Изумрудная скрижаль

– Ладно, Алекс, это мы обсудим позже. А сейчас мне очень хочется узнать, о чем говорят его сиятельство и господин Халим.

Увы, узнать это не представлялось возможным. Разговор происходил в кабинете графа на верхнем этаже самой высокой башни. В эту святая святых без разрешения Ингераса не имел права входить никто, за исключением горбатого Йонуца. Дверь всегда была заперта на ключ, независимо от того, работал граф в кабинете или отсутствовал, а войлочная обивка была настолько толстой, что наружу не проникал ни единый звук.

Напрасно Максимов, напустив на себя беспечный вид, прогуливался то в нижнем зале, то во дворе, в ожидании, когда египтянин соизволит отправиться восвояси. Это было бы удобным случаем укрепить едва завязавшееся знакомство и расспросить кое о чем, но текли часы, а из башни никто не спускался. Наступила ночь, и стало ясно, что экзотический гость останется в замке до утра.

Спалось Аните паршиво. Это наречие стало одним из первых русских слов, которые она освоила, перебравшись в Россию. В деревеньке, куда Алекс привез ее, чтобы познакомить с родителями, конюх Трофимыч чуть ли не каждое утро кряхтел:

– Паршиво нынче на дворе. Снегу намело по саму гузку!

Легла Аните на душу колоритная речь старца, и она ученическим почерком вписала в тетрадь для памяти: «guzka» и «parchivo». Иной раз щеголяла этими словечками и в светском обществе, шокируя расфуфыренных дам с их напыщенными кавалерами.

Глубокой ночью ей почудилось, что в замке кто-то вскрикнул. Она растолкала храпевшего Алекса. Он спросонья затряс головой, заквохтал по-куриному. Анита зажала ему рот ладонью:

– Тс-с! Слышишь?

С минуту оба напряженно прислушивались, но крик больше не повторялся. Максимов лениво махнул рукой:

– Нелли… тебе приснилось…

И захрапел снова, Анита же проворочалась до рассвета, так и не сомкнув глаз.

Утром к ней зашел граф Ингерас. Он являл собою олицетворение заботливости и внимания: проверил у пациентки пульс, измерил кровяное давление посредством ртутного манометра конструкции Карла Людвига, принес новые укрепляющие отвары и подробно разъяснил, как их употреблять. Анита кивала, повторяла инструкции, а Максимов, сидя у камина и подгладывая в огонь поленца, спросил со скучающим видом:

– Где ваш вчерашний посетитель, граф? Что-то его не видно…

– Посетитель? – Граф едва заметно вздрогнул. – Ах, этот… Он уехал.

– Когда?

– Ночью. Ему нужно сегодня же попасть в Констанцу, чтобы успеть на пароход до Константинополя. Оттуда он возвращается домой.

– Значит, относительно продажи замка вы не сговорились?

– Нет. Я передумал продавать замок. – Граф резко встал и покинул комнату, не сказав более ни слова.

– И опять он врет! – сказал Максимов, указывая на окно. – Вчера вечером, уже после того, как прибыл египтянин, сильно мело, все подъезды к замку были запорошены. А сегодня… посмотри!.. Снег не тронут. Следовательно, из замка никто не выезжал.

Анита согласилась безоговорочно:

– Я бы услышала, если бы кто-то выехал… Нет, египтянин все еще в замке.

Беспокойство овладевало ею все настойчивее. Она каждой клеткой ощущала, что в замке творится что-то нехорошее и что они с Алексом стали помимо воли заложниками демонической личности в черных одеждах. Чтобы успокоиться, она повторяла как мантру: граф благороден, граф спас мне жизнь. Но и это уже не помогало. Внутренний голос ехидно нашептывал, что и домашних животных, бывает, лечат, чтобы потом отправить на бойню.

Максимов в целом разделял ее тревогу, но считал, что вследствие перенесенной болезни у нее расшатались нервы и потому она преувеличивает уровень опасности. По его мнению, граф не сможет воспрепятствовать их отъезду, когда придет время. Зачем ему два лишних рта?

Прошло три дня. Родственник египетского вице-короля исчез. Не было никаких признаков его пребывания в замке. Граф не заводил о нем разговора, а расспросы среди остальных обитателей натыкались на стену молчания.

Аните все это осточертело, и она заявила Алексу, что настала пора действовать.

– Я должна заглянуть в кабинет графа. Он не зря держит дверь запертой – возможно, там кроется разгадка.

– А ты уверена, что нам так уж обязательно знать эту разгадку? И как ты хочешь пробраться в кабинет, если он закрыт?

– Ты ведь смастеришь что-нибудь эдакое… вроде универсального ключа? Помнишь, у нас был такой, пока я его не сломала…

Затею с проникновением в чужие апартаменты Максимов не одобрил, но перечить Аните ему никогда не удавалось.

У него не было нужных инструментов и материалов, однако изобретательный ум подсказал выход. Воспользовавшись щипцами для колки сахара, кочергой и рубчатым прутом из каминной решетки вместо напильника, Максимов за полтора часа превратил вынутый из деревянной стенной панели гвоздь в замысловатую стальную спираль с множеством зазубрин.

– Вот тебе ключ, – сказал он, отдавая получившееся изделие Аните. – Надеюсь, подойдет. Что дальше?

– А дальше отвлеки графа. Займи его минут на пятнадцать-двадцать и предоставь остальное мне.

– Занять графа? Это чем же? Он совсем перестал со мной разговаривать, боится лишних расспросов… И ты забываешь про Йонуца. Мне иногда кажется, что это он – настоящий хозяин. Он везде, следит за каждым моим шагом…

– Алекс не… как это по-русски?.. Не перегибай. Йонуц следит не только за тобой. Но завтра он уедет за продуктами. Он всегда уезжает по субботам.

Анита не ошиблась. На следующий день, с раннего утра, когда над взгорком, где возвышался замок графа Ингераса, еще властвовала тьма, немой горбун вывел из ворот упряжку, сел в нее и укатил в одному ему известном направлении. Практика показывала, что вернется он не раньше вечера, поэтому Анита решила, что времени для реализации намеченного предприятия вполне достаточно.

Когда забрезжил рассвет, Максимов поднялся в башню и постучал в дверь графского кабинета. Промолвил громко и учтиво:

– Господин граф, можно войти?

Прошло не менее минуты, прежде чем Ингерас соизволил отпереть. Но он не пустил Максимова внутрь, приоткрыл дверь, высунул обмотанную шарфом голову и спросил не особенно любезным тоном:

– Что вам угодно, сударь?

– Мне угодно с вами поговорить.

– Нельзя отложить на потом?

– Дело важное, – не уступил Максимов. – И я не займу у вас много времени.

Он сделал движение – войти в кабинет, однако граф упредил его, выскользнул наружу и встал перед дверью, прикрыв ее за собой. На Ингерасе была темная накрахмаленная рубашка с наглухо застегнутым воротом, а на руках – все те же перчатки, которые он, по всей видимости, в спешке натянул после того, как услышал голос чужака. Небрежно был намотан и шарф.

– Что ж, извольте, – проговорил граф. – Но у себя в кабинете я провожу химические опыты, там не слишком приятный запах… Идемте в вашу комнату.

Случилось то, на что рассчитывала Анита. Граф дважды повернул в замке ключ, подергал дверь, убедился, что она закрыта надежно, и кивком предложил своему спутнику следовать вниз по лестнице. Что оставалось Максимову? Только пойти за ним. Русский инженер был неловок и, спускаясь по неудобным высоким ступенькам, ткнулся плечом в забранное решеткой окошечко, через которое в башню струился дрожащий свет зимнего дня.

Этот условный сигнал услыхала Анита, притаившаяся на наблюдательной вышке, футах в десяти над тем местом, где находились Алекс с графом. Вышка продувалась всеми ветрами, Анита куталась в теплое меховое манто, но ее все равно знобило, и она, еще не восстановившаяся после болезни, заклинала Алекса поскорее выполнить порученную ему миссию.

Выждав для верности еще минуту, Анита по отвесной деревянной лесенке спустилась с вышки на площадку, где располагалась дверь в кабинет. Манто она оставила наверху, перекинув его через поперечную балку. Для рискованной экспедиции просторная одежда со множеством складок не подходила: в ней немудрено было запутаться и она производила лишний шум. Поэтому Анита осталась в специально надетой для такого случая амазонке, состоявшей из тесного приталенного жакета и узкой юбки. Хорошо, что еще в России догадалась сунуть этот комплект в один из чемоданов. Как чуяла, что пригодится.

Сделанная Максимовым отмычка позволила без особых хлопот открыть таинственную дверь. Анита постояла немного, прислушалась и, вдохнув полной грудью, шагнула в графский кабинет.

В этот самый момент граф и Максимов входили в комнату, где Вероника оттирала золой тарелки, оставшиеся после завтрака, и полоскала их в тазу с горячей водой. Максимов велел ей удалиться. Оставшись с графом наедине, вполголоса спросил:

– Господин Ингерас, как я могу добраться до города?

– До города? – Граф удивился. – До какого города?

– До ближайшего. Должен же быть рядом какой-то город…

– Хм… А зачем он вам?

Максимов притворно смутился.

– Понимаете… Моя супруга просила кое-что купить для нее.

– Что именно?

– Например, зубной порошок…

– Он есть в замке.

– У вас с мятой, а она предпочитает коричный. Кроме того, ей нужно пополнить запас духов, туалетной воды, пудры…

– Составьте точный список. Йонуц все закупит и передаст вам.

Граф говорил короткими рублеными фразами, недвусмысленно подчеркивал, что ему некогда и пустопорожнее суесловие отрывает его от важных дел.

– У вас все? – Граф повернулся, чтобы уйти.

Максимов прикинул: они проговорили не долее трех минут – гораздо меньше, чем просила Анита. Если Ингерас застигнет ее в своем кабинете, будет неприятно.

– Нет… погодите. – Максимов положил графу руку на плечо; тот содрогнулся и отпрянул, будто ключицу ему обжег раскаленный металл. – Скажите правду: вы не хотите, чтобы я покидал замок? Даже на несколько часов…

– С чего вы взяли? – набычился граф, но немедленно взял себя в руки, заговорил сдержанно: – Вам мало вашего прошлого лесного злоключения? Я беспокоюсь о вас.

– Йонуц мог бы сопровождать меня. С ним я не заблужусь.

– Там, куда он ездит, и так ходит достаточно сплетен обо мне и моем замке. Если его увидят в обществе незнакомого человека, возникнут новые пересуды. Я бы этого не желал. Это ни в моих интересах, ни в ваших…

Пока Максимов тянул время, ведя с графом бесполезный диспут, Анита осваивалась в заветном кабинете. Окна здесь были задвинуты тяжелыми портьерами, свет давала одинокая стеариновая свеча в богатом канделябре, украшенном смальтой. Пришлось немного повременить, чтобы глаза приспособились к полумраку.

В первые мгновения кабинет Аниту разочаровал. Типичная келья ученого затворника. Бюро из розового дерева с золочеными бронзовыми накладками, выдвижные ящики для бумаг заперты, к ним не подошел даже хитрый ключ Алекса. Два виндзорских стула с простыми точеными ножками и прямыми спинками, набранными из тонких прутьев. Два кресла с парчовой обивкой и толстенными ножками. Два стоящих друг против друга книжных шкапа – просторных, каждый во всю стену. На одном из них громоздился бюст философа Гермеса Трисмегиста.

Анита присмотрелась к книгам, теснившимся на полках. Там были большей частью труды по истории человечества и медицинские трактаты. Анатомические очерки Уильяма Гарвея, работы Везалия, Шлегеля, Хейлза, Эйлера соседствовали с сочинениями Геродота, Иосифа Флавия, Полибия, Фукидида, Страбона, Тацита, Тита Ливия, Плутарха… Особенное внимание хозяина кабинета привлекали события, происходившие во втором тысячелетии до Рождества Христова, более поздними хрониками он интересовался мало. Среди прочей литературы Анита обнаружила пять или шесть изданий Библии на разных языках, а также множественные рефераты виднейших богословов. Это подтверждало слова графа о том, что религия для него – не пустой звук. Божественные промыслы занимали его в такой же степени, как историография и врачебное дело.

Почти все книги в шкапах были потрепаны, иные зачитаны до дыр, испещрены бессчетными пометками, каковые являли собой разновидность скорописи, неизвестной Аните. Можно было с уверенностью сказать, что эти тома стоят здесь совсем не красоты ради – хозяин пользуется ими весьма активно.

Закончив осмотр бюро и книжных полок, Анита подошла к небольшому сосновому серванту, стоящему сбоку от двери. За стеклянной дверцей она заметила бутылочку, очень похожую на ту, в которую граф Ингерас сливал кровь, взятую у ирландца О’Рейли. Возле бутылочки стоял обычный винный бокал. Анита открыла дверцу, вынула оба предмета. Бутылочка была пуста, но на дне ее виднелись засохшие темные капли. Точно такие же капли Анита разглядела и на дне бокала.

Она замерла перед сервантом, держа в руках две стеклянные емкости, как вдруг с лестницы донесся звук торопливых шагов. Анита нарочно оставила дверь приоткрытой, чтобы уловить любой шорох. Сомнений не было: это поднимался граф! Алекс сумел задержать его минут на десять, не более того.

Анита с проворством циркачки вернула бокал и бутылочку на место, закрыла сервант. Мысль о бегстве пришлось оставить – шаги графа становились все отчетливее, он был уже близко и непременно увидел бы ее, высунься она из кабинета. Тогда Анита, не теряя рассудительности, заперла дверь изнутри гвоздем-спиралькой, нырнула за оконную портьеру и затаилась там.

Вошел граф, Анита видела его через щелку в занавесях. Мысленно похвалила себя за то, что надела именно амазонку: одежда плотно облегала тело, не создавала дополнительного объема и в ней несложно было затеряться среди крупных портьерных сборок.

Теперь молиться, чтобы граф не задержался в своей келье надолго. Иначе скоро ноги затекут, спина одеревенеет и стоять в неподвижной позе будет невыносимо.

Ингерас был чем-то раздражен. Анита подумала: это из-за Алекса. Но граф вел себя как алкоголик, ищущий чего-нибудь выпить. Заглянул в сервант, извлек оттуда бокал и бутылочку, сердито посмотрел на засохшие капли. Будучи уверенным, что никто за ним не подсматривает, стащил с ладоней перчатки. Анита сощурилась, чтобы видеть лучше, и ее как будто пронзило током. Она поняла, отчего граф прячет свои руки. У него на пальцах не было ногтей – вместо них виднелось что-то сморщенное и как будто изъеденное ржой. Кисти были такими же мертвенно-бледными, как и лицо.

Однако еще больший ужас она испытала, когда Ингерас сдернул с подбородка шарф. Нет, сам подбородок оказался ничем не выдающимся, зато рот… Губы графа напоминали две тонкие ниточки, они не смыкались, а из-за них выпирали красные десны и – кошмар! – самые натуральные клыки.

Анита чудом не потеряла сознания, импульсивно схватилась рукой за портьеру. Хорошо, что граф ничего не заметил – его заботило нечто другое. Он взял стоявший на бюро графин, плеснул воды сначала в бутылочку, затем в бокал, взболтал получившуюся светло-коралловую жидкость, жадно выпил, но это его не успокоило. Он быстро обмотал шарфом лицо, натянул перчатки, потом вытащил откуда-то крошечный ключик, открыл им нижний ящик бюро, достал оттуда миску, ланцет, несколько льняных лоскутков и со всем этим спешно вышел из кабинета, даже не позаботясь запереть за собой дверь, чего с ним прежде не случалось.

Анита, шатаясь от только что перенесенного душевного потрясения, вышла из-за портьеры. Колени ее тряслись, и она прислонилась к стене, чтобы не рухнуть на пол.

Глава третья. Потомок Кровавого Влада

Максимов не верит. – Кипяток, маковые зерна, роза с шипами и много чего еще. – Сцена в комнате китайца. – Анита предлагает новый план. – «Многоуважаемый Александр Осипович!» – Путешествие под сиденьем. – Два удара колуном. – Допрос трактирщика. – Чернокожий утопленник. – Прелести обнаженной наяды. – Ответственное поручение вкупе с пятью золотыми монетами. – Анита производит разведку – Старинная крипта. – Предки графа Ингераса. – Пропавший найден. – Под крышкой саркофага. – Поединок вслепую. – Поговорим начистоту!

Сколько-то времени спустя, позабыв об оставленном на вышке манто, Анита кое-как доковыляла до своей комнаты и упала в объятия Максимова. Выслушав ее сбивчивый рассказ, он поначалу выразил сомнение в его достоверности.

– Граф Ингерас – вампир? Пьет человеческую кровь? Брось, Нелли, ты что, веришь во все эти байки про вурдалаков?

– В байки не верю, – ответила Анита, понемногу обретая спокойствие, – но в то, что видела своими глазами, – да.

– Это все от расстроенных нервов. Во время болезни ты бредила, у тебя были галлюцинации, вот и сейчас какие-то остаточные явления. В кабинете, ты сама говоришь, было темно, тебе и привиделось…

– Привиделось? – взвилась Анита, заговорила горячо и яростно: – Он стоял от меня в пяти шагах! Я держала в руках бутылку и бокал, я видела пятна на них… я знаю, что это такое!

– Может быть, вино?

– Нет! Именно в эту бутылку граф переливал кровь из миски… кровь О’Рейли… Куда он пошел сейчас? Ты знаешь?

– Нет.

– А я догадываюсь! Он пошел за новой порцией. К кому-нибудь из тех, кто живет в замке…

– Я видела! – ввернула побелевшая Вероника. – Он шел по коридору, с миской, с тряпицами – все как вы обсказали… А из глаз чуть не искры пыхали!

– Не ври! – осадил ее Максимов, но она запротестовала:

– Вот вам крест, Лексей Петрович! Он к китайцу пошел, сами можете поглядеть.

– И погляжу! – Максимов, уверенный, что над ним подшучивают, встал со стула.

– Не ходи туда, Алекс! – взмолилась Анита.

Он упрямо вскинул голову:

– Пойду! И если все это выдумки…

Не досказав, он вышел в коридор. Анита с Вероникой остались одни, вздрагивали от любого звука.

– Мне мамка рассказывала, – начала Вероника жарким шепотом, поглядывая то на дверь, то на окна. – У них в деревне был один такой. Сперва помер, а после из могилы вылез и ходил ночами кровушку сосать. Жену свою до капли выпил, потом детишек, а там уже и за прочую родню принялся…

– И что, всю деревню извел?

– Не успел. Мужики на сходке порешили облаву на него устроить. Изловили, отрубили голову, сунули ему в рот камень, сердце из груди вырезали и в пепел обратили. Потом заколотили его в осиновый гроб, через крышку пулей серебряной прострелили, а когда закопали в землю, воткнули сверху кол и могилу кипятком облили, чтоб не смел больше вылезать…

– Надо же, какие сложности!

– С ними… с упырями то есть… иначе нельзя. Старики в деревне умные были, научили, что да как делать. Ему надо еще жилы под коленками перерезать, а на гробовую крышку маковых зерен насыпать… побольше…

– А это зачем?

– Чтоб он их по ночам считал. Поверье есть: покуда он все маковые зерна не сочтет, из могилы ему не встать.

Пустомелье Вероники произвело на Аниту благотворное действие. Страх мало-помалу стал уходить, она даже застыдилась того, что смогла поверить во все эти басни.

Вероника подметила полуулыбку, появившуюся на устах барыни. Нахохлилась.

– Зря вы, Анна Сергевна. Я истинную правду говорю!

– Так ты считаешь, что граф Ингерас тоже умер, а потом воскрес?

– А то как! Вы разве сами не подмечали, какой он? В чащобе живет, слуги у него – сплошная нечисть. Свету солнечного лякается, рожа белая, что твоя известка. И чесноку в рот не берет! Я у кухарки… у страхолюдины этой… спрашивала третьего дня: отчего это в замке ни разу чеснока к столу не подавали. Она промычала чегой-то, прикинулась, будто не понимает.

– Может, и правда не поняла?

– Я уж ей и на пальцах показала… Нет! Она и знать не знает, что это такое. Не держат здесь чеснок. А это, чтоб вы знали, от вампиров вернейшее средство. Еще боярышник можно у дверей положить, розу дикую с шипами или чертополоха пучок… да где их возьмешь среди зимы-то?

Вероника еще долго развивала бы тему защиты от кровопийцы, но тут возвратился Максимов. Он был серьезен и хмур.

– Ну как? – подступила к нему Анита. – Что видел?

– Видел графа, – ответил он без энтузиазма. – В самом деле у китайца. Нацедил у того крови в миску да прямо через край и выпил…

– Всю?! – ахнула Вероника.

– Всю. И знаете… он как пьяница был, который без водки на стенку лезет, а когда шкалик опорожнит, сразу доволен и счастлив.

– Что я говорила! – торжествующе воскликнула Вероника. – Упырь, он и есть упырь. Ему без чужой крови нипочем не прожить.

– А что китаец? – допытывалась Анита.

– Ничего. Сидел, трубку курил. Такое впечатление, что для него это дело привычное.

– Мне кажется, что все жители замка делятся с графом своей кровью. Это их своеобразная плата за то, что он приютил их у себя и содержит.

– Теперь понятно, зачем мы ему понадобились, – не желала угомониться Вероника. – Этими он уже накушался, на свежатину потянуло. Обождет немного и за нас примется. Помяните мое слово, высосет до капельки!

Анита схватила с кровати подушку и швырнула ею в горничную.

– Вероника, перестань!

Но Максимов возмущения супруги не разделял. Убедившись, что граф действительно не прочь отведать крови, он перестал быть скептиком и принялся отстаивать совсем другие позиции:

– А если она права? Зачем еще мы могли бы ему понадобиться?

– Алекс, и ты туда же? Вспомни: граф ни разу не обращался к нам ни с чем подобным. И у него довольно людей, чтобы не испытывать недостатка в этом… гм… деликатесе.

– Значит, по-твоему, мы должны сидеть спокойно? Лично я после сегодняшнего бежал бы отсюда куда глаза глядят…

– С каких это пор ты стал таким пугливым?

– Я не пугливый. Просто я всю жизнь имел дело с людьми, а не со сверхъестественными силами.

– Я уверена, что ничего сверхъестественного в графе нет. Всему должно быть земное объяснение.

– И ты хочешь его найти?

– Непременно. Я уже все решила.

Традиционно в таких случаях Максимов прикусывал язык и шел на попятный. Но только не сегодня и не здесь, в вампирском чертоге. Он со всей твердостью сказал, что на сей раз ни в каких расследованиях Аниты принимать участия не будет, а займется поиском способа, с помощью которого можно покинуть это чертово гнездо. Вероника с тревогой следила за развернувшейся полемикой.

Кончилось тем, что Анита предложила компромисс:

– Я составлю для Йонуца список того, что мне необходимо. Подозрений это не вызовет. Попрошу привезти поскорее. Значит, завтра-послезавтра Йонуц отправится за покупками. Ты поедешь с ним и выведаешь дорогу из замка.

– Так он и взял меня с собой!

– Он ни о чем не будет знать. Ни он, ни граф.

– Это как же?

– В замке, насколько я поняла, две повозки: графская карета и телега, на которой Йонуц ездит за продуктами. Но завтра у него нет резона брать телегу: поклажи будет немного, а карета куда более легкая и ходкая. Скорее всего, именно на ней он и поедет.

– И что?

– Я знаю этот тип карет. Там под сиденьями есть пустое пространство. По сути, ларь, и он просторный. Ты залезешь туда заранее, еще до того, как Йонуц выкатит карету во двор.

План был сопряжен с известным риском, но Максимов согласился. Он готов был на что угодно, лишь бы не сидеть сложа руки.

В тот вечер не спали допоздна, проговаривали детали предстоящей авантюры. Анита предложила написать письмо на имя генерал-лейтенанта Дюгамеля, комиссара России в Валахии и Молдове, фактического правителя этого края. Максимов нашел предложение разумным и немедля набросал текст:

«Многоуважаемый Александр Осипович! Трое подданных Российской империи находятся в замке графа Ингераса на территории Трансильвании. Обстоятельства нашего пребывания здесь заставляют предположить, что мы не столько гости графа, сколько его узники, однако нет оснований утверждать это с полной ответственностью. Просим ваше превосходительство изыскать возможность связаться с нами через какое-либо официальное лицо». Ниже следовали подписи Аниты и Максимова с указанием титулов и точного адреса в России.

Максимов заклеил послание в конверт и надписал имя получателя в двух вариантах: кириллицей и латиницей. Готовое письмо положил в карман своего пиджака.

– Постараюсь передать это с кем-нибудь из местных. Надеюсь, польстятся на деньги…

Ближе к утру Аниту охватило волнение. План, казавшийся таким простым, вдруг стал вызывать у нее сомнения. Это все потому, что она очень беспокоилась за Алекса.

– А вдруг этому Квазимодо вздумается поднять сиденье и он тебя обнаружит?

– Тогда я его застрелю, – сказал Максимов и показал заполненный патронами «Патерсон».

Лишнего он с собой не брал: только оружие, кошелек с деньгами, письмо, ломоть хлеба и фляжку с вином, изрядно разведенным водой. Последнее было сделано по инициативе Аниты. Объяснила она так: «Пьяным не будешь, от жажды не умрешь, но и от скуки тоже».

Перед тем как рассвело, Максимов прокрался к сараю, пристроенному с южной стороны замка, отпер ворота хитрым ключом, залез в карету и спрятался под скамейку. Он тоже знал этот тип карет и не сомневался, что места под сиденьями хватит для одного человека. Правда, внутри этого вместилища, рассчитанного, конечно же, не на пассажиров, скопилось немалое количество пыли, и самой сложной задачей оказалось – не расчихаться и не раскашляться.