Сталин и достижения СССР

Оно и не могло быть по-иному. Задолго до рискованного и так дорого обошедшегося России «социального эксперимента» один из самых выдающихся светочей русской политической мысли, фактический основоположник русской школы геополитики Н. Я. Данилевский, указывал на одну принципиальную особенность реакции России на любые социальные эксперименты с ней: «Но как ни внешне наше русское просвещение, как ни оторвана наша интеллигенция (в большинстве своем) от народной жизни, она не встречает, однако же, в русском народе и в России “TABULAM RASAM”[13] для своих цивилизаторских опытов, а должна, волею или неволею, сообразовываться с веками установившимся и окрепшим народным бытом и порядком вещей. Для самого изменения этого порядка интеллигенция принуждена опираться, часто сама того не замечая, на народные же начала, когда же забывает об этом (что нередко случается), то народ, составивший долгим историческим опытом общественный организм, извергает из себя чуждое, хотя бы то было посредством гнойных ран, или как бы облегает его хрящеватую оболочкою и обособляет его от всякого живого общения с народным организмом. И чуждое насаждение, в своей мертвенной формальности, хотя и мешает, конечно, правильному ходу народной жизни, но не преграждает его, и она обтекает и обходит его мимо». Все получилось точно по Данилевскому. В порядке спасения самих себя в ходе развязанной при непосредственном участии Запада Гражданской войны силой была установлена политическая «монополия заселения» большевиков (как общего в тот момент названия движения) со всеми автоматически же вытекающими отсюда последствиями для их же политической «монополии пути сообщения». А это в соответствии с логикой Высшего Закона Высшей Мировой Геополитики и Политики неминуемо вело к восстановлению национального суверенитета, независимости и территориальной целостности России. Проще говоря, к восстановлению столь ненавистной Западу единой и неделимой России! Что в итоге и было сделано, хотя бы и в лице СССР! И это притом, что задача Ленина и его шайки (за вычетом группы Сталина) была совсем в ином – раздолбать Россию до основания и сдать ее, как он сам же говаривал, «в экономическую утилизацию» Западу.

К слову сказать, легендарный гуру англосаксонской геополитики Дж. Х. Маккиндер еще в самом начале ХХ века откровенно предупреждал правящую элиту Великобритании и всего Запада о том, что никакая социальная революция не сможет изменить отношение России к великим географическим границам ее существования. Потому как они тождественны понятию ее Безопасности, Безопасности ее бытия вообще, то есть прежде всего как страны, а не только как государства. Увы, пророков и на Западе не слушают и не слышат.

Если обобщенно, то инспирированная Западом «русская революция», особенно же вторая часть «марлезонского балета» под названием октябрьский переворот, в геополитическом смысле с самого начала пошла не тем путем, который был изначально согласован, с одной стороны, между Лениным и К° и тевтонами, Лениным и К° и англосаксонским Западом, с другой – между Троцким и К° и Западом (в первую очередь англосасксонским), и, наконец, между Лениным и К° и Троцким и К°. Результатом стало самоинициирование процесса зарождения и быстрой выкристаллизации острейшего, абсолютно непримиримого, глобального противоречия между «коммунистами» и «большевиками». А уже в горниле братоубийственной Гражданской войны, как исторически само собой разумеющееся, это противоречие перековалось в фатально неизбежные две мощнейшие одноименные политические силы, предрешив тем самым и их мощнейшее столкновение «стенка на стенку» в будущем! Потому как с помощью именно большевиков (в формате группы Сталина), если по Данилевскому, народ и стал постепенно извергать из себя чуждое, хотя бы и посредством различных «гнойных ран». А если оно еще не было возможным в полной мере, как бы облегал хрящеватую оболочкою и обособлял чуждое от всякого живого общения с народным организмом. И чуждое насаждение, в своей мертвенной формальности, хотя и мешало, конечно, правильному ходу народной жизни, но не преграждало его, и она обтекала и обходила его мимо. Этим «чуждым насаждением» и были так называемые интернационалисты-космополиты в лице присланных с Запада «марксиствующих доктринеров» – «коммунистов», основной костяк которых составляли прибывшие вместе с Лениным и Троцким эмигрантские «шайки подонков больших городов Европы и Америки». Для этих не было ничего святого, и ничто для них не имело значения, кроме разрушения России и мировой революции, в которой России они отводили роль вязанки хвороста. На Россию им было откровенно наплевать, что, к слову сказать, они и не скрывали. Лидером этой группы был Троцкий (для профанации на авансцену выдвигался Ленин).

«Большевики» же открыто ассоциировались, особенно на первых порах, с квази-, но именно же имперски ориентированным патриотическим, великодержавным крылом в партии, которое выступало за территориальную целостность России едва ли не полностью в рамках границ прежней империи и ее возрождение на новых началах и принципах. Эту группу объективно возглавил Сталин.

И сколь бы враждебны по отношению к России ни были Троцкий и К°, а также подавляющая часть шайки Ленина и К° за вычетом, естественно, группы Сталина, принципиальные разногласия которого с Лениным во взглядах на будущее России начались еще до октября 1917 г., а с 1918 г. так и вовсе нарастали в своем накале, – но ситуация объективно сложилась так, да и не могла она по-иному сложиться, что друг без друга, особенно на первом этапе, они не могли ни существовать, ни тем более действовать. Чтобы «интернационалисты-коммунисты» смогли решить в России возложенные на них Западом задачи (о них выше уже говорилось), а затем еще и разжечь, как тогда им грезилось, пожар «мировой революции» – Ленин даже изобрел химеру так называемой полевой революции, – им необходимо было оставаться в России. Пускай даже и в бушевавшем тогда океане всевозможных кровавых страстей, которые они же в основной массе и спровоцировали. Однако и выступавшему за территориальную целостность России и ее возрождение на новых началах и принципах квазиимперски ориентированному, патриотическому, великодержавному крылу в лице большевиков тоже было необходимо удержаться у власти, иначе и их планы рухнули бы. Проще говоря, не имея хотя бы элементарной опоры, невозможно было даже мечтать о реализации каких-либо амбициозных планов. Однако же, оставаясь в России, первые вынуждены были – ради спасения собственных эмигрантских шкур – действовать, причем вопреки своему же заданию, рука об руку с большевиками (в формате группы Сталина). Потому и получилось, что изначально абсолютно безучастные к идее единой России, ее возрождению на новых принципах, направленные только разрушать и грабить, вопреки всей ожидавшейся от них логике действий, они, «коммунисты-интернационалисты», совместно с большевиками (в формате группы Сталина), напротив, воссоздали практически то же самое, что и разрушили. Однако, воссоздавая, «интернационалисты-коммунисты» отнюдь не забывали того, зачем в действительности их заслали в Россию. Но тут их ожидал самый страшный облом. Объективная реальность показала, что абсолютный перевес сил был на стороне именно той группы большевиков, которую возглавлял Сталин.

Однако и Сталин вместе со своими сторонниками уперся в крайне неприятную – и это еще мягко сказано, – ситуацию. Страна-то лежала в дымящихся руинах. Как поднимать и тем более развивать такую страну?! Вопрос если и не совсем шекспировский, но тем не менее явно на грани знаменитого «Быть или не быть?». И если быть, то как?! Особенно если учесть, что едва только Сталин озвучил практически сразу после смерти Ленина еще только намерение о строительстве социализма в отдельно взятой стране и провозгласил курс на индустриализацию, Запад немедленно ответил в своем традиционном стиле.

Выше уже говорилось, что при очень активном соучастии верхушки белой эмиграции Запад чуть ли не автоматически ввел так называемую «золотую блокаду». Проще говоря, западные партнеры отказывались продавать промышленное оборудование и технику Советскому Союзу с оплатой поставок золотом. В качестве оплаты требовали товарное зерно. Тем самым откровенно провоцируя фатальную неизбежность столкновения беспрецедентно слабой промышленности с преобладавшим в 1920-х гг. сельским хозяйством. Причем Запад провоцировал это столкновение, прекрасно понимая, что последствия оного будут сугубо политическими – свержения власти большевиков, на что, к слову сказать, и была нацелена внутренняя оппозиция.

Особое значение имеет то обстоятельство, что подобная долгосрочная провокация Запада была напрямую увязана с пресловутыми Локарнскими соглашениями, положившими начало первому этапу подготовки будущей Второй мировой войны и в целом обострению угрозы вооруженного нападения на Советский Союз. Не зря Сталин назвал «дух Локарно» «духом войны». Упомянутые соглашения были подписаны в середине октября 1925 г., а уже в ноябре 1925 г. Кремль точно знал, кто и как планирует осуществлять эту «блокаду»: «Бэнк оф Ингланд» как главный инициатор заключил с германским Рейхсбанком, Голландским банком и «Банк де Франс» специальные соглашения о проведении скоординированной финансово-кредитной блокады против СССР единым фронтом. А в 1926 г. пресловутый У. Черчилль выступил с развернутой программой экономической интервенции против СССР, которая явилась бы прелюдией к военной интервенции. Одновременно он выдвинул и план финансового удушения Советского Союза путем организации международного антисоветского экономического фронта!

А 24 января 1927 г. министр иностранных дел Великобритании О. Чемберлен представил британскому правительству секретный меморандум, в заключительной части которого прямо так и говорилось: «Поскольку разрыв дипломатических отношений не ослабил бы существенно позиции Советского правительства, нельзя предполагать, что это повело бы к изменению советской политики. Что же должно последовать дальше? Куда направить наш удар? Нам больше ничего не остается делать, как внезапно объявить войну»![14]

Угроза вооруженного нападения и золотой блокады была столь нешуточной, что 24 апреля 1926 г. между СССР и Германией был заключен специальный Договор о нейтралитете и ненападении. Более того, в его текст была включена специальная статья III, которая гласила, что «если будет образована между третьими державами коалиция с целью подвергнуть экономическому или финансовому бойкоту одну из договаривающихся сторон, другая договаривающаяся сторона к такой коалиции не примкнет».

Ситуация была если и не критической в прямом смысле слова, то по крайней мере откровенно балансируя на ее грани, предельно ясно грозила превратиться в таковую. Перед Сталиным встал не простой вопрос, который в известной трактовке В. Высоцкого звучал: «Где деньги, Зин?» Точнее, где взять так необходимые для создания собственной промышленности гигантские средства.

На первом этапе Сталин поступил следующим образом. Едва только забальзамированное тело почившего в полном безумии «гениального вождя мирового пролетариата» втащили во временный деревянный мавзолей, Сталин уже 2 февраля 1924 г. протащил решение о назначении Ф. Э. Дзержинского председателем Всесоюзного Совета Народного Хозяйства (ВСНХ), то есть главой всего государственного хозяйства. Под его руководством оказалась вся государственная промышленность, которая находилась в упадке. С Дзержинским у него были очень даже неплохие как личные, так и деловые отношения. Дзержинский был хорош для Сталина не только тем, что поддерживал его политику, но и тем, что был сторонником быстрого восстановления и развития хозяйства, а также тем, что хорошо разбирался в хозяйственных вопросах. Совместно со Сталиным Дзержинский разработал очень интересную «локомотивную» программу оживления промышленности, суть которой заключалась в немедленном развертывании паровозостроения в Советском Союзе. По абсолютно справедливому и обоснованному мнению Феликса Эдмундовича и открыто поддержавшего его Иосифа Виссарионовича, программа дала бы возможность полностью загрузить паровозостроительные заводы, что в свою очередь резко подтягивало за собой другие, смежные производства. Это был осознанно спланированный своего рода экономический тайфун, который должен был резко подстегнуть интенсификацию производства практически во всей экономике. Причем основной точкой его приложения было самое расшивное, буквально по всем направлениям расшивное место приложения концентрированных усилий – железнодорожный транспорт, прежде всего паровозостроение. Ибо для этого нужен металл, соответственно паровозостроение требует опережающего развития металлургии, которая, в свою очередь, требует опережающего развития горнодобывающей и угольной промышленности. На базе интенсивного роста металлургической промышленности появляется возможность резко интенсифицировать металлообрабатывающую промышленность. Соответственно, появится и реальная возможность насытить рынок металлоизделиями, обеспечить доходность государственной промышленности, обзавестись оборотными средствами и сделать остро необходимые для восстановления основного капитала промышленности накопления. Образно говоря, открыто было решено сделать паровоз локомотивом советского экономического роста.

Однако против этого плана тут же выступила вся троцкистская шваль, прежде всего впоследствии заслуженно расстрелянный нарком финансов Б. Сокольников, который настаивал не только на резком сокращении финансирования программы развития промышленности, но и на сохранении за наркоматом финансов функции распределения всех отпущенных для промышленности средств. В ответ Дзержинский и Сталин предложили программу радикальных преобразований в системе управления металлопромышленностью, суть которой сводилась к концентрации и централизации управления. В этой же программе содержался еще один пункт, который практически обессмертил имя Дзержинского как умелого и очень эффективного хозяйственника. 19 июня 1924 г. он предложил идею единого промышленного бюджета. Изобретение очень простое, но столь же и эффективное. Государственная промышленность часть полученной прибыли сдает государству. Наркомат финансов проектирует государственный бюджет, в котором есть строка финансирования промышленности в целом. Но вот распределение финансирования промышленности осуществляется уже на Президиуме ВСНХ, в соответствии с задачами развития промышленности. В результате активной поддержки Сталина решением Политбюро ЦК ВКП(б) программа Дзержинского была утверждена. Не вдаваясь в детализированные подробности, следует указать, что Политбюро одобрило:

– главную задачу индустриализации – опережающий рост производства стали и чугуна;

– главную экономическую цель – строительство мощной машиностроительной индустрии, которая сможет осуществить хозяйственный переворот в стране;

– главную политическую цель этих экономических преобразований – сбросить экономическую власть крестьянства путем создания крупных товарных производств, основанных на крупномасштабном применении машин и оборудования, произведенных на советских заводах;

– главный метод индустриализации – сосредоточение управления промышленностью в одном штабе и концентрация государственного капитала в едином промышленном бюджете;

– главный способ индустриализации: а) крупномасштабное планирование развития целых отраслей промышленности в их взаимосвязи и взаимном влиянии друг на друга; б) развитие вместе с крупной металлургической и машиностроительной промышленностью смежных и связанных отраслей хозяйства;

– основной характер индустриализации – концентрация производства на крупнейших заводах и строительство самых крупных и современных предприятий.

С присущей ему энергией Дзержинский активно включился в гигантскую работу по экономическому преобразованию страны и достиг без преувеличения фантастических результатов. Когда он возглавил ВСНХ, в СССР выплавлялось 1,55 млн тонн чугуна, 1,623 млн тонн стали, производилось 1,396 млн тонн проката.

По состоянию на 20 июля 1926 г., когда Дзержинского не стало, выплавка чугуна в стране составила 2,202 млн т, стали – 2, 91 млн т, производство проката – 2, 259 млн т. То есть рост составил соответственно 70,4, 55,8 и 61,8 %!

Более того. Когда Дзержинской возглавил ВСНХ, в стране работало всего 45 доменных и 115 мартеновских печей. После себя «железный» Феликс оставил 53 работающих домны и 149 мартеновских печей. При нем были расконсервированы и пущены в эксплуатацию Енакиевский, Донецко-Юрьевский им. Ворошилова и Константиновский металлургические заводы на юге и пять металлургических заводов на Урале. Кроме того, было расконсервировано и пущено в эксплуатацию более 400 других предприятий разных отраслей.

Более того. При Дзержинском было начато первое строительство – были заложены: металлургический завод в Керчи, заводы сельскохозяйственного машиностроения в Ростове и Златоусте, метизный завод в Саратове.

Наконец, следует указать, что в 1926 г. загрузка заводов впервые превысила уровень 1913 года, составив 101 %. Более того. В том же году СССР вышел на 7-е место по выплавке чугуна и на 6-е место по выплавке стали в мире. Уже в 1926 г. СССР давал 3,2 % мировой выплавки стали!

Так были созданы первые предпосылки для реализации грандиозных планов социалистических преобразований. Тем более что вырисовалась и методологическая основа – долгосрочное планирование. Теперь, казалось бы, можно было начинать реализацию крупномасштабного плана первой пятилетки. Однако проклятый вопрос – «где взять деньги?» – вновь обострил ситуацию. Ведь «золотая блокада» уже действовала. В том числе и ее различные вариации, о которых говорилось выше. Одновременно нарастала угроза вооруженного нападения консолидированными силами Запада. А тут еще одновременно навалились и другие проблемы: выступления оппозиции, транспортные затруднения, кризис хлебозаготовок, резкие осложнения в международном коммунистическом движении и т. д.

Как того и следовало ожидать, в центре внимания оказался крестьянский вопрос – ну что может быть более важным в такой крестьянской стране, как Советский Союз 1920-х гг. И вот тут надо кратко показать взаимоотношения крестьянина и Советской власти. Обратимся к солидной книге Дмитрия Верхотурова «Сталин. Экономическая революция» (М., 2006), где блестяще и очень точно показаны все нюансы этих взаимоотношений.

«Эти отношения были далеки от идеала даже в гораздо более спокойные 1924–1926 годы, то есть в то время, которое многими историками преподносится в качестве расцвета нэпа и чуть ли не “золотого века” Советского государства. В начале 20-х годов, в конце Гражданской войны, крестьяне, в массе своей, многочисленными выступлениями против коммунистов и Советов показали свое негативное к ним отношение (вот именно, что против “коммунистов-интернационалистов”, которым на чаяния русских крестьян было откровенно наплевать. – А. М.). Крестьяне частично были усмирены войсками, а частью экономическими уступками, о которых много и настойчиво говорил Ленин (с подачи М. Лурье. – А. М.). Надо сказать, что политика уступок успокоила крестьян и дала большевикам известную передышку, которая ими была использована для восстановления промышленности. Но негативное отношение к Советской власти никуда не исчезло, и время от времени оно прорывалось наружу в виде отдельных выступлений и срывов выборов.

В ЦК РКП(б) в течение 1924–1925 годов постоянно поступали сводки о крестьянских сходах, об активности в деревне агитаторов, выступающих против большевиков. В 1924 году были сорваны выборы в сельские Советы. На них явилось около 35 % избирателей. Процент коммунистов в Советах упал до 3,5 %.

Трудности с хлебозаготовками отмечались уже зимой 1924/25 года. С. В. Цакунов приводит данные о работе комиссий и Политбюро ЦК в феврале 1925 года над решением этой проблемы. Только за февраль было составлено десять крупных сводок о положении в деревне и несколько проектов решений. То есть положение в деревне было не таким уж и безоблачным, как некоторым может показаться.

В 1927 году начались стройки и подготовительные работы на нескольких площадках будущего крупного строительства, заработали восстановленные и расконсервированные заводы. В города прибывали крестьяне на работу. В 1928 году их прибыло 6 млн 477 тысяч человек, в том числе осело в городе свыше 1 млн человек. Все они, конечно, потребовали продовольствия. Кроме того, был довольно большой экспорт зерна, который в 1926/27 году составил 2,4 млн тонн.

Рост потребления хлеба за один только год составил 20 %. Если в 1926/27 году в стране оставалось 7 млн 88 тысяч тонн хлеба, то в 1927/28 году – уже 8 млн 784 тысячи тонн. Из-за этого пришлось урезать экспорт хлеба, в 1927/28 году удалось продать за рубеж только 356 тысяч тонн. Это 14 % от экспорта прошлого года».

Небольшой комментарий. Оцените попутно и всю подлость введенной Западом «золотой блокады» с ее ставкой на экспорт из СССР хлеба. Советское руководство откровенно загонялось в очень опасный порочный круг, выходом из которого мог стать только мощный социальный взрыв, который снес бы советскую власть.

«Остроты положения добавлял транспорт, который в момент наплыва грузов в разгар хлебозаготовок не справлялся с грузоперевозками. Вот, например, в начале 1927 года на Западно-Сибирской железной дороге скопилось 15 тысяч неотправленных вагонов с хлебом, или примерно 247 тысяч тонн зерна.

Такие резкие изменения в структуре потребления хлеба и вызвали затруднения, даже на фоне неплохого урожая 1927 года и абсолютного роста хлебозаготовок.

Все это натолкнуло Сталина на достаточно долгие и тяжелые раздумья о проводимой им политике. Если бы все эти кризисы наваливались порознь, то с ними можно было справиться, и, вне всякого сомнения, с ними бы очень быстро справились. Но вся беда была в том, что все это навалилось одновременно: и угроза войны, и неудачи в революционном движении, и выступления оппозиции, и кризис хлебозаготовок, и транспортные затруднения.

Положение пошатнулось. При всех успехах военного строительства СССР к отражению вторжения, как оказалось, был совершенно не готов. Недавно, всего лишь три года назад, Красная Армия была полностью переформирована. Это была уже не та армия, которая одержала победу в Гражданской войне. Это была новая армия, пока еще плохо организованная и почти не имеющая боевого опыта (последнее – едва ли. – А. М.). Моторизация армии была только в самом начале. Почти не было новых, самых современных видов вооружения. Конечно, на ликвидацию прорыва в дипломатии, на нормализацию отношений с Великобританией были брошены все силы. Но все-таки лучше иметь в таких делах гарантию в виде мощной и современной армии. Советский Союз не был готов к ведению войны. Промышленность была еще слишком слаба для такой нагрузки.

Кризис хлебозаготовок ударил с другой стороны. Экспорт зерна и сельскохозяйственного сырья был существенной статьей внешней торговли СССР. Эти средства позволяли закупать за рубежом станки, оборудование и технологии и тем самым поднимать технический уровень промышленности.

Доходы от внешней торговли складывались в основном из вывоза сырья и продовольствия:

– нефтепродуктов – на 295 млн рублей,

– руды – на 102 млн рублей,

– растительного сырья и животного – на 903 млн рублей,

– лесоматериалов – на 208 млн рублей,

– зерна – на 695 млн рублей.

Всего экспорт из СССР в 1926/27 году составлял 2 млрд 395 млн рублей, в том числе зерна и сельхозсырья 1 млрд 598 млн рублей.

После роста потребления в стране хлеба, руды, металла и топлива многие статьи экспорта пришлось сократить. Пока еще мощности добывающей индустрии не позволяли существенно поднять производство. Руду, металл и уголь перебросили для нужд внутреннего потребления. К тому же резко выросло потребление хлеба, и сильнее всего пришлось сократить именно его экспорт, сразу на 86 %. В 1927/28 году экспорт из СССР складывался из таких статей:

– нефтепродуктов – на 372 млн рублей,

– растительного и животного сырья – на 1119 млн рублей,

– руды – на 72 млн рублей,

– лесоматериалов – на 330 млн рублей,