста не понаслышке.
Родители Димы были невысокие, да и как он понял, в его семье даже раньше не было высоких людей. Поэтому он и сам оказался довольно низкого роста по сравнению с, например, одноклассниками. И никакие успокоения родителей два года ранее не убедили его, что он вырастет. Как был Дима сто шестьдесят два сантиметра, так и остался. В то время как остальные одноклассники добрались до отметки среднего роста парней.
Вначале над ним посмеивались, называли коротыш, но когда Дима начал заниматься в качалке и набирать мышечную массу, чтобы при случае дать отпор, пыл издевательств поутих: одно дело – моральное давление, но Дима совершенно не желал, чтобы его запирали в туалете и там заставляли чистить чьи-нибудь кроссовки, потому что рост, видите ли, позволял.
Да и к одиннадцатому классу одноклассникам как будто стало не до этого: необходимо было готовиться к экзаменам, к выпускному, к новому этапу жизни, что скоро должен был их завертеть и закрутить. Они все словно повзрослели, правда, иногда в их взглядах проскальзывала насмешка, когда Дима выходил отвечать. Хотя, казалось бы, возле доски все одинаковы, все одного роста, к чему этот смех и кривая ухмылка?
Дима задумался. Нет, эта Женя точно возле доски выделяется. И может с лёгкостью достать до верхнего угла, чтобы стереть обзывательство о себе. Не то что Дима.
– Ты есть-то будешь? – Егор легонько толкнул Диму в бок.
– Да, да, буду, – Дима отвёл взгляд от Жени, бóльшая часть которой была под столом. Чёрт, как же она стеснялась своего роста. Даже сильнее, чем Дима.
– Ты чего сегодня так пялишься на неё? – усмехнулся Егор, утаскивая хлеб с тарелки Димы.
– Да мы столкнулись перед уроками, Каринка её обложила матюками. Как-то жалко девчонку стало, – пожал плечами Дима, не обращая внимания на уменьшившуюся порцию.
– Уверен, она не дала себя в обиду и что-то ответила, я прав? – хохотнул Егор. – Эта мелкая такая шубутная, жесть.
– Нет, я не про Машку, – Дима нахмурился, понимая, что да, Маша-то ответила, она-то постояла, хоть и не за себя. – А про светлую, Женю.
– О, эта, – жуя, проговорил Егор. – Она странная, и тихая. И о-очень высокая. Красивая, конечно, но не в моём вкусе.
Егор улыбнулся, запивая съеденный хлеб сладющим чаем.
– Да уж, тебе только брюнеток и подавай, – фыркнул Дима, мысленно соглашаясь с Егором: Женя и правда была по-своему красивая – пухлые губы и чуть раскосые голубые глаза, холодное блондинистое каре, которое всегда было идеально прямое, отчего подчёркивало её худоватое лицо. И длинные ноги, которые она постоянно прятала за джинсами и спортивками. Дима не помнил, видел ли её когда-нибудь в юбке.
– Хватит пялиться, это уже странно, – кашлянул Егор.
Дима понял, что и правда засмотрелся, но не успел отвернуться, не успел спрятать своё любопытство в тарелке с макаронами и котлетой, – Женя подняла светлые, льдистые глаза и посмотрела прямо на Диму.
Его бросило в жар от неловкости и пронзительности её ответного взгляда. Казалось, она поняла, что он думал, потому как Женя улыбнулась. Но потом он заметил, что улыбка предназначалась не ему, а Маше, которая как раз в этот момент что-то говорила и сама почти смеялась.
Дима повернул голову к Егору, чувствуя, что щёки стали горячими.
– Да ты, друг, покраснел, – довольно прошептал Егор, посматривая на девушек. – Хм, кстати, мелкая тоже ничего. За лето похорошела, чёт я этого не замечал.
– Теперь ты на них пялишься, – ухмынулся Дима, возвращаясь к обеду.
– Ну и ладно. Смотреть пока не запрещено, – Егор пожал плечами, допивая чай. – Пошли, нам ещё параграф повторить надо. А то Филя с первых спросит, память у неё дай боже́.
В ответ Дима простонал. Параграф-то он прочитал, по возможности запомнил, но это не отменяло того факта, что историю Дима терпеть не мог. А Надежду Юрьевну, что её преподавала, не понимал: она уж сильно строго и серьёзно спрашивала свой предмет. Так, словно ничего другого в школе больше не рассказывалось и каждый из учеников мечтал пойти только на историческое или юридическое направление.
*
В одиннадцатом классе у них каждый день было по шесть уроков. Но по вторникам последним уроком был факультатив по литературе и по информатике: смотря кому и куда надо. Дима собирался пойти на физико-математическое направление и записался как раз на физику и алгебру, а информатику выбрал на всякий случай.
После шестого урока Дима и Егор пробирались через ещё оставшихся школьников на репетицию в актовый зал, в котором до сих пор стоял запах полуфабрикатных котлет, так как зал был по совместительству и столовой.
– О, смотри, подруга твоя тоже здесь, – прошептал Егор, но Дима задумался о Жене, которую, по причине малого количества учеников в школе и размера самой школы, видел почти на каждой перемене.
Конечно, он замечал её и в прошлом году. Особенно после того, как она вытянулась и стала привлекать внимание каждого ученика. Но в этот день всё было как-то не так, иначе. Может, он впечатлился столкновением, а потом зрительным контактом? Только этим Дима объяснял свою задумчивость.
– Что? – переспросил он, возвращаясь из мыслей.
– Шпала здесь, говорю, – шепнул Егор, потому как они уже приближались к небольшой кучке, как догадался Дима, выступающих.
– Не называй её так, – резко остановился Дима и строго посмотрел на Егора.
– Прости, – Егор поднял руки в знак капитуляции, – я не знал как сказать, чтоб ты понял.
– Её зовут Женя, – тихо проговорил Дима и разжал кулаки, которые… когда он успел разозлиться?
– Ага, отлично, мальчики пришли, – рассматривала подходящих Людмила Анатольевна. В руках она держала массивную папку и выглядела слишком радостной и довольной, словно недавно получила пятёрку по трудному предмету. – Прекрасно. Так, а где Трошина? Где эта звезда?
Дима с Егором переглянулись.
– Домой вроде бы ушла, – наконец сказал Егор.
В стороне кто-то фыркнул и проговорил: «Не удивительно».
– Ну я же ей сказала… – начала было распаляться Людмила Анатольевна, но замолчала, потому как со стороны вестибюля послышался частый перестук каблуков, который перешёл на лестницу, на коридор. И в зал торопливо зашла Карина.
– Я пришла, – выдала она под аккомпанемент своего частого дыхания с лёгкими присвистами, словно не бегала с рождения.
– Трошина, ты в своём репертуаре. Хоть бы извинилась, – покачала головой Людмила Анатольевна.
Карина пожала плечами и, бросив сумку на край сцены, села рядом с Димой и Егором.
– Отлично, теперь все в сборе, – Людмила Анатольевна с хлопком опустила толстенную папку на сцену и опёрлась на неё же.
Дима осмотрел собравшихся: шесть человек из его класса, трое из параллели, двое из десятого «б» – вроде немного народу, а дышать уже тяжело.
Женя мельком глянула в его сторону, но быстро отвернулась. Но Дима заметил, как она невесомо, словно собственным мыслям, улыбнулась. А у неё была милая и загадочная улыбка, как у девушек прошлых веков, которых рисовали художники. Губы Димы дрогнули, но в мысли вновь ворвался голос Людмилы Анатольевны.
– В этом году я решила поставить немного нестандартную постановку с Дедом Морозом и Снегурочкой. Как я говорила, это будет кое-какое переплетение сказки «Морозко», которую вы наверняка смотрели, сказки «О мёртвой царевне и семи богатырях», ещё будет взято немного деталей от «Петушок – золотой гребешок», ну и чуть атмосферы «Снежной королевы».
– Вот это микс! – присвистнула Маша, покачивая ногой. Женя рядом с ней молча и спокойно наблюдала за Людмилой Анатольевной.
– Да, зато вам будет интересней. Сейчас мы начнём по ролям читать сценарий, и вы увидите, в чём смысл истории. Вопросы есть?
Карина рядом с Димой фыркнула, будто Людмила Анатольевна говорила какую-то ересь.
– Главное – не опозориться, – выдохнула Карина.
– Что ж, – продолжила Людмила Анатольевна, но её перебила поднятая рука Егора.
– А если я не знаю какую-то из сказок?
– Твои проблемы, – отрезала она. – Тогда тебе дополнительное задание на дом: прочитать, ну или посмотреть, сказку.
– Э-э, но вы говорили, что мы будем освобождены от домашки, а не давать нам что-то дополнительно сверху, – громко возмутился Егор, от негодования хлопнув ладонями по бёдрам.
– Не нам, а тебе, – махнула рукой Маша. – Не надо тут обобщать.
Дима усмехнулся, Егор исподлобья глянул на него, но промолчал.
– Да, домашнего задания вам можно будет делать меньше, но если оценки испортятся, то меня винить никто не будет, а только вас. Поэтому в ваших же интересах не забрасывать учёбу и сильно не расслабляться. Всё же это развлекательный концерт – относимся серьёзно, но не до такой степени, чтобы потом, в новом году, навёрстывать, как умалишённым. Понятно?
Людмила Анатольевна посмотрела в глаза каждого, в то время как вокруг неё разливалось неуверенное, но дружное протяжное «поня-ятно».
– Отлично. Теперь расскажу вам про роли и про номера, и слова раздам – вам повезло, что они не в стихотворной форме. Если забудете, сможете сымпровизировать, но обязательно с передачей смысла.
Людмила Анатольевна подхватила папку со сцены и раскрыла её, достала оттуда листы, много листов. Дима заметил, как она хитро улыбалась и изредка посматривала то в сторону компании Димы, то на Женю и Машей, словно что-то задумала такое, отчего сейчас разразится дикая, захватывающая интересность.
Дима заметил, как Женя сцепила руки на груди, как тяжело выдохнула и перетрясла плечами, а потом она опять, как и в столовой, посмотрела на него. Прямо и чуть испуганно, будто почувствовала взгляд, но не ожидая, от кого он будет.
Дима улыбнулся ей. Непроизвольно. Женя часто заморгала и на долю секунды нахмурилась, но всё же улыбнулась в ответ. Опустила глаза в пол, покачала головой и посмотрела уже на Людмилу Анатольевну, которая раздала мелкие роли и добралась до главных. Егору достался Ветер, который будет помогать Богатырю в поисках.
– Богатырь, что будет спасать Снегурочку и подарки – Дима Ковалёв.
Дима поднялся и подошёл к протянутым листам. Так и подмывало спросить не из-за роста ли и мышц ему приписали эту роль, но промолчал.
– М-м, силач, – хохотнул Егор, когда Дима вернулся на место. – Кого же ты будешь спасать?
Дима понял, что Егор намекал на Карину, которой ещё не дали роль, на Карину, которая с начала года больше всего проявляла внимание к Диме, чем к остальным парням из класса. И это было для него до сих пор мало объяснимо.
Он видел, как Карина расправила плечи, приосанилась и выпятила подбородок вперёд, словно уже представляла, как важно и величественно будет ходить на празднике, как отчаянно просить Диму спасти её.
– Да-альше, – протянула Людмила Анатольевна и подняла один из листков к глазам. Чуть прищурилась, словно и не она сама там это всё писала. И, наконец, продолжила: – Баба-Яга у нас Карина Трошина.
Карина сдулась. Она недоумённо открыла рот и резко захлопнула его, глянув на остальных участников постановки. Дима заметил, как недовольно Карина поджала губы и грациозно пошла за словами, будто показывая Людмиле Анатольевне, – да и всем остальным, – кого же потеряли для роли Снегурочки.
– Проклятая Баба-Яга, – фыркнула Карина, присаживаясь рядом с Димой, но она тут же просияла и хитро прищурилась: – Зато я буду строить тебе козни и мешать.
– Ага, будешь, – неопределённо ответил Дима, обращаясь в слух. Всё же именно Снегурочку ему придётся спасать – и праздник, – и было интересно, кто её сыграет. И были у него некоторые догадки…
– Снегурочка, – торжественно продолжила Людмила Анатольевна. И только барабанной дроби не хватало, чтобы ещё больше понагнетать обстановку.
Дима скосил глаза на Женю, которая, сжав кулаки на груди, что-то шептала себе под нос. Маша слегка похлопывала её по локтю, словно успокаивала. Напряжённые плечи и подрагивающие крылья носа говорили о недовольстве, нежелании участвовать в происходящем. И чего она тогда здесь делала?
– Дед Мороз – Никита Романов, – резко сказала учительница и сама подошла к Никите, который тихо и неприметно сидел позади Жени.
Никита был из параллели Димы. Высокий, худоватый для своего роста, но всё равно внушительный. Дима с ним пересекался редко, потому что Никита был отстранённый, нелюдимый. Даже было интересно и необычно, что его позвали играть Дед Мороза. И как его уговорили на это?
– Снегурочка – Короткова Женя, – быстро добавила Людмила Анатольевна, передавая теперь уже Жене листы.
– Что-о? – достаточно громко зашипела Карина. – Она?!
Возмущённо гадючные её слова потонули в привлекающих внимание хлопках Людмилы Анатольевны.
– Сейчас мы с вами прогоним, почитаем по ролям. Без движений и мимики. Есть вы и ваши слова. Гляну, всё ли нормально. Ковалёв, принеси-ка мне стул.
Ни тебе «пожалуйста», ни тебе «будь любезен». Поднимаясь, Дима обречённо выдохнул, желая верить, что Людмила Анатольевна не со зла так ими командует, а вошла в роль организационного распорядителя.
Когда они расселись в кружок, когда Людмила Анатольевна посадила их четвёрку главных персонажей в центре, когда с одной стороны Димы оказалась Женя, а с другой – Карина, он опять почувствовал, как кровь окрашивает и без того раскрасневшиеся от духоты в зале щёки.
Женя сидела бледным привидением, неловко поджав ноги под стул. Дима решил, что это должно быть неудобно, и сам, не осознавая, почему, сел прямо, расправил плечи, отчего получилось, что на Женю он глядел сверху вниз.
Она приподняла подбородок и выглянула из-за листов, осмотрела его позу, и уголки губ у неё дрогнули, словно Женя собиралась улыбнуться, но передумала.
Остальных, кто не играл, отправили домой, и осталось их в актовом зале чуть меньше.
*
– Спаси меня, милый Богатырь, отведи на праздник, верни к дедушке.
Когда Женя прочитала первую фразу своим мягким, нежным голосом, которым только и рассказывать истории на ночь, у Димы по ногам пошли мурашки, уверенно направившиеся к пояснице. Он почувствовал какое-то дрожание от знакомого успокоения. Было в тембре и интонации Жени нечто такое чуткое и трепетное, что хотелось слушать её и слушать.
«Богатырь поражён красотой Снегурочки, но отвечает ей уверенно», – гласила выделенная курсивом надпись в бумажке Димы. Он прочитал свои слова о «я тебя сберегу» и «доверься мне», после чего поднял глаза.
Что дальше читала Женя, он слышал, словно через помехи или пургу, что запутывает и сбивает с пути. В голове шумело, уши загорелись, а он всё смотрел, как губы – верхняя совсем незаметно, но чуть больше нижней – приоткрываются, как мелькают светлые зубы, когда Женя старалась чётко, с расстановкой, прочитать слова, что впервые видела. Как она хмурилась, пытаясь сориентироваться в написанном, как дрожали её пальцы, державшие листы, и как эти самые листы стали чуть влажными в этих местах.
– А ну стоять, не уйдёте от меня! – вначале Дима услышал слова, что преувеличенно громко, кричаще, были сказаны прямо возле его уха. Только потом он почувствовал запах Карины, что в одиннадцатом классе увлеклась большим количеством цветочно-сладостного парфюма, и также ощутил тяжесть на руке: она всё же опять повисла на его локте. И что это у неё за нежности такие сегодня? Почему решила так часто трогать его и разговаривать с ним?
Дима, как мог, аккуратно выпутался и глянул на Женю. Ему показалось или она и правда скривила губы? Ей не нравились нежности? Или Карина? Или Дима? Ему стало интересно, что это за реакция такая.
*
– Отлично! – воскликнула Людмила Анатольевна, когда они закончили читать по ролям: Баба-Яга была прощена, а подарки и Снегурочка вернулись к Деду Морозу. – Превосходно. На сцене, конечно, придётся читать громче – микрофонов на всех не хватит. И двигаться, да-а. И контактировать со своими собеседниками. Трошина, молодец, хоть и было немного несвоевременно.
Карина уже давно не держалась за Диму, но сейчас отпрянула от него, покраснела. Сидящие хохотнули над этим, из-за чего Карина осмотрела каждого, особенно дольше всего задержавшись взглядом на Жене, на её скомканной позе. Но ничего не сказала, что удивительно. И Дима успел подумать, что здравый смысл в ней всё же присутствует.
– Так, время… – Людмила Анатольевна поднесла кисть к лицу, всматриваясь в маленькие часики на руке. – Позднее. Вам ещё делать домашнее задание. Поэтому всё, можете идти.
По потемневшему залу разнеслось недовольное гудение. И как такое небольшое количество людей умудряется порождать столько звуков? Словно где-то за стенкой заработала дрель и сверлит, укает, давит на мозги.
Дима встал и с удовольствием потянулся: после долгого сидения на уроках в школе ему всегда казалось, что его позвоночник спрессовывается, укорачивает его тело до невозможности. Потягиванием после каждого урока он старался исправить естественную усадку организма за день, но получалось не очень.
Занимаясь в местном небольшом спортзале, который открылся буквально два года назад, он старался распределить нагрузку на все мышцы, но больше всего ему нравилось просто висеть. И если год назад некоторые посмеивались над этим его пристрастием, то сейчас, когда Дима сам стал старше и больше, никто даже не улыбался, когда он шёл на брусья.
– Так, я побежал домой, мама написала, сказала, что скоро будут звонить какие-то родственники, надо будет ответить, всё, давай.
Дима только и успел пожать Егору руку, как его сдуло ветром. Ну, или он сам стал ветром.
Раздевалка у одиннадцатого «а» была на втором этаже, где и остались вещи, правда придётся спасаться через главный вход, потому что раздевалки уже закрыты – вот тебе и минусы оставаться допоздна в школе.
– Ведьмой! Она поставила меня играть ведьму, – негодовала Карина, широко шагая, отчего казалось, что она каблуками заколачивает гвозди в несчастный паркет.
– Баба-Яга не ведьма, – задумался Дима. – По крайней мере, не простая. И не только.
– Да не суть, – оборвала его Карина, ставя сумку на подоконник и надевая пальто, которое у неё почему-то было с собой. Голос её стал повышаться по мере того, как Дима приближался к раздевалке, пропадал в ней, словно хотел спрятаться от громкости и бессмысленной тирады о несправедливости. – Это я должна была быть Снегурочкой. Ну на крайний случай сказочницей. А то что… ведьма?!
– Твой темперамент больше подходит для этой роли, – спокойно проговорил Дима. Вестибюль был уже пустой. Все ушли. Дима раздражительно выдохнул, не понимая, кого именно он собирался перехватить. И с какой целью.
– Тоже мне, вспыльчивость не показатель того, кого мне играть, – дёрнула плечом Карина.
– Но с ней можно совладать, приструнить, чтобы в следующий раз тебе не давали ведьму. Тьфу ты, Бабу-Ягу, – улыбнулся Дима, надевая тонкую шапку.
– Ха, больно надо, – воскликнула Карина, пугая пожилого охранника с красными, дряблыми веками над ещё живыми и блестящими глазами. – Ещё чуть больше полугода и всё, никаких нам концертов.
Они стояли на крыльце. Карина была в как будто лёгком пальто, на шее не было ни шарфа, ни горла какой-нибудь водолазки, а на голове не было шапки, только тёмные, местами со светлыми, желтоватыми прядками волосы. И хоть Дима чувствовал температуру и холод иначе, его всё же перетрясло от вида Карины.
– А в институте ты не собираешься участвовать в подобных мероприятиях? – удивился Дима, стоя под зимним, промозглым ноябрьским ветром. Застегнул куртку до самого подбородка.
– И без меня будет кому заниматься подобной ерундой, – Карина расправила плечи, словно и не замечая холодного ветра, что крутился на школьном крыльце, закидывая на её лицо волосы то с одной стороны, то с другой.
Дима промолчал. Если человек думает, что это ерунда, если ему это не интересно, то чего напирать и пытаться донести свою точку зрения?
– Ладно, я пошла, – Карина похлопала по карманам, словно что-то проверяя. – Надо ещё порядок дома навести к маминому приезду.
– А-а, – протянул Дима. – Поэтому ты никуда не торопишься?
– А что дома делать? – выдохнула облачко пара Карина, задумчиво поглядывая прямо. – Всё, пока.
Карина вяло улыбнулась, махнула рукой и пошла по лестнице к бюсту Ленина, и дальше, домой.
*
Из-за невысоких, одноэтажных домиков, что стояли по обе стороны от широкой заасфальтированной в рытвинах дороге, как раз и гулял ветер, путался в частично голых ветках, срывал жухлые листы и бросал их под ноги, под колёса, разводил грязь и скользкость.
Когда Дима повернул за розоватое здание, где сейчас открылся магазин с канцтоварами, и где раньше, как говорили, была гостиница, он заметил, как впереди по улице шёл человек: высокий, тонкий, в еле прикрывающей зад курточке, с пакетом в руке и рюкзаком за спиной.
Дима знал, что Женя жила недалеко от него, но он никогда с ней не пересекался.
Глава 3. Женя
Спрятав хлеб и сыр в пакет, Женя вышла из магазина. Ветром принесло листок, опуская его прямо на плечо, но тотчас забирая с собой, словно говоря: полюбовалась и хватит, теперь отдай.
Женя с умиротворённой улыбкой посмотрела в небо. Она часто смотрела в небо, пытаясь понять: стало ли оно ближе к ней, чем было раньше, когда она ещё не успела вытянуться? Когда мама не смотрела не неё снизу вверх и не говорила, что дочь пошла в отца, а потом неопределённо усмехалась, словно сказала отличную шутку… Улыбка сошла с лица Жени, что первый снег, который успел выпасть на каникулах, но так и не дожил до начала второй четверти.
Женя, спрятав руки в карманы тонкой куртки, еле прикрывающей зад, пошла домой против ветра, который изо всех сил старался её сломать и склонить, словно молодое деревце. Но Женя-то знала, что молодые деревья более стойкие к ветрам и бурям, что они на раз-два переживают шторма и держатся за счёт своей некоторой пластичности и гибкости. Но Женя не чувствовала никакой гибкости и приспособленности к обстоятельствам со своей стороны. Да и шторм затянулся: уже невозможно было выносить нападки и обзывательства одноклассников. И ладно бы только их. С недавних пор вот и старшеклассники навалились. Мёдом Женя, что ли, намазана? Сколько её можно донимать? Вон, в одиннадцатом «б» есть мальчик в очках. Интересно, почему его не дразнят?
Женя резко остановилась. Это были неправильные мысли, плохие. Она прекрасно понимала, что желать перекинуть свою судьбу изгоя (хотя, какой она изгой, если у неё есть подруга, да и сосед по парте, Олег, с ней разговаривал), отщепенца и груши для битья было верхом эгоизма… ну или желания жить более спокойно.
Нет, её никогда не караулили на улице, не выслеживали после школы. До этого не доходило. Только в школе Женя чувствовала себя ненужной и не такой, как все. И немножко дома. Она и была не такой, как все. Была выше, тоньше, местами умнее. И именно это не нравилось её одноклассникам. Особенно парням было сложно смириться с тем, что какая-то девчонка выше их. И во время физкультуры может спокойно попасть баскетбольным мячом в корзину.
Усмехнувшись, Женя широко шагнула: стоит как полоумная посерёд дороги, смотрит вдаль, ничего не делает. Не удивительно, что над ней издеваются в школе…
– Женя, подожди.
Голос позади заставил вздрогнуть и замереть, как газель, что увидела в кустах льва и надеется на незаметность.
Через пару секунд её нагнал Дима. Он раскраснелся, улыбался так ярко и широко, что Женя заметила у него на одном из клыков небольшой скол и обветренные губы. Женя успела подумать, что если он их не увлажнит, то через пару дней будет страдать кровоточащими трещинками. Женя улыбнулась своим мыслям, что вот, ещё не успели они раззнакомиться, а она уже беспокоится о его губах. Смешно вышло.
– Знал, что ты живёшь в этой стороне, но никогда не сталкивался с тобой. Почему? – Дима смотрел на Женю внимательно, чуть щурился, пока ветер нёс влажный осенний воздух ему в лицо.
Она смотрела на Диму чуть наклонив голову вниз. С непривычки ей показалось, что он выше, чем многие с ней разговаривавшие люди. А потом поняла, так и есть: Маша чуть выше метра пятидесяти, мама где-то в том же диапазоне.
– Потому что я хожу домой в другой время, – подняла брови Женя. Уже неторопливо, стараясь шагать не так широко, словно идёт с Машей, Женя пошла дальше.
– А в школу ты во сколько выходишь? – Дима пристроился рядом, делая примерно такой же длины шаги, что удивило Женю. Маша или мама обычно семенили рядом, словно Женя всегда отдалялась от них как скоростной поезд.