Клиника

– Откуда? – Та возбужденно хихикнула. – В любом случае мне нравится эта история. Обожаю фильмы о привидениях и прочей нечисти, а ты?

Эми покачала головой и вновь прислушалась к рассказу водителя.

– Говорили, что там было семь убийств, а уж тех, кто покончил с собой, – вообще не счесть, и это только официальная информация. Несколько лет назад приезжала съемочная группа какой-то телевизионной программы. Не помню, как называется. Там еще такая кудрявая ведущая…

– «Мир потустороннего»? – предположила «ежик».

– Да, точно! Господи, вы бы видели, что они тут снимали по ночам! Особенно на кладбище…

Кислолицая женщина отлипла от окна и, щелкая четками, переспросила:

– На кладбище?

– Ну да, на окраине есть погост для нищих. Мертвых психов надо же было где-то хоронить, да? Несчастные придурки… Родственники плевать на них хотели, никому останки шизиков не нужны, вот их и бросали в братские могилы. Складывали в кучу, будто старые ботинки. Я вот жене сказал – если помру…

– Прекратите! – перебил водителя дрожащий голос с заднего ряда. – Пожалуйста, прекратите! Вы меня пугаете…

Все дружно обернулись к молодой пассажирке. Глен, вздохнув, уставился на дорогу и нашел на радио заунывное кантри. Эми сочувственно и в то же время благодарно улыбнулась девушке.

– Я Эми.

– А я – Жасмин, – слегка покраснев, ответила та. – Не собиралась истерить, просто…

– Тоже первый раз слышу эту историю, но надеюсь, что сейчас там все переменилось.

– Меня зовут Кэролайн, а это – Вики; мы из Ньюкасла, – повернулась к ним женщина с ежиком.

Ее соседка тоже села вполоборота и дружески помахала остальным.

Кэролайн предложила:

– Давайте расскажем, кто откуда.

– Уотфорд, – откликнулась Гейнор. – Никогда не забиралась так далеко на север. Боюсь, у меня от холода вот-вот кровь носом пойдет! – Она ухмыльнулась.

– А я из Дербишира, – сказала Эми. – Это маленькая деревушка недалеко от Шеффилда. Наверное, вы о ней и не слышали.

– Это ведь тоже Йоркшир? – намотав четки на руку, осведомилась кислолицая.

– Да-да, я же говорю, совсем рядом с Шеффилдом, – вспыхнула Эми, – просто… просто на окраине.

Господи, ну почему она сразу не сказала, что из Шеффилда…

– А вы? Вы откуда? – спросила Вики, пытаясь втянуть в общий разговор кислолицую.

– Из Ливерпуля.

– Как вас зовут?

– Одри Даттон.

Больше ничего интересного о себе Одри за время поездки не сообщила. Замолчала, отвернулась и уставилась в окно.

Кэролайн встала на колени, опершись о спинку кресла, и поглядела на Жасмин, сидевшую в заднем углу автобуса.

– Жасмин, вы наверняка и сами работаете в какой-нибудь клинике красоты?

– Нет-нет, – девушка помотала головой. – Тоже еду, чтобы сбросить лишний вес.

Эми окинула взглядом ее стройное тело. Жасмин словно сошла с ее заветной карты желаний «Цели на следующий год».

– Сбросить вес? – хмыкнула Вики. – Да от тебя же ничего не останется!

Одри отвела взгляд от окна и, изучив тонкую фигурку Жасмин, неодобрительно покачала головой.

– Я – модель, только ужасно толстая, кутюрье от меня отказываются, – подала голос девушка, смутившись под взглядами.

Никаких жировых складок на ее животе женщинам рассмотреть не удалось, а тонкие ключицы, выступающие в вырезе свободного джемпера, скорее делали ее похожей на балерину и уж ни в коем случае не на грузную жену фермера.

– Все отдала бы за такую фигуру, как у тебя… – невольно вырвалось у Эми.

Что на уме, то и на языке, никуда не денешься.

– Не выдумывай, милая, – сказала Кэролайн, оглядев Эми. – У тебя фигура как фигура и личико симпатичное. Вот Вики не даст соврать.

– Эми – красивая женщина, – обернувшись, подтвердила та.

– Мать родную продала бы за твою гладкую кожу, – продолжила Кэролайн. – Кстати, именно за такой я и еду в «К прекрасной себе». Может, доктор сумеет омолодить меня на несколько лет… – Она потянула себя за щеки, показав всему автобусу ровные зубы, и прищурилась. – Ну что, пара-тройка чудодейственных кремов, и сойду за восемнадцатилетнюю, а?

Женщины дружно рассмеялись при виде ее уморительной рожицы, легкую улыбку выдавила даже Одри. Лед тронулся.

* * *

Автобус запрыгал на каменистой дороге, и разбуженная толчками Эми глянула в окошко на освещенный лунным светом лес. Сложно было поверить, что здесь некогда проходила подъездная дорога к процветающей больнице, кишащей врачами, сестрами и клиентами. Непросто представить, что эта местность вообще обитаема. Эми вспомнила слова водителя о кладбище и содрогнулась. А ну как ночью костлявый призрак постучит в ее дверь, клацая голыми фалангами пальцев?

Она вытерла рукавом подбородок и испуганно оглянулась: вдруг кто-то заметил, что она во сне пускает слюни?.. Салон был погружен в полумрак; все пять женщин спали. Кэролайн и Вики привалились друг к другу, Одри прижала голову к окошку, а Жасмин дремала, выпрямив спину и откинувшись на походную подушечку. Эми глянула на Гейнор. Та похрапывала с открытым ртом, положив голову на спинку кресла.

Дождь утих, и половинка луны подсвечивала лес, скользя серебристыми лучами по верхушкам деревьев. У водителя играла очередная песенка о вероломном ковбое, а микроавтобус тем временем углублялся в чащу.

Женщины одна за другой начали просыпаться: позевывали, потягивались, постанывали, разминая уставшие тела. Автобус вышел на финишную прямую.

– Боже, как я голодна! – пожаловалась Вики. – Надеюсь, нам дадут что-нибудь поесть?

– Сомневаюсь. Если у тебя есть при себе заначка, советую съесть ее прямо сейчас. – Гейнор заговорщицки подмигнула.

– Я слышала, что нам придется голодать, – заметила Одри, бросив угрюмый взгляд в окно. – Говорят, доктор очень строга.

– Понятно, что методы там суровые, – ответила Кэролайн, – но так и должно быть. Главное – результат. Мне вот все равно, что со мной будут делать, если к свадьбе Меган на Новый год я выйду отсюда молодой красоткой.

Она сжала руку Вики, и обе женщины вздрогнули от радостного волнения.

Эми дернулась, заметив в лесу черную тень, крадущуюся между деревьев.

– Видела? – шепнула она Гейнор.

– Что там? – Кэролайн наклонилась к ней, едва не придавив ее грудью. – Лиса, наверное, или еще какой зверек… Эти разговоры об убийствах да сумасшедших действуют тебе на психику.

– Ну, у нее был тяжелый день, – улыбнулась Гейнор, посмотрев на Эми, и та бросила еще один взгляд на тени, отбрасываемые качающимися на ветру ветками.

Зачем вообще открыла рот?.. Теперь женщины решат, что она слабоумная. Честно говоря, хотелось домой, в теплую постель.

– Ну все, шарики за ролики, – подал голос Глен.

– Глен, перестаньте! Опять напугаете девочку, – возмутилась Вики, нежно положив руку на плечо водителя.

– В Гристорпе этот поворот так и называется – «шарики за ролики», – объяснил Глен. – Просто псих… то есть такие больницы обычно строили так, чтобы их не было видно с дороги, подальше от любопытных глаз.

– Это общеизвестно, – холодно бросила кислолицая.

Эми покосилась на Одри, надеясь, что в клинике не придется с ней много общаться. Одна мысль, что им предстоит играть в игру «узнай меня» с этой недружелюбной особой, повергла ее в трепет.

Автобус проехал на территорию клиники через черные кованые ворота, и Глен вытащил кассету из магнитолы.

– Дамы, добро пожаловать в клинику «К прекрасной себе»!

Женщины вытянули шеи, вглядываясь в скрытую под деревьями подъездную дорожку. Длинные перекрученные ветви, цепляясь друг за друга костлявыми артритными пальцами, создали над ней настоящий потолок. Наконец впереди показалось внушительное, окутанное темным покрывалом ночи здание, и пассажирки примолкли. Болтать уже не хотелось. В салоне раздавался лишь стук дождя, впивающегося колючими водяными иголочками в ветровое стекло автобуса.

9

Дженни отхлебнула чуть теплый кофе и недовольно сморщилась. Потянулась за банкой, потрясла ее: внутри застучали несколько оставшихся гранул, и надежда на новую чашечку испарилась. Она с отвращением проглотила остаток остывшей жидкости и швырнула банку в мусорное ведро.

Согнутая под углом настольная лампа освещала рабочую поверхность стола, на котором лежала пачка бумаги. Дженни придвинула ее ближе и составила большой лист – три на три. Оторвав зубами кусок клейкой ленты, скрепила листы. Получилось что-то вроде большого холста. Она перевернула его лицевой стороной вверх и, взяв короткий угольный карандаш, задумалась: с чего начать?

Покопавшись в глубинах памяти, решила, что вытаскивать старые воспоминания не менее опасно, чем извлекать осколок, засевший в теле много лет назад. Глянула в окно. Сплошная дождевая завеса… Ничего не видно, лишь отражение комнаты в темном стекле.

Все, что Дженни нажила, находилось в этих четырех сырых стенах. Небогатый скарб – для такого не нужен ни чердак, ни вторая спальня. С тех пор как ей исполнилось пятнадцать, особого выбора не было: передвигалась она с места на место налегке, только теперь вместо полиэтиленовых черных мешков для мусора использовала пластиковые контейнеры. Приходилось хранить только те вещи, которые что-то значат, а от балласта (в том числе душевного) безжалостно избавляться.

Лучшие ее работы, аккуратно свернутые и стянутые резинками, стояли в углу комнаты. Там были и рисунки углем, и акварели, и карандашные эскизы, а еще несколько картин маслом. Все они ждали того дня, когда у Дженни появится достаточно места, чтобы их развесить. На полке над кроватью хранилась корзинка с кисточками и старой деревянной палитрой, а еще выше висели несколько суровых морских пейзажей, нарисованных на маленьких, размером с почтовую открытку, картонках.

Прилепленные к стене фотографии представляли собой хронику ее детства. На первом, уже пожелтевшем, снимке Дженни была розовощекой малышкой, вопросительно поднявшей головку в полосатой парусиновой коляске. Личико перепачкано оранжевым соком фруктового льда, зажатого в пухлой ручонке. Дальше шли фотографии подросткового периода: школьные экскурсии и дискотеки, дружеские объятия и задиристые улыбки… Еще никакого представления о той боли, что приносят несчастная любовь, ипотека и налоги.

До того как Дженни исполнилось пятнадцать, едва ли не каждый ее шаг был запечатлен на фото. А потом жизнь словно кончилась. Последние снимки были посвящены автобусной поездке в Лондон, куда она отправилась с юными членами клуба при методистской церкви, намереваясь услышать благую весть.

Дженни покрутила в руках серебряный медальон, висящий на шейной цепочке. Открыла и вновь защелкнула крышечку. Безделушка досталась ей от жизнерадостной прабабки. Та, видимо, рассчитывала, что семейную реликвию вручат какой-нибудь голубоглазой светловолосой прапра. Наверняка старуха сейчас ворочается в могиле. Не ожидала, что украшение так запросто отдадут Дженни. Удрученный отец оставил его в палате, на пластмассовом прикроватном столике вместе с упаковкой табака «Голден Вирджиния» и тюбиком зубной пасты. Голубое сердце, покачивающееся на цепочке, – более позднее приобретение. Эх, надо было тогда попросить папу положить в медальон локон своих волос! Нет, промолчала, онемев от горя…

Она начала наносить яростные штрихи, царапая и едва не протыкая бумагу. Прямые линии соединяла в прямоугольники, а плавные дуги – в арки. Нетерпеливо штриховала, пока разрозненные части этюда не сложились в нечто знакомое, от чего затрепетало сердце. Дженни так судорожно стискивала карандаш, что побелели костяшки пальцев. Боялась остановиться, боялась забыть, упустить… Ничего нельзя потерять: каждый кусочек картины должен оказаться на своем месте, лечь четко и ясно, передав отложившееся в голове воспоминание.

Наконец на бумаге начал появляться образ – словно темный силуэт, выплывающий из тумана. Она ощутила мощный прилив адреналина, на миг подавивший чувство страха, овладевшее ее дрожащим телом.

Закончив, Дженни подхватила полотно и начала прикреплять его к стене маленькими кусочками изоленты, пытаясь не смазать черный рельефный рисунок. Уже потянулась к последнему углу, когда в дверь постучали. Она выпустила лист из рук, и тот немедленно свернулся в трубочку.

Наверняка Боб, жаждет услышать ее согласие…

Дженни откинула цепочку и, приоткрыв дверь, обнаружила на пороге незнакомого парня. Подставив ногу, она схватилась за ручку.

– Привет, я Том – твой новый сосед. Ну, может, «сосед» – это громко сказано… – Парень сыпал словами, словно сухим горохом из мешочка. – Только сегодня заселился в комнату напротив.

Дженни толкнула дверь, зажав в руке цепочку, и незнакомец рефлекторно просунул в щель свой ботинок, однако, опомнившись, быстро отступил.

– Что ты хочешь?

– У меня кончился табачок. Не одолжишь щепотку? Еще не разведал, где тут ближайший магазин, вот и…

– Можешь не продолжать, мне твоя биография неинтересна, – вздохнула Дженни и пошла к столу.

Том, вновь сунув ногу между дверью и косяком, остался на пороге.

– Классные рисунки! Твоя работа? – услышала она за спиной, пересыпая табак в старый конверт, и резко обернулась.

М-да, дверь-то ведь не захлопнулась… Парень стоял у кровати, разглядывая картины.

– Моя, моя. – Лаконичный ответ дальнейшей беседы не предполагал. – Вот держи, до утра дотянешь.

Господи, уйдет он наконец?

– А пары бумажек для самокрутки не найдется, случайно? – не отставал Том, сунув конверт в карман.

– А ты скромняга, просьбами не надоедаешь. – Дженни раздраженно фыркнула.

– Я все верну – только доберусь до магазина, – пробормотал удивленный ее сухостью парень.

Упаковка в жестянке была пуста, и она, буркнув: «Подожди», вышла на кухню. Открыла ящик, достала новый пакетик и вдруг заметила в чайнике отражение стоявшего за спиной парня. Тот разглядывал лежащую на столе фотографию из обувной коробки. Дженни мигом развернулась и бросилась на него, сжав в руке макетный ножик.

– Чертова сумасшедшая! – взвизгнул новый сосед, когда она ударила деревянным острием в стол между его пальцев. – Ты могла мне палец отхватить!

Он прижал ладонь к груди, словно его и впрямь порезали, и Дженни прошипела:

– Убери лапы от моих вещей!

– Дурак я! Не поверил, что ты ненормальная… Хотел с тобой по-людски, а ты и вправду больная на голову! – бормотал он, нервно моргая и пятясь к выходу.

Конверт и бумага полетели ему в лицо, и Том, не поблагодарив, выскочил из комнаты. Дженни хлопнула дверью, накинула цепочку и уперлась лбом в косяк.

Расслабившись, прошла в комнату и полезла под стол, куда спланировал выпавший из руки соседа снимок. С маленькой, слегка выцветшей фотографии смотрело личико крошечного новорожденного ребенка с вихром мягких светлых волосиков надо лбом. Белое одеяльце, розовые, как у китайской фарфоровой куклы, губы. Глазки закрыты. Дженни нежно провела пальцем по снимку. Думать ни о чем не хотелось.

Она села за стол и, вытащив из коробки пачку газетных вырезок, разложила их на гладкой деревянной столешнице. Развернула каждую по очереди.

Последний день сумасшедшего дома! Конец эпохи безумия! Бардак в местном здравоохранении!

В каждой статье смаковались сенсационные подробности жизни старой психиатрической лечебницы. Продержись «Сосновый край» до того, как городской совет переведет пациентов в столицу округа (как и было обещано), до истерики в прессе не дошло бы. Лечебница закрылась при таких впечатляющих и мрачных обстоятельствах, сопровождаемых внезапной смертью главной смотрительницы, что это лишь добавило масла в огонь.

Дженни поднялась и прикрепила к стене свернувшийся уголок новой картины. Отошла в сторону и изучила мрачное черно-белое великолепие фасада «Соснового края» с вонзавшейся в размытое темное небо часовой башней. Набрав на мобильном номер, она приложила телефон к уху.

– Привет, Боб. Это Дженни. Я готова.

10

На стойке администратора в вестибюле тесной кучкой стояли приветственные напитки. Клиника готовилась встретить новых участниц программы, жаждущих преобразить внешность и изменить свою жизнь. Доктор Кавендиш сидела в темноте, посматривая в бушующую за окном ветреную ночь. Ждала.

Часть мебели перекочевала в клинику из старой лечебницы, а вот шикарный стол когда-то принадлежал отцу Ребекки. Она провела пальцем по краям столешницы из орехового дерева, словно подставлявшей свои плавные изгибы под ее нежную ладонь. Зеленое кожаное покрытие еще хранило следы отцовских рук. Крошечные точки от «Паркера», неуклюже заклеенный маленький порез…

Будь отец жив, наверняка гордился бы достижениями дочери. Ей пришлось немало потрудиться, чтобы прийти к своей цели. Она никогда не теряла веры в то, что в один прекрасный день окажется здесь. И добилась своего. На стене за спиной висели сертификаты в рамочках – свидетельства упорной работы и успеха. Отец достиг профессиональных вершин в своей научной деятельности: вывел на рынок новые препараты. Работал как трудолюбивая пчелка и обеспечил благополучную жизнь жене и дочери. Мать наслаждалась, принимая в доме высокопоставленных гостей со всего мира.

Каждые выходные за длинным столом в гостиной устраивали такие банкеты, что у гостей текли слюнки. Блюда подавались потрясающе вкусные: жареная утка с соусом из ежевики, филе-миньон с картофелем фри, голубой сыр и вареные груши пашот, горячий клейкий камамбер и хлеб фантастической выпечки. Приглашенные жадно втягивали витающие над столом ароматы, дожидаясь момента, когда можно будет впиться в посыпанную сахарной пудрой меренгу или в шоколадный торт с пропитанными шерри коржами.

Гости приходили и уходили, мелькала череда жадных лиц. Ребекке они напоминали птичек, караулящих на дереве, когда заботливая рука наполнит их кормушку. Дождавшись, они слетают с ветки и опустошают лоток. В детстве Ребекка нередко стояла в коридоре в своей сшитой на заказ сатиновой пижамке. Подглядывала в дверь, любуясь роскошными шелковыми платьями, сверкающими драгоценными камнями на алебастровых шеях и стройными фигурами дам, и не менее восхищенно смотрела на мать.

Та воплощала для маленькой дочери Голливуд пятидесятых: черные как смоль кудри и сияющие синие глаза, пышная грудь и узкие талия и бедра были предметом зависти приезжавших на приемы женщин. Обескураженные гостьи отпускали неловкие комплименты, рассматривая ее фарфорово-розовое лицо, прекрасный маникюр и прическу в стиле Элизабет Тэйлор. Такой женщиной, как мать Ребекки, мечтала стать каждая девочка, в том числе и ее собственная дочь. Мать была совершенством.

Из-за поворота показался конус света фар, и на подъездную дорожку выполз микроавтобус, на миг осветив заднюю стену кабинета. Доктор Кавендиш встала из-за стола и подошла к большому окну, однако предусмотрительно встала чуть поодаль, чтобы ее нельзя было разглядеть. Проводила глазами автобус до самого входа, где тот остановился. Двигатель затих, и в ночной тишине, подчеркнутой ровным шумом дождя, послышался щебет выбирающихся из салона женщин.

Две ассистентки доктора спустились по ступеням и, поприветствовав гостей, открыли над ними специальные гигантские зонты. Помощницы были одеты в одинаковые темно-синие платья, облегавшие фигуру. Одинаковые прически – строгий пучок волос на затылке, одинаковые черты, словно у розовых куколок. Тина и Ким напоминали подружек новобрачной или девушек на подпевках: обе оттеняли основное действующее лицо, однако затмить его не могли. Доктор Кавендиш одобрительно наблюдала, как девушки деликатно собрали женщин в кучку и одну за другой провели в клинику.

Дама с кислым лицом – должно быть, Одри. Точно такое же разочарованное выражение, что и на приложенной к анкете фотографии. Доктор продолжала смотреть. Кэролайн и Вики узнать было несложно – они держались вместе. В поле зрения Ребекки появилась Жасмин. Прекрасна… Действительно стройна – фотоснимок не врет. Не идеальна, но работать с ней будет легче всего: надо лишь разгладить кожу лица и добавить тонуса мышцам рук.

Гейнор бурно и суетливо жестикулировала, хихикая над шутками водителя. Доктор Кавендиш даже вздрогнула, когда рыжая женщина разразилась взрывом хохота перед самой дверью.

Итак, пять. Где же шестая?

Наконец из-за автобуса появилась Эми, и Ребекка вздохнула. Бывали случаи, когда клиентки передумывали прямо перед входом. Ничего удивительного. Сумма платежа была невозвратной, но некоторые денег не считали.

Эми выглядела именно так, как и представлялось доктору. Прошла неуверенной походкой по площадке для парковки и заметалась в свете фар, словно заяц. Доктор Кавендиш испытала возбуждение: да, эту женщину можно изменить! Эми – самая сложная проблема, и все же она принесет Ребекке наибольшее удовлетворение.

За спиной доктора Кавендиш шевельнулась темная фигура. Подошла, встала рядом, поглядывая на улицу.

– Это она? – спросил мужчина, отхлебнув виски из тяжелого стакана.

Ребекка кивнула, поморщившись от тяжелого торфяного запаха напитка.

– Мило, – сказал мужчина, слизнув выкатившуюся из угла рта капельку. – Твой выбор, как всегда, безупречен.

Доктор Кавендиш промолчала, пристально разглядывая гостью, которая неуверенно топталась перед входом, словно решая – сбежать или остаться.

11

Эми бросила взгляд на часовую башню и на сморщенные лики скорчившихся на выступах крыши гаргулий. Чудища словно готовы были в любой миг броситься на пришельца. Потоки дождя заливали темно-красные кирпичные стены, струились из водостоков и обрушивались на землю. Над лесом перекатывался гром. Эми оглянулась. Если у стены снова покажется та фигура в темном плаще, она бросится на колени перед водителем: пусть отвезет ее обратно на вокзал!

За спиной, в высокой траве, раздался негромкий звук, и Эми, подскочив от ужаса, успела заметить исчезающий в темноте пятнистый кошачий хвост. Фффуу… Обернувшись ко входу, она едва не столкнулась с изящно одетой женщиной с большим зонтом и с трудом перевела дух, прижав руку к сердцу.

– Прошу вас, – пригласила ее женщина, положив ладонь на промокшее плечо Эми. – Я – доктор Кавендиш. Приветствую вас в клинике «К прекрасной себе».

Фотографий доктора в брошюрке не было, и Эми ожидала увидеть суровую женщину в строгих очках, а перед ней стояла модная улыбающаяся дама.

– Простите, – подала голос Эми, пытаясь перекричать шум дождя. – Я просто… просто осматривалась. Не думала, что у вас такое огромное здание.

– Пойдемте, дорогая. Вы ведь не хотите захворать до начала программы?

Доктор Кавендиш взяла ее за руку, словно маленькую девочку, и провела в фойе, где собралась группа участниц. Эми сделала шаг вперед, на красивую мозаичную плитку холла, однако доктор ее остановила.

– Давайте разуемся у входа. Мы приготовили для вас шлепанцы.

Доктор щелкнула пальцами, подозвав одну из ассистенток.

– Ким, будьте добры, принесите тапочки. Размер…

– Шестой, если не сложно, – попросила Эми.

Ким кивнула, исчезла за стойкой администратора и вынырнула с фланелевыми шлепанцами, украшенными вышитой эмблемой клиники.

– Пожалуйста, – сказала ассистентка, поставив их у ног вновь прибывшей.

Обе женщины молча разглядывали ноги Эми, пока та высвобождала грязные ступни из насквозь промокших балеток.

– Не переживайте, у вас будет возможность помыть ноги в номере, – успокоила ее доктор.

Эми надела теплые тапки и наклонилась за балетками.

– Нет-нет, не нужно, – улыбнулась доктор Кавендиш, сделав знак своей помощнице.

Ким подхватила туфли кончиками пальцев и опустила их в пластиковый пакет.

– Ну что ж, похоже, все в сборе.

Эми подвели к группе стоящих в ожидании женщин. Вики и Кэролайн восхищенно рассматривали узорчатую плитку, Жасмин зевала и потягивалась, а Одри мрачно вчитывалась в обнаруженный на стойке буклет.

– Шикарно, правда? – пробормотала Гейнор, взяв Эми под руку. – Интересно, а там что?

От угла вверх шла деревянная лестница, перекрытая алым шнуром. Эми пожала плечами, не находя слов от нахлынувших впечатлений.

– Наверняка нас заселят в роскошные номера, – шепнула Гейнор.

– Уважаемые дамы! – хлопнув в ладоши, начала доктор Кавендиш.

Кэролайн отвлеклась, рассказывая Вики о последнем посещении спа-центра, и доктор хлопнула еще раз.

– Леди, прошу вашего внимания!

Кэролайн покраснела, и доктор продолжила свою речь:

– Приветствую вас в нашей прекрасной клинике. Вам предстоит нечто невероятное – если, конечно, вы готовы включиться в работу.

– А то! – воскликнула Гейнор под одобрительный смех всей группы.

– «Разумеется», – поправила ее доктор.

– А?

– «Прошу прощения?» – последовало еще одно замечание.

– Пардон… – повторила Гейнор.

– Уже лучше, – одобрительно улыбнулась доктор Кавендиш, и Гейнор наморщила лоб, словно ее только что попросили доказать теорему Пифагора. – Представлю вас нашей команде. Этих замечательных девушек вы будете встречать каждый день в течение предстоящего месяца. Впрочем, с моими ассистентами Тиной и Ким вы уже познакомились. Тина – опытный косметолог и умелый стилист, работает в клинике со дня ее основания. Ким присоединилась к нам недавно: мы буквально сняли ее с трапа океанского лайнера, где она заведовала фитнес-центром.