Судьба гнева и пламени

Люди не просыпаются в чужой, средневековой стране с армией, преследующей их после того, как сумасшедшая женщина пронзает их грудь острым предметом, и все же вот она я.

– Ты не такая, как раньше. То, как ты говоришь, о каких странных вещах толкуешь…

– Я пыталась вам сказать. – Может, если они начнут замечать, как плохо я вписываюсь в этот средневековый косплей, то перестанут настаивать на том, чтобы меня убить.

Нам попадается еще одна лестница, но она ни к чему не ведет.

– Хотя, полагаю, ты бы выглядела иначе. Это настоящая Ромерия, не так ли? Версия, которую мы видели раньше, была фарсом, дабы нас покорить.

– Это не то… – Что я имела в виду.

Я вздыхаю. Как я должна объясняться, когда они не верят ни одному слову, которое вылетает из моих уст? Опять же, если верить Софи, то знать, кто я на самом деле, не менее опасно.

– Возьми. – Анника протягивает мне фонарь и обеими руками дергает за рычаг. Потолок над нами смещается в сторону со скрежетом, словно камни царапают друг друга. Он открывается достаточно широко, чтобы можно было пролезть.

Анника берет фонарь и ведет меня наверх.

– Это так круто, – бормочу я, оценив скамью красного дерева, которая сдвинулась, открывая секретный проход.

– Круто, – эхом повторяет она, словно пробуя слово на вкус. – Ибарисанцы такие странные.

Я быстро осматриваю окрестности. Их святилище – церковь, и похоже, что мы находимся в дальнем ее углу.

– Пойдем, найдем верховную жрицу. С ней нужно посоветоваться, если хочешь получить здесь приют.

Сейчас же полночь.

– Разве она не спит у себя дома?

Анника усмехается.

– В такую ночь?

Я следую за Анникой, пока она петляет по проходам и поперечным сечениям нефа[10], мимо величественных колонн, рядов скамеек и открытых площадок. Над нами – даже ночью – мерцает золотая мозаика, но здесь слишком темно, чтобы разглядеть рисунки и узоры. В воздухе пахнет сладкими соснами и розами.

Анника пересекает середину и направляется к главному проходу, по-прежнему освещенному факелами с открытым пламенем.

Я гляжу на цветочные композиции, выстроившиеся вдоль дорожки к алтарю, состоящие из розовых цветов размером с обеденную тарелку – их аромат такой же сильный, как если бы я зашла в цветочный магазин. Вдоль этого центрального прохода, наверное, тысячи цветов.

– Это была бы красивая свадьба. – Взгляд Анники скользит сначала по букетам, затем по моему платью, а после она неохотно добавляет: – Должна отдать тебе должное, ты была бы потрясающей невестой.

До меня доходит смысл ее слов. Ошеломляющее осознание.

– Я должна была выйти за него замуж сегодня.

Я смотрю на свое платье. Даже разорванное, окровавленное и вконец испорченное, оно все равно потрясающее. Вероятно, это было мое свадебное платье. И все эти цветы, наверное, для нашей церемонии.

Но в тот день, когда я должна была выйти замуж за Зандера, я убила его родителей.

Кто эта другая ужасная версия меня?

– Да. И в нимфеуме[11] ты бы занималась с моим братом вещами, которые я не желаю даже воображать. – Ее носик, похожий на кнопку, морщится. – И кто знает? Возможно, Судьбы благословили бы вас потомством в ночь кровавой луны.

Кровавая луна.

Софи сказала что-то об этом за мгновение до того, как ударила меня ножом.

– Ты могла бы принести мир стольким жизням, если бы только преодолела свою ненависть к нам. – В глазах Анники мелькает блеск, и она ускоряет шаг к алтарю. – Я обеспечу тебе убежище и попробую убедить брата либо оставить тебя в плену, либо сопроводить через Разлом в твое королевство. Я бы предпочла второй вариант, поскольку не хочу, чтобы мне и моим братьям пришлось снова лицезреть твое коварное лицо. Сомневаюсь, что военный совет поддержит такой план, но, если так случится, ты вернешься в Ибарис, восхвалишь Илор за его милосердие и убедишь своих людей, что мы не те монстры, коими ты нас изображаешь. Мы просто делаем то, что должны, чтобы выжить.

Я пытаюсь осмыслить ее слова, но отвлекаюсь от всех иных мыслей, едва взглянув на алтарь.

Или, точнее, на четыре величественные скульптуры, стоящие по углам алтаря, высеченные из камня и отполированные до блеска.

Мои глаза мгновенно останавливаются на той, у которой рога вывернуты высоко к потолку. Его грудь широкая и мощная, как и остальная часть скульптурного обнаженного тела. Он стоит, как человек, но на копытах. Его нельзя спутать ни с кем. Это вырезанное из камня существо в хранилище Софи – Малакай. Она назвала его Судьбой. В углу напротив него стоит высокая стройная женщина с миниатюрной грудью и широкой короной рогов, торчащей из головы.

И́фу.

Еще две статуи стоят в других углах. Я не заметила этих существ в склепе Софи, хотя тогда я отвлеклась на другое. Одна из них – женщина с пышными изгибами в виде песочных часов и крыльями бабочки, торчащими из спины; другой – коренастый мужчина с двумя более короткими изогнутыми бычьими рогами.

Это четыре Судьбы, о которых говорила Софи. Четыре божества, по ее словам, отвечающие за всю жизнь на планете. По логике вещей, они также должны быть и богами местного населения, раз уж стоят рядом с алтарем. Я никогда не слышала, чтобы кто-то поклонялся подобным идолам.

Когда мы подходим ближе, на лице Анники отражается паника.

– Маргрет?

Она взбегает по пяти мраморным ступеням помоста. Я замечаю пару ног, торчащих из-под складок белой ткани, за секунду до того, как Анника обходит алтарь. Ее голубые глаза расширяются, рот открывается, а затем она издает оглушительный крик, который рикошетом разносится по огромному пространству.

Я взбираюсь по ступенькам, и страх охватывает меня изнутри, пока я готовлюсь к еще одному мертвому телу.

Но то, что я вижу, намного хуже.

Половина шеи женщины вырвана с корнем, дыры зияют там, где раньше были глаза. Она лежит в алой луже, кровь впитывается в нетронутую белую одежду. На животе глубокие следы когтей, утроба разорвана в клочья.

Так много крови.

– Кто мог сотворить с ней такое? – шепчу я.

Анника спотыкается о собственные ноги, пытаясь отступить от тела.

– Нам нужно вернуться в замок. Сейчас же.

– Но ты сказала, что это единственное место, где я буду в безопасности от казни?

– Сейчас здесь явно небезопасно! Только не с дэйнаром, разгуливающим внутри городских стен! – Она протягивает руку к изуродованному телу. – Не когда он убил единственного человека в Цирилее, который может отправить его туда, откуда он пришел.

– Что?

– У нас нет времени на игру, в которую ты играешь, Ромерия. Дэйнаров в Илоре не было уже две тысячи лет. – Она мчится по центральному проходу, но затем останавливается и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Ну конечно… Это была ты, не так ли? Твой заклинатель призвал его?

Она, должно быть, имеет в виду Софи. Зандер ей все рассказал?

– Грандиозный финал Ибариса – позволить одной из этих тварей разорить наш народ в день, когда ты и так причинила столько вреда?

– Нет! – По крайней мере, я надеюсь, что нет. Как кто-то вообще может быть причастен к выпусканию на свободу существа, способного на такой ужас?

Анника продолжает отступать назад по проходу.

– Оставайся здесь, если хочешь. Это твой зверь. Может, ты способна его приручить. Но здесь ты не получишь убежище, не от трупа.

Движение слева от меня.

– Мне нужно добраться до брата, пока он не…

– Анника. – Холодная волна страха накрывает каждый дюйм моей кожи, пока я наблюдаю, как призрачная фигура поднимается между скамьями, взбираясь на высоту, намного превышающую любого человека. – Замри.

Либо завидев ужас на моем лице, либо услышав его в моем голосе, Анника следует за моим взглядом и поворачивается лицом к фигуре, которая медленно, крадучись, движется вперед вдоль узкой скамьи.

Свет факелов освещает существо, и оно страшнее, чем все, что я когда-либо видела в фильмах ужасов. Но, наверное, потому, что этот монстр настоящий.

Сложенные крылья летучей мыши торчат из сгорбленной спины, висят лохмотьями, будто кто-то раскромсал их когтями. Кожа твари выглядит обугленной, как у почерневшей курицы, а между трещинами сочится желтая жидкость. Но больше всего мое оцепеневшее внимание приковывают два рóга – извилистых черных рога, торчащих из выпуклого лба.

У меня пересыхает во рту. Это может быть только дэйнар, зверь, растерзавший верховную жрицу. И теперь он присматривается к следующей добыче.

– Во имя всех Судеб… – Анника, двигаясь очень осторожно, отступает от него.

Существо издает гортанный звук и с легкостью запрыгивает на заднюю часть скамьи, демонстрируя жилистые задние лапы, которые выглядят достаточно мощными, чтобы подбросить его в воздух, даже если крылья подведут. Голова чудища откидывается назад, дабы понюхать воздух, но его глаза не отрываются от Анники: он сидит, будто горгулья, и ждет, позволяя ей установить между ними некоторое расстояние. Ждет, пока его цель побежит, чтобы погнаться за ней, прежде чем убить, как он убил верховную жрицу.

Вероятно, он или кто-то из его вида убил ту женщину на парковке завода.

Мой отец все это время говорил правду о том, что видел.

Однако сейчас не стоит пересматривать его заблуждения. Аннику вот-вот разорвет ужасная тварь, потому что эта девчонка помогла мне бежать. Ее кровь будет на моих руках – новое прегрешение в глазах короля. Пусть я и не заслужила обвинение за то, что произошло до момента моего пробуждения, но, если я позволю этому монстру растерзать ее, это точно будет моя вина.

Если Аннике удастся добраться до прохода, дэйнар не сможет следовать за ней через это узкое пространство. Она вернется в замок и предупредит Зандера.

Адреналин бурлит в моих венах, когда я беру с алтаря позолоченную чашу.

– Эй!

Я что есть мочи бросаю ее в голову дэйнара. Она попадает по верхушке его рога, и зверь рычит в ответ, поворачивая в мою сторону светящиеся красные глаза. Я не обращаю внимания на дрожь, пробегающую по телу под этим хищным взглядом, и тянусь к следующему ближайшему предмету – каменной чаше, которую будет труднее бросить, но она принесет больше боли, если попадет в цель.

Я кидаю ее в существо. На этот раз чаша приземляется прямо на его грудь. С новым ревом, на этот раз пронизанным яростью, дэйнар бросает свою первоначальную цель, прыгая со скамьи на скамью к помосту, разрывая куски дерева своими острыми, как бритва, когтями.

Я бросаю в него еще одну чашу, чтобы сосредоточить его внимание на себе, и шиплю:

– Беги! – Возможно, я смогу выиграть для Анники достаточно времени.

– Ты злишь его! – шипит она в ответ.

– Разве не так приручают подобных тварей? – издеваюсь я, но от страха у меня сковывает ноги.

– Он убьет тебя!

– Все же лучше, чем сгореть заживо.

Надеюсь.

Я шарю в поисках другого предмета, всего, что могу в него бросить. Я сжимаю кулак над рукоятью изогнутого кинжала, смутно осознавая, что он скользкий от крови. Оружие не слишком годное, но придется действовать.

Пол подо мной содрогается, когда дэйнар приземляется на помост. Я выбрасываю Аннику из мыслей, сосредоточившись теперь на том, как мне выжить в этой ситуации. Зверь смотрит на меня, поднимаясь по ступенькам, его губы приоткрылись, обнажив ряд полупрозрачных пожелтевших зубов…

Такое существо невозможно укротить, даже если бы это я выпустила его на волю.

Он ступает вперед с тяжелыми, сопящими вдохами, замедляясь, словно решая, в какую сторону вокруг алтаря он должен пойти – вправо, мимо туши своего последнего убитого, или влево, обходя алтарь спереди. На концах его когтей я вижу неровные зазубрины, помогающие удерживать добычу на месте.

Изо всех сил я пытаюсь не обращать внимания на вонь его гниющей плоти, сжимая в кулаке рукоять кинжала и отступая. Если я смогу ранить его достаточно, чтобы замедлить, возможно, смогу добраться до прохода, если Анника еще не закрыла его. В противном случае я убегу через двери и заставлю Боза и его людей преследовать кого-то куда более опасного, чем я.

Я быстро пинаю канделябр, отправляя его в полет. Дэйнар отмахивается от него, словно это не более чем муха. С глубоким рычанием он делает выпад.

– Давай! – кричу я, изо всех сил нанося удар сверху, вонзая лезвие твари в живот. Его ответный рев гремит в моих барабанных перепонках. Не теряя ни секунды, я поворачиваюсь и бегу.

Я преодолеваю все шесть футов, прежде чем острые когти пронзают мое плечо, прорезая плоть и кости. Я вою в агонии, когда меня тянет назад. Боль невыносима. Когти зверя действуют как крюки, закрепляя меня на месте, ограничивая мою способность двигаться. Он не торопится, смахивая другой лапой выбившиеся пряди волос с моей шеи. Жест странно нежный – почти человеческий – и все же кончик его когтя царапает мою щеку, как бритва разрезает кожу, напоминая мне, что это далеко не человек.

Какая бы безумная храбрость ни заставила меня бросить вызов этой твари, она исчезла, оставив меня дрожать от ужаса.

Дэйнар наклоняется и глубоко вдыхает, словно наслаждаясь ароматом вкусной еды, которую собирается съесть. Я смутно ощущаю жжение кольца Софи на своей коже, но мысли не задерживаются на этом надолго, слишком занятые борьбой с реальностью – плод воображения моего отца вот-вот убьет меня.

Дэйнар открывает пасть, и из верхней челюсти высовываются игольчатые клыки. Леденящий кровь крик поднимается к горлу, когда они вонзаются мне в шею. Ожог поначалу невыносим, но боль быстро уходит, как и любые попытки сопротивляться.

Где-то далеко мой разум улавливает пронзительный крик агонии, прежде чем тьма поглощает меня целиком.

9

Софи изо всех сил пыталась поднять свое обмякшее тело с земли. Она никогда раньше не направляла столько силы – сомневалась, что кто-либо вообще делал нечто подобное, – и это оставило ее на грани забвения. Но сейчас было не время поддаваться слабости.

Что-то случилось.

Она использовала все силы, оперлась на каменный гроб, чтобы подтянуться туда, где лежали два тела.

Дар Малакая, глубоко погруженный в грудь Ромерии и пылающий сияющим пламенем, быстро испарился. Как и отблеск света от золота в ее кольце.

У Софи внутри все сжалось от волнения, пока она смотрела, как гаснут символы. Ее задача выполнена. И сейчас ей ничего не оставалось, кроме как ждать.

Ждать и молиться, чтобы девушка не подвела ее.

Софи достала свое обручальное кольцо. Заклинания, которые она наложила на него, теперь оказались привязаны к новой форме Ромерии. Не было нужды украшать труп.

Скрежещущий звук, донесшийся из-за спины, привлек ее внимание. Еще до того, как повернуться, она знала, что Малакай вернулся. Без вызова. Она находилась на грани обморока, но поклонилась, как делала каждый раз, упав на колени и коснувшись лбом камня.

– Поднимись.

Судьба Огня стоял перед ней с полностью восстановленным рогом. Малакай ревел в агонии, когда повредил его, но пообещал, что рог снова станет целым.

– Все готово. Теперь она привязана к Илору на всю жизнь. – Его пронзительный взгляд пробежался по фигуре Софи.

Она знала, зачем он пришел на этот раз. Было ли это требованием для всех его элементалей, или Малакай считал ее особенной в этом отношении?

Сбросив одежду, Софи поднялась на алтарь.

10

Я просыпаюсь под звон церковных колоколов и с воспоминанием об аромате зловонной плоти, застрявшем в ноздрях.

Мне хотелось бы убедить себя, будто все это было лишь страшным кошмаром, что я снова в своей квартире-студии в Челси и беспокоюсь только о гневе Корсакова, но я лежу на чужой кровати и мое тело болит, как никогда раньше.

Я помню…

Анника ведет меня по секретным проходам и крутым лестницам в святилище. Жуткие останки изуродованного тела верховной жрицы за алтарем. Этот монстр с красными глазами и обугленной плотью вонзает когти и зубы в мое беспомощное тело.

И все же я здесь, пялюсь на мягкий балдахин из шелка серо-коричневого и голубого цвета.

– Почему я не мертва? – хриплю я, никого конкретно не спрашивая.

– Сообщите, что она проснулась, – шепчет незнакомый голос.

Я пытаюсь повернуть голову в сторону говорящего. Острая боль пронзает мою шею, срывая шипение с губ.

– Осторожнее. Вы все еще в процессе исцеления. – У моей постели появляется женщина в белом облачении с золотой отделкой, на ее лбу залегла тревожная морщинка. Ее наряд напоминает мне одеяние монахини, хотя золотая вуаль прозрачна и воздушна, а под ней виднеются шелковистые волосы.

– Сколько времени прошло? – Мой голос такой хриплый.

– Три дня. – Она устало улыбается – первая искренняя улыбка, которую я видела за всю жизнь. – Вы, должно быть, испытываете жажду. Позвольте мне. – Устроившись на краю моей кровати, она нежно скользит рукой по моему затылку и приподнимает мою голову. – Пейте, но медленно.

Мне удается сделать несколько глотков воды из серебряной кружки, которую она подносит к моим губам, затем я гляжу на ее лицо. Седина тронула виски, вплелась в волосы, вокруг глаз и рта собрались морщинки. Ей за пятьдесят, если я не ошибаюсь.

Глотать больно.

– Спасибо, – говорю я, когда она высвобождает руку. У меня нет сил подтянуться.

– Что случилось?

– Вы не помните? – Округлые серебристо-голубые глаза изучают мое лицо.

– Это зависит от того, был ли тот большой страшный демон с гигантскими рогами настоящим?

– Дэйнар. Да, он определенно был настоящим.

Я вздыхаю. Слава богу. Я думала, что потеряла рассудок. Хотя не уверена, что предпочла бы это другой реальности – что мой отец был прав с самого начала и что демоны существуют.

– Он убил ту женщину.

Глубокая печаль отражается на ее лице.

– Верховная жрица Маргрет скончалась от полученных травм, да.

Она знала ее. Ну, так мне кажется. Учитывая ее одеяние, я предполагаю, что женщина каким-то образом связана с церковью. Церковью, преклоняющейся перед богами с торчащими из голов рогами. В какой новый ад меня забросила Софи?

– Я сожалею о вашей утрате.

Женщина склоняет голову в знак признательности.

Сон терзает мое ослабшее тело, но у меня слишком много вопросов.

– Что произошло после того, как эта тварь напала на меня? Как меня не постигла та же участь, что и верховную жрицу?

– Дэйнар мертв. Вы убили его.

– Как? Нет… Это невозможно. – Я пытаюсь прорваться сквозь туман в своей памяти. Он держал меня в своих челюстях. Я была беззащитна перед ним. – Он укусил меня.

– Да, мы тоже не смогли этого объяснить. Насколько мне известно, никто никогда не переживал подобное нападение. – В ее голосе звучит сомнение, точно она все еще борется с этой правдой. – Мы полагаем, что дэйнар пытался питаться тобой, но твоя кровь навредила ему.

– Он питался мной? – Мое лицо искажается от ужаса.

– Недолго. Он отшвырнул тебя в сторону, издал ужасный пронзительный крик, который был слышен по всей Цирилее, – она вздрагивает, словно вспоминая этот звук, – а затем вспыхнул пламенем. Мы предполагаем, что он вернулся в Азодем.

Азодем. Зандер упоминал это название, когда приговаривал меня к смерти. Учитывая, что он думает, будто я убийца, это, должно быть, их версия ада.

– Только заклинатель-элементаль мог изгнать дэйнара. – Женщина внимательно изучает меня.

И снова этот разговор о заклинателях. Зандер обмолвился об этом в башне, а затем и Анника в святилище.

Анника.

– Она сбежала? В ту ночь там была сестра короля…

– Моя сестра здорова, – прерывает меня низкий голос.

Женщина, ухаживающая за мной, вскакивает с кровати и приседает в глубоком реверансе.

– Ваше Высочество. Я не ждала вас так скоро.

Я сглатываю, борясь со вспышкой нервозности и страха, и прислушиваюсь к размеренным приближающимся шагам, опасаясь, что пережила растерзание демоном только для того, чтобы снова оказаться на костре.

Бессмысленно лечить мои раны только затем, чтобы он мог посмотреть, как я горю. Но порой люди выбирают весьма неразумные пути в поисках передышки от душевной боли. Моя мать научила меня этому.

Зандер появляется у моей постели. Он снова одет во все черное, хотя сюртук, в котором он пришел ко мне в башню, заменен на более царственный, из бархатистой ткани. Вышивка на лацканах напоминает мне о волнах, разбивающихся о скалы, охристая нить подчеркивает глубокие золотые блики в его волосах. Его меч и кинжал по-прежнему при нем.

И эта каменная, нечитаемая маска до сих пор на месте.

Я не могу отвести взгляда от этого человека – короля, за которого должна была выйти замуж и который теперь желает мне смерти.

Дневной свет дарит мне возможность получше рассмотреть его лицо, которого не было видно под луной – идеальный баланс между резкими и симметричными, более мягкими чертами: квадратная челюсть, обрамляющая полные губы, острые скулы, а над ними большие, глубоко посаженные глаза, длинный нос с тонким кончиком, наверху встречающийся с аккуратными бровями.

Наверняка это неразумно и может рассматриваться как вызов, но я выдерживаю его пристальный, оценивающий взгляд. Глаза короля орехового цвета. Они были бы прекрасны, если бы не полнились ненавистью.

– Как ее раны? – спрашивает он через мгновение.

– Заживают, Ваше Высочество.

– Покажи мне.

Его слова – отголосок тех, что он говорил в башне, когда требовал показать рану на моей груди. Воспоминание о его нежном прикосновении к моей покрытой синяками коже вызывает неожиданную дрожь по всему телу.

У женщины прохладные пальцы. Она снимает повязки, обнажая мою шею. Выражение лица Зандера ничего не говорит.

– Насколько плохо?

Я потеряла часть тела, как Маргрет? Смогу ли я пользоваться правой рукой после того, как эта штука проткнула мне плечо?

– Не так плохо, как можно было бы ожидать. – В конце она добавляет более тихое «Ваше Высочество», и я понимаю, что она разговаривает со мной.

Я вовсе не чье-то Высочество. Я просто Ромерия, или сокращенно Роми. Однако я помню, кем должна быть, кем все меня считают.

– Почему бы тебе не показать ей, Вэнделин, – предлагает Зандер.

Женщина – Вэнделин – кивает и, устремившись куда-то, возвращается через мгновение.

Все это время ореховые глаза Зандера не отрываются от меня. Как будто он ждет толчка или подсказки, невысказанного ответа на свои мысли. Это нервирует, и я не могу не отвести взгляд.

Вэнделин держит передо мной ручное зеркало с замысловатой позолоченной окантовкой.

Я смотрюсь в отражение.

И там мое лицо. То, которое я знала всю свою жизнь, когда моя жизнь еще была обычной в Ист-Ориндже, штат Нью-Джерси, и после, когда она превратилась в нечто совершенно необычное. Те же голубые глаза Адриатического моря, те же волосы, черные, словно беззвездная ночь. Та же самая пыль веснушек на переносице, почти незаметная.

Как я могу быть той Ромерией, которую знала всю жизнь, и этой, другой, Ромерией – принцессой королевства в незнакомом мире?

Та, кто путешествует в чужие земли.

Софи так мало говорила за то короткое время, что мы пробыли вместе. Ее слова были расплывчаты, непонятны тогда, но сейчас все начинает вставать на свои места.

– Мне потребуется время, чтобы залечить их, однако у меня нет опыта лечения ран от когтей дэйнара. Боюсь, останутся шрамы, – сообщает Вэнделин, напоминая мне, что кое-кто внимательно наблюдает за мной.

Я отвлекаюсь от своего лица в отражении, которое в то же время принадлежит кому-то другому, и осматриваю две колотые раны над яремной веной – крошечные точки, совершенно противоречащие смертоносным клыкам, вонзившимся в меня. Что имела в виду Вэнделин, когда говорила, будто исцелила их? Даже когда я задаю себе этот вопрос, ответ задерживается в тайниках моего разума. Она говорит… о магии?

– Что с ее рукой? – спрашивает Зандер.

Вэнделин кивает и переводит взгляд на мое плечо, отбрасывая в сторону тонкую хлопчатобумажную ткань. И тогда я понимаю, что кто-то переодел меня, сняв мое запачканное и рваное свадебное платье.

Неприятное чувство – знать, что я была раздета, пока лежала без сознания, но я вытесняю это из своих мыслей, поскольку это в прошлом и нечто иное беспокоит меня намного больше.

Кольцо Софи.

Меня наполняет облегчение, когда я чувствую его присутствие. Они не сняли его. Неужели это кольцо каким-то образом спасло меня от зверя? Вот что Софи назвала защитой? Знала ли она, что на меня нападут?

Зандер наблюдает, как я шевелю пальцами, – ничего не упускает. Его брови хмурятся в замешательстве, а затем снова принимают первоначальный вид. Это мимолетный намек, напоминающий мне, что он пытался отобрать у меня это кольцо.