Ясный день. Рассказы, которые согреют в любую непогоду

Было Вадику двенадцать лет, были они с Леней молодыми, планы строили, сына растили. Но пробежала мимо них «мышка», хвостиком задела, вся жизнь и разбилась… ушел Леня к другой. К яркой, кипучей, задорной молодой женщине. Люба против нее совсем другого характера: спокойная, душевная, покладистая. Ахнуть не успела, как мужа, словно ветром сдуло.

Работала она тогда в школьной библиотеке в райцентре. После развода уехала с сыном в город, там родители жили тогда; устроилась в библиотеку одного из институтов. И все эти годы тихо работала там до самой пенсии. У студентов была любимицей за свой мягкий характер и отзывчивость, за стремление помочь найти нужную литературу, подсказать.

В ее скулах и карих глазах было что-то восточное, а приятной полноты щеки и губы делали лицо очень милым.

На удивление близким, сын Вадик вырос образованным, красивым парнем. Замуж Люба так и не вышла, тяжело было, особенно первое время, но очень хотела, чтобы сын и муж общались. Но Вадик, запомнив неожиданный уход отца, затаил на него обиду и неприязненно относился ко всем попыткам Леонида повидаться.

Вадим окончил институт, выбрав профессию архитектора. И как-то сразу у него все пошло успешно. Женился, правда, поздно, серьезно подошел к этому вопросу.

Леонида на свадьбе не было. И ни разу не видел внучку. К тому времени он давно «разбежался» с той самой женщиной, перешедшей по молодости лет этой семье дорогу.

После телефонного разговора Люба все это вспомнила и сердце сжалось. Непонятное это было чувство.

– Вадик, может, повидаешься с отцом? – спросила она, – пусть Анечку увидит.

Вадим сначала воспринял в штыки предложение, потом смягчился.

– Надо повод придумать, – предложила Люба, – там у них леспромхоз, пусть елку привезет внучке.

– Да что у нас елок тут нет? Я любую могу купить.

– То купить, а то сам выберет, как тебе в детстве, каждый год сам елочку выбирал, не покупную…

Вадим согласился:

– Пусть везет елку.

Новость о том, что внучка ждет елку от дедушки, всколыхнула чувства Леонида. Он и сам не ожидал, что под Новый год его ждет такой долгожданный подарок – увидеть сына и внучку. Поэтому просьбу про елку воспринял как очень важное задание. Ответственное задание: выбрать внучке елку.

Он мог купить ее на площади у администрации, среди помятых и скукоженных от тесноты во время перевозки. Но ему непременно хотелось особенную елочку: аккуратную, пушистую, не высокую, не низкую, средненькую такую, в общем, свою елку.

Утром отправился в леспромхоз, мужики знали его, там и начальник знакомый, уж мужик мужика поймет, разрешит елочку выбрать.

Поймал попутку, парень довез до поселка. По дороге Леонид в приподнятом настроении рассказывал о своем задании:

– Дело у меня важное: внучке елку хочу выбрать. Хорошую елку.

В поселке вышел на последней улице и направился к лесу, на проторенную дорогу, по которой лесовозы ходят, и стал ждать.

Мороз был градусов двадцать, Леонид не боялся холода. Но поднялся ветер: колючий, обжигающий лицо.

Наконец, показался огромный лесовоз, тягучим ревом нарушив тишину.

– Как говорится, в такую погоду хозяева собаку на улицу не выгонят, – удивился водитель, – что же тебя заставило из дома в лес отправиться?

– Ты понимаешь, внучка у меня, так вот для нее елочку хочу.

– Подумаешь, елка, купить можно.

– Не-ет, это не то, я свою хочу елку. Сын маленький был, всегда сам выбирал. А сейчас говорит: «Привези елку дочке». Как же я не привезу? Я должен привезти. Так что, мил человек, задание у меня о-очень важное.

– Да я вижу, ты сам рад стараться, нравится тебе задание.

– Еще как нравится, оно мне душу греет.

В леспромхозе отправили к мастеру, тот отправил к начальнику.

– Что за странная просьба, – удивился он, – вон лежат, выбирай, так отдам, раз уж приехал.

– Пойми ты, я хочу по лесу пройти, сам выбрать, своими руками срубить.

– На штраф, что ли, нарваться?

Леонид понял, что тут без правды не обойтись. Он и рассказал вкратце всю правду своей жизни. – Виноват я перед ними, сильно виноват. А тут такой случай за много лет: сын попросил внучке елку привезти, я же впервые в жизни внучку увижу.

Начальник участка молча показал на дверь, вышел вместе с Леонидом, позвал одного из рабочих.

– Вместе пойдете.

Через час Леонид аккуратно обвязал ветви пушистой красавицы и тем же лесовозом добрался до поселка, осмотрев, не повредилась ли елка. На автобус не успел, снова ловил попутку.

– В багажник не войдет, однозначно, – сказал водитель Жигулей.

– Вижу, что не войдет, потому и не поеду.

– Будешь стоять на холоде?

– Буду стоять, может, грузовая пойдет.

Грузовая, причем полупустая, показалась через полтора часа, Леонид к тому времени продрог. Но елку довез в целости и сохранности. Он уже договорился со знакомым, у которого микроавтобус, чтобы до города подбросил, и уже собирался в дорогу, но слег с температурой.

– Леонид Петрович, ну ты едешь?

– Еду, Ваня, мне надо ехать, – слабым голосом ответил хозяин.

– Да ты никак простыл? Леонид Петрович, хрипишь, температура, наверное. Не-ет, не повезу тебя.

Леонид чуть не расплакался от обиды и отчаяния. Ведь все сделал, как хотел, а елку отвезти не может, сил нет. Да и куда он с простудой?

– Слушай, Ваня, если адрес скажу, доставишь?

– Вопросов нет, легко доставлю!

– Только просьба одна: не говори, что приболел.

Леонид не хотел, чтобы знали о его болезни. Казалось ему, что никто не опечалится по поводу его простуды, никто и ни капли жалости «не подаст», потому как не заслужил, – так считал Леонид и думал, что это правильно. «Что я для них хорошего сделал, кроме алиментов, чтобы жалость вызывать?»

Анечка замерла перед лесной красавицей, осторожно трогала ее веточки.

– Это моя елка?

– Твоя, детка, – сказал Иван, довольный, что доставил по адресу.

– А где же дедушка? Папа сказал, что дедушка приедет.

– Не смог. Елку вот передал. Ну, с наступающим всех! – Иван быстро вышел, услышав вслед благодарность от хозяев.

– Все-таки он трус, – сказал Вадим, – ведь дали ему повод приехать, а он все равно не явился на глаза. Может, стыдно…

Люба сидела на кухне (зашла как раз к сыну с невесткой и внучке), слышала весь разговор и не проронила ни слова.

– Мам, ты чего? Плачешь, что ли? До сих пор слезы по нему льешь?

– Я не по нему, сынок, я по жизни нашей непрожитой… да и не плачу я, а так чего-то… Нет, Вадик, не струсил он, это случилось что-то. До этого так рвался увидеться.

– Мам, ну мы тут не виноваты.

– Да это понятно, а все равно как-то не так на душе, Новый год все-таки, доброе дело задумали, а не случилось.

– Ну, елку же передал? Передал. Анюта радуется, вечером наряжать будем.

Дня через три после Нового года, когда елка сияла украшениями, распушив ветки и отдавая свой аромат, Вадим вместе с женой и дочкой поехали в райцентр. По навигатору нашел адрес.

Леонид, которого никто не предупредил об абсолютно неожиданном приезде, был растерян, даже потрясен, говорил сбивчиво, неуверенно.

– Здравствуй! Решили заехать, – сказал Вадим, познакомив с женой.

– А я приболел тогда, понимаешь, елку привез и свалился. Сейчас я здоров, все хорошо. А приехать-то хотел, уж как хотел повидаться…

– Ты мой дедушка? – девочка в розовом пуховичке и белой пушистой шапочке с любопытством смотрела на Леонида.

– Я твой дедушка, Анечка.

– А у нас твоя елка стоит! – Аня протянула новогодний пакет. – Это тебе подарок.

Леонид прослезился. Есть моменты в жизни, когда события или случайные слова, сказанные самыми родными, застают врасплох, и ты уже не в силах сдержаться. И тогда в глазах появляется туман от непрошенной слезы.

Вадим с семьей был у отца примерно час, не балуя, конечно, долгим времяпрепровождением. Но и этого было достаточно, чтобы душа у Леонида, хотя бы на время, перестала болеть и появилась настоящая радость общения.

Катя, жена Вадима, улыбчивая молодая женщина, рассказывала, как все гости восхищались их елкой.

– Правда, спасибо за елку, – сказал на прощанье Вадим.

– Да чего там, хотелось красивую найти, внучке угодить. А это для меня очень важное задание.

Они уехали. Ничего не шло на ум, кроме сына, внучки и Любы. Понимал, что ничего уже не склеишь, все живут своей жизнью. И Люба никогда не будет рядом, это он точно знал. И все же был счастлив в этот день, когда впервые за много лет сын переступил порог его дома. Да еще и с внучкой.

А за окном падал снег. И больше ничего не происходило. Просто наступил новый год. И просто на душе у кого-то потеплело.

Сирота

– Чего в угол забился? Сирота, что ли?

– Ага, – Николай невозмутимо кивнул, словно и не его касалось.

Студентки замолчали, с сочувствием посмотрев на заглянувшего в их комнату Колю Лукина.

Первокурсники только начали заселяться. Пятиэтажное общежитие из красного кирпича приняло новоиспеченных студентов с сумками, книжками, гитарами и прочим скарбом, привезенным из дома.

Анжела, Ира и Оля познакомились еще на экзаменах. В первый же день заглянул к ним Коля, русоволосый, курносый парнишка в клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Чего зашел, теперь уже никто и не помнит.

– А вот и помощник! – обрадовалась Анжела, расчесывая обесцвеченные волосы. – Ну-ка помоги шкаф передвинуть.

Ира и Оля не успели еще опомниться, как парнишка молча подошел и, несмотря на худощавость и средний рост, сдвинул шкаф с места.

– Ну, ты жилистый, оказывается, – удивилась Ира.

Светленькая Оля Сергиенко, меркнувшая на фоне темненькой Иры и ярко накрашенной Анжелы, помешивала макароны в кастрюльке.

– А вы оставайтесь с нами ужинать, – предложила она.

– И останусь, – Николай не заставил себя уговаривать и присел на стул.

Ел Коля с аппетитом, орудуя вилкой бойко, не отвлекаясь на разговоры. Хотелось расспросить, как же он сиротой стал, да неловко было девчонкам.

С того дня Коля заходил несколько раз на неделе. Иногда просто чай попьет, а если предложат, то и ужинать остается, а в выходные и пообедать.

– О-о-оо, Колюня пришел, – нараспев говорила Анжела или «Колюсиком» называла, а то и «Коляном». А когда уходил, ворчала, – прикормили Колюню, не отвяжется теперь.

– Да и ладно, жалко, что ли, макароны или картошку, – оправдывалась тихая Оля, пусть поест, сирота все-таки.

– Ты хоть бы накрасилась, – советовала Анжела, – а то, как мышка, незаметная такая…

– А зачем? – удивлялась Оля.

– Понятно, – усмехнулась Анжела, подмигнув Ире и кивнув в сторону Оли, – учиться приехала.

– Ну да, учиться. А как по-другому?

Анжела рассмеялась заливисто, упав на кровать, застеленную общежитским одеялом.

– А я думаю, замуж надо удачно выйти. Только не за такого вот Колюсика, сироту казанскую.

– Тоже мне «Москва слезам не верит», – тихо заметила Оля.

Перед ноябрьскими праздниками субботним утром Анжела пришла из душевой с полотенцем на голове, удивление застыло в глазах:

– Девоньки, а наш Колюня вовсе не сирота… а мы его прикармливали, жалели, а к нему мамка вон приехала… вооот с такими сумками. В цветастом платке с кистями, пышная такая, в валенках…

– Да ну! – Ира соскочила с кровати, подбежала к двери и выглянула в коридор.

– Поздно, зашли уже в комнату.

– А почему ты решила, что это его мама? – засомневалась Оля.

– Да я сама слышала, как мамой назвал, так и сказал: «Давай, мама, я сам сумки подниму».

– Дармоед! Прикинулся сиротой, а мы и поверили, – возмущалась Анжела.

– Ну и что, не объел же нас, – пыталась заступиться Оля.

– Да правда, Анжелка, брось, подумаешь, мамка приехала, радоваться надо, что у парня мать есть.

Разговоры утихли, и до самого вечера никто не вспоминал про Колю.

Уже стемнело. Никто не видел, когда Лукин проводил гостью на автобус. Часов в семь вечера дверь в комнату девчонок открылась, обычно Лукин стучал, а в этот раз вошел без стука. Точнее сказать, сначала показалась охапка свертков, которые он держал в руках.

Коля молча подошел к столу и сложил все это, едва не рассыпав. Аккуратно поставил литровую банку молока. А сверху, на свертке со сдобой, возвышалось колечко домашней колбасы – самой настоящей, запеченной в русской печи с ароматным лавровым листом, чесноком, перчиком.

Анжела, уперев руки в бока, подошла к столу в полной готовности вывести Лукина на чистую воду. Но запах домашней колбасы, как защитный Колин оберег, остановил ее. Это был сногсшибательный запах, который способен открыть, пожалуй, любую дверь и вызвать нешуточный аппетит.

– Ну, че, девчонки, угощайтесь, – Колька для пущей достоверности указал на гостинцы.

– Это нам, что ли? – Ира еще не верила, что продукты предназначены для них.

– Ну а кому?

– Так много? – удивилась Оля. На плите стояла вареная картошка. – Так, может, ты с нами?

– Не-е, я наелся, – Коля сел на Ирину кровать, стоявшую ближе всех к нему.

– Да мы только ужинать собрались, хоть чаю выпей.

– Ну, чай можно, – согласился парень.

Все на время забыли про Колину маму, и только за столом Анжела все же не выдержала и первой начала разговор, прежде попробовав домашнюю колбаску.

– А что, Колюня, мамка, значит, приезжала?

– Не-ет, это теть Маня, тетка Мария, я у них с пятнадцати лет жил.

– Как это тетка? Не поняла, – Анжела настолько была удивлена, что готова была обвинить Лукина в обмане.

– А чего непонятного, тетка из деревни продукты привезла.

– Так ты сирота или нет?

– Ну, получается, сирота. Папки давно нет, мамки три года назад не стало. Вот я и жил у дядь Вани и тети Мани. У них своих двое, старше меня, внуки уже есть… Часто ездить не может, а к празднику приехала.

– Ну, хватит вам! – тихая Оля впервые повысила голос на подруг. – Хватит вам спрашивать! Прямо допрос устроили. Послышалось тебе, Анжела, насчет… ты сама поняла, о чем я.

С того дня вопрос о Колином сиротстве больше не поднимался, и в комнате девчонок он был всегда желанным гостем.

– Коль, как думаешь, эту тумбочку можно починить? А то комендантша на всю общагу кричит, что нет у нее других тумбочек.

– Посмотрим, – отвечал Коля. Потом по всему общежитию искал хоть какие-нибудь инструменты. И ведь нашел. И починил полуразваленную тумбочку. Так же и с форточкой, которая не хотела закрываться.

Учился Лукин плохо. Вообще-то он старался, вечерами читал, даже зубрил. Но не давался ему русский язык, к тому же еще иностранный надо было изучать, да еще культурологию – все чаще вздыхал, не испытывая радости от поступления на филфак.

После Нового года, не сдав сессию, Коля решил бросить институт. Декан уговаривал подтянуться, предлагал помощь.

– Выучишься, в родную деревню поедешь работать, в селе учителя очень нужны.

– Не мое это, зачем место занимать, пусть другие учатся. Я в школе сочинения хорошо писал, вот и уговорили на филфак документы подать.

Помочь пыталась и Оля, предлагая подготовить Лукина к пересдаче.

– Нет, я уже решил, на стройку пойду, уже договорился, меня в бригаду берут.

Выписавшись из общежития, Коля остался в городе и поселился в общаге строительного управления. Весной девчонки замечали, как Оля убегала на свидания к Лукину, ждавшему ее у входа.

В конце апреля Колю призвали в армию.

– Неужели ждать будешь? – съязвила Анжела.

– Буду!

– Ну-ну, целых два года письма писать, вот уж точно одной учебы тебе мало…

– Хватит, Анжелка, не смейся, – Ира решила заступиться за Олю. – Хочет, пусть ждет, не всем же за «Ален Делонов» замуж выходить.

Когда Коля Лукин вернулся из армии, Оля уже была на третьем курсе. Летом они поженились, и она переехала к нему в общежитие того же самого строительного управления. На пятом курсе у нее уже был ребенок. Как они справлялись без бабушек и нянек (у Оли мать тоже далеко в деревне жила), никому неизвестно. На защиту диплома Оля пришла с коляской. Димка сладко посапывал, пока мама Оля защищала диплом. В это время рядом с ним были Ира и Анжела, умиляясь маленькому человечку.

– За пять лет наша Оля умудрилась в институт поступить, с Колей познакомиться, в армию его проводить, дождаться, замуж выйти, сына родить, – сказала Анжела.

– И диплом защитить, – Оля вышла счастливая, склонилась над коляской. – А еще нам квартиру в новостройке обещали.

К аудитории подошел Николай. За эти годы раздался в плечах, отрастил усы, выглядел теперь гораздо старше, серьезнее. Смущенно протянул жене цветы.

– Ну вот, будет у нас теперь в семье учительница.

– Да! Я – учительница! А ты мой строитель! – она обняла его, встав на цыпочки.

– Учись, Анжела, – шепнула Ира, – пятилетка у Ольги прошла на «отлично». А у нас с тобой все еще только впереди.

За окном шлейфом расстилался аромат сирени, а по календарю – начало восьмидесятых. Для кого-то золотое время счастливой молодости.

Синее платье

Цок-цок-цок… каблучки стучали по асфальту, успевшему высохнуть после весеннего дождя. Дине приятен этот стук, она спешит домой. Плечи немного затекли от сидячей работы на приборо-ремонтном заводе, но она не ощущала усталости. Да какая может быть усталость в двадцать два года, когда вся жизнь, все радости впереди.

Подойдя к магазину тканей, остановилась и решила заглянуть на минуточку. В магазине образовалась небольшая очередь – явный признак дефицита. Дина, еще не видя, что за ткань «выбросили», присоединилась к очереди. И только когда взглянула на прилавок, увидела синий рулон, который продавщица ловко переворачивала, когда отмеряла ткань.

Это был материал синего цвета, в котором, пожалуй, больше насыщенной голубизны, похожей на небо. Дина прильнула взглядом, как зачарованная. Представила себя в платье из этой ткани и в груди что-то радостно заклокотало. Ткань была легкая, струящаяся, а цвет, как магнит, притягивал взгляды.

«Хоть бы хватило», – прошептала Дина, представив себя в синем платье на свидании с Борисом, про себя она мысленно называла его Боренька, но вслух не решалась. Они познакомились в марте и еще даже немного смущались, встречаясь.

Пока Дина думала о Борисе, рулон уменьшался, все стоящие впереди покупательницы (в очереди были одни женщины) непременно брали отрез синей ткани. Дина забеспокоилась, появился страх, что не хватит. Рулон «таял» на глазах. Мечта о платье стала меркнуть. «Может, на блузку хватит», – едва слышно прошептала она. Впереди стоявшая пожилая женщина обернулась, Дина сомкнула губы, поняв, что ее слова были услышаны.

Остатки ткани достались как раз этой женщине, и Дина оказалась перед пустым прилавком и вопросительным взглядом продавщицы.

– А есть еще такая же ткань? – неуверенно спросила она.

– Такой больше нет.

– Ну, может, еще рулон найдется, мне очень надо, – не надеясь на чудо, спросила девушка.

– Я же вам сказала: больше нет. Выбирайте из того, что есть.

– Вот так всегда: «выбросят», лишь бы подразнить, и снова пусто, – с негодованием сказал кто-то в очереди.

Дина молча отошла от прилавка, настроение уже не было таким радужным. Оказаться рядом с Борисом в синем платье уже не представлялось возможным.

Она вышла, заметив, что небо снова «нахмурилось».

– Скажите, а вам очень нужна эта ткань?

Дина не поняла, к ней ли это обращаются. Повернулась и увидела ту самую пожилую женщину, которой достался остаток ткани. В светлом плаще, в шляпке, из-под которой поблескивала седина, с лучиками-морщинками у глаз – она выделялась неброской интеллигентной красотой и элегантностью.

– Может, у вас важное событие, и вы хотели новое платье? – продолжала допытываться женщина.

Дина пожала плечами.

– Нет никакого события, просто… просто у меня свидание… Я хотела пойти на свидание в новом платье, – искренне призналась она.

– Свидание… – повторила женщина вслед за Диной, и ее лицо, словно солнечным лучом, осветила улыбка. – Как это знакомо: свидание. Кажется, вчера было, – она подошла ближе, – как вас зовут?

– Дина.

– Диночка, вам удивительно подходит этот цвет, – она достала из сумки сверток и развернула его. На улице отрез стал еще выразительнее, на него было приятно смотреть. – Я как-то машинально его взяла, мужу покойному нравилось, как я одевалась, и этот цвет нравился… но вам, Дина, нужнее, у вас свидание, – она протянула сверток, – возьмите, пусть у вас будет красивое платье.

– Что вы! – Дина отпрянула. – Вы же для себя купили.

– Берите, вам, молодой девушке, изумительно идет, а я просто случайно взяла, по доброй памяти. Это ваш отрез, вы его должны были купить. Вы не думайте, я вам его за деньги отдаю, – сказала женщина, испугавшись, что Дина откажется.

– Сколько? – спросила девушка.

– Сколько заплатила, столько и стоит.

Дина отсчитала деньги и хотела немного дать сверху, но женщина категорически отказалась.

– Скажите, вам точно этот материал не нужен? – еще раз спросила девушка.

– Точно, милая, точно. Пусть тебе платье красивое сошьют… Портниха-то есть?

– Есть! – радостно кивнула Дина.

– Вот и славно! – она не спеша пошла на остановку, неся в руках сумку молочного цвета.

– Спасибо вам! – крикнула Дина.

Она еще раз посмотрела на ткань, осознавая происшедшее. Вот подошел автобус, женщина села в него… и только тогда Дина вспомнила, что не спросила, как зовут незнакомку.

Портниха Зоя, которую постоянные клиенты называли Зоечкой, открыла дверь, впустив Дину.

– Зоечка, я ткань купила. Сошьешь мне платье?

По лицу Зои было видно, что она завалена заказами.

– Ну очень надо, – жалостливо сказала Дина.

– Горит, что ли? – недовольно спросила Зоя.

– Не горит, но, понимаешь, очень надо новое платье, а тут такая ткань…

– Ну показывай, чего там у тебя.

Девушка развернула сверток.

– Ну-у-уу, хорошая ткань. Где такую взяла?

– В тканевом на Маяковского.

– Как шить будем?

– Не знаю, придумай, – попросила девушка.

Зоя взяла тетрадку, быстро набросала фасон и показала Дине.

– Так просто? – удивилась Дина.

– А тут не надо сложного, ткань сама по себе достойная.

Готовое платье Дина не хотела снимать, так хорошо оно на ней сидело. Отрезное по талии, оно подчеркивало ее фигуру, струилось легко, освежая синевой.

– Ну, хороша девка, – сказала Зоя.

– Спасибо, Зоечка, в самый раз, а цвет… нарадоваться не могу.

Майский день выдался теплым. Дина впервые надела свое синее платье, туфли-лодочки и прихватила легкий плащик. Солнце играло в витринах магазинов, казалось, даже лица прохожих преобразились от весенних лучей. Дина время от времени опускала глаза, чтобы увидеть изумительный цвет платья; потом смущенно смотрела вперед, словно кто-то мог ее упрекнуть в излишней радости.

– Ты какая-то сегодня… другая, – заметил Борис, глядя Дине в глаза, – и платье красивое… тебе очень идет.

– Правда?

– Самая настоящая правда, – искренне признался он и взял девушку за руку.

В синее платье Дина наряжалась еще много раз. И на второй день собственной свадьбы она тоже была в нем, и они с Борисом дружно раздавали гостям блины.

После рождения Димки платье из-за небольшой полноты на время пришлось отложить. Потом еще несколько раз надела его, пока не родился Ромка. И тогда платье перекочевало в комод.

У Дины были разные вещи… Но иногда она доставала синее платье, приложив к себе, смотрела в зеркало, вспоминала, как первый раз пошла в нем на свидание и как в тот день Борис предложил выйти за него замуж. Это была та вещь, от которой почему-то не хотелось избавляться.

Серые глаза

– Юрий Матвеевич, вы мне машину разрешили свою взять, а водителя не могу найти, – снабженец, заглянувший в кабинет главного инженера, выглядел беспомощным и ждал спасительно ответа.

– А чего его искать? В плановый загляни, наверняка там.

– А-а-аа, – снабженец хлопнул себя ладонью по лбу, – точно, у Нели сидит, понял, спасибо, Юрий Матвеевич.

– Да не за что, уж вся контора знает, где Сергея искать.

Водителя, который был закреплен за главным инженером, и правда можно было чаще всего увидеть в кабинете молодого плановика Нели Масловой. Ровная челка, собранные на макушке волосы и большие серые глаза, на которые все обращали внимание. Но самый первый человек на предприятии, кто выделил эту хрупкую девушку, был Сергей, водитель главного инженера, молодой, холостой, высокий и задумчивый.

Он садился на стул, стоявший почти у самой двери, и гипнотизировал девушку взглядом.

– Зачем пришел? – спрашивала она.

– Просто так, посмотреть в твои серые глаза.

– Некогда мне, видишь, работаю.

– А я не мешаю. Могу молча сидеть.

Неля уже привыкла к таким визитам и спокойно работала, не обращая внимания на скромного водителя. Она привыкла, когда кто-то заходил из конторских и, кивнув на дверь, говорил: