Лунный свет и дочь охотника за жемчугом

Склонив голову, Квилл ставит книги и поворачивается, чтобы уйти. От этого движения что-то выскакивает у него из-за пояса и с глухим стуком падает на пол. Элиза поднимается и подходит, чтобы это поднять. Это оказывается книгой, выцветшей и потрёпанной. Она переворачивает и читает название на корешке. «Морские ковбои. Приключения в открытом море». Задержавшись на пороге, Квилл с любопытством за ней наблюдает. Элиза, мимолетно улыбнувшись, молча отдаёт книгу и возвращается к миссионеру, который отрывается от разглядывания бумаги.

– Это адрес, и знаете, мне что-то совсем не нравится все это.

– Значит, вы его знаете? И знаете, что означает этот знак полумесяца?

– Нет-нет, но можно предположить, что в этом мало приличного. Для такой юной леди Шеба Лейн место весьма небезопасное. Вам не следует идти на этот адрес одной, и я от всей души надеюсь, что такого намерения у вас нет.

– Что ж, а я надеялась, что идти одной мне не придётся. – Она ещё не закончила фразу, а Маквей уже качает головой. – Пожалуйста, мне просто необходима помощь! – Ее голос напряжен. – Я должна выяснить, что произошло. Я уверена, что кому-нибудь в этом месте что-нибудь известно. – Она замолкает на мгновение, разочарованно выдохнув. – Мне нужен мужчина, с помощью которого можно будет получить доступ в определенные заведения. – Ей приходится произнести эти слова вслух, но они вызывают у неё негодование.

– Элиза, по правде говоря, это совсем не в моей компетенции. Это будет выглядеть не очень хорошо.

– Ну тогда мне придётся идти одной. – Разгладив складки на юбке, она отступает от него на шаг.

Маквей, застонав, соглашается.

– Хорошо, ладно. Я знаю, что это.

Обернувшись, Элиза видит, что он озабоченно хмурится.

– Я знаю, о каком доме говорится, – нехотя признаётся он. – У него достаточно дурная слава в определенных кругах города. – Элиза широко распахивает глаза.

– Вы слышали о тонгах? – спрашивает он, глядя ей в глаза. Не дождавшись от неё ответа, он продолжает: – В этой группе только мужчины. Нехорошие мужчины. По-настоящему испорченные. Они проворачивают темные дела. Подделка драгоценностей и тому подобное. Азартные игры. Бордели. – Он качает головой. – Эти людишки называют себя «Братством убывающей Луны». – Он помахивает бумагой. – Отсюда и знак. – Маквей ведёт по рисунку пальцем. – Это своего рода визитная карточка. Шрам в форме серпа, который они оставляют на теле. Это очень опасные люди, не стоит с ними связываться. А мне не стоило вам о них рассказывать.

Она уже слышала о тайных сообществах, о том, как они приводили в исполнение свои приговоры, оставляя после себя тела с выпученными глазами и разорванной трахеей. Перед глазами все плывёт.

– Я понятия не имею, зачем ваш отец записал этот адрес у себя в дневнике.

От одной мысли об этом ее начинает тошнить. Отца вовлекли в торговлю фальшивым жемчугом? Или того хуже – он приложил руку к борделям? Он всегда был очень мягким человеком, но, возможно, какая-то часть его души ожесточилась после жизни в Баннине.

– Как мне туда проникнуть?

– Элиза.

Что бы он ни натворил, она должна найти его.

– Вы же знаете, что я так или иначе узнаю, так что лучше бы вы сами мне рассказали.

Священник тяжело вздыхает.

– Я расскажу, если пообещаете, что найдёте себе провожатого. Кого-то, кто знает город. Джентльмена. А не какого-нибудь жулика, которого встретите в подворотне. Кого-то, кто сможет вас защитить.

– Обязательно, – отвечает она, от всей души надеясь, что выражение лица ее не выдаст.

– В Чайна-тауне у «Звезды» поверните направо, перейдите через дорогу и идите туда, где рыба. Там недалеко.

– Рыба, – кивает она.

– Мимо не пройдете, но обещайте мне, Элиза, что найдёте кого-нибудь, кто пойдёт с вами.

Она скрывается за дверью.

Глава 8

Уже два дня ворон наблюдал за человеком из зарослей кустарника. Он появился, когда человек спал под тенью большого кровяного дерева. Ворон устроился на ветке у него над головой, ссутулившись, как убеленный сединами мудрец. Когда человек проснулся, птица хрипло каркнула, и по равнине разнеслось эхо «ар-ар-ар». Человек добывал себе пищу, а ворон, наклонив голову, наблюдал за его трапезой застывшим белым глазом. Затем человек продирался сквозь чащу леса, а ворон следовал за ним, хлопал изодранными крыльями, перелетая с ветки на ветку.

Человек пока не замечал никаких признаков своих преследователей. Но он старался держаться самых заросших участков страны пиндан, избегая голой, почерневшей земли, изуродованной лесными пожарами. Больше всего ему нравился бурелом, где карисса и сухое камедное дерево тянули к небу тонкие ветки.

Пейзаж вызывал жажду, а сухая кора громко хрустела под ногами человека. Когда придёт сезон дождей, вода здесь всё затопит и котлованы исторгнут из себя рои жужжащих насекомых. Но пока остаётся только радоваться тому, что они позволяют ему укрыться в своей тени.

Когда он выбрался из бурелома, ворон снова устроился на ветке. Мужчина, прикрывая рукой глаза, посмотрел вдаль. На горизонте в мареве жары что-то мерцало. Ворон тоже увидел это и поднял голову. Там клубы пыли взмывали в небо, поднятые копытами лошадей, скачущих галопом. Человек повернулся и скрылся в кустарнике. Теперь они идут по его следу. Он должен убраться отсюда как можно быстрее.

Глава 9

С вершины самой высокой дюны под лучами полуденного солнца залив кажется размытым пятном. Прищурившись, Элиза поднимает ладонь к глазам и рассматривает раскинувшийся невдалеке приземистый Чайна-таун. Спустившись вниз, она пропускает мужчин из прибрежных лагерей, идущих от мясника. На плечах у них шесты с мясными тушами. На пристани толкаются пеликаны с чайками, люди в белых костюмах с конторскими книгами скрупулёзно подсчитывают корзины с раковинами. Неподалёку переминается хромая кляча с тележкой, доверху нагруженной коробками. Окружающие илистые отмели усеяны катушками с канатами, якорными цепями и белыми парусами, развёрнутыми, словно крылья бабочек.

Почему Маквей не захотел ее сопровождать? Вопиюще несправедливо, что мужчины могут ходить туда, куда ей, как женщине, хода нет. Наверное, можно было бы попросить кого-нибудь из команды, но это привлекло бы ненужное внимание. Она разочарованно вздыхает. Если бы только Томас остался ей помочь.

Она проходит мимо кучки людей, столпившихся вокруг ловушек. Зеваки разглядывают что-то увесистое на мелководье. Присмотревшись, ей удаётся различить пластинчатое тело крокодила. Его вытащили с широко раскрытой огромной пастью на всеобщее обозрение.

Малыш с животиком, как у головастика, карабкается ему на спину и довольно скачет. Вспышка фотографического аппарата пугает Элизу, заставляя вспомнить ее собственные семейные прогулки. Как она ползала на четвереньках в поисках маленьких сокровищ и складывала их в кармашек. Песок был усеян фарфоровыми улитками и литторинами [16]. Отец обустраивал место для пикника, а Томас бродил по мелководью. Если она позволит своему сознанию проникнуть достаточно далеко, где размытые фигуры, как призраки, появляются и исчезают, она сможет разглядеть там ещё одного человека. Изображение нечеткое, но если сосредоточиться, можно получше его разглядеть. Это мальчик, ростом едва достает ей до колена. Пухлые ручки в рукавах хлопковой туники. Из-под чепчика выбился завиток светлых волос.

– Ещё раз здравствуйте, мисс, – выводит Элизу из задумчивости голос. – Ох, прошу прощения, – запинается он. – Не хотел напугать вас.

– Вы меня не напугали, – отвечает она, смахивая невидимую крошку со своей блузки.

Это тот самый мужчина, что отвлёк Хардкасла от разговора с ней на берегу. Именно его она застукала, когда он наблюдал за ней на пристани. Высокий, ростом примерно как она и, судя по всему, старше нее на пару лет. Под мышкой у него маленькая корзинка, а потрепанная шляпа сдвинута на затылок. Несколько верхних пуговиц рубашки, торчащей из-под замызганного коричневого жилета, расстегнуты, а у горла повязан красный шейный платок.

– Я узнал вас по походке. Увидел вас за милю, – улыбается он ей.

– Простите? – после секундного замешательства переспрашивает Элиза.

– Шаг у вас – как бы это сказать – как у цапли. Немного грациозный, немного тревожный. Высоко поднимаете ноги.

Она оглядывается.

– Сэр, даже не знаю, что на это ответить. – Ещё одна вспышка фотографического аппарата.

– Какое я животное? – спрашивает он. Она изумленно смотрит на него. – Это будет справедливо.

Она какое-то время молча наблюдает за тем, как он быстро кивает и замирает, как будто его просят позировать для портрета. Он что, заигрывает с ней? Из кармана его жилета выглядывают папиросная бумага и кисет с табаком.

– Что ж, я бы сказала, что вы похожи на кого-то вроде веретенника[17]. – Она скрещивает руки на груди. – Стройный. Энергичный. – Она не смогла заставить себя произнести вслух слово «странный».

Он не говорит ни слова в ответ, но она замечает улыбку, тронувшую его губы, и спешит заполнить неловкую паузу.

– Что-то похожее на орлиный клюв. Или скорее нос. Как будто вы ищете в земле червяка. – Она мысленно закатывает глаза.

– Веретенник, – повторяет он за ней с резким акцентом. – Боюсь, никогда о таком не слышал. Я так понимаю, вы англичанка?

– Я…

– Ваш акцент. Вы из Англии?

– Ах, да. Мы приплыли из Лондона.

– Что ж, мне стоило бы обидеться, но в действительности, если как вы говорите я веретенник, тогда вы должны быть червяком. – Он перекладывает корзину из одной руки в другую. – Так что полагаю, здесь я победил. Хотя мне показалось, что я мог бы быть кем-то более мужественным. Свирепым кенгуру, например. Или жеребцом…

Она не знает, куда деть глаза, поэтому опускает взгляд на его ботинки. В воздухе пахнет пылью и горячим керосином.

– Хорошего дня! – вежливо кивает она и делает шаг вперёд. Мужчина в один стремительный широкий прыжок преграждает ей путь.

– Ах, постойте. Вы кто? То есть как ваше имя?

Она отступает назад.

– Мне показалось, вы знаете моего отца? – с подозрением спрашивает она.

Мужчина немного краснеет, но не сдаётся.

– Мисс, меня зовут Аксель Крамер. И если вас удивляет мой акцент, то он немецкий. Считается, что у меня что-то вроде турне. – Он очерчивает в воздухе круг. – Но последние пару недель я живу здесь. Знаете, вообще-то мне нравится это место. Если не принимать в расчёт тараканов. И, конечно, крыс.

– Понимаю.

– У меня тут вроде как бизнес. – Похоже, он хочет удержать ее внимание и машет в направлении сарая в ста ярдах дальше по пляжу. Сквозь искаженное и размытое марево жары с такого расстояния разобрать трудно, но кажется, что хижина – металлический прямоугольник с открытым фасадом – заполнена большими корзинами и перевёрнутыми деревянными ящиками. Внутри несколько человек что-то перебирают или полулежат, разморенные жарой.

– Раковины с берега, – объясняет он, слегка смутившись. Она знала, что люди собирают на берегу раковины, прочёсывая после отлива коралловые рифы и морское дно. Когда обнажались илистые отмели, они ежедневно по несколько часов бродили, наполняя свои корзины, но она никогда не слышала, чтобы этим занимался кто-то из европейцев.

– Это несколько необычная работа, но эти рифы дают вполне приличный урожай, – говорит он. – В основном жемчужные раковины и трохусы[18]. Местные жители досконально знают эту землю, все секретные места, бухты, приливные бассейны. От меня толку мало. Я умею ходить под парусом, но пловец из меня никакой. Мы делим найденные трофеи и договорились, что в обмен на их знания я занимаюсь продажей жемчуга. Хотя пока удача была не на нашей стороне. Думаю, что я приехал не в сезон. Нам очень нужен большой королевский прилив. – Элиза чувствует, как пот стекает по спине. – Что ж, рад с вами познакомиться. – Слегка склонившись, Аксель протягивает ей правую руку, заложив левую за спину.

– Элиза. Брайтвелл. – Он пожимает ей руку так крепко, как можно было бы ожидать, будь она мужчиной. – Мы живем здесь уже десять лет или около того, – продолжает она. – Мой отец был… То есть он и сейчас торговец жемчугом. Ему принадлежит «Белый скворец» или по крайней мере принадлежал. Но вы и так это знаете. – Она хмурится. Песок под ее ногами приходит в движение.

– Мисс Брайтвелл, – произносит Аксель. – Я слышал про торговца жемчугом. Вашего отца. – Он быстро отводит взгляд на горизонт. – Слышал, им удалось посадить кого-то в тюрьму.

Она высоко поднимает подбородок.

– Тот человек не виноват в том, что случилось. – Она начинает собирать юбки. – И чем дольше люди будут верить в его виновность, тем дольше остальные остаются вне подозрений. – Она знает, что была чересчур резка, но перед глазами у встает туманная картинка с обугленными краями, на которой ее отца схватили, угрожая револьвером. Или что ещё хуже, его безжизненное тело плавает в воде лицом вниз. Она устремляет взгляд поверх головы Акселя на город. Он преграждает ей путь на Шеба Лейн.

– Я и не жду, что вы мне поверите, – говорит она. – Вы даже представить себе не можете, что это за место. – Она собирается пройти мимо, но он хватает ее за плечо. Элиза отталкивает его, и мужчина смущенно выдавливает:

– Прошу меня простить, мисс Брайтвелл, но вы многого обо мне не знаете. Если вы говорите, что тот человек не мог убить вашего отца, я вам верю.

Она пристально смотрит на него.

– Более того, если хотите, я готов помочь вам в расследовании.

– Нет, все хорошо. – Она заправляет за ухо прядь волос. – Не стоит беспокоиться.

– Мисс, возможно, я здесь не так давно, но знаю, что женщины в Баннине не пользуются теми же привилегиями, которые есть у мужчин. – Он смотрит как будто с вызовом. – Предполагаю, что в большинстве заведений на вас будут смотреть косо. Возможно, откуда-то побыстрее выпроводят за дверь. В других оценят по достоинству лишь ваши женские прелести. – Кажется, он чем-то встревожен, и моргнув, возвращается в нужное русло. – Правда в том, что вместе со мной вам легче будет получить пропуск в некоторые места.

Изучая мужчину перед собой, она думает об обещании, что дала Маквею. Может, она и встретила этого человека на улице, но это вовсе не означает, что он обязательно должен оказаться не джентльменом. Более того, она задается вопросом, не придётся ли ей защищать его. И ещё ее смущает, почему он так рьяно стремится помочь ей.

– И вы ничего не хотите взамен? – Она оценивающим взглядом окидывает его щуплые плечи и унылую шляпу.

– Нет, кое-что хочу.

Она приподнимает брови.

– Вы можете рассказать мне о Баннин-Бей. Вы были правы, когда предположили, что я мало что знаю об этом городе, а знать это мне необходимо, если хочу закрепиться в этом бизнесе. Разве можно найти лучшего наставника, чем дочь торговца жемчугом? – Он обшаривает взглядом ее лицо в поисках ответа.

Она пытается представить себе, как он вступает в схватку с мужчинами на задворках «Кингфиш» или бесшумно проскальзывает в заведения на Шеба Лейн под покачивающимися на ветру бумажными фонариками. И почему-то не может. Что-то этого мужчину отличает от всех, которых она встречала раньше. Но мужчина – это то, что ей нужно, и Аксель Крамер на данный момент кажется ей самым подходящим. Ей вовсе не обязательно рассказывать ему все, что она знает. Она может использовать его для того, чтобы перед ней открылись определенные двери. А потом он может вернуться к своей работе, и она найдёт отца.

– Что же, полагаю, вы в какой-то степени должны обладать деловым складом ума. – Она бросает взгляд на жалкую лачугу. – Кажется, вы честно обращаетесь с местными, чего нельзя сказать о многих людях, живущих здесь. – Она впивается взглядом в его проницательные глаза, крючковатый нос, тонкие усы. Прокручивает все это в голове. Если ее отец может проверять людей, почему бы ей не сделать то же самое. – Хорошо.

– Вы готовы? – расплывается он в улыбке.

Дневник Чарльза Дж. Г. Брайтвелла, торговца жемчугом. Заметка про акул Северо-запада Австралии

Опытный натуралист знает, что воды, омывающие северо-западное побережье Австралии, изобилуют морской живностью, включая всевозможные виды рыб, дельфинов, дюгоней, китов, черепах и около двухсот видов акул.

Заканчивая свой первый сезон ловли жемчуга, могу со всей определенностью сделать вывод, что залив Баннин является местом притяжения акул. На мелководье обитают мако, черноперые и тигровые акулы, а огромные акулы-молот с мордами горгулий патрулируют воды поглубже. Но самым смертоносным оказался участок немного севернее мыса Вилларе. Знаю людей, которым белые акулы разорвали бёдра в нескольких ярдах от их люггеров. Белая акула – это свирепое, завораживающее существо с массивным шиферно-серым телом и чёрным, леденящим душу каждого моряка мертвым глазом.

Не далее чем два месяца назад на люггере Хардкасла «Странствующая Ева» одному юноше полностью оторвало ногу. Он забился в конвульсиях и умер до того, как кто-то смог добраться до бедняги и спасти от потери крови. Это был воистину траурный день, после которого ловцы жемчуга объявили войну акулам. По плану нужно было забрасывать за борт крючки со свежей наживкой и ждать, когда чудовище под водой начнёт клевать. Акулу в конце концов поймали, наполовину затащили трепыхающуюся тушу на борт и располосовали брюхо, выпустив внутренности с потоком красно-коричневой жижи. Конечно, это привело других акул в неистовство, и пока они жадно пожирали убитую, мужчины набросились на них с револьверами, гарпунами и ножами – со всем, что попадалось под руку. Зрелище было ужасающее. На борту люггера подвесили одновременно туши дюжины акул. Пока их сумели отогнать, но посмотрим, вернутся ли они после сезона дождей.

Глава 10

Вонь стоит такая, что слезятся глаза. Жареный лук, куркума, креветочная паста и имбирь смешиваются с сандалом и амбре нескольких сотен мужчин. В этом приземистом посёлке домишки жмутся друг другу, как пьяницы в сумерках. Чтобы защититься от весеннего паводка, все дома стоят на пнях. Люггеры выбросили свои команды на берег, и скорость этого места бешеная. Улицы превратились с размытое пятно из людей и кошек, охотящихся в темных подворотнях за грызунами, а затем приносящих убитую добычу на деревянные веранды.

Элиза кое-что знает об этом месте. Здесь продают специи, золото, порошки афродизиаков. Навязывают травяные снадобья от бородавок и болезней печени, фурункулов и ожогов. Магазины для сквоша[19] открыты для всех желающих допоздна. Китайцы-портные спорят за место с мясниками. Бордели теснят бильярдные салоны. Сбились в кучу ночлежки, лавки зеленщиков и табака, прачечные и питейные заведения.

Никогда прежде не видела она столько мужчин в одном месте. Японцы и островитяне Южного моря, манильцы и синегальцы, яванцы и даяки[20], копангеры и бразильцы. Люди из разных слоев общества, от врачей и предпринимателей до чернорабочих и нищих. Когда сезон добычи жемчуга в самом разгаре, в городе почти не остаётся мужчин, кроме трактирщиков, лавочников, да ещё разных бездельников, что предпочитают сухие веранды сырости моря. Поэтому Элиза привыкла несколько месяцев в году жить в пространстве, главным образом наполненном женщинами. Женщины копают, женщины лечат, женщины проводят заседания совета и ремонтируют здания. Однако когда возвращаются мужчины, предполагается, что эти же женщины просто вернутся на свои места, как консервные банки в дальний угол шкафа.

От этих мужчин исходит странный жар, а их разноголосая болтовня словно густой смолой заполняет воздух. Перед ней и Акселем они расступаются; некоторые, склонив головы, отходят, что-то ворча себе под нос. Время от времени мимо с грохотом проносится двуколка, запряженная вечно недовольной клячей. Мужчины, согнувшись в три погибели, наполовину парализованные от кессонной болезни, торгуют здесь рыбой, мангровым крабом, мясом дюгоней и черепах. Из граммофона льётся заунывная мелодия, сопровождаемая кошачьим мяуканьем и негромким стуком шариков на абаках[21]. Улыбающийся мужчина, расположившись на балкончике, играет балладу на укулеле.

Из одной из лавок зазывает синегалец-реставратор жемчуга. Его филигранная работа заключается в том, чтобы удалять заметные изъяны на камнях. При помощи тончайших инструментов он может раздвинуть многочисленные слои кожицы, цепляющиеся друг за друга, как лепестки розы. Иногда удаётся вырезать загнивающий кусочек плоти и сохранить жемчужину. Бывает, что гниль расползается до самой сердцевины, как бывает и у человека.

Они подходят к оживлённому перекрестку. Здесь нет никаких уличных указателей, кроме нескольких искореженных кусков жести, прибитых к стволу эвкалипта с железной корой.

– Прошу прощения, сэр, – останавливает Аксель проходящего мимо человека. Рубашка на нем велика, а из маленького рта свисает сигарета. – Пардон за беспокойство, но мы ищем «Звезду»…

Мужчина, мазнув взглядом по Акселю и Элизе, качает головой и торопливо убегает прочь, как медведка. Аксель, застёгнутый на все пуговицы и обливающийся потом, стягивает шляпу с головы и вытирает лоб.

– Мисс Брайтвелл, что теперь?

Она не смотрит на него, обшаривая взглядом покосившиеся витрины. Он зовёт ее по имени ещё раз и ещё, уже громче.

– Элиза?

Когда она наконец поворачивается к нему, он приподнимает брови. Такое знакомое выражение лица!

– Простите, – тряхнув головой, отвечает Элиза. – У меня иногда звенит в ушах. – Аксель, нахмурившись, догоняет ее. – Такое чувство, что все вокруг закрывается. Как будто меня закопали в землю. – Прищурившись, она вскрикивает: – Ага!

И до того, как он успевает сообразить, она уже шагает к зданию. На приземистой и широкой террасе салуна полно мужчин. Возле входа выстроились костлявые лошади с мешками на мордах. Неподалёку сквозь грязь пробивается белый эвкалипт. К нему прислонен квадратный железный лист с нарисованной пятиконечной звездой.

– Маквей сказал перейти через дорогу, – кивает Элиза.

Дневник Чарльза Дж. Г. Брайтвелла, торговца жемчугом. Трагедия

Могу сказать без прикрас, что сегодня был один из самых печальных дней. Всего через два года жизни в Баннине семью постигла трагедия. Виллем лишился ноги после долгой борьбы с некрозом, который едва не стоил ему жизни. Все началось несколько недель назад: на глубине двух футов, прямо у пристани, на брата напала медуза. Должно быть, это была одна из разновидностей кубомедузы, потому что он только и успел вскрикнуть от укуса, – а сколько агонии было в этом крике! – как тут же закатил глаза и начал задыхаться. Мы вытащили его на берег, и Блайт осмотрел его в операционной. Доктор порекомендовал ему покой, и Виллем следующие четырнадцать дней провёл в постели. Но очень скоро рана начала кровоточить, а потом нога стала гноиться. Боже, что это была за вонь! Без платка, прижатого к носу, я даже подойти к нему не мог. Марте невыносимо было видеть его в таком состоянии, поэтому она старалась держаться подальше. Но нога, конечно, продолжала гнить и почернела. Плоть была твёрдой и блестящей, как шкура жареной рыбы, и отделялась от костей при малейшем прикосновении. В итоге Блайт отпилил ногу чуть выше колена. Брат потел, метался в лихорадке, пока инфекция окончательно не покинула его тело. Мы найдём ему протез, но боюсь, в этих краях можно рассчитывать только на деревянный. Поэтому нам придётся пока приостановить наши планы – совместное руководство флотилией, два брата, торгующие жемчугом и выходящие в море со своей работящей командой. Я сказал дорогому Виллему, что он может по-прежнему оставаться партнером, на берегу, пока не окрепнет достаточно для того, чтобы взойти на борт люггера. А пока я буду делиться с ним частью добычи, это справедливо, учитывая обстоятельства. Но он помрачнел и отвернулся. Мерцание свечи отбрасывало тени на его осунувшееся лицо.

P.S. Заметка о кубомедузах (переписана из моих натуралистических заметок и приводится здесь для контекста). Бесспорно, кубомедуза – одно из наиболее опасных существ океана. Она унесла жизни стольких ныряльщиков, что невозможно сосчитать. Эти хищники отличаются бледно-голубыми кубическими телами и чрезвычайно длинными щупальцами (они могут достигать 10 футов – см. иллюстрацию). Они высокоразвиты, способны быстро передвигаться в воде, а не дрейфовать, а их необычайно сильный яд действует таким образом, чтобы мгновенно оглушать или убивать добычу. Никакие попытки вырваться не вредят их щупальцам. Я могу с уверенностью сказать, что охотнее встречусь с акулой или морской змеей, чем с кубомедузой. Вот почему мне так жаль Виллема и наш с ним утративший силу договор. У брата есть свои недостатки, но такой судьбы он не заслуживает.

Глава 11

Насчёт рыбы миссионер оказался прав. Они развешаны по всем стенам, и их глаза следят за Элизой, куда бы она ни шагнула. Внизу на поддонах тушки разложены, как мраморные плиты, каждая покрыта идеальной мозаикой чешуи. Посередине всего этого сидит человек, такой же старый и иссохший, как табурет под ним. На мужчине штаны, поблескивающие от чешуи, и тонкая майка, под которой виднеется дряблая кожа.