Анты

– И это вместо «здравствуйте». Видят местные боги и боженята, не хотел я скандала, – проговорил я, не вставая, хриплым со сна голосом.

– Ты, Бор, как хочешь, но придётся этому хамлу напомнить, что при хорошем кнуте и пряники не нужны, – пробасил Лео и выпрямился во весь свой рост.

Я поморщился, ведь серьёзный конфликт с местными в самом начале похода мог серьёзно осложнить нам жизнь. Я остановил Лео:

– Погоди. Пойду сперва пообщаюсь, узнаю, чего хотят, может им надо что-то. Зачем сразу в драку то?

Я поднялся, поправил оружие и медленно пошёл в гору, показывая древлянам пустые руки. Краем глаза я заметил, что Зверо подтянул колчан с луком и тул со стрелами.

По мере того, как я подходил, толпа оборванцев начала расходиться полукругом. Передо мной стояли взрослые мужики, бородатые с грязными нечёсаными волосами, с обветренными лицами и тёмными заскорузлыми руками. Я попытался первым наладить контакт:

– Мы вольные вои-хоробры идём в землю антов. А вы кто будете?

– Мы здешние хозяева-огнищане из племени дерев. То наша земля, и мы вас не звали, и видеть вас не желаем.

– Так и мы не к вам собрались. Здесь по пути на ночь встали. Отдохнули и в путь. Ваша земля нам ни к чему.

– Но вы стоите на ней незваные. То обида. И вы пойдёте с нами.

– То вряд ли. Мы не враги, злого умысла не имеем, мимо с миром плывём, и нонче дальше отправимся.

– Никуда вы не отправитесь, – злобно прошипел главарь, – анты наши недруги. Мы не воюем, но они больно жадны до земли.

– Тебя не поймёшь. То вы на свою землю нам шагу ступить не даёте, то на чужую заритесь. Я сказал, а ты услышал, мы вскоре отправимся в путь.

– То ты не понял, бродяга, эта наша река, и я вож Рахор тебя не пропускаю. Ты и твои шиши отныне мои полоняне и смерды.

«Как бы мне так изловчиться, чтобы никого из них не прибить до смерти, шибко не хочется кровь проливать», – подумал я, медленно вытягивая меч из потёртых ножен. У древлянина глаза увеличились вдвое, когда он разглядел мой клинок. Такого оружия Русь ещё восемь веков не увидит. Рахор явно струхнул, но продолжал грозно пыхтеть, не желая терять лицо перед соплеменниками.

Я оглянулся и сделал рукой успокаивающий жест своим мужикам, которые уже стояли на ногах в ожидание развязки.

– Схопить его! – неожиданно тонким голосом взвизгнул Рахор, указывая на меня мечом. Толпа древлян качнулась, но неожиданно для самого себя я крутанулся, обведя кончиком меча по земле круг, и уставил клинок на главаря.

– А ну, всем стоять, собаки паршивые!! – взревел я, скорчив злобную рожу. – Коль добрых слов не понимаете, сейчас всем уши отрежу!! – Я чуть не заржал, когда бородачи побросали палки, отшатнулись и схватились за уши. – А коль ты и впрямь вож, выходи на поединок. Аль струсил? – Я решил слегка охладить пыл главаря и опозорить в глазах приспешников.

Но, как выяснилось позже, они отступили не только потому, что меча испугались, а потому, что невольно я совершил ритуал сильнейшего боевого оберега, очертив круг на земле мечом, которым собирался пустить кровь. По их вере теперь против них будут биться не только моё оружие, но и духи моих предков.

Моё недоумение достигло степени удивления, когда Рахор бросился на меня, и что из того вышло. Едва достигнув невидимой черты обережного круга, он будто наткнулся на невидимое препятствие, взбрыкнул ногами и завалился на спину, попытался встать, и снова упал, как подкошенный. Визжа от ужаса, он бросил и меч, и щит, и меховую накидку, и удрал на карачках. Вдогонку я перетянул его мечом плашмя по заднице. Во главе с вожаком вся местная гопота врассыпную припустилась в лес.

Когда в рукояти появилась лёгкая вибрация, я чуть не выронил меч, а, услышав в голове смешок, вспомнил про подарок Деми.

«Филька, ты?». «Попрошу без фамильярности, зови меня просто Филимон. Ну, так и быть – Фил. Ведь ты так любишь короткие имена». «Наконец то, дружище, я так по тебе скучал. Жаль, что нынче ты простая железяка». «Вот не можешь ты без грубости, командир. Не железяка, а уникальный боевой комплекс, который может сделать много неприятностей плохим и несправедливым двуногим. Ладно, потом поговорим. Вон твои друзья поднимаются». И он замолчал, притворившись обычным мечом.

– Чего это они? – спросил Рок, закидывая лук за спину. Все остальные тоже недоумённо уставились на меня.

– Чего, чего, – я задорно подмигнул, – прикрикнул на них, испугались. Древляне же. Пришли – спасибо, ушли – большое спасибо. А, если серьёзно, то сейчас не в тему затевать драку с кровопусканием. А посему, так сказать, во избежание, надо срочно валить отсюда. По Припяти в лучшем случае пару дней спускаться, да по Днепру не меньше суток. А таких вояк, наверняка, ещё немало встретится. И что же будем упокоивать всех встречных поперечных? А потому, братцы, собираемся и отваливаем.

Завтракать расхотелось, нахальные босяки напрочь отбили аппетит. Все пожитки давно лежали на плоту, нам оставалось только забрать котелок с ухой, отряхнуть плащи и оттолкнуться шестами. Мы наскоро собрали пожитки и отчалили.

Река подхватила плот, завертела, и мы не сразу приноровились к непослушному транспорту. А поскольку немногие из нас могли похвастаться хоть каким-то опытом сплава по воде, то пришлось набираться навыков прямо сейчас. А умение передвигаться по воде было ох как нужно, ведь в этом времени в этих краях не имелось не только дорог, но и направлений, и потому реки и речки были здесь главными, а кое-где и единственными, путями сообщения.

Справившись с вёслами и шестами, потихоньку приручили норовистое средство, начали устраиваться и осматриваться. Могучая река медленно несла свои воды меж покрытых растительностью берегов. Плот то выносило по стремнину, то на излучинах прижимало к обрывистым берегам, и верста за верстой повторялась одна и та же картина: заросшие лесистые берега с невысокими обрывами, песчаными отмелями и протяжёнными заливными поймами.

Однообразное плавание и черепашья скорость изрядно действовали на нервы. Лео попытался подгребать рулевым веслом, но прыти плоту не шибко добавил. И, лишь, вытесав на очередной стоянке пару гребных вёсел, мы немного ускорились, но как-то заметно разогнать эту плавучую кучу дров было делом безнадёжным. Набив мозолей и взмокнув от бессмысленных усилий, мы единогласно решили при первой же возможности поменять это несносное угрёбище на нормальное судёнышко, и лучше с парусом.

От безделья народ заскучал и лишь слегка оживился, когда Черч предложил половить рыбу. Естественно, команда шумно одобрила эту затею. Хоть какое-то разнообразие. Черч долго шаманил над снастью, не обращая внимания на дружеские подначки. Но усмешки быстро сменились воплями восторга, когда плетёныйшнур зазвенел струной, и через полчаса мы с трудом вытянули на плот приличного осетра. К сожалению, это был единственный трофей, зато потом за какой-то час Черч надёргал из воды полсотни разной мелочишки: судаков, голавлей да окуней.

День разгорался. Радовала сухая солнечная погода. В конце мая в этих краях обычно наступают первые по-настоящему тёплые дни, когда в полдень солнце уже хорошо припекает плечи и макушку. Яростно звенели комары и жужжали оводы, но, не смотря на вьющихся вокруг ненасытных кровососов, мужики растелешились и загорали, наслаждаясь солнышком. Однако с наступлением вечера стало ясно, что за бортом всего лишь май месяц. Вместе с заходом солнца река укуталась туманом, и заметно похолодало.

Я сильно подозревал, что прошлая стычка с местной шпаной не последняя на нашем пути, поэтому, поразмыслив, предложил подобрать для ночёвки какой-никакой островок, чтобы вместо спокойного сна, не пришлось ночью отгонять злых древлян. Как по заказу вскоре подвернулся заросший ольхой и старыми вётлами остров между двумя протоками.

Причалили за небольшим мыском, где прямо у обреза воды торчали три толстые ветлы. Сразу за ними протянулась широкая полоса заросшего мелкой травкой песчаного берега. Отличное место. Мужики притянули и привязали плот к вётлам. Через полчаса уже весело потрескивал костёр, медленно поедая кучу натасканного сушняка. На роготульках весело булькал медный котелок, распространяя умопомрачительный рыбный дух, а на оструганных палочках истекали соком и ароматом куски осетрины. Пока мы сооружали лежанку, реку окутали туманные сумерки, окрашенные молодой луной в серые цвета. В вечерней тишине с реки доносились плески рыбы, непонятные шорохи и звуки.

Опустошив котелок, мы взялись за печёную осетрину и принялись неспешно обсуждать утреннюю стычку с древлянами, прикидывая так и этак варианты отношений, и как нам половчее внедриться в неизвестный и во многом непонятный мир. Итог недолгой дискуссии подвёл Марк, который поворошив в костре угли, глубокомысленно заявил:

– Все вы по-своему правы, а коль выходит, что каждая цепная собака всегда при деле, значит и для местных забияк надо найти, либо сладкую кость, либо надёжную цепь.

«Либо пробудить в них смысл», – прошелестело в голове.

Позже, вспоминая те первые дни в мире древних славян, я всегда снисходительно улыбался и нашим восторгам, и нашим сомнениям. Ведь, не смотря на отменную подготовку, мы даже представить не могли, куда попали. Здесь всё оказалось проще, жесточе, честнее и яснее. И уж потом, спустя время всё наши первоначальные задор и слюнтяйство напрочь слетели после столкновения с суровыми явлениями жизни.

Поделив ночь на всех поровну, я первым встал на пост, заодно решив «поболтать» с Филом.

«Ты ещё спроси, не разбудил ли ты меня, – мысленно проворчал меч, – в отличие от вас двуногих, я не сплю никогда». «Тебе проще, ты вселенский принцип». «Ни хрена не проще. Принципы не сами по себе существуют, а в поступках разумных существ. Прикинь, какие могут быть принципы у придорожного булыжника, ёлки в лесу или толстого барсука?». «А что ты скажешь по поводу стычки с древлянами? Перепугались они почему-то, и главарь ихний начал спотыкаться». «Моя работа. А нечего было им выёживаться всей кодлой на одного. Несправедливо. А, значит, меня касается. Пустяк. Слабенький силовой барьер». «Послушай, Фил, но это же совсем иной уровень оружия!». «Я же тебе сказал, что нынче я универсальный боевой комплекс». «И что это значит?». «Не знаю, наверно, всякая всячина. Главное – это адекватный силовой ответ на любое несправедливое действие противника». «А поточнее». «Поточнее: как аукнется, так и откликнется». «Вот и поговорили». «Не обижайся, Павел. Я ведь не сам по себе, а только механизм реагирования на ситуацию, или на твой запрос. Не забывай, я всего-навсего принцип». «И много вас, таких принципов в обойме у Деми?». «Полным-полно. Считай все стороны разумной жизни, и неразумной тоже. С некоторыми я близок, с некоторыми ругаюсь и враждую. Но это наши вселенские заморочки». «Ладно, а теперь скажи, коли драться придётся, как нам общаться в бою? Там ни секунды времени для этого не будет». «Всё просто, я читаю твои мысли и эмоции». «Э-э-э, что значит, читаю мысли?! Ты это… кончай в голове копаться». «Обижаешь, командир. Когда ты думаешь о справедливости, ты же не вспоминаешь лично меня. Я изначально встроен в твоё сознание, как иное любое понятие. Или я тебе надоел?». «Прости, Фил. Тут такое навалилось, ум за разум заходит». «Не боись, разберёмся. Если что, обращайся».

Я погладил меч, задвинул его в ножны и встал, уступая место у костра Марку.

Утро разбудило бодрящей сыростью, холодом и тихими голосами проснувшихся мужиков, поёживающихся в отсыревшей одежде. По реке лениво стелился редкий туман. Мы перекусили вчерашним осетром, отвязали плот, и течение медленно потянуло нас на стремнину.

И снова мимо поплыли заросшие песчаные берега, поймы и невысокие обрывы. Пару раз глазастый Серш разглядел на правом берегу людей. Я присмотрелся, и, действительно, в прибрежных зарослях мелькнули кожаные куртки и мохнатые шапки. Уж не знаю, чем мы так заинтересовали древлян, но мне показалось, что несколько раз видел одни и те же физиономии. Стало ясно, что нас сопровождают, когда после полудня среди древлян появились двое конных.

К вечеру мы достигли устья Ужа, где он впадал в Припять. На поверхности воды появились завихрения при слиянии двух потоков, и, чтобы не попасть в водокрут, нам пришлось прижаться к северному дреговичскому берегу.

Река Уж имела особое значение в стране древлян. Именно на ней и её притоках появились их первые города Вручий (Овруч) и Коростин (Искоростень). Значит, в этих местах должно быть побольше обитателей. Накаркал. На лесную прогалину вблизи берега открыто высыпала толпа в сотню голов, среди которых возвышались два всадника. И хрен бы с ними, пущай себе стоят. Но, во-первых, турбулентное течение начало нас затягивать к тому берегу, а во-вторых, там два десятка бородатых злодеев с копьями и щитами спешили отчалить на двух лодьях.

Мы переглянулись и дружно засмеялись, поняв, что подумали об одном и том же.

– Какую выберем? – спросил Зверо, поглаживая рыжеватую бороду.

– Вон ту правую, она поменьше и посвежей выглядит, – ответил Марк и поскрёб впалое пузо.

Приветственно помахав аборигенам, мы нахально у них под носом погребли по течению. Такого пренебрежения они вынести не смогли. Конный что-то проорал, спрыгнул с коня, забрался в лодью, и оба судёнышка, взмахивая вёслами, устремились нам наперерез.

– Черч, всади пару стрел поближе к этому выскочке, – попросил я, внимательно разглядывая древлянского главаря.

Высокий статный воин в пластинчатом доспехе и коническом шлеме держал в руках круглый щит и длинный меч. В глазах этого отпрыска знатного лесного клана плескалась ярость, дурной огонёк и решимость прихватить нас за гениталии.

Одна за другой в корявую носовую фигуру в виде головы птицы вонзились две стрелы. Ай, молодец, Черч, не подвёл, пуганул, как надо. Древлянин отшатнулся, зло оскалился, поднял щит и вскинул руку с мечом. Вёсла затабанили, и обе лодьи закачались в десяти метрах от нас.

– Грязные бродяги! – сверлил меня взглядом древлянин, – кабаньи отродья. Без спроса плывёте по моей реке и посмели в меня стрелы метнуть! Я вас в порубе сгною!

– Поумерь пыл. Ты сам то кто, такой грозный? – я с интересом рассматривал древлянина, – мы вольные вои-хоробры, ходим там, где желаем, и в чьих-то разрешениях не нуждаемся. Тем более в твоём.

– Как смеешь ты, подлый тать вожу перечить?! Я вож всех древлян Ингор, и это моя земля. Я здесь хозяин.

– Я тоже вож, и ты мне не указ. А коль моя речь тебе не по нутру, то выходи на поединок. В том нет позора. Ты вож и я вож.

– Готовься к смерти, чужак. Правь к берегу. Сразимся.

Я смотрел на гордеца и заранее жалел его. Статный гордый мужик, но спеси и дерьма у него через край. Надо проучить. Толпу в сотню бородачей я старался не замечать.

– Братцы, – повернулся я к своим спутникам, – поскольку местная пипетка претендует называться клизмой, пора объяснить ей глубину её заблуждения, а заодно и местных богатырей нужно охолонуть. Иначе не отвяжутся. В драку не лезьте, только, если всем скопом накинутся. Ей богу, жалко их бить, будто детей обижать.

– Давай, Бор, разомнись, а мы полюбуемся, – хохотнул Лео, и заработал веслом, направляя плот к берегу.

Через четверть часа мы с вожем Ингором стояли на ровном берегу напротив друг друга и присматривались. Отсутствие у меня щита, шлема и брони сначала ввело древлянина в заблуждение. На его лице появилось выражение брезгливого презрения, но, когда я вытянул оба клинка, его физиономия сразу полиняла. Во все времена все бойцы знали, чтобы биться с обоеруким мечником, нужно быть либо очень опытным рубакой, либо безумцем. Оценив моё оружие, вож ещё больше расстроился.

«Фил, сейчас я хочу обойтись без твоей помощи», – мысленно обратился я к мечу. В ответ в голове прозвучал лёгкий хмык.

– Почнём, вож Ингор? – спросил я, направляя клинки на него.

– Почнём. Пора тебя попотчевать добрым железом и укоротить, чужак.

– Моё имя Бор. Называй меня так, соблюдай вежество.

– Почнём, Бор… вож, – скрипнул зубами древлянин и, сделав длинный шаг, попытался ударить в ногу нижним краем щита и одновременно мечом слева сверху. Я легко уклонился и опять специально подставился, поскольку меня интересовал местный стиль боя мечом. А никакого стиля я и не увидел. С первой же минуты стало ясно, что меч непривычное для вожа оружие. Видать, для важности взял. Отбив очередной незатейливый удар, я громко сказал:

– Стой, вож. Не в обиду, оставь меч, возьми то чем привык биться.

Он насупился, чуть отступил, вложил меч в ножны, зычно взревел, подзывая смерда, протянул руку назад и взял поданный ему топор. Глянув, как он ловко ухватился за рукоять и привычно крутнул топор в руке, я понял – это, действительно, его оружие.

И пошла потеха. Щит мне в лицо, поворот, удар, отскок, боковой замах с переводом на другую сторону, ещё одна попытка удара щитом по ноге и одновременно горизонтальный секущий удар топора. Молодец, любого местного уделал бы на раз. Ну, что ж, поиграли, погрелись и будя.

Я показал, что собираюсь ударить по ноге. Он резко опустил щит. Топор потянул его вбок, на секунду заставил открыться, и я плашмя шарахнул его мечом по лбу. Шлем слетел. Ошеломлённый древлянин распрямился и, ещё раз получил по лбу. Его ноги заплелись, и он и ничком растянулся на земле. Толпа угрожающе загудела и надвинулась.

– А ну, стоять!! – грозно заорал я, – Двое ко мне! Помогите вожу! Быстро!!

Волнующаяся толпа расступилась, из неё выскочили двое молодых крепких парней с густым пушком на лицах, подняли вожа и поставили его на ноги. Он встрепенулся и медленно повернулся ко мне. На его лбу отпечаталась красная полоса. Он стряхнул руки слуг, распрямился и посмотрел исподлобья налитыми кровью глазами:

– Ты победил, чужак Бор. Что хочешь?

– Ты вельми знатно дрался вож Ингор, ибо сильный и достойный вой. А за вено я возьму вон ту малую лодью.

– Бери. Ано я тебя запомнил. Ты идёшь к нашим недругам, значит, ты недруг нам.

– Кто знает волю богов? Кто знает свой путь и судь? Ноне недруг, назавтра друг. Может, свидимся ещё.

– Забирай лодью и выметайся вон, – он злобно зыркнул и нервно дёрнул плечом, – Мои люди яры, ано я их сдержу. Изволю тебя боле не узреть.

Я пожал плечами, махнул своим мужикам, указывая на лодью поменьше и поновее. Большая нам ни к чему, а эта в три пары вёсел самое то. Мы быстро перекинули снаряжение и оттолкнулись от берега.

– Браво, Бор, – усмехнулся Стинхо, – поединок матёрого волка с дворовым щенком. А фехтовать то он совсем не умеет, да и с топором не ахти.

– Чему удивляться, – встрял Серш, – помните, что Луцкий говорил. У антов и словен длинный меч – оружие редкое и очень дорогое, хотя на западе его почему-то называли антским, а ведь изначально он оружие сарматов. Меч даже для местной знати не по карману, а потому непривычен. Когда-то сарматы его антам дали, а толком пользоваться не научили.

– Хреново, коли так, – проворчал Зверо, – лук у них оружие подлое нечестное, мечом драться не умеют, доспехов путных тоже не имеют, голыми бьются. Как с такими чудодеями аваров останавливать будем?

– Как, как? Каком кверху, – усмехнулся Рок, – как припрёт, так и заяц научится костёр разжигать.

– Эх, братцы, давайте сначала до места доберёмся, – это Черч вставил свои пять копеек, – а то у меня ощущение, что мы из этой реки никогда не выберемся.

– Это всё пережитки 21 века, – прокаламбурил Марк, – привыкли, понимаешь всё бегом делать, да по шоссе гонять, да на самолётах-вертолётах летать. Пора отвыкать. Ходить нужно теперь степенно с достоинством, лениться почаще, ибо лень – это благородная привычка отдыхать заранее, – и, не выдержав, заржал.

– Хорош трепаться. Садитесь на вёсла. Посмотрим, что за крейсер нам достался, – пробасил Лео.

Марк встал к рулю, я на нос, остальные на вёсла. К моему удивлению, посудина оказалась довольно ходкой и журчанием резала воду. К вечеру мы достигли устья Припяти, и устроились на ночёвку на острове, от которого до Днепра было рукой подать.

Утром мы выбрались на большую воду. Голубая высь с белыми барашками облаков, синий простор реки со вспыхивающей солнечными зайчиками рябью, светло-жёлтая кромка берега и зелёные кручи с редкими скальными выходами завораживали взор. Покой и первобытная сила разливались вокруг. Мощный поток подхватил лодью и понёс вниз.

На берегу кое-где виднелись низкие домики и пасущийся скот. Вблизи берега рыбаки на двух утлых лодчонках тянули сеть. Вдоль кручи проскакал всадник. Потом нам повстречался караван из четырёх лодий, поднимающихся вверх. Да, по сравнению с безлюдными полесскими дебрями здесь жизнь кипела и бурлила.

Скользя вдоль крутого правого берега, мы прикинули скорость и поняли, что засветло вряд ли доберёмся до Бусова града. А, если и доберёмся, то на ощупь в потёмках. Решив, что всё-таки лучше появиться в незнакомом городе с утра пораньше, мы заночевали на одном из поросших вербой, ивой и ольхой прибрежных островов. По карте до места оставалось вёрст шесть.

Проснулись в сумерках и отплыли вместе с восходом солнца. И хотя могучая река несла нас с приличной скоростью, мы, энергично взмахивая вёслами, принялись выгонять из себя промозглую ночную сырость. Вскоре из дымки утреннего тумана показались верхушки подсвеченных утренним солнцем днепровских круч с домами и домиками наверху.

Как выяснилось позже, Бусов град состоял из четырёх независимых концов – слобод и городского центра – Горы. Первой на нашем пути оказалась торговая слобода, которая возникла и разрослась в устье Почайны. Ещё с готских времён уже три сотни лет тут существовала известная пристань Самбот, названная так готами от sam – стоянка, botas – корабль. Сейчас у бревенчатых, потемневших от воды и солнца причалов теснились десятки разных судов. Чаще встречались струги, способные прошмыгнуть по самым мелким рекам, и которых легко тащить на катках волоком. Вразнобой качались на воде крутобокие лодьи. У одного из причалов борт в борт пристроился десяток плоскодонных грузовых паузков с прямыми бортами. В этих плавучих корытах далеко не ходили, только туда-сюда через реку или на бичеве с грузами по мелководью. Ближе к городу к причалу приткнулись две варяжские снеки. И повсюду во всех направлениях шныряли лодки-однодревки с одним стоящим гребцом. На них перевозили для хозяйства сено с заливных лугов, мешки с житом, уголь, дровишки или корзины с рыбой.

Мы решили пристать подальше от варяжских снек, чтобы эти балтийские славяне случайно не разоблачили нашу легенду наёмников с севера. Немного потыркавшись, мы нашли местечко на самом краю ветхого, с виду заброшенного причала, посчитав стоянку у этой рухляди бесплатной. Ага, щас! Не успели мы пристроиться к пирсу, как щелястые горбыли заскрипели под ногами юркого мужичка в длинной рубахе из домотканной крапивной холстины, украшенной парой заплаток и подпоясанной тёмным кушаком, в войлочном засаленном колпаке и с деревянной дощечкой на груди. Его тёмное морщинистое лицо смахивало на печёное яблоко, а в давно нечёсаной бороде забились крошки еды.

– Пошто встали? Товар имаете? Кто таковые будете? – высыпал мужичок горсть вопросов.

– А кто ты таков будешь, мил человек? – прогудел, поднимаясь, Лео.

Мужичок моментально оценил его габариты, Втянул голову, передёрнул плечами и сделал шаг назад. Потом встрепенулся и, почёсывая шею под бородой, заискивающе улыбаясь щербатым ртом, проговорил:

– Дык, смотритель я, обчеством поставлен. Вот и знамёно вече выдало, – он постучал тощим кулаком по дощечке, – за порядком смотрю и пошлу сбираю. Так как?

– Проездом мы, – ответил я как можно приветливее, – не гости торговые, а вои-хоробры, полюем подходящую ватагу. И скажи-ка нам, смотритель, где тут усталые путники пожрать могут, да отдохнуть спокойно?

– Дык, как сказать…, – замялся мужичок, краем глаза следя за моими руками.

Я сунул руку в калиту и отыскал четвертушку серебряной дидрахмы, прозываемой в Антании щелягой от готского skilligs.

– Держи, служивый. Так куда нам податься брюхо набить?

Он оживился, пряча кусочек серебра за щёку, и расплылся в улыбке:

– Щас по сходням подыметесь, ошую амбарец, потом ещё пара, за ними скотопрогон и рядом харчевня лысого Брыка. Тока вы особливо не гуляйте. Ноне тут смутно. Бойники объявились, чтоб их Мара побрала. Всех ужо примучили, проклятые, – он опасливо оглянулся и очертил себя кругом Сварога.

Мужичок заторопился прочь, а мы уселись на скамьях, чтобы определиться с выходом в город.

– Значит, так, – подвёл я итог, – коль дед правду говорит, то оставлять без присмотра лодью стрёмно, поэтому идём по очереди двумя парами. Первыми пойдут Серш, Лео, Рок и я. Остальным смотреть в оба.

Мы осторожничали, поскольку впервые выходили в пока непонятный и неизвестный нам мир. На крутой берег наискось вела широкая тропа с выкопанными ступеньками на особо крутых местах. Сверху открылся вид на причалы, рыбачьи домишки, навесы и причальные постройки. Наверху вдоль реки тянулась натоптанная тысячами копыт и покрытая слоем сухого и свежего навоза дорога, по которой туда-сюда ходили люди, громыхали сколоченными из досок тяжёлыми колёсами запряжённые волами повозки и изредка прогоняли скот. У обочины на вросшей трухлявой колоде сгорбившись сидел мужик, придерживая нагруженную рыбой большую корзину. Навстречу к спуску цепочкой прошли биндюжники с большими рогожными тюками на плечах. За дорогой начиналась хаотичная застройка слободы: вразброс несуразные лачуги, овины, амбары, навесы, сеновалы. В том скопище едва намечались кривые ряды приземистых полуземлянок разной длины, высоты и степени ветхости, но все имели узкие окошки под соломенными, камышовыми и редко тесовыми крышами. Чуть дальше выделялись стоящие в несколько рядов бревенчатые избы, щеголяющие ровной чешуёй серой осиновой дранки. Из-под крыш некоторых лачуг через волочные дыры курился дымок. Короче, всю эту кучу халабуд можно было, не покривив душой, назвать грязной дырой, изрядно загаженной людьми и засранной местными коровами, овцами и свиньями. Там нам делать пока было нечего.