Беспокойное лето 1927

На следующий день происшествием заинтересовалась газета «Нью-Йорк таймс», хотя обстоятельства происшествия немного сбивали с толку ее корреспондентов. Крупный заголовок во всю страницу кричал:

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР УБИТ В ПОСТЕЛИ;ЖЕНА СВЯЗАНА, ДОМ ОГРАБЛЕН;ПОЛИЦЕЙСКИЕ ОЗАДАЧЕНЫ МОТИВАМИ

В статье говорилось о том, что доктор Винсент Джастер из больницы Святой Марии Непорочной осмотрел миссис Снайдер и не нашел никаких следов повреждений на ее голове, которые бы объясняли, почему она пролежала без сознания шесть часов. Он вообще не обнаружил на ней никаких ран и шишек. Возможно, предположил доктор осторожно, причиной обморока была психологическая, а не физическая травма.

У полицейских детективов же с каждым часом появлялось все больше подозрений. Прежде всего в доме Снайдеров не было следов насильственного проникновения, да к тому же он был довольно скромным, чтобы привлечь внимание грабителей. Кроме того, казалось странным, что Альберт Снайдер крепко спал, пока его жену избивали и связывали прямо у двери спальни. Девятилетняя дочь Снайдеров, Лоррен, спала в комнате напротив, но тоже ничего не слышала. Также казалось странным, что грабители, проникнув в дом, решили почитать анархистскую газету, а потом положили ее на стол и поднялись наверх. Но самый непонятный факт состоял в том, что кровать миссис Снайдер, с которой она поднялась, услышав шум в коридоре, была аккуратно убрана, как будто на ней вовсе не спали. Сама миссис Снайдер не смогла объяснить этот факт, сославшись на помутнение сознания. Пока следователи ломали себе голову над этими аномалиями, один из них приподнял угол матраса на кровати миссис Снайдер и обнаружил драгоценности, которые якобы были похищены.

Все устремили взор на Рут. Она беспокойно заерзала, а потом призналась в совершении преступления, хотя всю вину возложила на некоего неотесанного болвана по имени Джадд Грей, который был ее тайным любовником. Рут Снайдер арестовали, и полиция начала поиски Джадда Грея. Читающая американская публика ухватилась за эту историю и принялась следить за ней с неестественным возбуждением.

В 1920-х годах американцы читали много – пожалуй, как ни в какой другой период американской истории. Вскоре эта страсть сменится интересом к радио, но пока что чтение оставалось одним из самых главных способов провести свободное время. Ежегодно в США издавалось более 10 000 отдельных наименований книг, что было вдвое больше предыдущего десятилетия. Для помощи тем, кто боялся запутаться в таком изобилии, возник новый феномен – книжные клубы. В 1926 году был основан клуб «Книга месяца», а в следующем – «Литературная гильдия». К писателям относились с таким почтением, с каким к ним сегодня не относится никто. Когда Синклер Льюис вернулся домой в Миннесоту, чтобы работать над романом «Элмер Гентри» (опубликованным весной 1927 года), люди проезжали немало миль, чтобы только посмотреть на живого писателя.

Журнальное дело тоже процветало. В то десятилетие доходы от рекламы увеличились в 500 раз, и многие из основанных тогда журналов стали самыми известными и популярными: в 1992 году «Ридерз дайджест», в 1923 году «Тайм», в 1924 году «Америкэн меркьюри» и «Смарт сет», в 1925 году «Нью-Йоркер». Самым же влиятельным, пожалуй, был журнал «Тайм», основанный двумя бывшими однокурсниками по Йельскому университету, Генри Льюсом и Брайтоном Хэдденом. Он достиг небывалой популярности, хотя зачастую излагаемые в нем факты были далеки от достоверности. Шарль Нунжессер в нем, например, описывался, как «потерявший руку, ногу и челюсть» во время войны, хотя тут же печатались и фотографии этого авиатора, на которых было видно, что у него полный набор конечностей, да и лицо тоже в порядке. «Тайм» прославился своим пристрастием к определенным словечкам и выражениям, вроде «смуглый», «шустрый» и «сверлящий взглядом», а также к неуклюжим неологизмам, вроде «синемавлечение» и «синема-актриса». Также в его статьях встречались искаженные фразеологизмы, вроде «в точный срок» вместо «точно в срок», и авторы демонстрировали загадочную привязанность к обратному порядку слов, так что все предложение казалось неумелым переводом с немецкого, где глаголы ставятся в самом конце, а до них существительные, прилагательные и наречия нанизываются друг на друга, или, как писал Уолкотт Гиббс в своем известном очерке о Льюсе, изданном в журнале «Нью-Йоркер»: «Вспять предложения текут, пока мысль не запутают». Но несмотря на любовь к модным словечкам и показному шику, в глубине души Льюс и Хэдден оставались консерваторами. Так, например, женщины у них в редакции никогда не получали должности выше уборщицы или секретарши.

Но, что самое главное, 1920-е стали настоящим золотым веком газет. За десятилетие продажи газет выросли до 36 миллионов экземпляров в день, и на каждую семью в среднем приходилось по 1,4 газеты. В одном Нью-Йорке выходило двадцать ежедневных газет, а почти во всех крупных городах издавалось не менее двух-трех. Более того, читатели привыкли получать информацию из нового, революционного типа издания, коренным образом изменившего ожидания и представление о том, что такое новости, – из «таблоидов». Таблоиды писали, в основном, о преступлениях, о спорте и о знаменитостях, и потому эти темы начали вызывать неслыханный ранее интерес. Одно исследование, проведенное в 1927 году, показало, что таблоиды уделяли от четверти до трети своего содержания сводкам из мира криминала, что было в десять раз больше соответствующих разделов серьезных газет. Влияние таблоидов было настолько велико, что любое преступление, даже такое, казалось бы, не слишком громкое, как убийство Альберта Снайдера, приобретало статус общенациональной сенсации.

Таблоиды, как формат, и как способ подачи «горячих» новостей, до этого четверть века существовали в Англии, но никто не пытался создать нечто подобное в Соединенных Штатах, пока два представителя издательского семейства «Чикаго трибюн», Роберт Р. Маккормик и его кузен Джозеф Паттерсон, проходя службу в Англии во время Первой мировой войны, не увидели лондонскую «Дейли миррор» и не решили сделать у себя дома такую же газету. В результате в июне 1919 года на свет появилась «Дейли ньюс» по цене 2 цента за экземпляр. Надо сказать, что он не сразу стал пользоваться успехом – в одно время тираж составлял всего одиннадцать тысяч, – но постепенно у «Дейли ньюс» сформировалась своя аудитория, и в середине 1920-х это была уже самая издаваемая газета в стране с тиражом в один миллион экземпляров, что было вдвое больше, чем у «Нью-Йорк таймс».

Такой успех неизбежно пробудил интерес подражателей. Сначала, в июне 1924 года, вышла газета «Нью-Йорк дейли миррор», основанная Уильямом Рэндольфом Херстом, а через три месяца вышла еще более эксцентричная «Ивнинг график». Это было детище чудаковатого бизнесмена с всклокоченной шевелюрой по имени Бернард Макфадден, который за пятьдесят лет до этого появился на свет в сельской местности в Миссури под более прозаичным именем Бернард. Человек этот отличался довольно своеобразным поведением и экзотическими убеждениями. Он не любил врачей, юристов и одежду, но увлекался бодибилдингом, вегетарианством и прогулками в обнаженном виде, а еще защищал права горожан на достойный железнодорожный транспорт. Вместе с женой они часто смущали своих соседей по Энгельвуду в Нью-Джерси – среди которых был и Дуайт Морроу, один из примечательных персонажей этой книги, как выяснится в дальнейшем, – тем, что расхаживали голыми по лужайке. Макфадден был настолько яростным проповедником здорового образа жизни, что, когда одна из его дочерей скончалась от болезни сердца, он заметил: «Это даже к лучшему, а то она меня только позорила». В возрасте восьмидесяти с лишним лет он продолжал бегать по Манхэттену с сорокафунтовым мешком с песком на спине, чтобы поддерживать фигуру. Умер он в восемьдесят семь.

Как бизнесмен, он, похоже, решил посвятить свою жизнь реализации самых безумных идей, какие только придутся по вкусу публике. Самыми доходными оказались три предприятия. Первым стал научный культ под названием «Физкультопатия», последователи которого должны были придерживаться вегетарианства и развивать свое тело, по мере возможностей гуляя в обнаженном виде. В рамках этого движения были основаны довольно успешные «фермы здоровья» и выходили специальные публикации. В 1919 году в качестве продолжения этой затеи Макфадден основал журнал «Правдивая история», в котором печатались «признания из жизни». Успех этого журнала затмил даже успех предыдущего предприятия, и вскоре его ежемесячный тираж составлял 2,2 миллиона экземпляров. Все истории в журнале были откровенными и даже пикантными, «с привкусом сексуального возбуждения», согласно словам одного критика, оставшегося довольным этими статьями. Макфадден гордо хвастался, что ни одно слово в этих историях не выдумано. Но это признание стоило ему определенной суммы, когда выяснилось, что в одной статье, опубликованной в 1927 году под названием «Разоблачающий поцелуй», действие в которой происходило в Скрэнтоне, штат Пенсильвания, упоминаются реальные имена восьми добропорядочных граждан. Они подали на издателя в суд, и Макфадден был вынужден признать, что многие из его «правдивых историй» не совсем правдивы, а некоторые даже полностью вымышлены.

Когда пошла мода на таблоиды, Макфадден основал «Ивнинг график», примечательной чертой которого было то, что в нем и не пытались создавать видимость правды или даже связи с существующей реальностью. В нем печатались вымышленные интервью и рассказы под авторством тех, кто явно не мог их написать. Когда в 1926 году умер Рудольф Валентино, таблоид напечатал серию его статей из могилы. Еще «Ивнинг график» прославился своими оригинальными иллюстрациями под названием «композографии», на которых лица тех, о ком шла речь в статьях, приставлялись к телам моделей в эффектных позах. Самые примечательные из этих иллюстраций были напечатаны в начале 1927 года во время бракоразводного процесса между Эдвардом У. Браунингом по прозвищу Тедди и его молодой и легкомысленной невестой по прозвищу Персик, которая на фотокомпозициях (без всякого намека на реалистичность) стояла на свидетельской скамье обнаженной. В тот день было продано 250 000 дополнительных экземпляров газеты. «Нью-Йоркер» назвал «Ивнинг график» «зловредным грибком, выросшим на почве гротеска», но это был феноменально успешный грибок. В 1927 году его тираж приближался к шестистам тысячам.

Для обычных газет такие цифры стали поводом для серьезного беспокойства. Многие начали заметно подражать таблоидам, если не по оформлению, то по содержанию. Даже «Нью-Йорк таймс», несмотря на свою солидность и важность, позволяла себе время от времени печатать пикантные статьи на сенсационные темы. А уж когда становилось известно о каком-нибудь преступлении, вроде убийства Альберта Снайдера, то газетчики и вовсе впадали в раж.

И даже было неважно, что сами преступники оказались на удивление неумелыми и бестолковыми – вплоть до того, что писатель Дэймон Раньон назвал этот случай «Убийством тупиц», – или что они не отличались особой привлекательностью или воображением. Достаточно было того, что здесь фигурировали похоть, супружеская неверность и бессердечная женщина, а также противовес от оконной рамы. Все это очень хорошо подавалось в газетах. Дело Снайдер – Грея получило освещение в прессе больше, чем любое другое преступление той эпохи, вплоть до похищения Бруно Хауптманном ребенка Чарльза Линдберга в 1935 году. Но что касается влияния на массовую культуру, то с ним не могло сравниться даже это похищение.

В 1920-х годах судебные разбирательства в Америке проходили на удивление быстро. Не прошел и месяц, как Джадда Грея и Рут Снайдер задержали, предъявили им обвинения и посадили на скамью подсудимых. Вокруг классически строгого здания суда округа Куинс в Лонг-Айленд-Сити воцарилась атмосфера своеобразного карнавала. Своих корреспондентов послали сюда сто тридцать газет, как со всей страны, так и из таких далеких уголков мира, как Норвегия. «Вестерн-Юнион» установил крупнейший коммутатор, который превосходил даже тот, что устанавливался для освещения президентских дебатов или чемпионата по бейсболу. Вокруг суда выстроились ларьки со съестным и сувенирами в виде противовеса для оконной рамы стоимостью десять центов каждый. Ежедневно внутрь пытались прорваться целые толпы людей. Те, кому не повезло, стояли снаружи и довольствовались мыслью о том, что скандально знаменитое дело разбирается в здании напротив. Своим присутствием судебное разбирательство почтили некоторые богатые и известные лица, в том числе маркиза Куинсберри и жена судьи Верховного суда США.

Те же, кому повезло получить места внутри, каждый день после окончания разбирательства имели и возможность подойти поближе и рассмотреть все знаменитые экспонаты, фигурировавшие в деле: противовес от оконной рамы, шнур от картины и бутылку хлороформа. «Ньюс» и «Миррор» посвящали разбирательству по восемь статей ежедневно. Если всплывали какие-нибудь подробности – например, что Рут Снайдер в ночь убийства встретила Джадда Грея в кроваво-красном кимоно, то этому посвящался отдельный экстренный выпуск, словно при объявлении войны. Для тех, кто не хотел довольствоваться одними словесными описаниями, «Миррор» на протяжении трех недель напечатала 160 фотографий, диаграмм и других иллюстраций. Недолгое время одним из адвокатов Грея был некий Эдвард Рейлли, позже получивший известность благодаря тому, что защищал Бруно Ричарда Хауптманна в деле о похищении ребенка Линдберга. Но поскольку он увлекался алкоголем, его отстранили еще на ранней стадии.

Каждый день на протяжении трех недель присяжные, репортеры и зрители выслушивали изложение трагических событий, приведших к гибели Альберта Снайдера. История началась за десять лет до этого, когда Снайдер, одинокий и лысеющий художественный редактор журнала «Мотор ботинг», влюбился в бойкую, но недалекого ума секретаршу по имени Рут Браун. Она была младше его на тринадцать лет; редактор ей не особо нравился, но когда на третьем или четвертом свидании он показал ей обручальное кольцо с большим драгоценным камнем, ее сердце растаяло. «Я просто не могла отказаться от такого кольца», – простодушно призналась она подруге.

Они поженились через четыре месяца после первой встречи и переехали в дом Альберта в Куинс-Виллидж. Счастливый медовый месяц длился недолго даже по меркам неблагополучных браков. Альберт мечтал о тихой семейной жизни. Рут же, которую ее знакомые называли «Томми», стремилась к шумному веселью. Альберт выводил ее из себя тем, что отказывался убирать фотографии своей предыдущей возлюбленной. Через два дня после свадьбы она призналась, что на самом деле не любит его. Так начались десять лет брака без любви.

У Рут вошло в привычку развлекаться самостоятельно. В 1925 году в одном манхэттенском кафе она познакомилась с Джаддом Греем, коммивояжером компании «Бин Джоли», распространявшим корсеты. Они вступили в связь. На роль злодея Грей, весивший 120 фунтов и носивший очки с толстыми линзами, делавшими его похожим на сову, совершенно не годился. Рут он называл «Мамочка». В свободное от адюльтера время он преподавал в воскресной школе, пел в церковном хоре и собирал деньги для Красного Креста. Вдобавок ко всему он был женат и воспитывал десятилетнюю дочь.

Рут все больше разочаровывалась в своем браке и уговорила своего ничего не подозревавшего мужа подписать страховой договор, согласно которому ей в случае его насильственной смерти или трагической гибели причиталась выплата почти в 100 000 долларов. Оставалось только устроить так, чтобы насильственная смерть не миновала его стороной. Она подмешивала яд в его вечерний виски и в сливовый десерт (этому факту журналисты уделяли особое внимание). Когда стало понятно, что яд не действует, она стала добавлять размолотое снотворное в микстуру, давала ему таблетки двухлористой ртути под предлогом, что это полезное лекарство, и даже попыталась отравить его газом, но пребывавший в блаженном неведении Альберт Снайдер упрямо отказывался умирать. Тогда Рут обратилась за помощью к Джадду Грею. Вместе они разработали план, как им казалось, идеального убийства. Грей поехал на поезде в Сиракузы и зарегистрировался в отеле «Онондага», постаравшись попасться на глаза как можно большему количеству постояльцев. Потом он тайком вышел из отеля и вернулся в город. Пока он отсутствовал, его знакомый зашел в номер, взбил кровать и вообще постарался сделать вид, что в комнате кто-то ночевал. Заодно этот знакомый отослал из отеля письма от имени Грея. Обеспечив себе, таким образом, алиби, Грей поехал в Куинс-Виллидж, где поздно ночью ему открыла поджидавшая на кухне Рут, облаченная в то самое кимоно кроваво-красного цвета. Согласно плану, Грей должен был пробраться в спальню супругов и размозжить голову Альберта противовесом от оконной рамы, который Рут специально для этого положила на шкаф. Но план не сработал. Грей размахнулся недостаточно сильно, и только разбудил ударом жертву. Увидев над собой склонившегося невысокого незнакомца, державшего в руке тупое орудие, Снайдер закричал, схватил Грея за галстук и принялся душить.

– Мамочка, Мамочка, помоги же, ради бога! – захрипел Грей.

Рут выхватила противовес из рук своего незадачливого любовника и со всей силы обрушила его на череп своего мужа, отчего тот сразу обмяк. Потом они с Греем засунули вымоченную хлороформом ткань в ноздри Альберта и удушили его шнуром от картины, который она тоже приготовила заблаговременно. Затем они разворошили ящики и шкафы по всему дому, чтобы обставить все дело, как ограбление. Никому из них не пришло в голову расстелить кровать Рут, чтобы сделать вид, будто она в ней спала. Осторожно перевязав Рут ноги и руки, Грей аккуратно уложил ее на пол. Под конец его посетила гениальная, по его мнению, мысль – оставить на столе внизу итальянскую газету, чтобы полицейские подумали, будто грабители были злоумышленниками-иностранцами, наподобие Николы Сакко и Бартоломео Ванцетти, известных анархистов, которые в то время как раз ожидали казни в Массачусетсе. Когда все было сделано, Грей поцеловал Рут на прощание, вышел, поймал такси в город и поехал поездом обратно в Сиракузы.

Грей был убежден, что даже если полицейские и выйдут на его след, они ничего не докажут, потому что у него есть алиби. Многие могли бы подтвердить, что той ночью он находился в трехстах милях от места убийства, в Сиракузах. К несчастью для него, Грея запомнил таксист из Лонг-Айленда, которому мужчина дал 5 центов чаевых за поездку стоимостью в 3,5 доллара. Даже по меркам 1920-х годов такая мелкая монетка, скорее, выглядела, как издевательство, а не как благодарность. Естественно, таксист охотно дал показания и опознал Грея. Грея задержали во все том же отеле «Онондага», где он заявил, что невиновен. «Меня ни разу не штрафовали даже за превышение скорости», – говорил он, утверждая, что провел в гостинице все выходные. Наверное, он уже и не помнил, что выбросил билет на поезд в корзину для мусора, стоявшую в номере. Когда полицейский нашел этот билет и предъявил его Грею, тот тут же признался. Узнав, что Рут обвиняет его во всем, он принялся убеждать полицейских, что это она замыслила убийство и вынудила его пойти на преступление, угрожая рассказать об их связи любящей его жене. Сразу стало понятно, что между ним и Рут Снайдер никаких теплых чувств уже быть не может.

Интерес к судебному разбирательству был настолько велик, что от внимания журналистов не ускользала ни одна деталь, какой бы незначительной и не относящейся к сути дела она ни была. Читатели узнавали, что главный судья, Таунсенд Скаддер, держит у себя в доме на Лонг-Айленде 125 собак, которых каждый вечер кормит лично. Кто-то еще подсчитал и не преминул напечатать, что общий возраст всех присяжных равен пятистам годам. Один из адвокатов Рут, Дэйна Уоллес, заслужил особое упоминание тем, что был сыном владельца грузового судна «Мария Селеста», найденного в водах Атлантики в 1872 году без единого члена экипажа на борту. Журналист Сайлас Бент тщательно измерил высоту газетных заметок в дюймах и выяснил, что изложение дела Снайдер – Грея заняло больше места, чем изложение гибели «Титаника». Это дело комментировали известные фигуры, такие как автор детективов Мэри Робертс Райнхарт, драматург Бен Хехт, кинорежиссер Д. У. Гриффит, актриса Мэй Уэст и историк Уильям Дюрант, автор «Истории философии», которая в то время продавалась как бестселлер, хотя и не имела отношения к совершенному на Лонг-Айленде преступлению. Высказывал свое мнение и некий фокусник по имени Терстрон. Моральную сторону дела обсуждали три ведущих евангелиста: Билли Сандей, Эйми Семпл Макферсон и Джон Роуч Стрейтон. Последний прославился тем, что ненавидел практически все: «карточные игры, коктейли, пуделей, джаз, театр, платья с глубоким вырезом, разводы, романы, душные помещения, Кларенса Дэрроу, переедание, Музей естественной истории, эволюцию, влияние «Стандард Ойл» на баптистскую церковь, профессиональный бокс, частную жизнь актеров, картины с обнаженными моделями, игру в бридж, модернизм и собачьи бега», как писал один ироничный современник. Теперь в этот список он с удовольствием внес Рут Снайдер и Джадда Грея; по его мнению, они заслуживали смертной казни, и чем быстрее, тем лучше. Макферсон же был сдержаннее; он просто молился в надежде, что Господь заставит молодежь задуматься: «Мне нужна жена, похожая на Мать, а не на Рыжую Красотку».

Критик Эдмунд Уилсон в своем эссе задавался вопросом, почему такое скучное и неизобретательное убийство пробудило к себе такой интерес (правда, то же самое можно было сказать и о его собственном эссе). По его мнению, в этом деле прослеживался «знакомый мотив» – «безжалостная честолюбивая женщина, помыкающая безвольным мужчиной». Согласно общему мнению, главной виновницей была Рут Снайдер, а Джадд Грей был просто околдован ею. Грей получал так много писем, преимущественно со словами поддержки, что для них в тюрьме округа Куинс выделили две соседние камеры.

Газеты всячески изощрялись, изображая Рут коварной соблазнительницей. «Ее от природы белокурые локоны ниспадали идеальными волнами», – писал один корреспондент, как будто эта подробность безусловно доказывала ее вину. «Миррор» прозвала ее «мраморной женщиной без сердца». Повсюду ее называли «змеем-искусителем в человеческом обличье», «ледяной женщиной» и иногда, в порыве журналистского пафоса, даже «шведско-норвежской вампиршей». Почти во всех публикациях говорилось о страстно-привлекательной внешности Рут Снайдер, хотя, по большому счету, это было преувеличением. В действительности тридцатишестилетняя Рут выглядела полноватой, усталой и немного потрепанной женщиной средних лет. На лице ее были заметны прыщи и пятна, а само выражение этого лица было неизменно угрюмым и сердитым. Более честные комментаторы даже сомневались, что она вообще когда-либо отличалась красотой. Как предположил один автор из «Нью-Йоркер»: «Никто еще не выдвинул удовлетворительного объяснения, чем же привлекала Рут Снайдер… Ее неотразимое очарование было заметно только Джадду Грею». Грей же в толстых очках выглядел гораздо старше своих тридцати пяти лет и походил на неуклюжего профессора. На фотографиях у него всегда было немного удивленное выражение недоумения, как он тут оказался.

Огромный интерес к убийству Снайдера как нелегко было объяснить тогда, так невозможно объяснить и сейчас. Даже в одном Нью-Йорке ежегодно происходило немало куда более интересных случаев. Одним из таких случаев было убийство, получившее название «Страховое убийство в заливе Грейвзенд». Некий Бенни Голдстейн решил инсценировать свою гибель, чтобы его товарищ Джо Лефковиц получил страховку в 75 000 долларов, которую они потом бы поделили между собой. Лефковиц, однако, придумал план получше: он не стал подвозить своего товарища на лодке к пляжу в Нью-Джерси, как было условлено, а просто столкнул его в воду посреди залива. Голдстейн не умел плавать и утонул, а Лефковиц со спокойной совестью получил страховую сумму, хотя наслаждался ею недолго, потому что его быстро поймали и признали виновным.

Убийство Снайдера не отличалось даже такими любопытными подробностями, оно было совершенно скучным и банальным. Не было никакой надежды даже узнать что-нибудь любопытное во время суда, потому что оба подозреваемых с самого начала полностью признались во всем. И все же, без всякого преувеличения, его назвали «убийством века», поскольку оно оказало огромное влияние на массовую культуру, особенно на Голливуд, Бродвей и развлекательную литературу. Кинопродюсер Адольф Цукор снял фильм под названием «Женщина, которой было нужно убивать» (позже название смягчили), а журналистка Софи Тредуэлл, освещавшая судебное разбирательство для «Геральд трибюн», написала пьесу под названием «Машинально», которая получила признание как со стороны публики, так и со стороны критики. (Роль Джадда Грея в постановке Тредуэлл играл молодой и многообещающий актер Кларк Гейбл). Дело, заинтересовавшее и писателя Джеймса Кейна, легло в основу двух его романов: «Почтальон всегда звонит дважды» и «Двойная страховка». По второму роману в 1944 году Билли Уайлдер поставил фильм со своеобразной трактовкой, в котором снимались Фред Макмюррей и Барбара Стэнвик. Этот фильм заложил основы жанра «фильма-нуара» и стал шаблоном, по которому строились многие другие голливудские мелодрамы послевоенного времени. Дело Снайдер – Грея воспроизведено в «Двойной страховке» практически в неизменном виде, только с содержательными диалогами и более симпатичными персонажами.