Тринадцать

– Ты, конечно, сейчас начнешь возмущаться, но я не хочу тебе этого говорить. Если я скажу, ты сосредоточишься только на этом наборе факторов. Я хочу, чтобы ты сам во всем разобрался. Таким образом, если мы оба придем к одним и тем же выводам, мне будет легче донести это до присяжных, – сказал Руди и, произнося слово «присяжных», на миг бросил взгляд на имитацию судебного процесса, проходящую в соседнем конференц-зале.

– Что ж, разумно. Ну а как дела со всеми этими инсценировками? – поинтересовался я.

– Не слишком-то хорошо. Мы провели уже четыре таких имитационных процесса. В трех случаях – единогласно обвинительный вердикт, и лишь в одном мнения присяжных разделились.

– В какой пропорции?

– Трое выступили за невиновность. Во время собеседований по окончании инсценировки эти присяжные сказали, что копы их не убедили, хотя и не сочли при этом, что имела место какая-то нечистая игра. Это тот тонкий момент, когда нам придется буквально ходить по краю. Вот потому-то мы и привлекли тебя. Если ты свалишься, то свалишься. Мы продолжим без тебя и постараемся ликвидировать ущерб. Ты ведь и сам это понимаешь, верно?

– Так я и думал. Для меня это не имеет значения. Единственно, я пока не решил, готов ли в принципе во все это вписаться. Мне нужно ознакомиться с делом. Тогда я и приму решение.

Прежде чем я успел договорить, Руди встал. Взгляд его был прикован к двери. К ней подошли два здоровенных мужика в черных шерстяных пальто. Короткие стрижки. Большие руки. Толстые шеи. За ними появились еще двое. Те же габариты. Те же «ежики» на головах. Те же бычьи затылки. Они следовали за невысоким молодым мужчиной в темных очках и кожаной куртке. Один из здоровяков открыл стеклянную дверь в кабинет Руди, вошел внутрь и придержал ее. Парень, находящийся на их попечении, вошел в офис, а охранник вышел и закрыл за собой дверь.

Глядя на Роберта Соломона на большом экране, я всегда считал, что он примерно моего роста – где-то шесть футов и два дюйма. И около ста семидесяти пяти фунтов весом. Тот же человек, что оказался сейчас передо мной, ростом был от силы в пять футов пять дюймов, а весил, наверное, примерно столько же, сколько одна рука его охранника. Кожаная куртка висела на узких плечах, как на вешалке, а тесные джинсы делали его ноги похожими на зубочистки. Темные волосы спадали ему на лицо, большие солнцезащитные очки закрывали глаза. Он подошел к столу для совещаний, и я встал, когда он протянул мне бледную костлявую руку.

Я осторожно взял ее. Не хотел ненароком причинить ему боль.

– Это тот самый парень, Руди? – спросил он, и тут я окончательно узнал его. Голос был сильным и мелодичным. Вне всяких сомнений, передо мной стоял Роберт Соломон.

– Да, тот самый, – подтвердил Руди.

– Рад познакомиться с вами, мистер Флинн, – сказал Роберт.

– Зовите меня просто Эдди.

– Эдди, – произнес он, словно пробуя это слово на вкус. Я просто не сумел сдержать дешевый трепет, когда он произнес мое имя. Это был парень, которого подавали как следующего Леонардо Ди Каприо. – Зовите меня просто Бобби.

Рукопожатие, по крайней мере, оказалось крепким. И вроде даже искренним. Он подошел к креслу рядом с моим, и все мы уселись. Руди положил передо мной на стол какой-то документ, попросив внимательно прочесть и подписать его. Я бегло просмотрел скрепленные степлером листы. Довольно жесткое соглашение о предварительной оплате адвокатских услуг, связывающее меня с клиентом отношениями полной конфиденциальности. Перелистывая страницы, я заметил, как сидящий справа от меня Бобби снял черные очки и запустил пальцы в волосы. Красивый малый. Высокие скулы. Пронзительные голубые глаза.

Подписав соглашение, я вернул его Руди.

– Спасибо. Бобби, просто чтоб вы знали: Эдди еще не согласился взяться за это дело. Он собирается изучить все материалы и только потом принять решение. Видите ли, Эдди не такой, как большинство адвокатов защиты. Он следует… Ну, по-моему, кодекс – это будет слишком уж громко сказано… Скажем так: если Эдди после прочтения материалов по делу решит, что вы виновны, он уйдет. А если сочтет, что невиновны, то возьмется помочь нам. Офигительный способ вести дела для адвоката, вам не кажется? – сказал Руди.

– Мне это нравится, – отозвался Бобби, кладя руку мне на плечо, и всего пару секунд мы смотрели друг на друга. Не произнося ни слова. Просто смотрели. Ощупывали друг друга невидимыми усиками. Он хотел знать, сомневаюсь ли я в нем. Я же наблюдал за его «значками», как сам это называю – тем, что по-научному именуется «языком тела», – но также изучал его глаза. Ни на секунду не упуская из виду тот факт, что он – одаренный актер.

– Я ценю, что у вас есть свои собственные принципы работы. Хотите предварительно ознакомиться с делом? Меня это полностью устраивает. По большому счету, доказательства обвинения не имеют никакого значения. Только не для меня. Я не убивал Ари. Я не убивал Карла. Это сделал кто-то другой. Я… я нашел их, понимаете? Голыми в собственной постели. Я до сих пор вижу их. Стоит только закрыть глаза. Я просто не могу выбросить эту картинку из головы. Что сделали с Ари? Это… просто… Господи… Никто не должен так умирать! Я хочу увидеть настоящего убийцу в суде. Это все, чего я хочу. Хотел бы я видеть, как он горит в аду за то, что сделал!

Печально, но факт: в совершении преступлений порой обвиняют и ни в чем не повинных людей. Вся наша система правосудия построена на этом. Каждый, блин, день нечто подобное происходит. Я видел достаточно невиновных людей, обвиненных в причинении вреда своим близким, чтобы научиться понимать, когда кто-то говорит правду, а когда лжет. У лжецов нет такого взгляда. Это трудно описать… Есть в нем потеря и боль. Но есть и кое-что еще. Гнев и страх, конечно же. И, наконец, пылающее, сжигающее человека изнутри чувство несправедливости. Мне настолько часто приходилось иметь с этим дело, что я чуть ли не наяву видел, как оно танцует где-то в уголках глаз, словно открытое пламя. Кто-то убивает кого-то из вашей родни, любовницу или друга, и именно вы предстаете перед судом, в то время как убийца преспокойно гуляет на свободе. На земле больше нет ничего подобного. И во всем мире это всегда один и тот же взгляд. Ни в чем не повинный человек, ложно обвиненный в каком-либо преступлении, выглядит точно так же что в Нигерии, что в Ирландии, Исландии и так далее. Если вам когда-либо доводилось видеть такой взгляд, вы его уже никогда не забудете. Увидеть его можно редко. А уж если он есть, то его обладатель с равным успехом может вытатуировать слово «невиновен» прямо у себя на лбу. Я догадался, что Руди и сам засек этот взгляд. Вот потому-то и хотел поскорей познакомить меня с Бобби. Он знал, что я тоже его увижу, и это повлияет на мое решение гораздо сильнее, чем чтение материалов дела.

У Бобби Соломона был как раз такой взгляд.

И я понял, что должен ему помочь.

Глава 7

Полчаса в компании Бобби пролетели незаметно. Полный кофейник помог ему разговориться, и я тоже выпил две чашки, пока слушал. Он оказался сыном фермера из Вирджинии. Ни братьев, ни сестер. Мать ушла, когда ему было шесть. Сбежала с каким-то гитаристом, с которым познакомилась в баре. Остались только Бобби, его отец и ферма. В детстве подобное существование его вполне устраивало, пока он не понял, что возможна и совсем другая жизнь. Осознание этого поразило Бобби одним субботним днем, когда ему было пятнадцать. Его девушка училась актерскому мастерству в театральной студии, а Бобби перепутал время и подошел к церковному залу примерно за час до окончания занятий.

И вместо того, чтобы дожидаться подругу на улице, решил войти и посмотреть.

Тот день изменил для него все.

Бобби был просто сражен. Он никогда раньше не видел театр. Не понимал его, всей его силы. Это было странно для него, потому что он всегда любил кинофильмы, но никогда по-настоящему не задумывался о том, как они делаются или кто в них играет. Когда девушка освободилась, он буквально завалил ее вопросами, отчаянно желая побольше узнать об актерском ремесле. На следующей неделе и сам записался в студию, а шесть недель спустя впервые попробовал себя в самодеятельной постановке. После этого обратного пути на ферму уже не было.

– Мой папаня, он тогда сделал мне просто-таки царский подарок. В тот день, когда мне исполнилось семнадцать, продал часть скота и вручил мне в руки тысячу баксов. Блин, в то время я думал, что это все деньги в мире! Я никогда не видел столько денег. Купюры были в основном десятки и пятерки, с крупинками земли и так далее. Настоящие деньги торговца скотом, понимаете?

Я легко догадался, что Бобби – миллионер. И что миллион у него наверняка не один. Однако глаза его блестели, когда он говорил о той пачке мелких банкнот, которую дал ему отец.

– Я аккуратно сложил эти купюры, половину засунул в бумажник, а половину – в карман. А потом отец сказал, что купил мне билет на автобус до Нью-Йорка. Боже, это был лучший день в моей жизни! Но при этом и худший. Я понимал, что годы берут свое. Отцу было уже не под силу в одиночку управляться с фермой. Однако все это не имело для него никакого значения. Он просто хотел, чтобы я обязательно получил свой шанс, понимаете?

Я кивнул.

– И я воспользовался им ради своего папани. Семь лет регулярно ходил на актерские пробы, каждую собаку там уже знал, подрабатывал уборщиком посуды в ресторане, официантом… Везде поспевал. Получил почти половину ролей, на которые рассчитывал. И вот в один прекрасный день карты легли так, что я оказался прямиком на Бродвее. Те первые два года дались нелегко. Отец заболел, и пришлось носиться туда-сюда. Он все-таки попал на мою премьеру. Увидел, как я играю главную роль в бродвейском спектакле. После этого папа долго не протянул. Так и не узнал о том, что мне позвонили из Голливуда. Ему бы это понравилось, – сказал Бобби.

– Он успел познакомиться с Ариэллой? – спросил я.

Бобби покачал головой:

– Нет, к сожалению. Папа наверняка полюбил бы ее.

Он склонил голову. Сглотнул. И поведал мне, как все было.

Познакомились они на съемках независимой картины под названием «Ветчина». Что-то там такое про историю взросления. Ни одной совместной сцены в фильме у них не было, но они случайно пересеклись на съемочной площадке и после этого уже проводили все свое свободное время вместе. К тому моменту Ариэлла успела сыграть несколько второстепенных ролей в полудюжине популярных фильмов. Карьера ее, похоже, шла в гору. В том независимом фильме она впервые сыграла главную роль и рассчитывала, что он станет суперхитом и ее визитной карточкой. И все вышло именно так. Восходящая звезда на некоторое время присоединилась к звезде, уже давно сияющей на небосклоне. Им не потребовалось много времени, чтобы стать молодой знаменитой парой. Они получили главные роли в научно-фантастическом блокбастере и подписали контракт на реалити-шоу.

– Все просто не могло сложиться еще лучше, – сказал Бобби. – Вот почему все это не имеет никакого смысла. Я был счастлив с Ари, все шло просто чудесно. Мы только что поженились. Если во время дачи показаний выпадет такая возможность, я спрошу у прокурора, с чего это они, блин, взяли, что я мог убить женщину, которую любил? Это просто не имеет никакого смысла, – еще раз повторил он.

Бобби сгорбился в кресле и принялся тереть лоб, уставившись куда-то в пространство. Я предпочел умолчать, что могу назвать ему дюжину причин, по которым кто-то в его положении мог прикончить свою новоиспеченную супругу.

– Поскольку я, скорее всего, возьмусь за это дело, Бобби, вы должны знать, что я буду воспринимать каждую нашу встречу как тренировку перед судом. Если я услышу, что вы говорите что-то неуместное, мне придется указать вам на это, чтобы вы не ляпнули этого на суде, понятно? – сказал я.

– Конечно, конечно. А что я такого успел ляпнуть? – спросил он, вновь выпрямляясь.

– Вы сказали, что собираетесь задать вопрос прокурору. Хотя ваша задача – отвечать на вопросы. Вот в чем суть дачи показаний на суде. Худшее, что может случиться, если вы зададите подобный вопрос, – это что прокурор и вправду даст вам ответ. Он может сказать, что вы убили Ариэллу Блум, потому что получили от нее все, что вам требовалось, что вы ее не любили, что вы влюбились в другую женщину и не хотели громкого развода с полосканием грязного белья, или что вы вдруг выяснили, что она влюбилась в кого-то другого, и опять-таки не хотели громкого развода, что вы были под кайфом, что вы были пьяны, что на вас внезапно накатил приступ ревности, или она раскрыла какой-то ваш темный секрет.

Я сделал паузу. Как только я произнес слово «секрет», глаза Бобби ожили, пробежались по комнате и остановились на моем лице.

Это меня напрягло. Поначалу мне нравился этот парень. Теперь же я не был настолько в этом уверен.

– Я не хочу, чтобы между нами были какие-то секреты. Это касается и вас, Руди, – произнес Бобби.

И я, и Карп собрались было предупредить его, чтобы он не рассказывал нам ничего, что могло бы скомпрометировать его защиту, но было уже слишком поздно. Прежде чем мы успели остановить его, Бобби рассказал нам все.

Глава 8

Месяц назад Кейну потребовался целый день, чтобы заполучить это парковочное место. В тот день ему удалось занять место довольно близко от него, и он терпеливо сидел в машине до тех пор, пока нужное не освободилось. Как только это произошло, он быстро заехал на него. Теперь же Кейн сидел на водительском сиденье своего универсала, прихлебывая горячий кофе из термоса. Он знал, что все это того стоило. Гараж на Таймс-сквер – прямо через дорогу от здания «Конде Наст». Если припарковаться на восьмом этаже и занять одно из десяти мест слева, можно получить довольно хороший обзор противоположной стороны улицы. С такой высоты по-прежнему хорошо видно происходящее на тротуаре и проезжей части, а офис «Адвокатского бюро Карпа», свет в котором, похоже, горел круглосуточно, – прямо на уровне глаз. С помощью небольшого цифрового бинокля Кейн наблюдал за подготовкой команды защиты к судебному разбирательству. Видел, как партнеры Карпа отпускают какие-то замечания, пока Руди Карп репетирует свою вступительную речь, и сумел проследить за двумя инсценировками судебного процесса.

Что еще более важно, Кейну удалось углядеть, как Карп вместе с консультантом по отбору присяжных размещают ламинированные фотографии размером восемь на десять на большой доске в задней части конференц-зала. На снимках были мужчины и женщины, привлеченные государством в качестве присяжных. Некоторые фотографии от недели к неделе менялись, поскольку, пытаясь подобрать оптимальный состав присяжных для грядущего судебного разбирательства, команда защиты регулярно вносила коррективы в их список. В тот вечер на доске был вывешен результат окончательного отбора – фотографии двенадцати человек, которых защита намеревалась предложить суду со своей стороны.

Удалось Кейну и подслушать то, о чем говорилось на совещаниях в просторном личном кабинете Руди Карпа, – речь шла о стратегии защиты. Быстрый осмотр внутренних помещений фирмы при помощи бинокля всего после пары дней наблюдения дал ему представление о том, как установить там подслушивающее устройство. Дело было рискованное, но не слишком. Кейн лично видел, как Руди взял у своего секретаря принесенную почтальоном посылку, открыл коробку и осмотрел очередной приз вроде тех, которыми был забит застекленный шкаф, – некую металлическую загогулину на полой деревянной подставке. На приделанной к ней маленькой медной табличке красовалась надпись: «Руди Карпу, адвокату года. ЕАМА».

Согласно сопроводительной записке, ЕАМА расшифровывалась как «Европейская ассоциация молодых адвокатов». Указывался и обратный адрес. Через микрофон, встроенный в фальшивый приз, Кейн первым делом услышал, как Карп диктует благодарственное письмо, которое требовалось отправить на почтовый ящик в Брюсселе, заранее зарегистрированный Кейном.

Со своего наблюдательного пункта на парковке через дорогу Кейн проследил, как секретарша Карпа ставит награду рядом с остальными.

Было это три недели назад. До суда оставалось всего два дня, и Кейн чувствовал себя вполне уверенно. Инсценировки судебного процесса практически всякий раз заканчивались обвинительным приговором. Члены команды защиты постоянно грызлись между собой. Бобби Соломон все больше походил на человека, находящегося на грани полного нервного срыва. И в довершение всего, студия была явно недовольна. Ее руководство постоянно давило на Руди. В Голливуде хотели, чтобы Соломон был признан невиновным, и до сих пор никакие киношные деньги не позволили даже на шаг приблизиться к решению этой задачи. В студии просто не понимали, что тут не так.

Кейн был крайне всем этим доволен.

Всем, кроме окончательного списка из двенадцати присяжных, отобранных защитой. Не было никакой гарантии, что какая-то из множества предложенных кандидатур попадет в окончательный состав жюри, и хотя он уже не раз видел фотографию человека, которого теперь представлял, сегодня ее на доске не наблюдалось.

Требовалось внести в список присяжных некоторые коррективы.

Размышляя об этом, Кейн смотрел на какого-то молодого адвоката, сидящего в кабинете Карпа. Тот взял предложенный ему лэптоп. Подписал соглашение о предварительной оплате адвокатских услуг. И вот теперь разговаривал с Бобби Соломоном. Новый адвокат. Соломон рассказывал этому адвокату историю своей жизни. Явно пытаясь надурить его. Разжалобить.

Кейн поплотней прижал наушники к голове и прислушался.

Флинн. Вот как звали адвоката.

Новый игрок. Кейн решил, что вечерком надо будет познакомиться с этим Флинном поближе. В данный момент у него не было на это времени. Он достал свой телефон – дешевую одноразовую мобилу, – вызвал из памяти аппарата единственный сохраненный в нем номер и ткнул в зеленую кнопку.

На звонок ответил знакомый голос.

– Я работаю. Давайте-ка попозже.

Голос этот был низким, звучным. В нем явственно слышались властные нотки.

– Попозже не выйдет. Я тоже работаю. Мне нужно, чтобы сегодня вечером ты проследил за полицейским радиообменом. Я подумываю навестить одного человечка и не хочу, чтобы меня побеспокоили, – сказал Кейн.

Он внимательно прислушивался к речи собеседника, выискивая любые намеки на сопротивление или неохоту. Оба хорошо знали, что именно представляют собой их отношения. Они – не равноправные партнеры и не слаженный коллектив. Власть в этих отношениях принадлежала Кейну. Так было всегда, и так всегда и будет.

Абонент на миг примолк. Даже такая небольшая задержка вызвала у Кейна раздражение.

– Нужны еще какие-то объяснения? – спросил он.

– Нет, не нужны. Я этим займусь. Куда вы планируете выдвинуться? – спросил голос.

– Пока не знаю, точный адрес потом сброшу эсэмэской, – сказал Кейн и сразу отключился.

Он был осторожен. На каждом шагу взвешивал возможные риски. Тем не менее, иногда жизнь подбрасывала Кейну всякие непредвиденности – вроде полицейских постов по пути к месту назначения. В большинстве случаев он мог справиться и сам, но иногда ему требовалась помощь кого-то, кто мог получить доступ к базам данных или нарыть информацию, недоступную большинству обычных граждан. Такие люди всегда были полезны, и этот человек неплохо себя зарекомендовал.

Они не были друзьями. Кейн и этот человек были далеки от такого рода отношений. Когда они разговаривали, его собеседник делал вид, будто полностью разделяет убеждения Кейна, и выказывал преданность его миссии. Кейн знал, что все это не так. Этого человека не заботила идеология Кейна, интересовали лишь его методы – простой акт убийства и все удовольствия, которые с ним связаны.

«Я не хочу, чтобы между нами были какие-то секреты. Это касается и вас, Руди…» – произнес Соломон. Через микрофон эти слова донеслись четко и ясно. Убрав мобильник, Кейн вновь сосредоточился на конференц-зале. Карп расположился спиной к окну, лица его не было видно. Флинн сидел справа от руководителя фирмы, но тоже отвернулся от окна, глядя в сторону Бобби Соломона. Напряженно подавшись вперед, Кейн прислушался.

Глава 9

Нет такого понятия, как плохое дело. Бывают только плохие клиенты. Судья Гарри Форд, мой наставник, давным-давно меня этому научил. Время доказало его правоту. Причем не раз и не два. Сидя в кожаном кресле рядом с Бобби Соломоном, я вспомнил совет Гарри.

– В тот вечер, когда убили Ариэллу, мы с ней поссорились. Вот почему я ушел из дома и напился. Я… я просто хотел, чтобы вы это знали. На случай, если это выплывет. Мы поссорились, но, упаси Господь, я ее не убивал. Я любил ее, – сказал Бобби.

– Из-за чего вышла ссора? – спросил я.

– Ари хотела, чтобы я подписал контракт на второй сезон «Соломоновых островов», нашего реалити-шоу. А меня уже достало, что повсюду за нами таскаются люди с камерами, это уже было для меня… просто чересчур. Понимаете меня? Я не мог на такое пойти. Вот мы и поцапались. Не физически – такого вообще никогда не случалось. Я никогда и пальцем ее не тронул бы. Но шуму было много, и она здорово разозлилась. Я сказал ей, что не стану продлевать контракт. А потом ушел, – сказал Бобби.

Он откинулся на спинку кресла, шумно выдохнул, надув щеки, и положил обе руки себе на макушку. Вид у него был как у человека, только что снявшего с души какой-то тяжелый груз. А потом на глаза Бобби навернулись слезы. Я внимательно изучал его. Выражение его лица говорило лишь об одном – о чувстве вины. Вины за то, что так резко обошелся с женой прямо перед ее смертью, или за что-то еще – судить было трудно.

Руди встал, раскинул руки и жестом предложил Бобби обнять его.

Оба мужчины обнялись. Я слышал, как Руди шепчет:

– Я понимаю, все понимаю. Ну ладно уже… Да не переживайте вы так… Я рад, что вы мне это сказали. Все будет хорошо.

Когда они наконец отпустили друг друга, я увидел блестящие от слез глаза Бобби. Шмыгнув носом, актер смахнул слезы с лица.

– Ладно, по-моему, это все, что у меня было сказать. На сегодня, – произнес Бобби, после чего посмотрел на меня сверху вниз и протянул руку. – Спасибо, что выслушали. И простите, что я так расчувствовался. Понимаете, я и вправду в полной заднице. И очень рад, что вы готовы мне помочь.

Я встал, чтобы пожать ему руку. На сей раз рукопожатие оказалось на удивление крепким. Я чутка затянул его, чтобы получше рассмотреть Бобби вблизи. Он все еще склонял голову к полу. Чувствовалось, как нервно подрагивает его рука. Несмотря на телохранителей, модную одежду, маникюр и деньги, Бобби Соломон был сейчас напуганным ребенком, над которым нависла перспектива пожизненного заключения. Он мне понравился. Я поверил ему. И все же оставалась тоненькая ниточка сомнения. Может, все это было лишь притворством, чтобы убедить меня вписаться. У парня был актерский талант – в этом не было никаких сомнений. Но достаточно ли у него таланта, чтобы одурачить меня?

– Обещаю сделать все, что в моих силах, – заверил я.

Он положил левую руку мне на запястье, а правой крепко сжал мою ладонь и произнес:

– Спасибо. Это все, о чем я могу просить.

– Спасибо, Бобби, – сказал Руди. – На сегодня хватит. Увидимся утром в суде на слушании по отбору присяжных. Машина будет у вашего отеля в восемь пятнадцать. Так что попробуйте хотя бы немного поспать.

После этих слов Бобби помахал нам и вышел из кабинета, сразу оказавшись в плотном кольце телохранителей – они не хотели рисковать. Здоровяки в длинных кашемировых пальто повели его к выходу.

Я повернулся к Руди. Мы вновь уселись.

– Итак, давно ли вам известно, что у Бобби с Ариэллой вышла свара из-за этого реалити-шоу? – спросил я.

– С самого начала, – отозвался Руди. – Я предполагал, что клиент когда-нибудь да расколется. Похоже, ты произвел на Бобби сильное впечатление. Он сразу же открылся тебе.

Кивнув, я сказал:

– Вы тоже хорошо подыграли. Пускай он почувствует, будто снял камень с души. Это повысит его уверенность в себе.

Тут лицо Руди помрачнело, и он уставился на свои сцепленные перед собой пальцы, после чего поднял голову, взял со стола лэптоп и протянул его мне.

– Улики против Бобби неопровержимы. Но шанс все-таки есть. Ничтожный шанс. И я сделаю все возможное, чтобы склонить чашу весов в нашу сторону. Глянь вечерком на аргументы обвинения. Сразу поймешь, с чем мы столкнулись.

Взяв у него лэптоп, я открыл его.

– Нужно что-то совсем уж экстраординарное, чтобы хладнокровно убить двух человек… Особенно собственную жену и человека, которого хорошо знаешь. Очень редко случается, чтобы кто-то, не замеченный ранее в склонности к насилию, так вот вдруг съехал с катушек. Не было ли у Бобби в прошлом каких-то психологических проблем? Если в его медкартах нет ничего насильственного, то, пожалуй, стоит предъявить их обвинению в качестве документального доказательства, – предложил я.