Стань моей свободой

– А тебе?

– А я азартный кобель, успешный финансист, верный друг и человек, который дважды тебя спас. Пироженку будешь? – тепло улыбается он, глядя на мою улыбку.

– Буду. – И добавляю, когда он почти доходит до двери: – И ноут захвати.

Глава 35

Вечер с Киром смывает пелену из непролившихся слёз, вины и сожалений. Конечно, не до конца, но этого хватает, чтобы следующим утром я зашла к отцу с улыбкой, предварительно переодевшись и оставив сумку с вещами в коридоре. Не нужно ему знать. Может быть когда-нибудь, когда забудется ужас его инсульта и жизнь вернётся к прежним знаменателям, я расскажу. Просто чтобы поделиться, чтобы доказать, что он важен и нужен. Чтобы до конца отпустить вину в его надёжных объятиях.

Он – мой отец и сегодня я понимаю это как никогда раньше.

– Привет. – И снова стул у кровати, и пожатие его руки. – Ты как?

– Жив, – улыбается он.

И эта улыбка, сам факт, что он говорит, ответное ободряющее пожатие рассказывают о его здоровье больше, чем все медицинские лекции последних суток.

– Ты меня напугал, – тихо признаюсь я, радуясь здоровому цвету его лица и принципиально не замечая круги под глазами.

– Разве что-то может напугать мою Лиссет? – папа медленно и осторожно приподнимается, и я помогаю ему устроиться полусидя.

– Как оказалось, очень многое, – улыбка выходит кривоватой и он, как никто другой, зная все оттенки человеческих эмоций, это замечает.

– Проблемы со свадьбой? – хмурится тот, кто тихо прикопает Андрея под клумбой «Саркани», если узнает что случилось. Не помешают ни инсульт, ни сердце.

– Свадьбы не будет, пап. Мы разошлись.

Я бы и сама прикопала, но пока боюсь даже посмотреть ему в глаза. Всегда любящие, но скрывающие столько грязи, что объём впечатлил даже меня. Имея время и мозги, нетрудно догадаться что именно произошло, а ночью и того, и другого у меня было в избытке.

Сколько раз я давала понять, что не хочу детей? Пять? Десять? С моей категоричностью хватило бы и одного. И хватило. Настолько, что он возомнил себя вершителем судеб и отправил меня к проверенной Инге Владимировне.

И да, я была беременна.

О чём эта милая, неопределённого возраста и потрясающей внешности, женщина сообщила Андрею. Видимо, как раз в тот момент, когда, извинившись, вышла «ответить на срочный звонок». Поэтому и от противозачаточного мне срочно потребовалось отдохнуть, и «вот эти» витаминки попить. Больше того, она меня и на узи сгоняла, чтобы наверняка. Поэтому же и глаза у узистки были подозрительно охреневшие, но в тот момент мне было плевать.

Все мои мысли тряслись в страхе вокруг своей драгоценной персоны и панически боялись беременности. Если бы я знала…

Как минимум не опрокинула бы рюмку водки в ближайшем баре. И начала пить валерьянку, она же вроде как растительная, беременным наверняка можно. И не стала бы заниматься сексом с Яном. Хотя… Нет, в лесу, прижимаясь к холодному железу, точно не стала бы.

– Лиссет, ты в порядке? – очнувшись от своих мыслей, я вижу озадаченный папин взгляд. – Ты уже пять минут смотришь в стену.

– Всё отлично. Может, тебе что-нибудь принести? – Забить своё расписание так, чтобы не было времени думать – самый лучший выход в моей ситуации.

– Принеси меня домой, – вздыхает отец. – Надоело здесь лежать.

– Вот если бы я послушала тебя неделю назад, неизвестно чем бы закончился приступ! – С тех пор, как он полностью вернул речь, этот разговор заводится во время каждого моего визита. Раньше я хотя бы могла сделать вид, что не понимаю, что он говорит… – Здесь ты хоть под присмотром специалистов, а не сидишь один дома с барахлящим сердцем и после операции!

– Ты меня ещё в дом престарелых сплавь! – Несмотря на слабость, огрызаться он уже может. Верный признак выздоровления. – С теми же аргументами.

– Я не собираюсь никуда тебя сплавлять! – раздражённо выдыхаю я. – Ты ведь понимаешь, что я работать не смогу, всё время думая случилось с тобой что-то или нет!

– А тут я не могу работать! – разводит он руками. – И с каких пор ты стала такой нервной?

– С вами станешь! – фыркаю я, поднявшись, и отхожу к окну. – Пап, я же серьёзно! Да и какая работа?.. Давай ты хоть на ногах будешь нормально держаться, а там поговорим.

– Я и сейчас держусь, – упрямо заявляет он и откидывает одеяло.

Досматривать представление в духе «я всё могу» я не собираюсь, метнувшись к нему и не позволив спустить ноги с кровати. Всегда знала, что моё упрямство от него.

– С ума сошёл?!

– Ты же хочешь доказательств, – по-старчески ворчит тот, кто в день приступа собирался ехать с другом снимать девиц, – так я докажу.

– Не надо мне ничего доказывать! – Держа его за широкую крепкую ладонь, чтобы не дать повторно подняться, я возвращаюсь на стул. – Дай мне два дня, а потом мы поговорим ещё раз. Сначала с тобой, потом с врачом и по итогу решим, стоит ли рисковать. – Подавшись вперёд, я склоняю голову набок. – Пап, пойми, у меня ведь никого нет. Кроме тебя – никого. Одни кресты на кладбище и сбежавшая мать! – На мгновение прикрыв глаза, я смотрю на него уже другим взглядом. И крепче сжимаю ладонь. – Я не готова тебя потерять. Какой бы якобы сильной я не была, это меня переломит. – Опустив глаза, погладив его ладонь, я улыбаюсь. – Ты ведь не хочешь, чтобы твоя Лиссет сломалась?..

– Два дня, – тяжело потянувшись, он приподнимает моё лицо за подбородок, – максимум неделя и либо ты меня увезёшь, либо я сбегу сам.

– Договорились, – благодарно улыбаюсь я и вижу тёплую улыбку в ответ.

Выписывают меня, конечно, не утром. После двух часов, проведённых с отцом, я ещё час сижу в кафетерии внизу и только когда идеальная, без сколов и трещин, белоснежная чашка кофе подходит к концу, мне звонит Ольга Ивановна и просит подняться за выпиской.

Приятная женщина, в которой чувствуется не пафос, а профессионализм. Поэтому, не смутившись под строгим взглядом, я прошу её номер на будущее. Чувствуя, что эта бы не соврала. Послала Андрей к чёртовой бабушке, наплевав на возможные неприятности, и рассказала бы всё, как есть.

Теперь это главное качество из тех, что я ищу в медике.

Первый шаг наружу даётся не столько тяжело, сколько неуютно. Не проходит ощущение, что все вокруг смотрят, поражаясь моему, редкому в наше время, идиотизму. Осуждают, обсуждают, не понимают. Я вот тоже не понимаю, насколько надо не дружить с головой и собственным здоровьем, чтобы пропустить беременность.

И это только усугубляет осознание вины, лишь припорошенное дружеской поддержкой.

Остановившись у скамьи, я ставлю на неё сумку с ноутом и с вещами. Сегодня прохладно и привезённая Олесей куртка приходится кстати. Покрывшиеся мурашками, руки ощущают лёгкую прохладу подклада, чтобы сразу же согреться. Живот всё ещё ноет, но теперь это надолго, не меньше недели по словам Ольги Ивановны. Которая, узнав о моём неведении, тоже приняла меня за идиотку, пока Андрей не привёз ей мою историю из Преображенской.

Я не видела, но, по обрывкам разговоров медсестёр, нетрудно догадаться что могла ему высказать резкая и честная гинеколог, наверняка, всю жизнь спасавшая таких как я. Вздохнув, заставив себя не думать, я давлю желание просто посидеть на этой скамье ещё пару часов и привычным движением руки достаю волосы из-под кожаной куртки.

Чужое внимание, не рассеянное и надуманное, как пять минут назад, а резкое и настойчивое заставляет обернуться.

Мужчина моей мечты идёт прямо ко мне. В джинсах, пуловере и куртке нараспашку, вызывая зависть, спрятавшихся за угол, чтобы покурить, молоденьких медсестёр. Вот только они не в курсе, что мечта протухла и давно покрылась гнилью.

– Жить надоело?

– Выслушаешь? – Может я бы увидела во взгляде Андрея безмерную вину, тоску и желание удавиться. Если бы хотела смотреть.

– Нет.

Подхватив сумки, я обхожу его и иду в сторону парковки, где вчера оставила свою машину. Кстати, о ней. Не удивлюсь, если и заводиться она тогда отказалась его же стараниями. Вполне в его духе.

– Если захочешь… – начинает он, встав у своей машины, которая, естественно, припаркована рядом.

– Хочу, – бросив вещи в салон, положив локти на крышу и растянув губы в оскале, искренне признаюсь я. – Давно хочу, но никак не срасталось, а тут такой шанс!.. – Не знаю, что там сейчас с моим лицом, но оно ему не нравится, заставляя тревожно нахмуриться. – Тогда в гостинице, после осмотра арендных площадей, я трахнулась с Яном. – Какое же это удовольствие, видеть, как от моей честности у него дёргается уголок губ! – И ещё раз, когда ушла от тебя, узнав о твоих милых шалостях. – И как он с силой сжимает челюсти, не отрывая от меня взгляда. – А теперь живи с этим, милый!

Послав Андрею, полный издевки, воздушный поцелуй, я сажусь в салон и, резко взвизгнув колёсами, выруливаю с парковки.

Квартира встречает меня темнотой, одиночеством и навязчивым желанием больше сюда не возвращаться.

Устало вздохнув, я бросаю вещи на пол, ставлю рядом ноут и, не снимая обуви, прохожу в гостиную. Тёмной-серый полукруглый монстр сложного оттенка стоит, как ни в чём не бывало. Омытый потопом, высушенный «Синусом», стоит на восьми металлических, бронзового цвета, ножках и откровенно плюёт на все мои проблемы.

Как же всё было просто, когда я накачивалась алкоголем после случайной встречи с Яном!

Этот плохой, этот хороший. Одного в постель и душу, другого к чёртовой бабушке. Горько усмехнувшись, я неловко сажусь на диван, положив локти на колени и спрятав лицо в ладонях.

Беременна.

Была.

Как мне это теперь пережить? Я не готовилась, не планировала, да даже не думала, что это может произойти именно со мной. Боялась самой мысли о детях, но ни разу в моей прибабахнутой голове не появилась мысль об аборте. Ни разу. Даже близко к нему не подходила!

Или это наказание?

Или возможность осознать свою неправоту?

Так я осознала. Настолько, что по дороге сюда ловила себя на том, что правая ладонь так и тянется накрыть живот. Там, где со стопроцентной уверенностью больше никого нет. Стала ли я от этого умнее? Как же!

Теперь я точно знаю ребёнок это страшно и ответственно. Или страшно ответственно? В любом случае, страха там большая часть. Тем более теперь, после того, что я знаю.

Потому что чисто технически ни Андрей, ни Инга Владимировна не виноваты. Если отбросить моральную и этическую стороны вопроса, никаких ошибок она, как акушер-гинеколог, не допустила. Ведь тот, первый мой визит к ней не был последним.

Шумно выдохнув, я откидываюсь на спинку дивана, вытянув руки вдоль тела.

Моя вина. Во всём только моя. И плевать, что Ольга Ивановна сухо и кратко объяснила что-то о хромосомных и генетических аномалиях. Вина моя и точка. Это понимала она, это понимала я, это понимали все, кроме Андрея. Но облегчать его мучения я не собираюсь…

И раздёргивать тяжёлые блекаут портьеры тоже.

Не тогда, когда на месте пустоты разливается бескрайнее море отчаяния, захлёстывающее горькими волнами острова вины.

Страшно. Очень страшно представить, что происходит с женщинами, которые искренне любят и ждут, если меня скручивает так, что хочется лежать и выть в голос.

И я ложусь, заваливаясь вправо. Прижимаю руки к груди и сгибаю в коленях ноги. Компактно. И, кажется, что так моя боль останется моей, не выплеснется наружу, где итак полно грязи.

Глаза закрываются, но я не сплю.

Сегодня мне приснилась девочка, с русыми, как у меня, волосами и очень знакомыми глазами. Чьими? Не знаю, но большего страха от простого сна я ещё не испытывала и не хочу повторения.

Лежать так оказывается хорошей идеей. Всё, что от меня требуется – дышать. Через боль, ломающую грудную клетку. Через рвущийся наружу стон. Через рваный выдох.

Вдох-выдох.

Просто дышать.

Дышать и чувствовать.

Не ощущая времени, я слышу лишь, как звонит телефон, брошенный на дно сумки с ноутбуком. Раз, другой, третий. Сегодня в этой жизни меня нет.

Звонок в дверь разрывает привычный ход вещей, но мне неинтересно. Поэтому я продолжаю лежать, бездумным взглядом уперевшись в основание кухонного острова. Позвонят и уйдут, а я завтра утром стану той, кем была всегда. Самоуверенной, резкой и упёртой.

Вот только у гостей другие планы и, услышав щелчок открывающегося замка, я поднимаю голову.

Глава 36

– Так и думала, что ты опять не ешь! – недовольно фыркает Олеська, глядя как я сажусь, и прямой наводкой идёт к холодильнику.

Исключительно затем, чтобы разобрать пакеты с логотипом известного сетевого магазина. Но даже не это заставляет всё больше округляться мои глаза. Хрен с ними, с продуктами, с Олесей это не первый раз, гораздо больше меня впечатляет появившийся из-за её спины Кирилл. Тот, который как раз с пакетами.

– Это была её идея, – хмыкает он, послушно поставив пакеты туда, куда она тыкает тонким наманикюренным пальцем.

– Да, моя, потому что от вас, мужиков, не дождёшься! – с искренним раздражением выглядывает Олеська из-за двери холодильника. – Она сама справится, – передразнивает она, и подозреваю, что Кира. – Все будет нормально! Нужно побыть одной!..

И, наверное, я бы объяснила ей, что Кир прав, если бы могла говорить. Шок это по-нашему. Серьёзно, такого поворота я ожидала меньше всего.

– А вы… – переводя взгляд с одного на другого, я обвожу их круговым жестом. – Вы вместе?

– Рехнулась?! – хмыкает Кир.

– Я с ним?! – возмущается Олеся.

Открыться шире мои глаза не способны физиологически, поэтому я на время забиваю на происходящее. На то время, которого достаточно, чтобы припереть Олесю к стенке и хорошенько допросить. Даже у меня не хватит наглости и фантазии, чтобы предположить, будто моя любимая, убеждённо-холостая подруга решила взять и завести постоянного мужчину. Даже если это Кирилл Самсонов. Даже если они после той ночи переспали.

– Тогда как?.. – Ещё один неопределённый взмах рукой. В общем-то, чего бы они не добивались, занять меня им удалось. Настолько, что отступает страх, скалящий зубы и обещающийся вернуться позже.

– Проще простого, – хмыкает Олеся, закрывает холодильник и идёт мыть руки. – У твоей единственной и неповторимой подруги нет ключей от твоей квартиры, а у него есть.

– Хотя быть не должно, – вздохнув, я скидываю туфли и, с усилием поднявшись, несу их в прихожую.

Так вот что такое настоящая дружба? Просто двое, не связанные друг с другом человека, которые решили накормить тебя ужином. И плевали на возникающие перед ними препятствия.

Впервые за последние сутки искренне улыбнувшись, я иду умываться.

– Может, ты включишь в обязанности домработницы готовку? – оторвавшись от сковороды, предлагает Олеся.

– Я не провожу дома столько времени, – рухнув на барный стул, я облокачиваюсь на стол и ставлю на руки подбородок. – Она и тебя припахала? – с улыбкой обращаюсь я к нарезающему красный перец Киру и, чувствуя внезапный приступ голода, утаскиваю с доски один кусочек.

– Вроде того, – иронично кривится он. Ага, чем бы дитя не тешилось… Проходили, знаем.

– Вроде того?! – услышав, возмущается Олеська и поворачивается, собираясь проконтролировать процесс, но так и остаётся с открытым для нотации ртом.

– Превзошёл ожидания? – не поворачиваясь, насмешничает Кир. А всё потому, что ломтики перца похожи друг на друга как близнецы – идеально-ровные, длинные и тонкие.

– Неплохо, – мгновенно сделав вид, что ничего особенно не видит, Олеся, опасно накренив, утаскивает из-под его локтя разделочную доску вместе с перцем и ножом. – Но можно было и лучше.

С немым вопросом во взгляде я, подняв бровь, смотрю на Кира. Невозмутимого, якобы ничего не понимающего и кристально-честного. Я не поняла, между ними что-то было или нет?!

– То есть вы приехали только для того, чтобы меня накормить? – Весёлое изумление встречается в моей мимике нечасто.

– Не совсем, – сбросив все ингредиенты в кастрюлю, Олеся сбавляет огонь и, развернувшись, опирается ладонями об остров. – Я приехала потому что ты не отвечала на звонки. Дверь тоже оказалась неприступной, хотя машина стояла перед подъездом. Ситуация вообще ни разу не смешная, особенно…

– У тебя суп не убежит? – ровно перебивает её Кир.

– А ты проверь, – елейным тоном отзывается Олеська. – По случайности у меня оказался его номер, – небрежным жестом указывает она на Кира, – а о том, что у него есть ключи, я знала от тебя. Остальное оказалось делом техники…

– Сдёрнуть меня с собрания акционеров и заставить съездить в магазин, – хмыкает Кир, отвернувшись от плиты, где демонстративно поднял крышку, принюхался и что-то добавил в будущий суп. Хорошо, Олеся не видела!

– Я же тебя и накормлю, – поворачивается она к нему с таким видом, словно ужином для Кира будет его же собственный мозг. С чайной ложечки.

– И что в меню? – Важный вопрос, учитывая распространяющийся по кухне обалденный аромат.

– Суп-гуляш, – мгновенно разрывает убийственный зрительный контакт Олеся, – и игристое.

– Мне?

– Мне, – иронично разрешает она мои сомнения. – Тебе и водителю гранатовый и апельсиновый соки. Причём гранатовый лучше бы тебе, он… полезный он, так что пей! – Открутив крышку у стоящей рядом стеклянной бутылки, Олеся берёт из шкафа бокал и, налив, ставит передо мной.

– Спасибо, – с улыбкой я вдыхаю терпкий гранатовый аромат.

– Водитель? – в свою очередь интересуется Кир, садясь на соседний стул.

– А разве нет? – Олеся не ведёт и бровью. – Если хочется адреналина, могу поделиться, права потом у гаишников заберёшь.

– Сами отдадут, – улыбается Кир даже ни разу не самоуверенно, а мне просто хорошо.

Оттого, что они язвят на моей кухне. От начавшегося дождя, стучащего в пластиковые окна. От пряного пара, струящегося из-под приоткрытой крышки. От дружеского тепла, которое я ощущаю окутывающим коконом.

Оттого, что сегодня мне не обязательно оставаться одной.

– Что всё-таки у вас происходит?

После сытного ужина и пустой болтовни мы, прикрываясь очень важным предлогом, идём с Олесей в спальню и закономерно пропадаем.

– У кого у вас? – с неподдельным интересом спрашивает она, лёжа поперёк моей кровати и положив голову на согнутую в локте руку.

– У вас, – фыркаю я в ответ, демонстративно указав рукой на закрытую дверь.

– Ничего, – вполне себе искренне пожимает Олеся плечами.

– То есть вы не спали? – Живот снова неприятно тянет, и я кладу поверх него руку.

– Только не говори, что ты серьёзно, – сев, она с укором качает головой. – Лиссет, в тот вечер, когда ты ушла с Яном, твой Кир развлекал меня познаниями в области финансов. Даже дал контакт хорошего страховщика, ты знаешь, я интересовалась, но на этом всё. К слову, ушёл он оттуда с длинноногой блондинкой, которая разве что не раздевалась по пути. – Олеся окидывает меня тревожным взглядом. – Болит?

– Терпимо, – морщу я нос. – Так вот как у тебя оказался его номер…

– А ты думала, я с первого взгляда влюбилась в этого самоуверенного… – запнувшись, она бросает на меня короткий взгляд, – … кобеля?

– Думаешь, если назовёшь его сволочью, разобьёшь мне сердце? – веселюсь я.

– Думаю, что с этим хорошо справляются другие, – мрачнеет Олеся. Я вижу, что она не хочет продолжать, но пересилить себя не может. Не в этот раз. – Андрей… Я видела его машину, когда привозила тебе вещи. Он был у тебя?

– Он не настолько дурак, – усмехаюсь я. – Когда ты его видела, он привозил мою карту из Преображенской. Естественно, пока я приходила в себя после обморока, они позвонили ему, как ближайшему родственнику, а догадаться что случилось… Даже если бы это была не беременность, он не мог рисковать.

– Рисковать! – презрительно кривится она. – А то, что он исполнил – не риск? – Явно желая высказаться на эту тему, Олеся молчит. – Просто объясни мне, зачем ты снова согласилась за него выйти?

– По расчёту, – прикрыв глаза, я откидываю голову на изголовье кровати.

– Лиссет…

– Потому что я могу его понять. Могла… – Не открывая глаз, я горько усмехаюсь. – Все эти его «Полуночная госпожа», «как скажешь», «я тебя люблю» въелись под кожу гораздо глубже, чем я ожидала. И отказаться от всего так просто, в один миг, оказалось слишком.

– А это не слишком?

– Это за гранью, – впервые честно озвучиваю я то, что думаю, – здравого смысла так уж точно. Я ведь была уверена, что справлюсь. В конце концов, много ли надо, чтобы свыкнуться с красивым, умным и успешным мужем? Ещё и любящим. Да, с тараканами, но кто без них…

– Дорогая моя, это уже не тараканы, – мрачно отзывается Олеся, – это скарабеи, которые пройдут по тебе и даже костей не оставят.

– Разбираешься в насекомых? – хмыкнув, я открываю глаза.

– В сволочах.

– Понимаешь, – сев, я морщусь, чувствуя, как резкое движение отдалось в живот, – я ведь знаю, кто я, лучше вас всех. Знаю, что из себя представляю, и в какой-то степени допускаю, что он был в своём праве. Со мной тяжело, мужчине особенно, поэтому я простила и не отказалась от свадьбы.

– Сделал вид, что простила, – неодобрительно качает головой она.

– Пусть. – Пожав плечами, ощущаю усталость во всём теле, я ложусь на левый бок, и Олеся зеркально повторяет мою позу. – Со временем углы бы сгладились…

– И этот тоже? – она кивает на мой живот, который я снова рефлекторно прикрыла рукой.

– Давай не будем, – вздохнув, прошу я и кладу голову на подушку. – Расскажи лучше что-нибудь приятное.

– То, как я обломала шефа достаточно приятно? – фыркает она и неожиданно гладит меня по голове.

– В самый раз.

– Однажды известный в нашем городе радиоведущий решил построить себе коттедж. – Вместо ответа начинает она. – Но не рассчитал жадность нашего дорогого Павла Петровича, а я решила перехватить заказ…

Глава 37

Когда я открываю глаза, в комнате всё ещё темно.

Тишина и плед, которым я укрыта, говорят о том, что гости оказались слишком самостоятельными – сами пришли, сами ушли. Перевернувшись на спину, я разглядываю потолок. Живот не болит, в груди не ноет, голова тяжёлая. Интересно, последнее от того, что я переспала или недоспала?

Не вставая, тянусь за телефоном, который показывает 3 часа ночи.

Всё, выспалась. Логично, учитывая, что я вырубилась где-то в семь и последнее, что помню, Олесино «конечно, он согласился на цену, в три раза меньше, чем предлагал Колобок».

Вздохнув, я прислушиваюсь к себе, и на этот раз меня интересует не внешнее, а внутреннее.

Тишина и пустота.

Ничего приятного, но забиться в угол уже не хочется и это не может не радовать. И пусть где-то на краю сознания остаются отголоски выбивающего дух отчаяния, но сегодня они уже не готовы вылезать на первый план. Это не значит, что в моменты тоски они не наберут силу, но значит, что я смогу справиться и с этим.

Медленно сев на краю кровати, я оглядываюсь. Завтра суббота, но с Сухоруковым всё равно придётся связаться. В среду я должна увидеться с Яном, в этот раз как представитель Ивана Фёдоровича, но эта, наша с ним, договорённость действовала, пока я была с Андреем. Была…

Стремление ставить точки требует с ним встретиться и, собственно, сообщить о разрыве всех отношений, вот только со встречей пока плоховато. А раз так, обойдётся сообщением. Завтра. Сейчас же я иду в кухню и, словно на стену, натыкаюсь на огромную корзину, стоящую на столешнице. Это ещё что?

Орехи, какие-то сушёные палочки и кольца, странного вида мармелад и многое из того, что я вижу первый раз в жизни. Гуманитарная помощь болеющим? Изюма с курагой не видно, а, значит, это Олеся? Никто другой не знает меня настолько хорошо.

Рядом лежит сложенный вдвое лист белой бумаги, где карандашом, сильно напоминающем косметический, Олеся сообщает, что я уснула, а они с… даже вглядевшись, мне не удаётся разобрать зачёркнутое ей слово, разошлись по домам. В постскриптуме она уточняет, что корзину принёс курьер, а ключи от квартиры Кир бросит в почтовый ящик.

Неужели правда послушает и бросит?

Хмыкнув, я откладываю записку и берусь за приятно хрустящую прозрачную плёнку. Стоит начать разворачивать и одуряющий шоколадно-ванильный аромат разливается по всей гостиной. Макадамия? Точно. Она единственная не упакована в плотный прозрачный конверт из той же упаковочной плёнки, а сконцентрированный запах быстро тает в объёмах моей квартиры.

Пусть всё красиво, но даже улыбаться не тянет. Это не Олеськин подарок, а, значит, постарался Андрей. И желание раз и навсегда объясниться только усиливается.

До всего этого я была уверена, что не смогу простить только измену. Ведь что ещё такого страшного может случиться в совместной жизни! Оказалось, что у меня просто нет фантазии, в отличие от того, для кого ложь – призвание. Недовольно покачав головой, я продолжаю раскопки, надеясь найти записку с осточертевшим уже «Извини». Но жизнь преподносит мне сюрприз в виде знакомой витиеватой визитки и единственным словом, написанным с обратной стороны.