В твоем плену

Так что язык в задницу и улыбайся, Хэвен, улыбайся.

– Привет, – растягиваю губы в улыбке.

Он молча кивает, то ли тоже здоровается, то ли дает понять, что слушает меня. Мне хочется высказаться о его манерах, но я советую себе воздержаться.

– Дай мне, пожалуйста, телефон.

Он приподнимает брови. Только брови, ни одна другая, самая крохотная мышца лица не участвует в этом выражении легкого удивления. Не удивление даже, а, скорее, сомнение в том, что он только что услышал.

– Хочу позвонить мужу, – поясняю поспешно.

Это единственное, что мне можно. И единственное, что я смогла придумать – попытаться договориться с Расселом.

Не просить его помогать Хайдену, этим я сделаю только хуже. Тем более, если после того, как он полуправления на уши поставил в поисках стрелявшего злодея, признаюсь, что в машине со мной тогда был брат и что мишенью, возможно, был он. Муж собственноручно прибьет братца и даже не скажет, где его зарыл. Нужно было либо сознаваться сразу, либо молчать в тряпочку до конца.

Поэтому я собираюсь попросить Рассела разрешить мне позвонить отцу. И не отставать, пока он не согласится. Иного выбора у меня просто нет.

Сойер сует руку в карман линялых джинсов и достает из него черную коробочку без чехла. Телефон почти горячий от касания с его телом, и мне передается это тепло. Я заливаюсь краской.

– Смотреть будешь? – прячу смущение за раздражением.

– Только пока набираешь номер, – ему пофиг на мою грубость.

Я открываю список вызовов. В нем только телефон Раса. Кошусь на Сойера – он что, больше ни с кем не разговаривает? Тоже соблюдает секретность?!

И только сейчас до меня доходит, что он такой же пленник, как и я. Ему тоже наверняка не улыбается меня тут сторожить. А я еще изо всех сил порчу ему жизнь. Мне становится стыдно.

Поддавшись порыву, хочу извиниться, но он уже вышел. Слова повисают в воздухе.

– Все в порядке? – слышу голос мужа в ухе.

– Это я, Рас. Мне очень нужно поговорить с папой, – сразу перехожу к главному.

– И тебе привет, дорогая, – улыбается он в трубку.

Но мне не до политесов.

– Рассел, пожалуйста. Папа там, наверное, с ума сходит. Это же была его маши…

– Хэвен, детка, не волнуйся. Ты меня недооцениваешь. Я позвонил твоему отцу сразу, как ты была в безопасности.

– Ты всё ему рассказал? – не верю я.

– Только то, что ему нужно знать. Что ты в порядке и что пока не можешь с ним ни видеться, ни говорить. Он отнесся с пониманием.

– Могу себе представить… – цежу сквозь зубы не в микрофон, чтобы Рассел не услышал моей иронии, но и промолчать не могу.

– Я сказал, что он может общаться с тобой через меня, если будет что-то срочное. Он звонил утром, просил передать, что посетил зал для молящихся и внес пожертвование, поэтому надеется, что его молитва будет услышана, и все скоро разрешится.

– Зал для молящихся? – переспрашиваю я.

– Я тоже ничего не понял, детка. Но я переспросил и передаю тебе все дословно. Не знал, что Вандербилт так… религиозен. Наверное, потеря машины так на него повлияла.

– Наверное, – говорю задумчиво, пытаясь понять, что отец зашифровал в этом послании, и делаю еще одну попытку: – Так мне можно с ним поговорить?

– Конечно, нет, милая. Я пригляжу за старым другом.

В его голосе иронии даже нет.

– Спасибо, – говорю искренне. – Ты приедешь?

– Нет. Не хочу засветить вас нечаянно. Если что-то нужно, попроси Сойера, он выполнит любое твое желание. Если оно не противоречит установленным правилам.

– У меня нет желаний, которые не противоречат правилам, – вздыхаю я и нажимаю отбой.

Сойер будто материализуется из воздуха – не знаю, как еще назвать его сверхспособность так бесшумно и быстро перемещаться в пространстве – рядом со мной, и я протягиваю ему телефон.

Возвращаюсь к остывшему кофе, выливаю его в раковину и нажимаю кнопку приготовления свежей порции. Кофемашина тут едва ли не единственное чудо современной техники. Вся остальная техника слегка… уставшая, если не сказать устаревшая. Такие модели сейчас уже не встретишь даже в квартире моего деда Николая.

В ожидании кофе откусываю чуть отсыревший и уже не такой хрустящий тост.

"Зал для молящихся. Что это может значить? Зал для молящихся. Зал д…" проговариваю я про себя, пока меня не осеняет.

Зал для молящихся в японских храмах называется хайдэн! Или хэйдэн, точно не помню, но точность здесь не важна. Главное, что этим залом папа точно сообщал мне, что встретился с братом. И как там было дальше? Что-то про пожертвование и про молитву. И что все разрешится.

Я радостно выдыхаю – брат не один, и он знает, что я не бросила его. Вместе они что-нибудь придумают.

А я пока постараюсь не сойти с ума в этой клетке с неласковым зверем.

И попробую его приручить…

Глава 8 Финита

– В тебе голубых кровей нет? – спрашивает Сойер неожиданно и с плохо скрываемым раздражением в голосе.

Стою к нему спиной, но чувствую его неприязнь всем телом. Каждый волосок на спине встает дыбом от его презрительного, даже брезгливого взгляда. Я давно поняла, что мое присутствие ему поперек горла, он этого, в общем-то, и не скрывает. Представления не имею, чем так его допекла, но и разбираться не буду – пусть терпит, я тут тоже не по собственному желанию и отнюдь не на курорте. Если что-то не устраивает, пусть идет со своими претензиями к отцу. Я буду только счастлива убраться отсюда поскорее.

Местом нашей встречи и на этот раз снова стала кухня – точно по старой советской классике.

Сойер на барном стуле у острова лениво попивает кофе с разогретой в микроволновке бельгийской вафлей – его любовь к ним просто маниакальна, в шкафчике я видела, наверное, их месячный запас, – а я спустилась вниз за пакетом сока, стаканом молока и печеньем. Стараясь лишний раз не попадаться ему на глаза, из комнаты почти не выхожу, поэтому затариваюсь сухим пайком.

– Это так заметно? – спрашиваю с вызовом, не оборачиваясь.

Мою кровь нередко называют голубой из-за редкости – у меня четвертая отрицательная, – но он, конечно, имеет в виду другое. Аристократическая бледность лица у меня тоже присутствует.

– Невооруженным глазом. Ты ведешь себя как наследница престола в изгнании. Опальная королева, не иначе.

– Что за мания у тебя придумывать мне разные прозвища? – все же верчу я головой в его сторону. – Тебе так не нравится мое имя?

– Я уже говорил: оно тебе не идет. Вот твое второе имя куда больше отражает твою сущность.

– И об этом ты уже тоже упоминал.

Я уже всё взяла, и готова уходить, но моему надзирателю явно пришла охота поговорить, поэтому я не спешу удаляться. Это, по меньшей мере, невежливо. Да и, честно, достало сидеть в крохотной комнатушке наверху. Я – свободолюбивое создание.

– Я помню, спасибо. И все же… – он продолжает жевать вафлю. – Второе имя. Тот, кто дал тебе его, на редкость прозорливый малый. Видимо, твое "я" пёрло из тебя еще в далеком младенчестве.

– Аха, – на издевках, основанных на моем имени, я не одну собаку съела, вряд ли Сойер сможет меня удивить, поэтому его попытки даже забавляют. – Всем известно, что младенцы лысоваты. Мне трудно было скрыть пробивающиеся на поверхность рожки.

– Так я и думал. А хвост с крючком тоже имеется? – подавшись вперед, спрашивает шепотом, будто о чем-то запретном.

– Желаешь проверить?

– Воздержусь, пожалуй.

Он отклоняется назад и возвращается к кофепитию, я же пожимаю плечами.

– Восхищена твоей сдержанностью.

– А я – твоей покладистостью.

– Это просто я еще не освоилась. То ли еще будет, – обещаю с легкой улыбкой и фальшивым выражением святой невинности во взгляде.

– Я буду готов, – обещает он в ответ на полном серьезе.

– Уверен?

– Абсолютно.

Он совершенно точно верит в то, что говорит. Это меня даже дразнит, провоцирует на то, чтобы доказать, что он не прав.

– Хм… Я постараюсь тебя удивить.

Снова улыбаюсь.

– Очень на это рассчитываю. И обещаю достойно тебе ответить.

– Что ж, попробуй, – не спорю я.

Думаю, что разговор закончен и собираюсь сваливать, когда он вдруг спрашивает вполне дружелюбно:

– Кофе будешь?

– Давай, – чуть подумав, вздыхаю.

Аромат свежемолотых зерен дразнит обонятельные рецепторы и лишает возможности ответить отказом. Оставив свой сухпаёк на столе, я присаживаюсь на стул напротив Сойера. Остров очень широкий, что позволяет сохранить приличную дистанцию между нами.

Через пару минут он ставит передо мной на стол по-американски большую чашку с на удивление крепким напитком. Это не американо, это большая – четверная, не меньше – порция эспрессо.

– Так ты откроешь мне тайну, кто наградил тебя таким противоречивым именем?

– Ты ж хвалился, что знаешь обо мне все, – разбавляю крепость молоком из своего стакана.

– Этой информацией мои источники не обладали, – признает он с сожалением, а я цокаю языком.

– Непростительно. И непрофессионально. Как они могли упустить что-то в моей славной биографии?

– Я уже пожурил их за эту неслыханную оплошность.

– Надеюсь, они вняли, – продолжаю я кривляться.

– Безусловно, – вторит он мне. – Так я заслужил откровенность?

– Вполне. Но ты будешь разочарован – никакой тайны и никакой оригинальности. Своим прекрасным именем я обязана – о, ужас! – делаю большие глаза. – Своей матери.

– Не слышу в твоем голосе любви к женщине, что подарила тебе жизнь.

А у меня складывается ощущение, что именно ради информации о моих отношениях с матерью и был затеян весь этот разговор. Уж слишком притянута за уши последняя фраза. Он долго ждал подходящего момента, чтобы как бы невзначай спросить об этом, но он так и не наступил, поэтому он воспользовался полуподходящим.

Но я не буду его обламывать. Тайну из моей нелюбви я не делаю.

– Правильно не слышишь. Ее нет, – я тянусь к вафле.

– У вас какие-то терки с бывшей миссис Вандербилт?

– А я смотрю, твои шпионы и тут схалтурили. Их уволить мало за халатное отношение к работе. Мама никогда не брала фамилию отца.

– Серьезный недогляд. Я придумаю для них наказание пострашней.

– Уж сделай милость.

– Я задал вопрос, – обрывает он мою клоунаду, и я отвечаю серьезно:

– Никаких терок. Никакой любви. Никаких отношений. Она ушла от отца и перестала для меня существовать.

– От отца или от тебя? – смотрит в упор.

Но меня это не трогает.

– Ты же интересовался. Про мою жизнь в России знаешь. Зачем этот дешевый выпад? Мамуля забрала меня с собой. И быстро пожалела об этом.

– Почему?

– Потому что гладиолус! – отвечаю на автомате по-русски.

– Чего? – не понимает он.

– Ничего. Проехали. Ты, кстати, тоже не питаешь большой любви к отцу.

– Тебе показалось, – он резко закрывается и даже встает со стула, чтобы поставить чашку в мойку, вновь оказываясь у меня за спиной.

– Ну разумеется, – говорю я, обращаясь к пустому месту перед собой. – И именно поэтому мы познакомились только сейчас, хотя я замужем за ним уже семь лет?..

– Просто не было подходящего случая.

– Уху, – бурчу, а он возвращается в поле моего зрения.

– На самом деле ужасно боялся предстать перед красавицей мачехой и испортить отцу репутацию.

– Красавицей? – выражаю максимально искреннее удивление. – Так ты все же оценил мою природную красоту?

– Ее трудно не заметить.

– Какое облегчение! Значит, не зря стараюсь.

– Не зря.

На губах блуждает усмешка. Что ж, по душам, похоже, наговорились. Ну, не больно-то и хотелось. Я залпом допиваю противный горький, несмотря на большую дозу молока, кофе, и со стуком ставлю чашку на стол.

Финита ля диалог.

Глава 9 Телохранитель

На следующее утро мой смазливый – невозможно не признать – надзиратель приносит мне в комнату телефон. Звонок от Рассела.

Я говорю с мужем несколько минут. С сожалением узнаю, что пока никаких позитивных новостей нет, что они даже до сих пор не могут найти машины, из которых стреляли. Не дали пока результатов ни многочисленные обыски потенциально подозрительных адресов, состоящих на контроле у полиции, ни опрос возможных свидетелей, ни слежением через глобальную систему поиска по камерам – ни на одной из камер в ближайших штатах искомые тачки с тех пор ни разу не засветились.

Я и без объяснения мужа понимаю, что это значит. Они знают, что их ищут, и либо машины надежно спрятаны, либо максимально изменены внешне, либо вообще давно уничтожены прессом для утилизации автомобилей.

– Все машины тонированы в хлам, система распознавания лиц не смогла вытащить даже часть лица кого-нибудь из нападавших, поэтому и распознавание невозможно.

– Да, тонировку я помню. Тоже не смогла никого рассмотреть.

– А ты, кстати, мастерски водишь машину, детка. Явно не порастеряла былых навыков. Я всегда говорил, что у тебя талант к вождению. В твоих венах…

– Машинное масло? – смеюсь я.

Он действительно слишком часто это говорил.

– То есть, расследование в тупике? – спрашиваю то, что меня действительно волнует. – Значит, скорая свобода мне не светит?

– Пока нет, – Рас даже не пытается подсластить пилюлю, но, как всегда, обещает сделать все возможное и невозможное.

– Папа не звонил?

– Нет. Но если хочешь что-то передать, я сам его наберу. Проведу оператив…

– Нет, не надо. У меня ничего срочного.

Не хочу далее развивать эту тему. С каждым разговором с мужем я все сильнее чувствую вину за то, что обманываю его. Он роет землю, пытаясь меня защитить, но воюет с воображаемым врагом. Как бедняга Дон Кихот…

Я хочу признаться, но не могу. Сейчас его гнев будет еще более мощным и разрушительным для брата, чем если бы все вскрылось раньше. И я вновь благоразумно молчу.

Попрощавшись с Расселом до завтра, открываю дверь, чтобы вернуть телефон его сыну. Я знаю, что он стоит под дверью. Может, не подслушивает, по крайней мере, старается, но, по-любому, проявляет бдительность. Он же не в курсе, что я и не собираюсь никуда звонить с его телефона. У меня было время подумать – очень много времени, – и я поняла, что это верный способ подставить брата, ведь пробить номер в наши дни так же просто, как заказать пиццу. Даже странно, что я не подумала об этом в прошлый раз, когда схватилась за мобильник. И хорошо, что Сойер мне помешал, иначе сейчас о причастности Хайдена к тем событиям уже знали бы все заинтересованные лица. Ну, кроме тех, кто о ней и так знает. Кроме тех, кто в него стрелял…

Но Сойер меня удивляет – за дверью его нет.

Это жест доверия или у него тоже было время подумать?..

Озадаченная, иду к двери в его комнату и кратко стучу. Ответа нет. Стучу еще раз, громче и длиннее.

– Я на кухне, – раздается снизу приглушенный голос.

– Он постоянно ест, что ли? – ворчу вполголоса, спускаясь, но знаю, что перегибаю – завтрак дело святое.

Молча возвращаю Волчеку телефон, он никак не реагирует. Даже не поднимает взгляд. Это немного задевает – ладно, вру, нормально так задевает, до образования комка в горле, – но я не подаю вида.

Так же молча делаю себе омлет, тяготясь его присутствием. Он же ведет себя так, будто меня тут и нет. Это необъяснимо раздражает.

Ну почему он не уйдет?!

И почему он так меня бесит?!

Переложив нехитрый завтрак в большую плоскую тарелку, ставлю ее на остров и сажусь по диагонали от Сойера. Чем дальше от его тяжелого, проникающего под кожу, взгляда, тем лучше.

Но дистанцирование не помогает. Волчек достает меня одним своим присутствием рядом. Гнетущая тишина давит на уши, а плотное, почти осязаемое, напряжение в воздухе поднимает уровень дискомфорта до небес, отчего мой язык развязывается сам собой.

– У тебя, что, других дел нет, кроме как меня сторожить? – брякаю я в досаде, не выдержав, наверное, и минуты.

Он поднимает на меня равнодушный взгляд, смотрит, как на пыль в углу, и возвращается к неторопливой очистке яблока от кожуры.

– Я тут уже сколько… дня четыре? Ты даже ни разу из дома не вышел. Сидишь вместе со мной, как привязанный. И охота тебе?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.