Дыхание снега и пепла

– Околдована, – пробормотала я озадаченно. Что ж, в конце концов, Томас Кристи был учителем. В каком-то смысле, подумалось мне, он оказался прав: когда мы с ней подошли к двери, Мальва жадно оглянулась на книгу, не в силах побороть искушение.

Глава 23

Анестезия

Я закрыла глаза и, вытянув руку примерно на фут от лица, начала легонько махать ею, как делал виденный мной в Париже парфюмер, пробующий новый аромат. Запах ударил мне в лицо примерно с тем же эффектом как океанская волна. Мои колени подогнулись, перед глазами забегали черные точки, и я скоро перестала понимать, где верх, где низ.

Спустя, как мне показалось, всего секунду, я пришла в себя на полу своего медицинского кабинета рядом с миссис Баг, в ужасе глядящей на меня сверху вниз.

– Миссис Клэр! Вы в порядке mo gaolach?[56] Я увидела, как вы упали…

– Да, – проквакала я, приподнимаясь на локте и осторожно тряся головой. – Заткните… бутыль пробкой. – Я неуклюже указала на большую открытую емкость, стоящую на столе, с валяющейся рядом пробкой. – Не подносите лицо слишком близко!

С искаженным опаской лицом она взяла в руки пробку и вставила в горлышко, держась на расстоянии вытянутой руки от бутылки.

– Фу, что это за штуковина? – сказала она, отступая назад и морща нос. Женщина шумно чихнула в фартук. – Никогда я не нюхала такого, хотя – и святая Бригитта знает, что не вру, – я перенюхала много разных гадостей в этой комнате!

– Это, моя дорогая миссис Баг, эфир. – Туман у меня в голове почти рассеялся и сменился эйфорией.

– Эфир? – Она с любопытством посмотрела на перегонный куб у меня на столе. Алкоголь неторопливо испарялся в огромной колбе, стоящей на слабом огне, а купоросное масло, которое однажды получит имя серной кислоты, медленно стекало вниз по изогнутой трубке. Его неприятный едкий запах висел в кабинете, смешиваясь с обычными ароматами трав и корешков. – Занятно! И что же такое эфир?

– Он усыпляет людей так, чтобы они не чувствовали боли, когда их режут, – объяснила я, опьяненная своим успехом. – И я точно знаю, на ком я его испытаю.

* * *

– Том Кристи? – переспросил Джейми. – А ты ему сказала?

– Я сказала Мальве. Она над этим поработает, умаслит его немного.

Джейми ухмыльнулся, представив эту картину.

– Да его хоть две недели в молоке вари, все равно будет твердым, как мельничный жернов. Неужели ты думаешь, что он будет слушать девчушкину болтовню о волшебной воде, которая его усыпит…

– Нет, она не станет говорить ему про эфир. Это я сделаю сама, – заверила я Джейми. – Она будет уговаривать его насчет руки, убедит, что ее нужно вылечить.

– Мм. – Джейми все еще сомневался, однако, как оказалось, не только по поводу характера Томаса Кристи.

– Этот твой эфир, саксоночка. Он не может его случайно убить?

На самом деле именно с этим были связаны мои тревоги. Я часто проводила операции, для которых использовался эфир, и в целом это был довольно безопасный анестетик. Однако сделанный в домашних условиях, да еще и отмеряемый на глаз… Люди умирали из-за анестезии даже в хороших госпиталях с профессиональными анестезиологами и всем необходимым для реанимации. Я вспомнила Розамунду Линдси: ее случайная смерть до сих пор часто появлялась в моих снах. И все же перспектива иметь надежный анестетик, оперировать, не причиняя боли…

– Может, – признала я. – Не думаю, что это произойдет, но риск есть всегда. Это того стоит.

Муж бросил на меня недобрый взгляд.

– Ах вот как? А Том тоже так думает?

– Ну, скоро узнаем. Я все ему подробно объясню, и если он скажет «нет», что ж, значит, нет. Но надеюсь, он ответит «да»!

Уголок рта Джейми пополз вверх, и он снисходительно покачал головой.

– Ты как маленький Джем с новой игрушкой, саксоночка. Следи, чтобы колеса не отвалились.

Я уже готова была возмутиться, но тут мы вышли к домику Багов, около которого на крыльце сидел Арч Баг и мирно курил глиняную трубку. Когда он увидел нас, он вытащил трубку изо рта и стал подниматься, но Джейми замахал ему, чтобы он оставался на месте.

– Ciamar a tha thu, a charaid?[57]

Арч ответил своим обычным «мхм», но с оттенком сердечности и радушия. Потом он, глядя на меня, поднял седую бровь и указал трубкой в сторону тропинки – это значило, что его жена в большом доме, если я ищу ее.

– Нет, я иду в лес пополнить запасы, – сказала я, приподнимая пустую корзину в качестве доказательства. – Но миссис Баг забыла свое вязание, можно я его заберу?

Он кивнул и улыбнулся – вокруг его глаз собрались веселые морщинки. Арч галантно подвинул свои тощие бедра, чтобы я смогла пройти внутрь. Позади я услышала очередное «мхм», на этот раз прозвучавшее как приглашение, и почувствовала, как прогнулись доски крыльца под весом Джейми, – он сел рядом с мистером Багом.

Окон здесь не было, и мне пришлось подождать пару секунд, пока глаза привыкнут к полумраку. Хижина была довольно маленькая, и уже через полминуты я смогла разглядеть все ее содержимое: в ней не было почти ничего, кроме кровати, сундука для одеял да стола с двумя табуретами. Мешочек с рукоделием висел на крючке у дальней стены, и я стала к нему пробираться. Я слышала приглушенный разговор мужчин на крыльце за моей спиной и различала непривычный голос мистера Бага. Разумеется, он умел говорить и говорил, но в присутствии супруги – шумной и многословной – предпочитал ограничиваться улыбкой и редким «мхм», выражающим согласие или несогласие.

– Этот Кристи, – задумчиво говорил Мистер Баг. – Он не кажется тебе странным, a Sheumais?[58]

– Ну, знаешь, он с равнин, – сказал Джейми и, судя по звуку, передернул плечами.

В ответ прозвучало ироническое «мхм», означавшее, что мистер Баг нашел такое объяснение совершенно логичным. Следом до меня донеслись звуки раскуриваемой трубки.

Я открыла мешочек, чтобы убедиться, что вязание внутри, но его там не оказалось; мне пришлось шарить по всей хижине, щурясь в темноте. Ага – вот оно, темная кучка чего-то мягкого в углу, видно, пряжа упала со стола, а потом кто-то случайно толкнул ее в сторону.

– Разве он страннее, чем обычно? Кристи? – спросил Джейми непринужденно.

Я выглянула как раз вовремя, чтобы увидеть, как Арч кивнул Джейми, – вслух он ничего не сказал, поскольку был серьезно вовлечен в борьбу со своей трубкой. Однако вдобавок он поднял правую руку и помахал ею, демонстрируя обрубки двух недостающих пальцев.

– Вот, – проговорил он наконец, победно выпуская облако белого дыма вместе со словами. – Он спрашивал, сильно ли больно мне было, когда случилось это.

Его лицо сморщилось, как бумажный пакет, и он издал несколько хриплых смешков – верх веселья для Арча Бага.

– Ай? И что же ты ему ответил, Арч? – спросил Джейми с улыбкой.

Арч безмятежно покуривал свою трубку, теперь уже полностью укрощенную, потом сжал губы и выдул маленькое и совершенно ровное кольцо дыма.

– Ну-у‑у, я сказал, что тогда нисколечко не было больно, – он сделал паузу, его голубые глаза сверкнули. – Конечно, дело могло быть в том, что от шока я валялся в холодном поту, как макрель. Когда я пришел в себя, немного пекло, – он снова поднял руку, бесстрастно разглядывая ее, а затем перевел взгляд на меня в дверях. – Вы же не собираетесь опробовать топор на бедном старом Томе, мэм? Он сказал, вы собираетесь его подлатать на следующей неделе.

– Скорее всего, нет. Можно мне посмотреть? – Я вышла на крыльцо и, склонившись над ним, взяла в руки его ладонь. Арч послушно переложил трубку в левую руку.

Средний и безымянный пальцы были ампутированы чисто, удар прошел как раз на уровне сустава. Травма была старой, такой старой, что уже давно потеряла вид, свойственный недавним увечьям, в которых разум все еще видит недостающее и тщетно пытается соединить реальность с ожиданиями. Но человеческое тело невероятно пластично и старается компенсировать любую потерю по мере возможностей. В случае с покалеченной рукой очень часто происходит легкая деформация, в результате которой оставшиеся функции максимально увеличивают свою продуктивность.

Я завороженно ощупала руку. Пястные кости обрубленных пальцев были целы, но окружавшие их ткани сжались и изменили форму, обособив эту часть ладони, так что мизинец с безымянным пальцем стали сильнее противопоставлены большому. Я видела, как легко и непринужденно Арч пользуется этой рукой, когда держит кружку или орудует лопатой.

Шрамы вокруг обрубков разгладились и побледнели, образовав гладкую шершавую поверхность. Оставшиеся суставы были поражены артритом, да и вся рука выглядела настолько деформированной, что и руку-то уже слабо напоминала – однако при этом совсем не выглядела отталкивающей. Она была теплой и сильной в моих ладонях, и даже странно привлекательной, словно обкатанная водой щепка.

– Вы сказали, это был топор? – спросила я, задаваясь вопросом о том, как он сумел так себя покалечить, учитывая, что Арч правша. Неверный удар мог задеть руку или ногу, но отхватить два пальца на одной руке, да еще так… Я вдруг начала понимать, в чем тут могло быть дело, и ладонь моя непроизвольно сжалась. О нет.

– О да, – сказал он и выпустил облако дыма. Я посмотрела прямо в его голубые глаза.

– Кто это сделал? – спросила я.

– Фрэзеры, – ответил Арч. Он тихонько пожал мою руку и отобрал свою ладонь, поворачивая ее так и эдак. Потом поглядел на Джейми.

– Не Фрэзеры из Ловата, – добавил он. – Бобби Фрэзер из Гленхельма и его племянник, его звали Лесли.

– Вот как? Что ж, это неплохо, – ответил Джейми, подняв бровь. – Не хотелось бы мне услышать, что это был мой близкий родич.

Арч почти беззвучно хохотнул. Глаза по-прежнему ярко сияли в сеточке морщин, но что-то в этом смехе заставило меня отступить на шаг.

– Не хотелось бы, – согласился он. – Мне тоже. Но это было в тот год, когда ты только должен был родиться, a Sheumais, или годом раньше. Сейчас Фрэзеров из Гленхельма вообще нет.

Сама по себе рука совершенно меня не смущала, но воображение рисовало мне картины того ужасного происшествия, и от этого меня немного мутило. Я опустилась на крыльцо рядом с Джейми, не дожидаясь приглашения.

– Почему? – спросила я без затей. – Как?

Арч затянулся и выпустил еще одно колечко. Оно коснулось остатков первого, и оба они рассеялись в тумане пахучего дыма. Мистер Баг немного нахмурился и посмотрел на руку, теперь лежащую у него на коленях.

– Ну. Это был мой выбор. Видите ли, мы были лучниками, – начал он объяснять. – Все мужчины из моей септы: нас для этого натаскивали с малых лет. Я получил свой первый лук в три, а к шести мог попасть тетереву в сердце с сорока футов.

Он рассказывал об этом, не скрывая простоватой гордости, и щурился на небольшую стайку голубей, собравшихся под деревьями неподалеку, как будто оценивал, насколько просто будет подстрелить одного из них.

– Я слыхал, как мой отец рассказывал о лучниках, – сказал Джейми. – В Глен-Шиле[59]. В основном это были Гранты, говорил он, но попадались и Кэмпбеллы.

– Да, это были мы. – Арч пыхнул трубкой, и его голову заволокло дымом. – Мы прокрались вниз ночью через кусты, – рассказывал он мне, – и спрятались посреди скал над рекой в Глен-Шиле в гуще папоротников и рябин. Можно было стоять в футе от нас и не заметить ни одного, такими плотными были заросли… Немного тесновато, – доверительно добавил он, обращаясь к Джейми. – Невозможно было подняться, чтобы сходить по нужде, а мы ведь поужинали и малость выпили пива, прежде чем перейти на другую сторону горы. Приходилось все делать на корточках, по-бабьи. Тетиву мы прятали под рубахами, чтобы она не намокла от дождя, который капал сквозь папоротник прямо нам за шиворот! Но с рассветом, – весело продолжил он, – мы встали по сигналу и начали стрелять. Красивое, скажу я вам, было зрелище – наши стрелы так и сыпались с холмов на тех бедняг в лагере у реки. Твой отец ведь тоже там сражался, a Sheumais, – добавил он, указывая мундштуком на Джейми. – Он был как раз у реки.

Судорога беззвучного смеха сотрясла Арча.

– Не слишком вы друг друга любите, – ответил Джейми сухо. – Вы и Фрэзеры.

Старый Арч покачал головой, ни капли не смутившись.

– Нет, – сказал он и вновь, чуть более сдержанно, заговорил со мной: – Так вот, когда Фрэзерам случалось схватить на своих землях Гранта, они обыкновенно давали ему выбор: лишиться правого глаза или двух пальцев правой руки. Так или иначе, он уже не смог бы пустить в них стрелу.

Арч медленно потер покалеченную руку о бедро, выпрямляя ее, будто его призрачные пальцы тянулись к поющей тетиве, тосковали по ее прикосновению. Потом мужчина потряс головой, как будто отгоняя видение, и сжал ладонь в кулак. Он повернулся ко мне.

– Вы же не собирались отхватить Кристи пару пальцев, миссис Фрэзер?

– Нет, – ответила я ошарашенно. – Конечно, нет. Он же не думает…

Арч пожал плечами, кустистые белые брови подскочили к редеющим волосам.

– Точно не скажу, но он, кажись, очень тревожится о том, что его будут резать.

– Хмм, – протянула я. Нужно будет поговорить с Томом Кристи.

Джейми поднялся, чтобы идти, и я рефлекторно последовала за ним, отряхивая по пути юбки и стараясь вытряхнуть из головы картину – пригвожденная к земле рука совсем молодого парня и летящий вниз топор.

– Значит, ты говоришь, в Гленхельме больше нет Фрэзеров? – задумчиво спросил Джейми, глядя на мистера Бага. – Лесли, племянник, он был наследником Бобби Фрэзера, так ведь?

– Да, был.

Трубка мистера Бага потухла. Он перевернул ее и аккуратно постучал чашей о край крыльца, выбивая остатки табака.

– Их убили вместе, не так ли? Я помню, отец однажды об этом рассказывал. Их нашли в ручье с пробитыми головами.

Арч Баг моргнул, глядя на него, и лениво прикрыл глаза, как ящерица на солнце.

– Ну, видишь ли, Хэмиш, – проговорил он, – лук, он как хорошая жена, да? Он знает своего хозяина и отвечает на его прикосновение. А вот топор… – Арч покачал головой. – Топор как шлюха. Его может использовать всякий, притом любой рукой.

Он дунул в трубку, чтобы очистить от пепла, и, протерев чашу платком, бережно засунул ее под одежду левой рукой. Он широко улыбнулся, обнажив острые и пожелтевшие от табака края зубов.

– Иди с богом, Sheumais mac Brian[60].

* * *

Позднее на той же неделе я отправилась в хижину Кристи, чтобы снять швы с руки Тома и рассказать об эфире. Его сын, Алан, был в саду и точил нож о точильный камень с ножным приводом. Он улыбнулся и молча кивнул мне – визг от заточки все равно заглушил бы наши голоса.

Возможно, именно эти звуки пробудили дурные предчувствия в Томе Кристи, подумалось мне секундой позже.

– Я решил, что оставлю свою правую руку такой, какая она есть, – заявил он категорично, когда я разрезала и вытащила последнюю нитку.

Я отложила ножницы и молча уставилась на него.

– Почему?

На его щеках проступил блеклый румянец, и он поднялся, задрав подбородок и глядя поверх моего плеча, чтобы не встречаться со мной взглядом.

– Я молился об этом и пришел к выводу, что если эта немощь послана мне Господом, то будет неправильно пытаться что-то изменить.

Я подавила сильное желание тут же сказать: «Чушь и предрассудки!» – но это стоило мне немалых усилий.

– Присядьте, – сказала я, глубоко вдохнув. – И скажите мне, если вас не затруднит, почему вы думаете, что Господь желает, чтобы вы жили с изувеченной рукой.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде смешались удивление и возмущение,

– Почему… Не мое это дело рассуждать о воле Господа!

– О, вот как? – мягко переспросила я. – А я думала, это именно то, чем вы занимались в прошлое воскресенье. Или это не вы вопрошали, о чем это Он думал, позволив всем этим католикам множиться и процветать, подобно многоветвистому дереву?

Блеклый румянец стал не таким уж и блеклым.

– Уверен, что вы поняли меня превратно, мистрис Фрэзер. – Он еще сильнее выпрямил спину, так что стал даже немного отклоняться назад. – Как бы там ни было, ваша помощь мне не понадобится.

– Потому что я католичка? – спросила я, облокачиваясь на спинку стула и складывая руки на коленях перед собой. – Может, вы думаете, что я воспользуюсь вашей беспомощностью и тайком крещу вас по римскому обряду?

– Я крещен как положено! – огрызнулся он. – И буду благодарен, если вы оставите свои папистские взгляды при себе.

– У нас с папой договоренность, – сказала я, отвечая на его взгляд таким же невозмутимым взглядом. – Я не выпускаю буллы по вопросам веры, а он не проводит операции. Теперь по поводу вашей руки…

– Воля Господа… – начал он упрямо.

– Это по воле Господа ваша корова свалилась в канаву в прошлом месяце и сломала ногу? – перебила его я. – Потому что, если так, думаю, вы должны были оставить ее там умирать, вместо того чтобы звать на помощь моего мужа и потом позволить мне лечить бедное животное. Как она, кстати?

Упомянутая корова была видна мне из окна, она безмятежно паслась на краю лужайки перед домом, нисколько не потревоженная ни своим кормящимся теленком, ни шиной, которую я наложила на ее треснувшую берцовую кость.

– Она в порядке, благодарю вас. – Голос Кристи начал звучать немного придушенно, хотя ворот рубахи был распущен. – Это…

– Ну что ж, – сказала я. – Не думаете ли вы, что Господь считает, будто вы в меньшей степени заслуживаете помощи, чем ваша корова? Это вряд ли, особенно если вспомнить, что говорится в Библии о разных мелких пташках.

К этому моменту щеки Тома Кристи приобрели глубокий пурпурный оттенок. Он накрыл скрюченную руку раненой, как будто хотел защитить ее от меня.

– Вижу, вы слышали кое-что о Библии, – начал он напыщенно.

– Вообще-то я ее даже читала, – отозвалась я. – Я, знаете ли, неплохо читаю.

Он проигнорировал мою ремарку, его глаза победно засверкали.

– Воистину. В таком случае, я уверен, вы читали послание Святого апостола Павла Тимофею, в которых он говорит, что женщина должна молчать…

Я уже сталкивалась со взглядами апостола Павла прежде, но свои у меня тоже были.

– Подозреваю, что апостол Павел тоже встречал женщину, которая смогла его переспорить, – сказала я не без злорадства. – Проще заклеймить весь женский пол, чем доказать свою точку зрения. Я думала о вас лучше, мистер Кристи.

– Но это богохульство! – возопил он, явно шокированный.

– Вовсе нет, – возразила я. – Если только вы не хотите сказать, что апостол Павел и есть Господь Бог. А если и хотите сказать, то тогда вы сам богохульник. Но давайте не будем заниматься демагогией, – добавила я, заметив, как его глаза начали наливаться кровью. – Дайте-ка я… – Я встала со стула и сделала шаг вперед, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от Кристи. Он так резко попятился, что врезался в стол и опрокинул его. Корзинка с рукоделием Мальвы, кувшин молока и оловянная тарелка – все это с грохотом полетело на пол.

Я живо наклонилась и подобрала корзинку как раз вовремя, чтобы спасти ее от молочного потопа. Мистер Кристи так же стремительно схватил тряпку с очага и стал промакивать ею молоко. Мы чудом не столкнулись лбами, но все же замешкались, и я, потеряв равновесие, тяжело упала прямо Кристи на грудь. Он рефлекторно ухватил меня за руки, уронив тряпку, но тут же с отвращением оттолкнул. Я стояла на коленях, покачиваясь. Он тоже был на коленях и тяжело дышал, теперь уже на безопасном расстоянии от меня.

– Правда заключается в том, – сказала я жестко, тыкая в него пальцем, – что вы боитесь.

– Нет!

– Именно так. – Я поднялась на ноги, поставила корзинку на стол и аккуратно накрыла тряпкой молочную лужу. – Вы боитесь, что я причиню вам боль. Но я не стану, – заверила его я. – У меня есть средство, которое называется «эфир», – оно заставит вас уснуть, и вы ничего не почувствуете.

Он моргнул.

– Возможно, вы боитесь, что потеряете несколько пальцев или оставшуюся подвижность.

Он все еще стоял на коленях у очага и изумленно глядел на меня.

– Я не могу со всей уверенностью гарантировать вам, что этого не случится. Не думаю, что вероятность велика. Однако человек предполагает, а Бог располагает, не так ли?

Он очень медленно кивнул, но ничего не ответил. Я сделала глубокий вдох, пользуясь передышкой.

– Думаю, мне удастся вылечить вас, – сказала я. – Не могу гарантировать этого, всякое случается. Инфекции, несчастные случаи, непредвиденные обстоятельства, но…

Я протянула ладонь, указывая на скрюченную кисть. Завороженно двигаясь, как мелкая птаха под взглядом змеи, он вытянул руку и позволил мне взять ее. Я сжала его запястье и помогла Тому подняться. Теперь он стоял напротив меня, по-прежнему позволяя держать себя за руку. Я взяла ее обеими ладонями и отогнула обездвиженные пальцы чуть назад, осторожно потирая большим пальцем утолщенный ладонный апоневроз, стягивающий сухожилия. Я хорошо чувствовала его, могла в точности представить себе, как именно подойду к проблеме: где нажму скальпелем, как разойдется загрубевшая кожа. Я знала длину и глубину зигзагообразного разреза, который освободит его руку и вернет ей подвижность.

– Я делала это прежде, – мягко добавила я, нажимая сильнее, чтобы прощупать кости. – И с Божьей помощью смогу сделать снова, если вы мне позволите.

Он был всего на пару дюймов выше меня, глаза Тома были стального серого оттенка и вглядывались в мое лицо со смешанным выражением страха и подозрения – но в их глубине скрывалось и что-то другое. Внезапно я услышала его дыхание, медленное и спокойное, теплое на моей щеке.

– Ладно, – сказал он наконец хрипло. Том Кристи отобрал свою ладонь – но не резко, а даже как-то неохотно – и стоял, баюкая ее второй рукой. – Когда?

– Завтра, – сказала я. – Если погода будет хорошей – мне нужно будет много света, – объяснила я, заметив озадаченность в его взгляде. – Приходите утром и не завтракайте.

Я подхватила аптечку, присела в неловком реверансе и вышла, ощущая себя довольно странно. Алан Кристи радостно помахал мне на прощание и продолжил точить.

* * *

– Думаешь, он придет?

Мы уже позавтракали, но Тома Кристи не было видно. После ночи, полной бесконечных тревожных снов об эфире и хирургических ошибках, я и сама уже не знала, хочу ли я, чтобы он согласился.

– Он придет. – Джейми читал «Газету Северной Каролины» четырехмесячной давности, одновременно доедая коричный тост, приготовленный миссис Баг. – Гляди-ка, они напечатали письмо губернатора лорду Дартмуту, в котором он называет нас всех шайкой мятежных, подлых, вороватых ублюдков и просит генерала Гейджа прислать ему пушек, чтобы нас припугнуть. Интересно, Макдональд в курсе, что оно стало общественным достоянием?

– В самом деле? – переспросила я отсутствующе. Я поднялась со стула и взяла маску для эфира, на которую пялилась весь завтрак. – Что ж, если он придет, мне лучше быть готовой.

Итак, в моем кабинете напротив подноса с инструментами уже лежала наготове маска для эфира, сделанная Бри, и бутылка-капельница. Беспокойная, я подняла бутылку, откупорила ее и помахала ладонью возле горлышка, чтобы пары достигли моего носа. В результате я почувствовала обнадеживающую волну слабости, в глазах у меня на секунду помутилось. Когда эффект рассеялся, я вновь закрыла бутылку и поставил ее на стол, ощущая себя уже увереннее.

Как раз вовремя. У заднего хода послышались голоса, по холлу застучали шаги. Я обернулась и увидела мистера Кристи, сердито глядящего на меня из дверного проема, с рукой, заботливо прижатой к груди.

– Я передумал. – Кристи сильнее нахмурил брови, чтобы подчеркнуть свою решимость. – Я окинул это дело мысленным взором, помолился и понял, что не дам вам опоить меня своими гнилыми зельями.

– Вы дурак, – сказала я, совершенно сбитая с толку, затем поднялась и ответила ему таким же сердитым взглядом. – Да что на вас нашло?

Кристи опешил, как будто змея, лежащая в траве у его ног, вдруг посмела к нему обратиться.

– Ничего на меня не находило, – ответил мужчина грубовато. Он воинственно задрал подбородок, направив на меня свою короткую бородку. – Что нашло на вас, мадам?

– А я‑то думала, это только горцы упрямы, как ослы!

Это сравнение явно его оскорбило, но прежде чем он успел продолжить перепалку, в кабинете показалась голова Джейми, привлеченного шумом нашей ссоры.

– Какие-то проблемы? – вежливо поинтересовался он.

– Да, он отказывается…

– Да, она упорствует…

Наши слова слились в невнятный шум, и мы оба замолчали, зло уставившись друг на друга. Джейми перевел взгляд с меня на мистера Кристи, а потом на аппарат на столе и возвел глаза к небу, как будто прося указать ему путь. Он задумчиво потер место над губой.

– Так, – сказал Джейми наконец. – Ты хочешь, чтобы твою руку вылечили, Том?

– Да, – ответил Кристи и покосился на меня с откровенным подозрением. – Но я не собираюсь терпеть все эти папистские штучки!

– Папистские? – переспросили мы с Джейми одновременно. Его голос звучал немного озадаченно, мой – очень раздраженно.