Семь ступеней в полной темноте

– Это не я…. Нет! Это не я! – шептала она. – Я не могла… нет! Я не хотела…

Но они падали и падали, словно костяшки домино, а меч становился все тяжелей и тяжелей… Сольвейг держалась за него как за спасительную соломинку, пока не разжались пальцы. Она пыталась поднять его, вырвать из сырой земли, но корни деревьев оплели его клинок. А потом, ратный меч превратился в прах…. рассыпался на глазах в рыжую труху. А люди лежали на земле, медленно умирая и взгляд каждого из низ был обращен к ней.

– Но это не я! – хрипела она оправдываясь. – Я не делала этого!!!

Дева кинулась к кузнецу, который копал могилу, но он не услышал ее. Его израненные руки горсть за горстью выгребали землю из ямы… Он снова брался за меч, и остервенело вонзал его в вязкую сырую землю. Она пыталась дотянуться до него, но не могла… убегала прочь, но каждый раз возвращалась на то же место. А он все копал и копал, а на локте его проявлялись свежие кровавые шрамы… Земля была грязна, но руки его оставались чисты, хоть и кровоточили… а одежда его – белоснежна.

Сольвейг заглянула в яму, и голова ее закружилась. Кузнец стоял по колено в крови. Но когда он наклонялся, она уходила в землю, не оставив от себя и следа… Ноги подвели ее, стали ватными, и она полетела вниз, беспомощно хлопая крыльями. Теплая бурая жижа поглотила ее. Она ощущала знакомый вкус на своих губах и все нутро от этого рвалось наружу. Ее выворачивало словно бурдюк. Хотелось кричать, но она не могла.

Цепляясь за скользкие стены Сольвейг, пыталась встать, но все было зря. Она падала снова и снова, утопая в кровавой жиже. Она пыталась звать кузнеца, но от чего-то не могла вспомнить его имя, хотя знала его наверняка. Она вдруг подумала, что это кошмар и нужно проснуться… но ничего не менялось. Сольвейг била себя по лицу, но и это не помогало. Когда силы наконец оставили ее, дева посмотрела вверх, в пьянящее высотой, голубое небо. И вспомнился вдруг родной дом. Сильные руки отца и светлый лик матери, сияющий добротой…

– Простите меня все… – прошептала она, и опустив руки, безвольно погрузилась на дно.

Бурая густая жижа, хлюпая и пузырясь поглощала ее окрыленное тело.

– Вот и все, – сказала она себе. – Такой вот, красочный конец….

Но вдруг, когда Сольвейг окончательно отчаялась, чья-то сильная рука схватила ее за шиворот и выдернув из смердящей тленом могилы, опрокинула на живот… Рвотные массы хлынул наружу, освободив глотку. И она снова смогла дышать!

Жадно глотнув воздуха, дева подняла глаза, и увидела кузнеца. Он крепко держал ее за плечи, опустив головой вниз. Лицо его было хмурым, но сам он, будто светился изнутри… Неярким, мягким светом, словно затухающая восковая свеча, оставленная на окне, в лучах утренней зари.

– Прости и ты, не моя это вина… – хрипло прошептала она.

– Не твоя… – успокоил он ее. – Не твоя….

К утру следующего дня Сольвейг пришла в себя. Кожа ее была бледна, а по телу гулял мороз. Лежа под кипой одеял, она никак не могла согреться. Небо было пасмурным и моросил дождь. В комнате не было никого, окна были закрыты, а у кровати стоял пустой медный таз, и тряпка с ведром. Где-то внизу позвякивала посуда и вкусно пахло едой. Когда она проснулась в следующий раз, котелок уже стоял на столе, рядом с ней. Кузнец тоже был недалеко. Он поправлял тлеющие дрова сидя у камина. Заметив, что она проснулась он ни сказал ни слова.

– Прости меня, – снова прошептала она. – Я не умею по-другому.

– А хочешь? – мягко спросил он.

– Хочу … наверное, – прошептала она и слезы покатились с ресниц.

Кузнец выглядел жутко усталым. Он не спал уже сутки и валился с ног. Присев рядом, он пощупал ее лоб.

– Тебе надо поесть, – сказал он так же мягко.

Арон помог ей сесть и налил в глиняную миску содержимое котелка. Трясущимися руками, Сольвейг пригубила ее и, пряный, дымящийся бульон смягчил ее пересохшее горло. Тепло медленно разлилось по нутру. Сначала согрелись ноги, потом потеплело в плечах. Вскоре на лбу проступил мелкий пот. Прикончив почти весь котелок, Сольвейг блаженно завернулась в одеяла и снова прикрыла глаза…

– А ты светишься в темноте…

Арон прощупал ее лоб еще раз, он был горячим. А тело ее трясло мелкой дрожью.

– Ты еще бредишь.

– Нет… – прошептала она. – Ты светишься….

Арон потянулся устало. Кризис видимо миновал, бестию больше не рвало. Хорошо, что ночью была гроза и никто не слышал ее икотного рева. Пришлось здорово попотеть, чтобы удержать ее в беспамятстве, особенно, когда она задыхалась. Сколько же было потрачено сил…

Накормив валькирию, кузнец тоже поел. И теперь глаза его сами собой слипались. Дождь монотонно стучал по крыше и ставням, солнце и не думало выглядывать из-за туч. Как же хотелось спать! Скинув на ощупь свои сапоги, Арон избавился от сорочки, будто веревкой, сдавившей его грудь, и повалился на софу, уснув раньше, чем голова коснулась постели…

Дрожащая, Сольвейг, выкинула подушку из-под его головы и не слишком бережно подтянула парня к себе под одеяла. Было очень приятно прижаться грудью к его теплой спине, а руками обнять сильное тело. Согревшись живой теплотой, она перестала дрожать. Вдыхая слабый аромат его чистой кожи, она забылась спокойным сном.

Глава 10. Слезь с меня

Арону не приснилось ничего. После тревожной бессонной ночи, он не уснул, а упал в бездонную яму. Общение с валькирией само по себе стоило огромного труда. Только одно то, что она ходит голой, постоянно сбивало с мыслей. Он то и дело ронял взгляд на ее выдающиеся прелести. А они, к слову, были куда крупнее чем у обычной женщины. Когда настроение ее менялось соски твердели, грудь набухала. На простынях и мебели то и дело возникали влажные следы от ее промежности. При его немалом росте, она, все же была на голову выше. Но пропорции оставались неизменны, разве что ноги длиннее… А значит и грудь ее и бедра и… все что прилагалось к ним не могло оставить его равнодушным. Ровно, как и ее необычная кожа и крылья за спиной. В довершение ко всему скверный, взрывной характер, смешанный с высокомерием и грубостью… Однако, она прекрасно понимала, что пока не может обходиться без него. И сей аргумент многое смягчал в отношениях.

Но, сейчас ему было хорошо. Просто замечательно. Он спал и не хотел думать ни о чем. Мысли прочь, и сны тоже! Только тьма и тишина. Только вот что странно… хорошо ему было не так как бывает во сне. Как-то по-другому… и не там, где надо бы. Совсем не там! Арон попытался открыть глаза. Но не тут-то было – веки слиплись! Пришлось потереть пальцами, что немного помогло. Разлепив ресницы, он не сразу проморгался. Болело почти все, что не онемело от долгого лежания на спине. Кто-то нежно поглаживал его по груди. Он привстал… и увидел валькирию, оседлавшую его нагое тело. На ее лице отражалось блаженство, крылья чуть трепетали на весу, а грудь мерно вздымалась в такт дыханию… Это ее когтистая рука скользила по его коже.

– О… ты уже проснулся? – томно прошептала она. – Жаль… совсем не хотела тебя будить.

Арон быстро прогнал остатки сна, нащупал на полу подушку и сунул себе под голову.

– Удобно? – спросил он.

– Молчи… – она прикрыла пальцами его рот. – Не шуми сейчас!

Арон чуть не подавился! Или за ночь мир переменился, или, он, что-то важное проспал.

– Я хочу доверять тебе, Арон… а это не просто, дружок.

Она впервые назвала его по имени, что странно само по себе.

– Не дергайся, и все будет хорошо, – успокоила дева в свойственной ей манере. – Я не стану тебя калечить. И я… благодарна за эту ночь. Я думаю, что мы квиты с тобой.

Слово "благодарна" далось ей с трудом… Арон не поверил своим ушам. Голос разума? И от кого?!

– Ладно. Хорошо. Может быть, ты слезешь с меня теперь? – Вчерашний неприятный осадок еще не оставил его, засев глубоко в душе.

Она снова прикрыла его рот рукой.

– Нет, нет, нет… – прошептала она нараспев, хитро улыбаясь. – Только не сейчас….

И тут, онемевшее тело Арона, отойдя ото сна, решило подать знак! Древко мужского копья невольно дрогнуло, и он понял, что ни только праздная прихоть удерживает ее грозное тело на его бледных бедрах…

– Ага…. – игриво подмигнула она. – Может, приласкаешь меня?

– Ты!!? – Возмутился он, не найдя других слов.

– Тише, милый, не нужно лишней суеты…

Она пикантно прогнулась в спине, и он ощутил, как сжимаются ее крепкие ягодицы. Потом втиснула под себя длинные пальцы, подтянулась, и Арон ощутил их прикосновение на себе.

– Еще немного… – довольная собой, сообщила она. – Все разговоры потом.

Какое-то время она, томно вздыхая и покачивая бедрами, продвигала в альковах своего горячего тела его упрямую плоть. Достигнув желаемого результата, она расплылась в жутковатой, но довольной улыбке.

– Ну вот… – бестия извлекла когтистые пальцы из-под себя. – Теперь говори.

Пока Сольвейг довольно скалилась, Арон весьма недоверчиво разглядывал ее.

– Слезь с меня… – сказал он спокойно и строго.

В ответ, она просто пожала плечами. Арон пытался встать, но она прижала его к постели, схватив за запястья. Он хотел встать снова, но она опять помешала. Кузнец у хватило сил сдержать свое раздражение. Недавний конфликт запал в душу сильней чем обычно. Довольная улыбка не сползала с лица девы. Удерживая его руки, она прижала их к своим коленям. Глядя в его глаза, она старательно описала круг своими бедрами… Сильный инструмент кузнеца, невольно отозвался. Тогда, она сделала это снова, оценивая свои ощущения… Подавшись влечению, она несколько раз повторила движения…

– Не думала, что будет так приятно… без цепей.

– Ну надо же… – вздохнул Арон удрученно, – Какое откровение…

Она отпустила его руки, и легонько провела коготками по отмеченной шрамами груди… от плеч, до предмета ее наслаждения.

– Это от меня? Твои шрамы…?

– По большей части, – признал Арон.

– Было очень больно?

– Когда не ждешь… всегда больно.

–Жаль… – вздохнула она. – Ты такой ранимый.

– Подпустил близко… да и когти твои острее обсидиана.

Она бегло осмотрела свои коготочки, и довольно кивнула.

– Да, этого не отнять.... Но, если ты хорошо попросишь, я попробую их затупить.

– С чего это!?

– Скажем так… – она задумалась – Ты вкусный… но сильный. Это так необычно. Не хочу, чтобы ты меня боялся.

– Хм… вот это аргумент! Не то что бы я тебя боялся… но идея хорошая. Ты это в серьез, или так, слова на ветер?

–Хм… я ж не рискую, все равно отрастут. Но могу и передумать…

– Ну что ж, по крайней мере ты с меня слезешь. Вперед! Точильный камень внизу и он весь твой.

Глядя на то, как она мысленно прощается со своими ровными, отточенными когтями, кузнец не смог сдержать улыбки. Внутри этого крылатого монстра с ангельскими чертами, все-таки что-то расцветает…

– Расслабься… камень я тебе не доверю. Сломаешь, чего доброго… – его взгляд снова стал мягким. – Я подумаю, как с этим быть.

Сольвейг воссияла, почувствовав эту перемену, и распласталась у него на груди.

– Тяжело тебе меня терпеть, да?

– А тебя это беспокоит?

– С недавних пор… сама удивляюсь.

– Правда? – удивился кузнец.

– В моей жизни не было столь… тесных контактов со смертными. Может, стало интересно…

Ее бедра пришли в движенье а волосы, едва собранные в пучок, расплелись… Она дернулась, предвкушая наслаждение.

– Какие странные ощущения… почему я дрожу? Какие приятные волны по телу… Так и должно быть?

– Думаю, что да, – предположил кузнец.

– Ах, ты же затворник, а я и забыла, – прошептала она с ехидцей.

– Сейчас не лучшее время для этих игр! – твердо сказал Арон, – Оставь это до поры.

– До какой поры?

– Пока когти не укоротишь! – быстро нашелся он.

– А вдруг я не захочу потом? Или забуду… – она закатила глаза и деланно зевнула.

– Я напомню, – сказал Арон, тоном, не терпящим сомнений.

– Даже так? Хм… – она вздохнула разочарованно. – Раньше ты был куда охотливее. Или может дело в цепях? Тебе так больше нравится?

– Дело в тебе. Реши, какой голод тебя больше мучит. А там видно будет, зверь ты или кто еще.

– Ну ладно… как знаешь.

Сольвейг пожала плечами, сладко потянулась и, давая свободу плоти, нехотя выпустила его из себя. Пару дней спустя, когда разомлевшая бестия проминала кушетку, кузнец пришел к ней с котелком воды и ящиком инструментов.

– Ну, давай, что ли, свои руки.

– Зачем, – удивилась она?

– Человека из тебя делать будем. Частично.

– Ах, человека? Ну попробуй…

Она небрежа откинула руку в его сторону, с любопытством, поглядывая, что будет.

Первым делом, Арон внимательно осмотрел ее пальцы. Хотя когти и звенели, словно железные, но имели волокнистую структуру, и сделаны были явно не из металла. Вернее, выращены, ведь, они отрастают, как сказала бестия. Самой острой частью был маленький крючковатый изгиб на кончике когтя. С него-то и решил начать кузнец. По началу дело плохо продвигалось, держать ее крепкую руку на весу было неудобно, и хотелось зажать ее в тиски, но бестия вела себя на удивление кротко и, главным в этом деле оказалось усердие.

Так как обрезать коготь не получилось, пришлось сточить. Маленький точильный оселок превосходно подошел для этой цели. Он медленно, но, верно, снимал мелкую стружку с ее когтей. Не прошло и часа, как руки, а потом и ноги бестии, благополучно перестали быть источником проблем. С ногами все было еще сложнее. К общему удивлению, оказалось, что бестия боится щекотки. Процесс протекал весело, но опасно.

– Все! – выдохнул, наконец, Арон, – пользуйся.

Сольвейг бегло оглядела когти и попробовала вспороть подушку. Но ничего не случилось. Теперь у ее острых когтей были аккуратно заоваленные кончики. Хотя короче они и не стали.

– Хм… неплохо. Но все равно ненадолго, – констатировала она.

Взвесив ее слова, Арон вручил бестии оселок и котелок для дальнейшего пользования.

– М… да? Не думаю… – усомнилась она.

– Ничего, привыкнешь. Будет чем убить время.

Фыркнув, она поставила котелок на пол и задвинула его под софу.

– Ну что, теперь ты доволен?

– Еще нет. Давай, что ли, проверим…

Арон, чуть поразмыслив, повернулся к ней спиной.

– Пробуй.

Бестия провела когтями вдоль его хребта… тонкая льняная сорочка осталась целой.

– Ну как? – прошептала она.

– Меня это радует, – честно ответил кузнец, так же тихо.

В ответ на это Сольвейг подтянула его к себе и обняла, словно новую плюшевую игрушку.

Нежность, с ее то стороны? Мягко говоря… это ново. Подумав немного, Арон решил не противиться. Во-первых, потому, что не хотел портить ее порыв… и потому, что это все равно бесполезно. А во-вторых… попался – терпи!

Глава 11. Тайна покрытая мраком

День прошел спокойно. Кузнец позвякивал железяками у себя в мастерской, селение за окном кипело своей жизнью, а валькирия бесцельно валялась на софе. Крови ей, конечно, никто не дал, но кое какая еда на столе стояла. И вино, опять же… Она думала про себя, что легко могла бы привыкнуть у такой жизни. Мягкая постель, вкусная еда, свежий воздух и просторная комната ее вполне устраивали. Без своих доспехов она была нага. Другой одежды то, кроме лат у нее никогда и не было. Только в детстве. Но здесь, она чувствовала себя комфортнее без облачения. Иначе, как бы она чувствовала дуновение ветерка, или прохладу простыней… И потом, она все равно не может пока улететь отсюда. Почему бы не насладиться моментом!?

Обретаясь в тишине, дева как-то вдруг осознала, что давно вот так не оставалась наедине с собой. Не было времени подумать. Погонять приятные мысли в голове, помечтать… Само это слово "мечтать" не всплывало в ее памяти лет этак сорок. А то и более. Странно, но грезы гнать от себя совсем не хотелось. Она думала о доме, где не была очень давно. Об отце с матерью, о друзьях, которые у нее, кажется, когда-то были. Она не помнила их имен, но они точно были! Она же не придумала … она их точно знала!

Знала… потому и убила – напомнила память безжалостно. Воспоминания нависли над ней черной тучей, словно желая раздавить своей тяжестью. Но она вовремя открыла глаза. Это был только сон… наваждение. Хотя дева не помнила, когда задремала. За окном уже стемнело. Остался только неприятный осадок в душе, потому как события минувших дней, хоть и были далеки, но оставались явью. Вскоре нижняя ступенька скрипнет, и на лестнице послышатся знакомые шаги. Как же она ждала их весь день! Запах этого человека, его голос, взгляд, которым он смотрел на нее… Строгий, но теплый одновременно. Как у отца… только он смотрел на нее так, когда-то очень давно. Его сильные, натруженные руки, грубые, мозолистые, но такие желанные… Как хочется ощутить их на себе…

Сольвейг знала кто она есть. Без иллюзий и оправданий. Врать себе бесполезно, потому как ты сам и судья, и красноречивый свидетель. То, что случалось с теми, кто окружал ее, когда-то, добивался руки, пытался усмирить, или просто верил в лучшее, любя и прощая, уже свершилось. Этого не вернешь, не исправишь. Но он – кузнец, он очень сильный и духом, и телом.... Он не позволит ей навредить.... Он сможет защитить себя от нее. И она очень хотела в это поверить. Ведь иначе не сможет простить себя в этот раз, смириться с проснувшейся вдруг совестью и странным, томным чувством, горячим угольком, тлеющим в ее душе. Она – бесчувственная бестия, нежданно ощутила потребность заботиться о ком-то, переживать. Так странно....

Ну вот… скрипнула дверь и послышались шаги. Сольвейг села на постели и томно потянулась. В руках кузнеца была корзинка. Но не с едой. В ней было нечто иное. Она сразу почувствовала чужой, непривычный запах. Какое-то время кузнец просто стоял созерцая ее задумчиво. Затем, поставив корзину на пол, присел на одно колено.

– Я уеду на несколько дней, – начал он негромко. – Может на два, может на три дня. Думаю, не дольше. Ты, конечно, останешься здесь.

Сольвейг молча кивнула, слушая его.

– Так вот, чтобы не было скучно, я принес тебе кое кого на замену. Ты готова?

Она пожала плечами.

– Ясно, – вздохнул он. – Все равно, рано или поздно придется начинать…

Он откинул ткань и наклонил корзинку вперед. На свет тотчас выкатился маленький пушистый комочек с дрожащим хвостом и глупыми, растерянными глазками.

Бестия рефлекторно скрипнула сточенными когтями об пол.

– Это что… кошка!?

– Котенок. Маленькая беззащитная тварь, которой холодно, страшно и безумно одиноко.

– Ты это серьезно? Скорми его кому-нибудь, и дело с концом! – прошептала она раздраженно.

–… другого я не ждал.

Кузнец присел и вытащил животное из-под стола, куда оно успело забиться.

– Посмотри на него. Ничего не замечаешь?

– Бесполезная тварь. Только и всего.

– Вот именно. На тебя похоже. Только меньше… слабее и глупее. Возьми его, только осторожно.

Сольвейг не слишком деликатно взяла животное в руку, и тут же вскрикнула. Бедный котенок вцепился в нее семи четырьмя лапами. Она тряхнула рукой, но стало только больнее.

– Мне больно! – возмутилась она, на сколько могла громко.

– Еще бы… ты отнеслась к нему небрежно. А он держится за жизнь, как умеет. Давай сюда.

Кузнец аккуратно отцепил котенка и положил его Сольвейг на колени, постелив плед на ее голое тело. Немного повозившись, котенок свернулся клубочком и заурчал.

Сольвейг застыла, сконфуженно растопырив руки.

– И что? Он теперь спать тут будет?!

– Вероятно, да. Он доверился тебе и это… хороший знак. Теперь ты за него отвечаешь.

– Ты это серьезно?

– Вполне. Ну, не навсегда, конечно. Потом я оставлю его себе. Жить одному грустно, а он скрасит мои будни.

– А я.…? – Вдруг спросила Сольвейг, – Разве я не скрашиваю твои дни?!

Кузнец вздохнул удрученно. Взглянул в газа крылатой девы, а потом на небо за окном. И от взгляда этого у нее в душе что-то не слабо дрогнуло.

– Мы оба, ты и я, не знаем, что будет дальше. Близится час расставания. Скоро заживут твои крылья… и след твой простынет. Если раньше мой дом не спалят селяне…

– Да… – она опустила глаза. – Это возможно. Уж так я устроена, знаешь ли. Но такой как прежде мне не стать… А могу я остаться, если вдруг передумаю? Ты… разрешишь мне вернутся сюда? Пусть не сейчас, но когда-нибудь?

– Да, наверное, – сказал кузнец. – Я буду рад, но… ждать тебя не буду. Возможно, скоро и самого меня тут не будет. Люди уже не те, и грустные мысли в моей голове – частые гости. Здесь, кроме праха отца, меня ничто не держит. Похоже, пора двигаться дальше. А то жизнь так и пройдет на одном месте.

– И… куда ты пойдешь? Я найду тебя там, позже!

– Вряд ли. Есть место, куда я давно хочу отправиться, но все не наберусь смелости. Можно сказать, там святилище моих предков. Ты знаешь, я не из этих мест. Я был там с отцом несколько раз. Но после его смерти, я там не появлялся.

– Туда ты поедешь?

– Да, – ответил он. – Но не сразу. Это опасно, нужно подготовиться. Дорога лежит через горы. К скалистой бездне.

– Туда!? Ты умом тронулся? Даже я там никогда не летаю!

Кузнец улыбнулся устало.

– Думаю, ты никому не скажешь… – усмехнулся Кузнец. – Я знаю иную дорогу. Она ведет на самое дно бездны… Она так глубока, что если днем из нее посмотреть на небо, то видно звезды.

– Но зачем тебе туда? Разве тут плохо… со мной, пока я не улетела.

– Это связано и с тобой тоже. Мне нужно кое-что сделать. Я не могу работать тут. Сделать задуманное в моей кузне практически невозможно. Но там есть место, которого нет нигде.

– И что там… в том месте, чего нет здесь? – взволновалась Сольвейг.

– Я не могу сказать тебе. Ты не поймешь просто… посчитаешь меня ненормальным.

– Я и так считаю, – заявила она. – Но меня это не смущает! Что там, наверняка магия? Наследие твоих предков, или их духи?

– Это огромная тайна! – Кузнец грустно усмехнулся.

– Я умею хранить тайны! Хочешь, скрепим договор кровью?

Она вскочила, уронив котенка на пол. Но кузнец вовремя поймал животное и посадил к себе на колено. Облизав поцарапанный палец, он жестом приказал Сольвейг сесть. Но она не повиновалась.

– Хорошо, хорошо, – сдался он. – Ладно! Считай, что так.... Предки оставили мне волшебный молот и.… адское горнило. Но они на столько мощные и опасные, что пользоваться ими могу только я и только на дне скалистой бездны. Любой, кто прикоснется к ним тут же умрет. Там, на дне, живут безмолвные стражи. Меня они знают и помнят, ведь я сын своего отца. Но любого другого они испепелят в мгновение ока.

– Вот как? Кажется, ты не врешь. Жаль… – вздохнула она удрученно. – Но, раз так надо…

– Надо, – улыбнулся он мягко, – Я не задержусь долго. Главное не обижай зверя, и корми вовремя.

– А кто же накормит меня?

– Об этом я уже позаботился. Для кота – бутыль кипяченого молока в погребе. Больше он ничего есть не станет. Ну а все остальное для тебя. Главное, не показывайся никому на глаза…

– Да, да… не шуметь в окна не выглядывать, двери никому не открывать.

– Все верно, – одобрительно кивнул он.

– Когда ты уйдешь?

– Завтра, на рассвете. Путь предстоит не близкий. В деревне я уже предупредил кого нужно. А твой старый друг обещался приглядеть за домом издали, если что.

Она осторожно приподняла котенка и положила поближе к себе.

– Я.… позабочусь о нем для тебя. Хоть это и не привычно, но… я постараюсь.

– Хорошо. Сделаешь мне одолжение. И.… еще одно.

Кузнец достал из кармана небольшой предмет причудливой формы. Толи браслет, толи ремешок из прозрачного тонкого материала. В любом случае, для украшения, вид у него был мало привлекательный.

– Это тебе. На всякий случай.

– Зачем?

– Если вдруг что-то случится – я узнаю. С этим браслетом, я смогу тебя найти. Отец делал так, когда я был маленьким. У меня есть такой же.

Он показал ей свою руку, и дева смогла разглядеть на коже причудливое переплетение тончайших золотистых нитей под еле заметной матовой пленочкой на его коже.

– А что может случиться? – искренне удивилась она.

– Не важно. Думаю, ничего, но мне так будет спокойнее.

– Ну, хорошо…

– Его можно носить на руке или ноге. Нет разницы. Но, когда я его застегну, снять ты его не сможешь. Сначала будет немного неприятно, но это быстро пройдет. Когда я вернусь, мы его сразу снимем. Если ты захочешь, конечно. Хорошо?

Сольвейг пожала плечами и уверенно протянула запястье.

– Не бойся....

Кузнец сжал ремешок в кулаке, потом хорошенько размял его в руках и посмотрел на Сольвейг.

– Замри и не дыши! – приказал он.

Она повиновалась. Взяв деву за руку, он осторожно положил ремешок ей на запястье. Странная, теплая от его рук диковинка просто лежала, на коже. Однако кузнец ждал. Спустя несколько мгновений, Сольвейг ощутила неприятное покалывание и в этот же миг странный ремешок пришел в движение. Словно голодная сколопендра, он сделал виток вокруг руки и сильно сжался! Сольвейг вскрикнула, но кузнец мягким усилием удержал ее пальцы в своей ладони. И правда, как он обещал, пощипывание прекратилось… браслет ослабил хватку и стал почти не ощутимым. Он медленно растекся по коже и принял ее очертания. После чего, тая на глазах, стал совсем прозрачным… если не считать тонких, причудливо переплетающихся нитей внутри него.