Счастливый случай

– Как там, на воздухе, Антоха? Весело? – интересовалась какая-нибудь официантка или кухонная работница, вошедшая покурить или перевести дух в комнату.

– Обхохочешься… – бубнил в ответ, Антон, проглатывая обед. Организму было двадцать пять лет, и никаких отложений в боках ещё не намечались. Да и работа в таком костюмчике высушивала априори.

В 13-30 заходил шеф, директор этого заведения. У него были свои принципы, не понятно на чём основанные. Он считал, что хороший руководитель должен знать своих подчиненных в лицо, и регулярно общаться с ними. Почему-то общение было строго подвержено временному регламенту. С 13ти до 13-20 он заходил на кухню, с 13-20ти до 13-30ти он общался с техперсоналом, потом наступал период разговора с Антоном или ещё с кем «залётным», по неосторожности заглянувшим в комнату отдыха. Последний месяц в 13-30 до 13-45ти никто и не забегал – люди прочухали эту регулярность командира…

– Здорова, Антоний! – шеф «включал» своего парня и крепко сжимал ладонь Антона в рукопожатии. – Как брат, дела?

– Добре, Глебович! Лучше всех! – молодость, и в меру, наглость – лучшее оружие при общении с хозяином. А если честно, на вакансию «омара», желающих не наблюдалось, можно немного и понаглеть. Антон даже не вставал с дивана во время приветствия.

– Смотрел как вчера «Трактору» вдули? – хоккею все статусы покорны, именно в этой игре все мужики специалисты, неважно какого возраста…, ну, или почти все. Шеф устроился рядом с Антоном, на диване.

– До трёх – ноль ещё смотрел, потом переключил, там уже всё было ясно…, а вообще этот сезон провален… – глубокомысленно изрёк Антон, отхлёбывая горячий кофе.

– И я о том же…, такие деньги они получают…, легионеров набрали…, а толку? Гнать надо всех в за шею и молодёжь ставить…, а то содержим этих спиногрызов….

– Да уж…. – спорить с шефом пока Антон не решался, мало ли…, хотя у него было своё видение причин неудачных игр. На пару минут наступала тишина, оба смотрели бездумно в маленький телевизор.

– Ладно, Антоний! Держись брат, ты нам нужен! Улыбка несёт позитив! – заканчивал своё общение с Антоном, командор, глупо улыбаясь. Время контакта с подчиненными заканчивалось, и шеф проявлял нетерпение.

– Окей! Глебович! – кивал головой Антон, соображая, зачем в «омаре» улыбаться, если люди за тряпичной сеткой не видят лица артиста.

Антон остался один в комнате, только лёгкий шлейф аромата дорогих вод шефа ещё говорил о недавнем его присутствии. Пора было натягивать на себя костюмчик – обеденный перерыв кончался. Проглотив последнюю кофейную жижу и заточив остатки еды, Антон «наряжался» в вонючее членистоногое существо.

* * *

– Ой, какой прикольный! – очередная дамочка радостно визжала от непонятного восторга, при виде Антона. Её подруга, так же под шафе, вытаскивала фотоаппарат, готовая к «незабываемым» кадрам. Поочередно меняясь, они провели небольшую фотосессию в разных позах с морским гадом. Антон проявлял фантастическое воодушевление и напускную радость, результат не заставил себя ждать – эта парочка растворилась в недрах ресторана.

Иногда Антон задумывался над смыслом жизни, благо времени для этого было «море», зачем всё ЭТО? Скакать, как угорелый, по улице в ряженой кукле и зазывать толпу…, вроде ничего не производишь…. Но дальше Антон не развивал свою мысль, почему-то он стопорился и не видел дальнейших перспектив. У него даже сновидения были зациклены на омарах, пару раз, он совокуплялся с такой же морской «красавицей», но у неё были чуть меньше «усыки», после чего просыпался утром со «стояком»…, а вот это было уже ненормально….

– Урод! – кто-то вдарил ногой по заду, через слой паралона….

–Чё? – в недоумении стал неловко поворачиваться Антон, пытаясь разглядеть в своё окошечко обидчика.

– Через плечо…, даун! – удар повторился, но разглядеть удалось. Это был подросток лет четырнадцати, в метрах двадцати стоял такой же засранец. Оба ржали как ненормальные, второй снимал на камеру телефона этот инцидент.

– Вы оборзели что-ли? – возмутился, Антон, резко выкручиваясь. Хвост «омара» застрял в рядом стоящей лавке, и законы физики взяли своё – с придохом, горе-аниматор, сделал кульбит. Приземление было акробатически неудачным, на пятую точку. Копчик возмутился нудной болью.

Было обидно и неприятно, пацаны стояли и ухохатывались. Любопытствующие прохожие останавливались заинтересованные действием.

– Ах вы, твари, держитесь! – озверел Антон, в остервенении вскакивая на ноги, благо хвост отцепился. Из-за неуклюжего костюма пришлось делать лишние движения головы, все же она дополнительно весила килограмма пять. На этот раз длинные усы мотанулись об перило злополучной лавки. Опять резкий рывок…., небо в окошечке…, ноги вперед и падение….

Антон лежал на асфальте и смотрел на проплывающие облака. Он слышал хохот этих малолеток, смех других людей и наверно, пролетающие над ним голуби тоже курлыкали от веселья.

* * * *

– Да сколько можно то…. – зло шипел через зубы Антон, поднимаясь на ноги – ….что за издевательство….

Схватив свои злополучные усы и подогнув их, он пошел внутрь ресторана. Пора было всё высказать Глебовичу.

– В конце концов, я человек и имею своё право… – бормотал Антон, в голове клокотало от обиды, щёки горели в «адском» огне.

Толкнув дверь в кабинет шефа, без церемоний и предисловий, Антон ворвался к Глебовичу, и прошёл к его столу, снося неуправляемым хвостом графин с водой.

– Антоний, ты чего? – чуть дрогнувшим голосом спросил шеф, испуганно хлопая ресницами.

– Глебыч…., сколько можно? Я уже полгода как ряженным прыгаю в этом вонючем «омаре»… – смешно махнул «клешнями» Антон, вызвав истеричный смешок начальника – …Хватит! Надоело!

– Антоша…., успокойся, ради бога…, хмм…, чего ты хочешь, брат? Я это сделаю в меру своих сил! Обещаю!

– Так… – опешил Антон от тона шефа – …Ну…, эээ…, подрежьте эти поганые усы…, и хвост тоже, а то цепляются нафиг….

Ну не мог Антон представить, что-либо другое во «вне»…, стопорился….

Немного авангарда

Она любила принимать раз в неделю, гостей, своего, околотворческого круга. Туда входили начинающие музыканты, поэты, художники и, конечно же, люди коммерческой направленности, а куда без них, кушать-то и пить хочется всем. Ведь все эти непризнанные вундеркинды, доход имели очень уж малый, а покушать и попить любили вкусно – не соизмеримо к своим «недооценённым» талантам. Копчённые мидии да гребешки, малосоленая сёмушка с осетриной, икра красная, всякая там экзотическая фруктовщина и овощинина, не говоря уж о санкционных сыров да колбас – вот обычное меню этих светских раутов. И за всё это платили приглашённые «папики»…, как она умудрялась их раскошеливать на эти посиделки, творческой молодёжи было не понятно, но и спрашивать особо никто и не хотел.

И что самое удивительное в этих вечерах – большая часть приглашённых, были особи мужского пола, некая такая «псовая стая», увивающая за хозяйкой. Хотя если честно, парочка её лучших подруг всегда присутствовали на посиделках, но эти две дамы были влюблены друг в друга, и вида они были, на фоне хозяйки, очень уж мужицкого. Нрав у этих девушек был ядовит и ост, за словом далеко не лезли и прям в глаза ваши, могли сказать, кто вы и куда вам следует идти. Так что, игривости и ухаживания гостей, доставались лишь хозяйке одной, чему она, в глубине души, была рада.

Каждый раут был посвящен какой-нибудь основной теме. Тематика эта зависела от творческой тяги хозяйки именно на этой недели. Ну что мы тавтологией занимаемся, хозяйка да хозяйка, пусть имя у неё будет Анна, а еще лучше Антонина, да, именно, Антонина. Антонина могла заняться ваянием шедевров из глины, тогда субботний вечер был посвящён именно скульптурологии. Потом, неожиданно, она открывала в себе талант пейзажиста, и в день, под восторженные восхваления очередного наставника, намалёвывала пару цветастых картин. Производительность у Антонины была феноменальной. Две её лучшие подружки, только и говорили: «Антониночка, это шедевриально!». И в очередной раз, гости ходили по залу, просматривая недельную работу хозяйки. Будь то картины, скульптуры или просто, какие-нибудь поделки, но однозначно, гости, в восхищении, охали да ахали. Конечно, когда в твоей руке белый хлеб с намазанным, на нём, маслом и обильно посыпанный красной икрой, критиковать как-то и не очень охота эти произведения весьма сомнительной художественной ценности.

Сама Антонина в глубине души понимала истинную ценность своего искусства, но это понимание было атрофировано и высушено хвалебными одами окружения. И даже две ненавистницы мужского пола, обличительницы всех и во всём, режущих правду-матку, так и не открыли истинный взгляд на эти творения Антонине.

И вот произошла очередная смена деятельности героини. В один из прекрасных солнечных дней, она в интернете вышла на виртуальную художественную галерею авангардного сюрреализма. Антонина заворожено стала перелистывать творения художников. Черная клякса на фоне белого фона, буро-фиолетовая корова с тремя розовыми рогами, бесформенная масса в луже с глазом, посередине или просто, много квадратиков и прямоугольников, и тут Антонину осенило! Все предыдущие творческие поиски себя, были тернистой тропой к настоящему искусству, а оно вот, перед глазами!

Почитав о новых направлениях авангарда, Антонина решила уединиться от всех на пару недель. Её подруги пребывали в лёгком недоумении, даже они не получили доступ к творческому процессу. Загадочность и таинственность взбудоражило, привыкшую к еженедельным вечерам, интеллигентность. Все с нетерпением ждали явления Антонины с её новыми творениями.

«Великая» художница накупила продуктов с расчетом на пару недель, большое количество слабительного, пищевые краски разнообразных цветов и холсты формата А1 и А2. Творческий процесс начался….

Сперва, она промывала свой кишечник, используя клизму и слабительное, подготавливалась к творению, так сказать. После, на полу, устроив холст на самодельные подставы, она садилась перед экраном, раскорячив ноги. Разводила разные цвета, добавляла слабительное большой концентрации и вводила всё это добро, опять же используя клизму, в кишечник. Через пять минут, с характерным бульканьем и чавканьем, содержимое выстреливалось на холст. Новый метод творческого ваяния был освоен Антониной в совершенстве. Такое авангардное производство было тяжелым и изматывающим, но конечный продукт стоил таких физических усилий. Картины получались с разнообразной палитрой, в зависимости от концентрации и количества красок….

Две недели пролетели в один миг. Удалось создать 16 картин. Измождённая и похудевшая Антонина встречала гостей. Все отметили тёмные круги под глазами и её страдальческий взгляд – люди понимали, через какие творческие муки Антонина прошла. Истинное искусство – это вам не пирожки продавать на базаре.

– Я просто душой это писала, девочки…, знаете – как тяжело эти чувства переживать, сердце то моё не железное! – чуть не плача, жаловалась хозяйка, после того как её лучшие подруги, чуть на колени не упали от восхищения, перед этими шедеврами. С сочувствием и нежностью, они стали обнимать Антонину и говорить про рождение настоящего искусства, и как они счастливы находится в этот момент рядом с ней.

– Это что-то неестественно-мистическое! – чуть не кричал один из приглашённых гостей, его волосы бесбашенно торчали в разные стороны, что выдавало в нём тоже гениальную личность. Он бегал вдоль выставленных работ. – Сколько экспрессии! Огня! Феноменально!!!

Гости в согласии кивали головой и одобрительно гудели, попивая шампанское. Настал счастливый миг творческого удовлетворения Антонины. Она, радостная, стояла у одной из своих картин, и скромно потупив взор перед публикой, поглощала эти флюиды восхищения. А ещё, к концу вечера, подошёл представитель какой-то московской авангардной галереи и предложил выставить эти произведения за вознаграждение….

Вот такое это искусство непонятное, для нашего непросвещённого общества…, правда, после, Антонина ещё два месяца покупала всякие средства от геморроя – но искусство, как говориться, требует жертв….

Стереть аккаунт!

Грише было пятнадцать лет, взрослый парень крепкого телосложения, правда, со стороны смотря, люди бы сказали – среднего, и даже тщедушного. Но перед зеркалом во весь рост, на Гришу смотрел очень даже «ни чё» парнишка. Для убедительности, Гриша втянул животик и напряг бицепсы рук, сжав их. Просто мистер обаяние, если бы не выпирающие ребра.

– Ну, что, детка? Познакомимся? – басистым тембром спросил своё отражение в зеркале, Гриша, исподлобья «пронзая» взглядом. Реально, сколько мужества и красоты в стоящем, в одних трусах, Грише.

– Меня зовут Григорий! Для тебя, красавица, можно Жора! – на последнем слове, голос немного дрогнул, из баса перепрыгнув на фальцет, пришлось Грише немного прокашляться.

– Гришка! Ну, ты скоро! Одному что-ли надо? – за дверью ванны раздался девчачий голосок и ручка замка несколько раз дернулась.

– Скоро, скоро! – пробубнил Гриша, пронзительно всматриваясь в кончик своего носа. Так и есть, маленький прыщик предательски краснел.

– Мааааа! Гришка там заснул! – хныкающий сестрёнкин голос стал удаляться.

Надо было проявить аккуратность и точность в удалении этой подростковой напасти. Приблизив лицо к зеркалу, Гриша всмотрелся, в принципе, с белой головкой, не опасный. Как заправский мастер-давитель, Гриша, резко нажал двумя ногтями на проблему. Проблема брызганула на зеркало, пришлось полотенцем вытирать следы, родителям могло не понравиться….

– Сынок, серьезно, хватит уже ванну занимать, Наташке через пятнадцать минут выходить! – теперь приблизился к двери женский голос, наябедничала «мелкая», подкрепление позвала.

– Выхожу! – крикнул в дверь Гриша, и зло прошептал, в полголоса: – Надоели….

Закрыв льющуюся воду из крана, Гриша опять повернулся к зеркалу. Сложив пальцы рук в виде пистолета, он направил «дуло» в себя и с прищуром, по ковбойски, пробасил:

– Осталовиста, бэби!

Выходя из ванной, под рукой прошмыгнула Наташка, успев со всей своей девчачьей восьмилетней силы, треснуть в бок Григория. – Дурак!

Было немного обидно получить от соплюшки, но дверь уже захлопнулась и закрылась изнутри.

– Сама дура! – всё же крикнул вдогонку Григорий и, подтянув сползающие трусы, важно засеменил на кухню.

– Предки – салют! – поднял вверх руку, Григорий, немного жест был похож на фашистское приветствие.

– Не кривляйся! Садись и ешь! – грозно сказала мама, она стояла у плиты и накладывала кашу в тарелку.

– Не в духе! – тихо прошептал отец, заговорщески подмигивая Грише. Он с преувеличенным наслаждением хлебал «манку» за столом.

– А чё так? – так же тихо спросил Гриша у отца, усаживаясь на своё место.

– Ни чё, а что! Оболтус! – получил не сильный подзатыльник Гриша, от мамы, подкравшейся сзади. Под носом закружилась тарелка. – Ешь, неуч.

Отец опять подмигнул, улыбаясь, его почему-то радовал «террор» сына от благоверной.

* * * *

Сестра первая вышла из дому, во дворе её уже ждала подруга. По наивному, сделали вид целовальной встречи, не соприкасаясь губами, где-то насмотрелись, дурочки, гламурной «сердечности». Тьфу, сплюнул Гриша, смотря на эту сцену в окно, в своей комнате. Взявшись за ручки, девочки побежали в школу. На подоконнике, Гриша писал, в этот момент, письмо. Лоб его хмурился, мысли с трудом ложилась на бумагу, вот если бы на «клаве» это писать.… Но уговор был такой – только от руки!

Наконец письмо было написано, горестно вздохнув, Гриша взял эту бумагу и подошёл к письменному столу и засунул её под клавиатуру.

– Ну что любимая комната? Покедова! – тихо прошептал Гриша, окидывая свою комнату печальным взглядом. На стене висела шестиструнная гитара, рядом плакат с «Агатой Кристи» – братья Самойловы дружно еще обнимали друг друга, надо же. На кровати валялся плюшевый тигр, одна из тех старых игрушек детства, которые так жалко выкинуть. Схватив спортивную сумку со стула, Гриша вышел из комнаты.

– Сынок, сколько сегодня пар у вас? – спросила мама, они с отцом как раз одевались в прихожей, так повелось, родители выходили всегда вместе из дому, на работу.

– Три пары, мам. – Дрогнувшим голосом ответил Гриша, почему-то в этот момент, особенно почувствовал к ним любовь. Хотелось обнять обоих и расцеловать.

– В магазин зайди после учёбы, купи литр молока, хлеб и сметану! Ты останешься за старшего, сестру накорми, суп в холодильнике, котлеты не трогать, на ужин они…, ну все сына! – ЦУ были получены, и мамочка чмокнула в щеку, подошедшего, Гришу, а отец потрепал волосы.

– Предки, я вас люблю! – не выдержал Гриша, прошептав эти слова.

– Мы тоже тебя любим! – сказала мама, немного с испугом глянув на сына. – Ты не заболел?

– Нет, всё нормально, ма!

– Ой, что за сопли! – сконфузился отец, открывая входную дверь. – Пора бы уже выезжать, а то в пробки попадем.

Дверь за родителями захлопнулась, Гриша остался один в квартире. Забрав с тумбочки оставленные деньги на продукты, он стал одевать кроссовки. Почему-то, с каждой минутой, силы таяли. Хотелось на всё плюнуть и остаться дома, прилечь на кровать и включить телик. Но дела надо было доводить до завершения, не поймут такой слабости люди.

Наконец Гриша вышел из квартиры, но пошёл не вниз, а вверх по лестнице. Дойдя до пятого этажа, Гриша вытащил из заднего кармана джинсов, приготовленный ключ, и дёрнул на себя, вниз, лестницу, ведущую на чердак. Она на салазках, съехала на пол. Ключ к замку подошёл отлично, и люк был открыт.

* * * *

– Эй, пипл, всем привет! – махнул приветственно Гриша. Телефон стоял на вентиляционной трубе с направленной камерой на парня. – Настал час икс, господа подписчики…., не забывайте ставить лайки под видео. Мой ник «Бравый» в группе и я первый, выпавший вчера на голосовании. Спасибо, кто поддержал моё имя. В следующем розыгрыше, я отдаю свой голос «Аэлите», она меня поддерживала всегда в трудную минуту. Кстати, группу нашу поздравляю с тысячным подписчиком, час назад, зашёл на страничку, увидел! Ну, пора!

После последних слов, Гриша подошёл к телефону, он работал в режиме «Видео». Достал палку для селфи и вставил телефон в проём, и опять направил камеру на себя.

– Начнём шоу! – подмигнул зрителям, Гриша. – Мальчики и девочки! Ведём онлайн-трансляцию с крыши моего дома, сейчас мы это сделаем. Я как Гагарин, буду первым в нашей группе. Вы обязаны там поставить лайки под видео, я вернусь – проверю! Шутка!

Говоря этот монолог, Гриша пятился назад, к краю крыши, не переставая работать с «палкой».

– И ещё одно! Вы самые лучшие! Серьёзно! – и вот уже Гриша стоял на грани и печально смотрел в объектив. За спиной, под ним, была улица, на тротуаре дворник мёл листву… – Аэлита, я люблю тебя!… Поехали!

Выкрикнув гагаринскую речёвку, Гриша сделал шаг в пустоту. И начался полёт со снимающем селфи….

Полёт продолжался не долго. С придохом, Гриша упал в открытый балкон пятого этажа, единственный балкон во всём доме – который не был крыт….

Гриша лежал и смотрел на небо. Рядом валялась палка и разбитый телефон. Из глаз парнишки лились слёзы…. Надо было еще сходить в магазин, накормить сестру, сжечь письмо…, и стереть к чёрту аккаунт в группе!

Стыдно – очень стыдно….

Иногда я слышу голоса из прошлого, именно отдельные фразы, которые я, казалось бы, уже давно забыл. И мне становится стыдно, когда я начинаю припоминать обстоятельства, при которых они были произнесены. Это может произойти, когда я за рулем, делаю что-нибудь монотонное руками, или просто, отдыхаю. Бац, фраза прилетела, удобно, как в кресле, устроилась в мозгу и начала задевать локтями мои нервные окончания.

– …Серёжка, не смейся над этим старичком!…– вспоминаю…, не сразу… постепенно проступает ещё молодое лицо матери…. Нет морщинок, щёки румяные, но выражение строгое. Я получил затрещину. Не столько больно, сколько обидно. За что? Я же не толкал дедушку, он сам упал и так смешно руки раскинул…. Надо же, тридцать пять лет не вспоминал этот миг давнишней, детсадовской жизни, и вспомнил…, и стало запоздало стыдно…. Я дочистил картофель и пошёл ставить на огонь воду….

– …Ты идиот? Зачем ты это сделал? – я закрылся в ванной и боялся выйти. Мама только пришла с работы и не очень обрадовалась, зайдя в кухню. А там было чему удивляться…. За два часа до её прихода, я поставил варить сгущенку. Вода выкипела, и я решил добавить кружку холодной воды – произошла маленькая Хиросима. По потолку, стенам и полу расползались потоки полусваренной жижи. Ничего умней я не придумал, как запереться в ванной и ждать прихода матушки. А ведь я так и не открыл ванну…, дождался, когда она вычистила кухню и немного отошла от стресса…. Вспомнил! У нас зелёной краской была выкрашена стена…, надо же какие фортели память иногда выкидывает.… И опять, только сейчас стало стыдно – двенадцать часов отработать на заводе, прийти домой и ещё два часа мыть кухню, какой же сына «молодец»!…. Я паркую свою машину и иду домой, щёки красные….

– …Бе-бе-е…, му-му-му, уууу, страхолюдина! – мы с двоюродным братом стоим перед большой, чёрной собакой на цепи и корчим рожи. Она надрывно лает и пытается безрезультатно сорваться с цепи. Мы только что дали рубль хозяйке этой псины и она пошла в дом наливать трёхлитровую банку парного молока. Мне становиться мало дразнилок, и я поднимаю с земли камушек и кидаю им в собаку. Ей не понравилось, она ещё громче заливается в лае. Мы хохочем и тут видим как гвоздь, держащий цепь, отгибается.… Как во сне, мы бежим к калитке, брат первый выскакивает за дверь, я следом…, и почти выскочил. В мою ягодицу впиваются острые зубы.… Я почёсываю это место, стоя под душем, и смываю пену. Надо же, от шрама почти ничего не осталось, и собака та давно умерла…, а стыдно стало только сейчас.… Сколько мне было лет? Одиннадцать примерно? Потом ещё хозяйка пёсика извинялась перед моей бабушкой, которая и послала нас за молоком….

– …За что, Серый? – жалостливо говорит очкарик Петя и плачет. Перед ним лежат разбитые очки, которые я ботинком, демонстративно раздавил и ударил его в живот кулаком. Так…, что там я сказал? «Было бы за что, совсем убил бы!»…, или «так тебе и надо, ябеда»?.... Я усиленно тру щеткой крыло машины – готовлю к покраске, стыдно несусветно!.... Мне сказали, что Петька меня училке заложил про надпись: «Степановна – дура!» на доске. И я благополучно забыл про этот случай, а ведь Петро в два раза был меньше меня…, и вообще, не он меня сдал, а Ирка, моя соседка по парте – через пару лет она сама призналась в этом. Дааа…. Тем более, Петька так и не рассказал своим родителям, кто очки изничтожил – сказал, что в футбол играл.… Я отошёл в сторону, и глянул на очищенный, от старой краски, участок машины. К покраске готово!… Двадцать с лишним лет прошло с того времени, а я так и не извинился перед Петькой и уже и не извинюсь…. Три года назад он разбился на трассе…. Очень, стыдно!…

– …Серёженька…, у нас будет ребёночек! – неуверенно огорошила моя первая любовь Кристиночка, скромно подняв на меня вопросительный взгляд. Она ждала моей реакции. И она получила мою реакцию по полной…. Я кричал, что это глупость несусветная, нам по семнадцать лет…, какие дети? Ещё в колледже не доучились! У нас даже квартиры нет…, где? Где мы будем жить? Там пелёнки-распашёнки, и мы не нагулялись…. Короче, сделали аборт…. Я сейчас лежу на диване и смотрю в потолок и всё явственней вспоминаю её бледную отрешённость на лице, когда она выходила из больницы. Через месяц мы расстались, не смогли смотреть друг другу в глаза.… Я как щенок всхлипываю, хочу вернуть обратно тот день, когда она это сказала…, но, увы, эти двадцать два года не отмотать и не вернуть…. Стыдно…, кошмарно стыдно.

– ….Серёга! Выручай…, заедь за мной…, ик…., бееее… – два часа ночи, это позвонил мой лучший друган Леха. Он блюёт в трубку, по характерному звуку я догадываюсь об этом. Есть у него такая проблема…, не знает меры и попадает во всякие истории. Я его спросил, где он находится…, он что-то промямлил и выключил телефон. Жена недовольно пробубнила, и повернулась на другой бок. Перезванивать я не стал, сам виноват – алкоголик! Как хочет пусть добирается! И благополучно заснул…. А утром его нашли мертвого, без денег, без телефона, кто-то расколол ему голову…. Не выдержал – завыл. Я сижу на лавочке, у детской песочницы и распугиваю мамочек с малышами. Нашло вот десятилетнее воспоминание…, и прямо увидел в реальности – как мы несём красный, бархатный гроб. За нами идут Лешина сестра, мать и отец, слёзные железы они уже все истощили, слышны только стоны….

Я так и не рассказал никому про его последний звонок на мой телефон…. Стыдно, очень…., аж, выворачивает от стыда… Как можно отформатировать память и перезапустить её заново?.....

Счастливый случай