Леди, берегитесь!

Тея почувствовала себя героиней из детской сказки – может, Рапунцель? – которая бездумно согласилась на сделку, не осознав ее сути, а потом не смогла не выполнить данного обещания.

Пока все присутствующие поднимали тост за тостом, в деревьях зашумел ветер, коснулся ее открытой спины и словно прошептал на ухо:

– Берегитесь, леди, берегитесь!..

Глава 6

Дариен большую часть жизни провел в армии, среди людей, и вдруг обнаружил, что приличное игорное заведение – идеальное место для мужчины, который хочет остаться наедине со своими мыслями, если играет, но не выигрывает слишком много.

Он быстро двинулся в сторону заведения под названием «Григс», не обращая внимания на то, что на ногах у него легкие бальные туфли, совсем не предназначенные для подобных мест.

Мейфэр, фешенебельный район с выстроившимися, словно на параде, высокими узкими домами, тесно прижатыми друг к другу, образуя террасы, поражал обилием лестниц. Однако каждый дом был защищен от остального мира стенами из кирпича, запертыми дверями, засовами на окнах первых этажей и ставнями, чтобы его обитатели могли жить с комфортом и спокойно спать по ночам.

Теперь и у него был такой дом: Кейв-хаус, – который принадлежал его семье долгие годы. Были и кирпичные стены, и запоры, и засовы, но в его пустых комнатах он не чувствовал себя в безопасности.

Пустые комнаты должны были бы дарить мир и покой, но тут жили другие звуки. И хотя у него отсутствовали какие-либо личные воспоминания об этом месте, а все следы темных событий здесь уже были давным-давно вычищены, забелены и закрашены, молчаливый дом оглушал.

Но самое худшее – шум по ночам. Это была одна из причин, почему Дариен не торопился возвращаться домой. Время от времени среди ночи он просыпался от хрипов, стонов, иногда – пронзительных криков, и это в запертом на все замки доме, где, кроме него, было всего несколько слуг. Если любой дом заслуживает, чтобы в нем поселилось привидение, то и Кейв-хаус тоже, но мысль столкнуться в темноте с кем-то из предков вроде чокнутого Маркуса Кейва, даже его заставляла содрогаться.

Будь у него выбор, он никогда бы не ступил на порог этого дома еще раз. Но дом стал частью его плана. Жить здесь для него – означало дать понять всему миру, что прошлое осталось в прошлом, что новому лорду Дариену нечего стыдиться. Кейв засмеялся в темноту. Затылок у него до сих пор зудел от пристальных взглядов из толпы, он даже вспомнил, как кто-то прошептал вслед: «Бешеный пес Кейв! Что он здесь делает?»

Захотелось развернуться и вцепиться зубами в того, кто это сказал, кто бы он ни был. Невозможно было не обратить внимания на молчаливое, искусное уклонение от общения с ним. Это означало, что его ислючают из своих рядов.

В одной из комнат он заметил Вана, но к этому времени уже понял, что лучше не втягивать друга в свои проблемы. Возможно, потом, в качестве награды за победу. А пока Кейв оставался Кейвом, несмотря на свой характер и репутацию, и его место было где-то ниже, чем у больного проказой.

На пороге игорного заведения он вдруг оценил иронию. Сегодня вечером самым теплым приветствием его наградил сам Дари Дебенхейм.

Сразу вернулись воспоминания, которые было не выжечь из памяти: Дебенхейм прижимает платок к носу, из которого течет кровь, и говорит: «Берегись пса!»

Кейв резко захлопнул дверь перед воспоминанием. Проклятье, это же было десять лет назад! С тех пор он заработал репутацию и вырвал победу у враждебного мира, а сейчас сделал то же самое с высшим светом.

В конце концов, даже герцогиня Йовил поблагодарила его со слезами на глазах, а сестра Дебенхейма оказалась в его объятиях – прелестная, надменная леди Теодосия. Ее имя означало «подарок Бога». Подарок Бога ему.

Он постучал в дверь игорного дома, и его впустили. «Григс» принадлежал к тому разряду заведений, которые едва освещались. Его обитателями были мужчины и женщины, чье внимание сосредоточивалось только на картах, костях и игровых столах. Никакой музыки, никаких освежающих напитков. То, что ты Кейв, неважно. Вообще ничто не имеет значения, если у посетителя есть деньги, чтобы их проиграть. Дариен был уверен, что проиграет: он проигрывал примерно так же часто, как и выигрывал. Для него это будет чем-то вроде арендной платы за пользование помещением.

Хотелось подыскать какую-нибудь несложную игру, поэтому он подсел к столу, за которым играли в макао, чтобы, излишне не утруждаясь, вспомнить сегодняшний вечер.

Почему он не предусмотрел реакцию высшего света? Почему ожидал, что они увидят Кейва – военного героя, а не другого Кейва, мерзкого, как и остальные? Ему вспомнилось выражение ужаса на лице леди Теодосии Дебенхейм, когда она узнала, кто он: она не сомневалась, что он не может быть достойным уважения.

Почему он не предвидел, что вместе с титулом виконта придется унаследовать всю грязь? От деда – распутника и дуэлянта, которого называли «дьявол Кейв»; от жестокого отца, носившего прозвище Мерзкий Виконт за немыслимое количество отвратительных поступков, совершенных в течение жизни; от своего дяди – торгаша Кейва, насильника и пьяницы.

Он ожидал, что придется принять тяжкую ношу изгаженного фамильного щита – чокнутый Маркус Кейв, сумасшедший убийца невинной Мэри Уилмот, один чего только стоил, – но не думал, что это будет иметь какое-то отношение к нему лично и не отразится в испуганных глазах женщин и в гневе мужчин, вызванном защитной реакцией.

О господи!

Нет ничего удивительного, что его младшего брата Фрэнка отвергли, когда он попросил руки девушки, которую любил.

Фрэнк, служивший на флоте в звании лейтенанта, влюбился в дочь своего адмирала, сэра Планкета Динневора, но тот велел ему держаться от нее подальше, и вовсе не из-за низкого воинского звания, а из-за того, что он Кейв.

Дариен был вне себя от гнева, потому-то и решил начать эту кампанию, чтобы подтвердить респектабельность семейства, но теперь вдруг осознал, что, если бы у него была дочь, он ни за что не позволил бы ей связать свою жизнь с кем-то по фамилии Кейв.

Однако ему удалось завлечь на эту дорожку леди Теодосию, подумал он, собрав небольшой выигрыш и поставив на кон фишку в одну гинею.

Эта леди не станет носить фамилию Кейв всю жизнь, и вызолоченная Дебенхейм переживет прикосновение навоза с наименьшими потерями. Возможно, оценив борьбу их воль, она испытала трепет извращенного удовольствия от нее.

Он уже встречал такой тип женщин, и они часто доказывали свою полезность…

Кейв вновь вернулся к холодному анализу.

Что она предпримет? Это был единственно важный вопрос. Сумеет ли он одержать победу в игре, которую начал сегодняшним вечером, действуя импульсивно, как поступал чрезвычайно редко?

Сейчас она могла бы даже пожаловаться на его поведение. И не важно, что семья Дебенхеймов была ему страшно признательна за свидетельство в пользу Дариуса, никто из них не раскроет объятия тому, кто оскорбил их дочь. Вместо союзников они превратятся во врагов.

Возможно, это закончится дуэлью, и тут безусловным чемпионом станет ее братец.

Дари Дебенхейм сильно изменился после всего пережитого, но если он соберется, то превратится в очень сильную личность. Поверхностный блеск выгорит, а под ним обнаружится истинная сталь.

Такого человека Дариен не выбрал бы себе во враги и совершенно точно не хотел бы оказаться с ним лицом к лицу на дуэли: наверное, потому что жутко устал от смертей. В любом случае это дело не потребует смертельного исхода, а все потому, что его выбила из седла и лишила разума ясноглазая, уверенная в себе, смелая и огненно-страстная молодая леди.

– Еще бренди, сэр?

Вздрогнув, Дариен поднял глаза на слугу и кивнул. Тут бесплатно подносили бренди, правда, паршивый, но ему хотелось чего-нибудь крепкого: слишком ясной была голова. В один глоток он опустошил половину бокала, радуясь жесткому пожару, разлившемуся внутри, и посмотрел на карту. Туз! Выложил его, но был побит восьмеркой дилера. Перед ним лежало еще много фишек, поэтому продолжил игру.

Имелась еще одна, намного худшая возможность.

Если Дебенхейм почему-то не сможет принять вызов, следующим в очереди будет кузен леди Теодосии юный Калли. Дариену он во многом напоминал брата Фрэнка: такой же улыбчивый и жизнерадостный, с такой же неиссякаемой верой в добро.

Калли был из тех, кого Дариен старательно избегал этим вечером, чтобы не слышать дифирамбов как герою войны. Мысленно Дариен поклялся, что сбежит из страны, если придется выйти к барьеру против Калли. Эта мысль тут же породила другую: сейчас ему лучше вернуться домой, на случай если его станут разыскивать, чтобы вручить вызов. Надо еще подумать, какие действия предпринять. Дариен поднялся, и когда дилер предложил ему продолжить игру, понял, что удвоил свой выигрыш.

– Ночные юные создания, – сказал он в ответ и передвинул в его сторону горсть фишек. – Пойду наведаюсь в «Фиалковый флюгер».

Никому и в голову не пришло осудить его намерение отправиться в бордель. Он лишь понадеялся, что никто из присутствующих не составит ему компанию. Никто и не составил. Мужчины, которые оккупировали «Григс», предпочитали женщинам карты в отличие от женщин, которые предпочитали и карты, и мужчин.

Он вышел наружу, в прохладный туман, которым так знаменита Англия. В Испании и Португалии ему часто не хватало неотрывных примет своей страны, но только вот не этой. Стоял май месяц, а ночной воздух пробирал до костей. Казалось, что легкие начинают покрываться плесенью. И тем не менее аристократы или мирно почивали в своих теплых постелях, или продолжали веселиться на балу.

Как, интересно, поступит леди Теодосия, если он вернется на бал и пригласит ее на танец?

Упадет в обморок или отвесит пощечину, что скорее всего, и даже куда предпочтительнее?

Покачав головой, он развернулся и направился в сторону Ганновер-сквер, постукивая на ходу по чугунным оградам своей тростью с серебряным набалдашником. В данный момент его судьбой руководили женские руки: тонкие, нежные, затянутые в длинные, по локоть, красные элегантные перчатки. Они вдруг заставили его вспомнить о руках армейских хирургов, до локтей красных от крови, и он содрогнулся. Как могут эти руки в перчатках выглядеть такими эротичными?

И жемчуга! Белые, сияющие, девственный контраст вызывающему красному цвету.

Интересно, девственница ли она? Ее смелость казалась юношеской бравадой неопытности, а вот страстный ответ на поцелуй вверг его в замешательство. Но как бы то ни было, ее неистовость позволяла предположить, что вспыхнула она сегодня в первый раз, и именно с ним.

Леди Теодосия Дебенхейм, сестра его врага, которая уже ненавидит его и возненавидит еще больше, прежде чем все это закончится.

Эх, судьба – распутная злая ведьма…

Глава 7

Когда, уже на рассвете, последние гости покинули Йовил-хаус, Дари объявил родным, что прекращает принимать опиум. Что это означает, Тея прекрасно знала. Хоть он и пытался скрыть страдания при предыдущих попытках избавиться от зависимости (которые не принесли успеха), впереди его ждали новые мучения.

На этот раз Тея не сомневалась, что он выдержит, осталось решить, что взять с собой для безотлагательного отъезда в Сомерсет.

– Я собираюсь сделать это в Брайдсуэлле, – добавил Дари.

– В Брайдсуэлле? – в недоумении выдохнула Тея.

Речь шла о семейном поместье его невесты Мары Сент-Брайд, в Линкольншире, но ведь они еще не поженились.

– Это особое место, – пояснил Дари в ответ на ее удивление и, возможно, осуждение.

– Конечно.

Что еще она могла сказать, хотя расценила это как предательство. Они скоро поженятся с Марой, но пока он ей не принадлежит, его настоящий дом – Лонг-Чарт. Кто станет ухаживать за ним в Брайдсуэлле?

Словно в ответ на ее сомнения, брат добавил:

– Мы с Марой едем вместе – ее семья не против.

Тея улыбнулась, чтобы скрыть душевную боль. Ее реакция была по-детски глупой, но признаваться в том, что она страдает, не хотелось.

Пока все обсуждали подробности, Дари подошел к сестре, уже побледневший и с другими очевидными признаками нехватки обычной дозы.

– Мне необходимо поехать в Брайдсуэлл, Тея.

– Почему?

Он выдавил улыбку.

– Скоро ты приедешь на свадьбу и все увидишь сама, скорее прочувствуешь.

Ей захотелось крикнуть: «Нет, не поеду!» – как капризной девчонке, но вместо этого она обняла брата.

– Я знаю, в этот раз ты победишь.

– Если не сейчас, то никогда. Слава богу, вдруг объявился Канем Кейв! Хотя никогда не думал, что скажу такое.

Отодвинувшись, она посмотрела на него.

– Почему?

– Я думал, что его обрадует мое нездоровье.

Все ее тревоги сошлись воедино.

– Обрадует?

– Недоразумение со школьных времен… Вообще-то нет, но сейчас это неважно. Вне зависимости от того, почему он так поступил, я все равно благодарен ему, поэтому постарался быть любезным с ним.

Любезным? Тея едва удержалась, чтобы не рассмеяться в голос. Она собиралась рассказать Дари о произошедшем, без всяких подробностей, конечно, но он явно думал сейчас о другом. Она поцеловала его в щеку.

– Иди. Мара ждет.

Тея получила в награду улыбку, и его внимание тут же переключилось на любимую, которая завладела его сердцем и душой, и Мара Сент-Брайд ответила ему таким же нежным взглядом.

Возможно, переживания Теи были вызваны вовсе не ревностью, а завистью: она не могла поверить, что можно любить с такой силой, и вообще не была уверена, что ей нужна такая любовь. Зачем страдать, переживать, изводить себя ревностью, испытывать боль от разлук?

Почему-то вспомнился виконт Дариен, их поцелуй.

Она тряхнула головой. Это не имеет никакого отношения к любви!

Лакей объявил, что карета у дверей парадного. Последовала суета прощаний, объятий, добрых пожеланий. Тея подошла обнять будущую невестку и попросила:

– Я знаю, что это излишне, но все же должна сказать: позаботься о нем, Мара.

– Ну конечно, не переживай, – ответила та и тихо добавила: – Может, это пустяк, дорогая, но меня очень беспокоит виконт Дариен.

– Почему? – встревожилась Тея.

– Не знаю. – Внимание Мары было сосредоточено на Дари: он, выходя из комнаты, как раз обернулся в ее сторону. – От него прямо-таки исходит враждебность. И в то же время он оказал такую поддержку Дари. Твой брат сказал, что в школе они конфликтовали, но это все равно не объясняет причину столь странного ощущения.

– Ты чего-то боишься? – спросила Тея, провожая Мару до дверей.

– Не знаю… Герцогиня испытывает к нему глубокую благодарность.

– О боже! – простонала Тея.

Герцогиня Йовил обладала удивительно щедрой душой. Ее щедрость распространялась настолько широко, что для ведения дел в этой сфере ей потребовалась помощь четверых клерков и секретаря. Помоги им господь, если теперь и семейство Кейв станет очередным объектом ее забот.

– Вот именно, – поддержала ее Мара. – В Брайдсуэлле не принято обсуждать какие-то неприглядные дела, поэтому мне казалось, что Кейвы всего лишь обычный источник неприятностей: распутничали, пьянствовали, устраивали кому-нибудь травлю, – но то, что я услышала сегодня… Волосы встают дыбом. Одного из них даже судили за убийство!

– Я знаю.

Дари позвал невесту.

– Я должна идти. Мои тревоги, может, ничего и не значат, но… Будь осторожна, Тея, ради всех нас.

Вместе с Марой и Дари она вышла в розовый рассвет, а потом, посылая им вслед искренние молитвы, махала рукой, пока две кареты не скрылись из виду. Но слова будущей невестки отпечатались у нее в голове.

Предостерегая ее, Мара ничего не знала о том, что произошло, но ее слова заставили Тею шире взглянуть на ситуацию. Станет ли виконт угрозой ее семье? Надо ли об этом рассказать родителям?

Но, увы, они заключили сделку, и мерзкий виконт Дариен свою часть уже выполнил.

– У тебя утомленный вид, дорогая. – Мать обняла ее за плечи. – Пойдем, тебе нужно лечь в постель.

Тея с радостью подчинилась: слишком устала, чтобы принять сейчас какое-либо разумное решение, – и за несколько часов ничего не случится.

– Такая трудная ночь, – сказала герцогиня, входя в дом. – Но такая чудесная. Все прояснилось, и теперь Дари справится со своим недугом, так что весь этот ужас скоро закончится.

– Это потребует от него много сил, – предостерегла Тея.

– Разумеется, но он быстро восстановится. А потом у нас будет свадьба. Может, две? – Поддразнила ее мать. – Может, с Авонфортом?

– Нет!

Ответ прозвучал резче, чем ей хотелось, поэтому не было ничего странного в том, что мать удивленно уставилась на нее. Лорд Авонфорт был их соседом в Сомерсете и последний год настойчиво ухаживал за ней. Его поместье примыкало к Лонг-Чарту, а его сестры были подругами Теи. Она полагала, что в конце концов выйдет за него, но сейчас и думать об этом не могла. Кроме того, ей предстоит объявить о помолвке с другим!

– Если он тебе безразличен, есть и другие, – добродушно произнесла мать. – Но тебе уже двадцать… Признаться, я не обращала на тебя должного внимания эти несколько лет, но теперь готова полностью посвятить себя тебе.

Тея скрылась в своей комнате.

Господи, помоги! Теперь она, а не Дари, станет новым увлечением матери.

Дариен остался в Кейв-хаусе на всю пятницу. Прошедшей ночью, когда вернулся домой, к нему не пришли с вызовом, но легче от этого не стало. Леди Теодосия могла спокойно дождаться окончания бала, а уже потом поведать родным о случившемся.

Если все-таки вызов последует, лучше получить его в приватной обстановке, поэтому он и остался дома. Нужно было обдумать еще одну возникшую проблему. Ночью кто-то выплеснул ему под двери кровь. Он бы и не узнал об этом, если бы не привычка ездить ранним утром верхом, пока большинство представителей высшего света еще спят.

Как обычно, Дариен вышел из дому через заднюю дверь и пешком отправился в конюшни, которые обслуживали его улицу. Когда он появился там несколько недель назад, то обнаружил, что стойла, предназначенные для лошадей их семьи, передали другим, а так как на данный момент у него была всего одна лошадь, он вернул одно стойло и не побеспокоился, чтобы нанять конюха.

Конюхи, работавшие в этой конюшне, не отличались особой приветливостью, но один из них согласился приглядывать за Цербером. Дариен взял себе за правило посещать своего коня дважды в неделю, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, и каждый день выезжал на нем.

Верховая прогулка была лучшей частью его дня. Ему нравилось ездить верхом именно утром, он любил это время суток: начинался новый день, вчерашние проблемы и заботы словно смывало начисто, и все становилось возможным.

Это утро было полно какого-то особого очарования, и ничто не могло его испортить, так что после верховой прогулки Дариен возвращался длинной дорогой и подходил к дому с главного фасада.

И вот здесь, на ступенях, он увидел подсохшую лужу крови.

На Ганновер-сквер было тихо, его дом еще спал, и только прислуга за столом на кухне наслаждалась утренним чаем с хлебом и джемом. Пруссоки давно служили в доме, и Дариен не стал менять их на кого-то другого. Эти трое вполне подходили мужчине, у которого не бывает гостей и который не устраивает вечеринок, но не отличались разговорчивостью.

– Там на ступеньках кровь, – обратился к ним Дариен. – Кто-то ранен?

Все трое – отец, мать и медленно соображавшая дочка – поднялись и уставились на него.

– Кровь, милорд? – переспросила миссис Пруссок, которая почти всегда говорила за всех.

– Потрудитесь вымыть крыльцо. Немедленно!

– Элли, – повернулась мать к дочери, – иди вымой.

Тяжело передвигаясь, словно ноги у нее были свинцом налиты, девица схватила деревянную бадью с водой, тряпку и вышла из кухни.

– Ничего не видели у передней двери этим утром? – спросил Дариен.

– Нет, милорд. Мы сами недавно встали и только что сели завтракать. Вам подать завтрак прямо сейчас?

– Такое случалось раньше? – продолжил расспросы виконт, не обращая на их слова внимания.

Дариена смутили их уклончивые взгляды: в армии он имел дела и не с такими плутами, – поэтому он стоял и ждал.

– Поначалу, – наконец сказала миссис Пруссок. – Вскоре после того, как мистер Маркус сделал то, что сделал. По крайней мере, так говорили.

Дариен нахмурился.

– Вас тогда здесь не было?

– Нет, милорд. Нас наняли после смерти вашего отца.

Ему казалось, что они работают здесь уже давно, но, как выяснилось, нет. Его отец, каким бы самодуром и скрягой ни был, не стал бы терпеть нерасторопности и бестолковости.

– Если что-то подобное случится, сразу же дайте мне знать, – приказал виконт. – И да, подавайте завтрак прямо сейчас. Пожалуйста.

Кейв ушел с кухни в раздумье, как это будет, если заиметь нормальное домашнее хозяйство, жениться, обзавестись детьми…

На Пруссоках лежали обязанности дворецкого, кухарки, экономки и горничной. Разумеется, никто из них ничему не учился, однако подыскать более опытных слуг у Кейва не было ни времени, ни желания. Эти люди содержали дом в относительной чистоте и готовили простую, но вполне приличную еду. Этого ему было достаточно, и он сделал лишь одно дополнение – нанял камердинера. Нужно было, чтобы кто-то заботился о его гардеробе, который он рассматривал как оружие в своей битве. Лавгроув оказался слугой исполнительным, педантичным и искусным. Кроме того, практически целыми днями он пил, но выбирать не приходилось.

Дожидаясь завтрака, Дариен расхаживал по комнате, размышляя о сегодняшнем происшествии. Это могло быть ответом на его вторжение в узкий круг высшего общества. Но кто мог такое придумать? Кто-то из Уилмотов, чей особняк стоял на противоположной стороне Ганновер-сквер?

Он не знал, где они проводят сезон, но предполагал, что избегают места, связанного с насильственной смертью их дочери, которая настигла ее в небольшом скверике в центре площади.

Торопливо вошла миссис Пруссок и поставила на стол поднос с яичницей, ветчиной, хлебом и кофе. Поглощая завтрак, Дариен не мог отделаться от мыслей о том преступлении. Он находился в Испании, когда Маркус убил шестнадцатилетнюю Мэри Уилмот, но новости разносятся быстро. Дариен был потрясен, но не удивлен. Маркус всю жизнь был странным, а в юном возрасте, благодаря невоздержанности и распутству, заработал сифилис, который потом сказался на его мозгах.

Вероятно, его несколько лет до убийства продержали взаперти, но их отец обладал особой аристократической самоуверенностью, которая заключалась в том, чтобы не признавать собственных ошибок. Словно пес, сорвавшийся с цепи, Маркус захватил Мэри Уилмот, перерезал ей горло и искалечил, а потом бросил тело на виду.

Никто не задался вопросом, что делала одна в парке в наступающих сумерках юная леди, которая всему свету была известна как очаровательная Мэри Уилмот, вдохновлявшая на создание поэм и баллад.

Маркуса нашли быстро по кровавым следам, которые привели в Кейв-хаус. Полицейским предстала жуткая картина: он сидел на кровати и грыз один из столбцов.

Конечно, такое забыть нелегко, но Дариен не думал, что так можно реагировать на происшедшее шесть лет назад через пять лет после смерти Маркуса.

Впрочем, Мэри Уилмот принадлежала к высшему свету, а его представители ничего легко не забывают и ничего не прощают, но ведь и Кейвы – тоже.

Теперь он будет внимательнее следить, чтобы все убрали и отмыли до того, как проснутся соседи, если, конечно, нечто подобное повторится.

Глава 8

Усталость совсем не означала, что Тея будет лежать в кровати без сна и переживать, нет. Она прекрасно выспалась, но когда проснулась, все проблемы навалились на нее вновь – мать, Кейв, поцелуй, их соглашение. Как ни выкручивайся, ничего не поделаешь: обещание придется выполнять.

Теперь к ее переживаниям добавилось предостережение, которое высказала Мара. От лорда Дариена действительно исходила враждебность, но почему? Ее брат всегда был добрым – такие натуры не вызывают столь сильных эмоций, особенно в юности. Своего обожаемого брата Тея помнила всегда улыбающимся, всегда в благожелательном настроении.

Спрятавшись в постели, проблемы не решишь, поэтому Тея спустилась с кровати и позвонила Харриет. Ей вдруг вспомнилось кое-что из сказанного Кейвом минувшей ночью: не скрывая сарказма, он заметил, что все, кто знает Дари, должны его любить.

Но это правда!

Здесь скрывалась какая-то тайна. Но если инцидент случился в школе, значит, речь шла о Харроу, о временах «балбесов».

Близился полдень. Пока она оденется и позавтракает, наступит время так называемых «утренних визитов». Сегодня предстоит навестить Николаса и Элинор Делани, потому что Николас был предводителем «балбесов».

Появилась Харриет с водой для умывания и завтраком. Тея спросила о судьбе зеленого платья.

– Сделала все, что смогла, миледи, но кое-где на оборках пятна остались. Я подумала, может, заменить всю переднюю часть?