Ночь борьбы

Бабуля тренировалась на своей «Газели», когда рассказывала об этом. «У меня в голове стоит образ», – сказала она. Она рассказала, как однажды, когда она была молодой, она шла по улице. Она замерзала до смерти. Было ниже тридцати градусов. Дул сильный ветер. На улице больше никого не было. Это происходило в ее городе. Она не знает, почему она гуляла по улице, когда было так холодно и дул такой сильный ветер. Я спросила ее, было ли ей грустно. Она все еще пыхтела на своей «Газели». Она сказала, может быть, да, может быть, нет. Может быть, ее послали с каким-то поручением в тот день. Она шла и замерзала. Она была в ярости, вдруг вспомнила бабуля. Она была злая, а не грустная. Не было никакого поручения. Затем она увидела трех человек, они шли к ней сквозь клубящийся снег. Им пришлось приблизиться, прежде чем она смогла их разглядеть. Это была пожилая старушка и два ее внука. У бабушки прямо изо рта торчала зажженная сигарета. Она не шевелилась в ее губах. На каждом мальчике было по одной варежке. В руках, тех, что были без варежек, они держали фруктовое мороженое. Они его облизывали. И все они были счастливы. Все они улыбались. Стоял мороз минус тридцать градусов. Выл ветер. Бушевала степная метель. Вокруг никого не было. Бабуля оказалась рядом с ними на тротуаре. Старушка сказала бабуле, которая тогда была молодой и не бабулей: «Не так уж и плохо, а?» Сигарета торчала у нее изо рта, даже когда она разговаривала.

Я спросила бабулю, почему она вспомнила об этом именно сейчас. «Не так уж и плохо, а?» – повторила бабуля. Она сказала, что у нее часто бывают такие воспоминания. Обычная вспышка-воспоминание.

Мама вышла из своей комнаты в слезах. Она пошла с бабулей в спальню, и они закрыли за собой дверь. Я поставила кипятиться воду для макарон. Затем мама вышла из спальни и спросила, не хочу ли я сходить с ней в канцелярский магазин, чтобы купить мне блокнот, а помощнице режиссера – открытку, которая бы объяснила, как она сожалеет обо всей этой фигне из-за Нетфликса. Бабуля подошла следом за ней и сказала, что сама закончит готовить ужин.

В магазине канцелярии мама слетела с катушек в очередной раз. Я уже понимала, что она в ярости, потому что она назвала невинных белок на крыльце засранцами. «Свалите, засранцы!» Им пришлось спрыгнуть с перил в соседский двор, как камикадзе, чтобы спастись от мамы. «Братья Уалленда»[20], – сказала мама. «Они же просто белки», – сказала я. Маме плевать, кто они. Они маленькие мстительные уродцы. Из-за них начинаются пожары. Мы стояли у кассы двадцать минут, которые мама потратила, записывая свое извинение в открытку. Когда мы наконец добрались до кассы, чтобы заплатить, мама воспользовалась поверхностью прилавка, чтобы быстро написать адрес на конверте, но мужчина с сияющими резцами, владелец магазина, который стоял за прилавком, попросил нас с мамой отойти, если мы будем так добры, чтобы он мог рассчитать других клиентов. Мама сказала, что просто напишет адрес на конверте, это займет пять секунд, и потом он сможет продолжать содействовать капитализму. Владелец магазина сказал, что им нравится поощрять своих клиентов брать открытки домой, а затем не торопясь делать с ними что-нибудь креативное. Тогда мама действительно перестала торопиться, пока дописывала адрес, облизывала конверт и клеила на него марку. Когда она закончила, то огляделась и сказала, что единственная креативная вещь, которую она увидела в этом тусклом и стильном магазинчике, – это наценка на дрянной ассортимент, который тут продается, и, возможно, его хозяину следует накреативить место, где платежеспособным покупателям будет удобно подписывать свои конверты, те самые, которые они покупают с креативной наценкой в этом самом магазине, и не ждать, что люди купят чертову открытку и конверт, вернутся домой, прочитают «Путь художника», вдохновятся, скреативят милое сообщение, опять выйдут на улицу, найдут сраный почтовый ящик, который еще не своротили нарколыги, забросят эту штуку в щель, трижды поскользнутся на льду, сломают себе копчик и вернутся домой, пока на каждом гребаном углу стоят копы, а гребаные инновационные холодильники следят за каждым твоим гребаным движением. Владелец магазина сказал, что это невероятно интересная идея, он подумает над ней, но пока ему нужно позаботиться о покупателях. Мама сказала, что, когда владелец магазина открыл рот, она почувствовала себя тем ребенком в «Близких контактах третьей степени», который открыл дверь инопланетянам и почти ослеп.

Я потянула маму за руку и очень тихо сказала владельцу магазина, что мама беременна. Мама закричала: «Дело не в беременности!» Когда мы уходили, она попыталась сорвать звенящую штуку с двери. В магазине все молчали. Мама пыхтела всю дорогу домой. Она не могла вынести, каким стильным был тот магазин и какими белыми были зубы у владельца. Я начала было говорить: «А ты и правда ненавидишь инновационные холодильники, да?» Но к тому времени мама ушла в свой собственный мир, тихо рыча и пытаясь снизить частоту сердечных сокращений с помощью своего драгоценного метода Александера.

Бабуля приготовила для нас макароны, сервировала их на гватемальских тканых салфетках, со свечами в особых подсвечниках из синего стекла, которые тетя Момо подарила ей за две недели до смерти. Бабуля пыталась расслабить маму, заставить ее смеяться или хотя бы раздвинуть губы в подобии улыбки. Она спросила маму, знает ли та позы для секса во время беременности. Ее подруга Уайлда сказала, что ее дочь ведет предродовой курс в благотворительной ассоциации «Уай», и это просто удивительно, на что способно тело и что оно может принять в себя. Мама сказала:

– О господи, мама, да с кем мне заниматься сексом?

Бабуля сказала: нет, ну конечно нет, она в курсе, это она так говорит, вообще. Она начала перечислять позы, в которых удобно заниматься сексом.

– Стоп! – сказала я.

– Хо! – сказала бабуля. – Почему бы не поговорить об этом?

– Потому что это не смешно.

– Смешно! – сказала бабуля.

– Это не должно быть смешно!

Мама сидела скрестив руки. Ее голова была сильно наклонена вправо.

– Хорошо, – сказала бабуля. – Ты хочешь, чтобы бабушки всегда были забавными уроками истории, а не Камасутры. Ну, я восемнадцать лет носила платье, сделанное из веток, и у меня не было ни обуви, ни мобильного телефона в твоем возрасте, Суив. Так лучше? Когда мы с Еврипидом, Запатой, Макклангом были молоды, нам приходилось есть деревья и пить собственную мочу, чтобы выжить. К счастью, у нас было два набора острых зубов, как у акул. Наши дедушки и бабушки были акулами. Нам приходилось посещать их на Рождество и Пасху под водой. Они очень нас любили. Они заставляли нас очень много есть. Они не говорили по-английски. Они были такими скользкими, что было трудно обнять их на прощание. Мы смеялись над тем, какими скользкими были бабушка и дедушка. И люди тогда впадали в спячку, не только медведи. Мы все спали с конца октября до начала апреля.

– Нет! – сказала я. – Это же неправда.

– У нас были жабры, – сказала бабуля.

Ее прервала мама. Мы с бабулей улыбнулись, мы были счастливы, что мама наконец что-то сказала.

– Почему бы тебе не рассказать ей о том, как ты угнала машину, – сказала она.

– А-а-а! – сказала бабуля. – Вот это уже разговор. Однажды я случайно угнала машину со стоянки магазина «Пеннер Фудс», и когда я позвонила копу Соберингу, чтобы сообщить об этом, он спросил, не планирую ли я вернуть ее. Я сказала: да, и он сказал: хорошо, хорошо, не проблема. Я сказала, что, прежде чем вернуть ее, я бы быстренько съездила сделать несколько дел в городе. Да, все в порядке, сказал он. А еще я хотела бы съездить в город и посмотреть фильм, сказала я ему. Хм-м-м, сказал он, ну, все должно быть в порядке. А потом, сказала я, будет уже поздно, так что я бы просто поехала домой и вернула бы машину утром, если вы не против. Конечно, сказал Соберинг, звучит неплохо. Настоящий владелец машины все равно будет спать. О, добавила я, только что вспомнила, завтра утром у меня экзамен по вождению. Шесть месяцев назад у меня отобрали водительские права за каскадерское вождение, и мне нужно пересдать тест, чтобы вернуть их. О, сказал Соберинг, верно, тебе лучше сперва этим заняться. Ты же не хочешь водить машину без действующих прав.

Бабуля была в прекрасном расположении духа. Она выпила немного канадского рома из итальянской бутылки, но, верьте или нет, на этот раз она не говорила о врачах-убийцах. Она так увлеклась, что забыла принять лекарства после ужина. Потом вспомнила. Ее коробочка с таблетками раздражала ее тем, что пластиковая крышка на одном из дней недели была сломана, и из нее все время выпадали таблетки.

– Бомбы сброшены, Суив! – кричала она мне, пока я ползала под столом в их поисках.

– Крошечная, белая и круглая! Длинненькая и розовая, с риской посередине! Это я не знаю, что за таблетка! И не говорите мне, что пришло время блистеров!

После таблеток бабуля заставила меня сходить к ней в спальню и взять коробку с фотографиями. Она показала нам с мамой фотографию своих старых русских предков. Никто из них не улыбался. Они словно готовились к казни. Бабуля назвала по именам каждого из них и рассказала, как они связаны с нами. Маме стало скучно, и она начала с кем-то переписываться, быстро поднимая голову между сообщениями, чтобы на секунду взглянуть на фото.

– Этот, который держит руку на плече старой женщины, – ее сын, – сказала бабуля.

Он тоже был старый. Единственной, кто сидел в кресле, была какая-то старушка. Все остальные стояли вокруг или позади нее.

– Эта молодая девушка, положившая руку на другое плечо старухи, стала моей бабушкой, – сказала бабуля. – В конце жизни она была огромной. Раньше мы вместе плавали по Соколиному озеру. Я очень любила ее. А у этого мальчика были проблемы с кровью. И гляньте-ка на старуху в кресле, – сказала бабуля.

Я ткнула маму, чтобы она перестала писать и посмотрела на фото.

– Она мертвая, – сказала бабуля.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Дайте мне посмотреть, – сказала мама, взяла фотоальбом и поднесла его к лицу.

– Ну, она просто мертва! – сказала бабуля. – Тогда так делали. Фотографии были запрещены, но иногда, особенно после того, как кто-то умирал, люди жалели, что у них не осталось фотографий на память, поэтому они быстро вызывали фотографа, который приходил и делал снимок до того, как человека похоронят.

Мама с бабулей заговорили о другом, и все время, пока они разговаривали, раскрытый альбом с фотографией покойной лежал на столе. Я старалась не смотреть на него, но не могла удержаться. Маме с бабулей было все равно. Они про него шутили. Они не смотрели на него во время разговора. Я пыталась подольше не смотреть на фото. Я считала секунды. Но постоянно смотрела. Я посмотрела на молодую девушку, которая стала бабулей бабули! Ее рука лежала на мертвеце.

4

Сегодня утром я спустилась вниз и обнаружила бабулю на кухонном полу. Она пела.

– Бабуля! – крикнула я.

– Ой! – сказала бабуля. – Доброе утро, солнышко!

– Что ты делаешь! – сказала я.

– Просто отдыхаю, – сказала она.

– Нет! – я снова кричала. – Бабуля! Что ты делаешь?

Она смеялась. Она сказала «хо-о-о-о-о-о-о». Я помогла ей подняться.

– Что случилось! – сказала я.

– Na oba, джиперс-криперс, откуда у тебя такие очки[21].

Я была в ярости.

– Охладись-ка! – сказала бабуля. – Ничего не случилось! Nuscht! Я просто упала. Oba! Ничего, ничего.

Я помогла бабуле дойти до стула и нормально сесть. Она пыталась дышать, смеяться и говорить.

А случилось то, что на ее ходунках оторвалось колесико и она упала. Обычно ей не нужны ходунки, но сегодня они ей понадобились из-за этой дурацкой ноги. Она не сильно упала. Она упала как в замедленной съемке, но не смогла подняться. Попыталась, но не смогла. И решила скоротать время, распевая гимны на своем секретном языке. Она спела гимн о Боге. Перевод звучал так: «Я не могу сделать ни шагу без тебя, Господи». Потом она поняла, что в прямом смысле не может сделать ни шагу, и начала смеяться, и не смогла остановиться. Это самое смешное, что случалось с ней за многие годы, с тех пор как она застряла между скамейками в соборе Святого Патрика, и не считая того розыгрыша в школе медсестер. Она видела часы на плите. Было очень рано, и мы с мамой еще спали. Она решила звать нас с мамой по имени каждые пятнадцать минут. Мы ее не слышали. У нее недоставало воздуха, чтобы кричать. Ей хватало воздуха только на то, чтобы петь и смеяться.

Сегодня я стала человеком-ходунками для бабули. Она стояла позади меня, положив руки мне на плечи, и мы медленно передвигались из комнаты в комнату. «Паровозик!» – сказала бабуля. Это в ее духе. Я позвонила Марио, и он должен зайти к нам починить ее колесико. Он сказал, что принесет нам немного свежей кукурузы. После завтрака, таблеток, душа и шарканья по дому бабуля так устала, что ей пришлось ненадолго прилечь. Я легла рядом с ней. Я втиснулась между ней и кучей книг и одежды, которые всегда лежат на ее кровати и не сдвигаются ни на дюйм, даже когда она спит в постели рядом с ними. Бабуля использует некролог тети Момо в качестве закладки. Он потихоньку истрепывается. Бабуля хочет, чтобы я его заламинировала. Мы лежали в постели и смотрели «Зовите акушерку». Бабуля рассказывала мне о различных типах трудных родов, в которых она ассистировала, когда работала медсестрой. Мы молчали вместе, держась за руки и дыша.

– Почему мама такая странная? – спросила я у бабули. Она уже задремала.

– Странная? – переспросила она через минуту и надела очки. – Что ж, посмотрим.

– Это из-за Горда? – спросила я.

– Нет-нет! – сказала бабуля. – Ну, возможно. Возможно, у нее проблемы с гормонами, но она не из-за этого странная, как ты это называешь. Благодаря Горду она счастлива!

– Серьезно?

– Очень счастлива. Как и благодаря тебе.

Бабуля провела рукой по моим волосам. Рука запуталась в большом колтуне, и бабуля рассмеялась. Она называет колтуны эльфийскими локонами.

– Твоя мама борется на всех фронтах. На внутреннем и на внешнем.

– На вечном, – сказала я.

– Да, как будто так и есть, – сказала бабуля. – Твоего отца нет и…

– А где он? – спросила я ее.

– Правда в том, что мы не знаем, – сказала бабуля.

– Он умер?

– Вряд ли. Я так не думаю. А твоя мама боится сойти с ума. Ну, все этого боятся, особенно с возрастом, но твоя мама боится сойти с ума из-за того, что досталось ей в наследство. Мама борется на всех фронтах. Ей приходится. А еще она любит!

– Из-за Горда? – спросила я.

– Из-за всего, – сказала бабуля.

– Она же везде лажает, – сказала я.

– Возмо-о-ожно, – сказала бабуля, – но мы можем выразить это по-разному. И какая, в общем, разница. Женщин всегда за все наказывают! Ее самый большой страх – потерять тебя и Горда. Я не смогу вечно заботиться о тебе, а твой отец на данный момент числится пропавшим без вести.

– Это же я забочусь о тебе! – сказала я.

– Ха! – сказала бабуля. – Это правда, заботишься. Но если твоя мама заболеет, она будет волноваться о том, кто позаботится о тебе и Горде.

– Я позабочусь! – сказала я. – Как в книжке «Дети из товарного вагона».

– Ты смогла бы, – сказала бабуля. – В тебе определенно есть то, что нужно. Но это может быть не идеально.

– Да, – сказала я.

Я бы предпочла растить Горда в лодке, а не в товарном вагоне без колес, чтобы мы могли плавать в разные места и, в идеале, путешествовать по миру. Мама боится сойти с ума и покончить с собой, но бабуля говорит, что она не собирается сходить с ума и кончать с собой.

– Это стресс. И страх, и тревога, и ярость. Это нормальные вещи. Нормальные, нормальные, нормальные. А еще есть психические заболевания. Это совсем другое дело. Хо-о-о. Дедушка и тетя Момо покончили с собой, а твой папа где-то не здесь, и это правда. Но мы-то здесь! Сейчас мы все здесь.

Потом бабуля прочитала стихотворение или что-то в этом роде: «В длинных тенях их преступлений мы здесь сражаемся за свет мира».

– Но на самом деле, – добавила она, – их самоубийства не были преступлениями.

Она продолжила говорить и за разговором пыталась осторожно распутать колтун в моих волосах. Она взяла одну из книг со своей кровати. Это была тонкая книга, поэтому ей не пришлось распиливать ее на несколько частей.

– Посмотрим, посмотрим, посмотрим. Где же это?

Потом она нашла нужное место и прочитала: «Он вытянул руку. Неужели дождь все еще продолжался? Нет, прекратился. Небо казалось неровным и тонким, как будто могло вот-вот прорваться. На проводах появились воробьи, они сидели, отряхиваясь от дождя. Да, мир был… таким, каким хотел быть. Так или иначе, на него не стоило полагаться. Он получал удовольствие сам от себя. Нет смысла в особых желаниях получить что-то от мира, это было ясно. И пока ты остаешься жив, ты будешь его частью. И он тоже ею был»[22]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Здесь и далее бабуля говорит на немецко-платском диалекте, распространенном в общине меннонитов, переселившихся в Российскую империю. На рубеже XIX–XX веков большинству меннонитов пришлось бежать от российских притеснений в Канаду, где они обосновались в провинции Манитоба, а также в Мексику и Боливию.

2

«Take Me Out to the Ball Game» – песня Фрэнка Синатры, неофициальный гимн бейсбола. Его часто начинают петь во время традиционного перерыва на седьмом иннинге (период игры).

3

Бейсбольный клуб из Торонто.

4

Баскетбольный клуб из Торонто.

5

Стихотворение Дилана Томаса «И безвластна смерть остается».

6

Строчка из песни Guns N’ Roses «Knockin’ On Heaven’s Door».

7

Госпел и джазовый стандарт «Just a Closer Walk with Thee».

8

Переделанная строчка из песни The Doors «The End».

9

Строчки из пьесы «Подставной плакальщик», где действие разворачивается в неизвестной стране в недалеком будущем, где в обществе развивается конфликт между элитами с фашистскими тенденциями и коммунистической оппозицией.

10

С Рождеством! (нем.)

11

Я узник государства.

12

Лидер войны за независимость Ирландии, умер на 74-й день голодовки в тюрьме.

13

Антифа – антифашистское движение.

14

Лидер Мексиканской революции 1910 года.

15

Игра наподобие «Эрудита».

16

Запеканка из пасты, консервированного тунца или курицы, грибного бульона и сыра.

17

Торт получил такое название из-за пропорций ингредиентов: 1 стакан масла, 2 стакана сахара, 3 яйца и 4 стакана муки.

18

Древнегреческий драматург и один из крупнейших представителей классической афинской трагедии (480-е – 406 до н. э.).

19

До самого конца (ит.).

20

Известная труппа акробатов.

21

Строчка из песни Ф. Синатры.

22

Цитата из произведения шведского писателя Пера Лагерквиста «В мире гость».