Шестерка Атласа

Настоящим вызовом для Рэйны была работа в группе. Им придется зависать в одном месте.

Рэйна уже жалела, что не осталась дома.

– Ой, я же не то хотела сказать… – Либби зарделась. – Я только… думала… э-э…

– Я не изучала натурализм, – подсказала Рэйна. – Я специализировалась на древней магии. Классической.

– О-о-о, – немного смущенно протянула Либби, а Париса прищурилась. – Как историк?

– Как историк, – эхом повторила Рэйна. Историк-одиночка.

Парису ее тон не смутил.

– Так ты свое собственное ремесло не развивала?

– А какая тут у кого специализация? – вмешался Нико. Надо сказать, очень вовремя, потому что Рэйна начала закипать, и Париса за свои намеки могла вот-вот получить удавку на шею в виде папоротника, который Рэйна якобы контролировать не в силах.

Впрочем, Нико не столько вступался за Рэйну, сколько хотел оживить беседу.

– Вот у тебя, например, – обратился он к Парисе, и та напряглась.

– А у тебя?

– Мы с Роудс работаем с материей. Физика силы, молекулярная структура, вот это все… Я, разумеется, лучше…

– Заткнись, – пробормотала Либби.

– …у нас у каждого есть любимая тема, но оба мы умеем манипулировать физическими свойствами материи. Движение, волны, стихии, – суммировал Нико, выжидательно глядя на Парису. – А ты?

– А что я? – небрежно ответила та.

Нико замялся.

– Ну, я просто подумал…

– Не понимаю, зачем делиться подробностями наших специализаций, – уныло вмешался Тристан. – Мы ведь соревнуемся друг с другом, разве нет?

– Так мы же работаем вместе, – ошеломленно возразила Либби. – Ты что, правда намерена весь год хранить свою магию в тайне?

– Почему бы и нет? – пожала плечами Париса. – Всякий, кому хватит ума ее раскусить, возможно, довольно сообразителен, но что касается тонкостей…

– Мы не сможем работать в группе, ничего друг о друге не зная, – вкрадчиво попытался возразить Нико.

Он явно считал себя обаятельным и способным сплотить.

– Даже если кого-то в конце исключат, – сказал Нико, – я все равно не понимаю, в чем смысл расшатывать группу.

– Ты говоришь так только потому, что уже раскрыл свою специализацию, – пробормотал Каллум, улыбаясь уголком рта, за что понравился Рэйне еще меньше.

– Ну, мне-то стыдиться нечего, – чуть раздраженно ответил Нико, за что понравился ей больше. – И если только остальные не испытывают неуверенности в своих способностях…

– Неуверенности? – фыркнул Тристан. – То есть ты считаешь себя лучше всех?

– Я этого не говорил. Я только…

– Он и правда считает себя самым крутым, – сказала Париса. – Но кто думает о себе иначе? Разве что ты, – недружелюбно бросила она в сторону Рэйны… и с треском провалилась на самое дно списка потенциальных друзей.

– Я только подумал, что есть, наверное, какой-то способ прийти к компромиссу, – сказал Нико. – Нужно хотя бы примерно представлять, кто на что способен.

– Согласна, – ответила Рэйна, главным образом потому, что упирались Париса с Тристаном. Ей-то никакой разницы не было: все и так уже знали ее специализацию, вот она, как Нико с Либби (которая, слава богу, наконец-то умолкла), и решила выдавить признание из остальных. – Иначе физикам придется взять на себя львиную долю работы, а мне – тратить всю свою энергию на защиту…

– Не все упирается в грубую силу, – раздраженно заметил Тристан. – То, что у вас материалистическая специализация, не значит, что вам придется колдовать одним.

– Ну, ты уж точно не даешь мне повода для…

– Стоп, – прервал Рэйну Нико, чем немало смутил остальных. – Кто это делает?

Рэйне это не понравилось, но лучше уж Нико, чем Тристан.

– Делает что?

– Роудс уже должна была высказаться, – заметил Нико, скользнув взглядом в сторону Либби. Та удивленно моргнула, а Нико с подозрением пригляделся к Тристану, Парисе и Каллуму. – Но кто-то убедил ее молчать. Кто?

Тристан глянул на Парису.

– О, спасибо, – сухо произнесла она. – А ведь так и не скажешь.

– Ну, меня-то винить трудно…

– Это не я, – раздраженно отрезала Париса, и Рэйна с трудом сдержала улыбку. Мало того, что союз Тристана с Парисой уже дал трещину, так еще и специальность Парисы вскрылась: она читала мысли и эмоции людей.

– Кто-то из вас влияет на чужое поведение, – произнес Нико и, ощетинившись, добавил: – Так нельзя.

Оставался последний подозреваемый, и один за другим все обернулись к Каллуму.

– Расслабьтесь, – со вздохом сказал тот, апатично закидывая ногу на ногу. – Она переживала, и я ее отключил.

Либби моргнула и тут же вспылила:

– Как ты посмел…

– Роудс, – осадил ее Нико. – Здесь воздух слишком сухой.

– Заткнись, Варона…

– Так ты эмпат, – Рэйна взглянула на Каллума, – и это значит… – Она посмотрела в сторону Парисы. – … что ты читаешь мысли, – догадалась она, решив, что для общества, позиционирующего себя как самое продвинутое в своем роде, было бы нелогично пригласить две пары человек одинаковой специальности.

– Больше нет, – сказала Париса, зло посмотрев на Тристана. – Тут все уже щиты возвели.

– Никто их долго не удержит, – ответил Тристан, подозрительно глядя на Каллума. – Особенно если нам придется еще и эмоции свои скрывать.

– Это глупо, – сказала Либби, успешно избавившись к тому времени от влияния Каллума. – Послушайте, я буду последней, кто скажет, что Варона способен на разумные поступки…

– Кто-кто? – спросил Каллум, который, похоже, решил поиздеваться над ней.

– Я про… Нико… как угодно… Смысл вот в чем, – нетерпеливо выдохнула Либби. – Мы ничего так и не сделаем, если будем защищаться друг от друга. Я, мать вашу, сюда учиться пришла! – взорвалась она, что Рэйна восприняла с несказанным облегчением.

Либби, может, и раздражала, но она хотя бы не боялась настаивать на том, что правда важно. Система ценностей у нее была в полном порядке.

– Я наотрез отказываюсь, – дымилась Либби, – тратить свою магию на то, чтобы не пускать вас всех к себе в голову!

– Отлично, – небрежно заметил Каллум. – Я тогда обещаю никому из вас спуску не давать.

– Эй, – отрезал Нико. – Она права. Я бы тоже хотел кое-какой автономии для своих чувств, спасибо.

Тристан и Париса как будто согласились, хоть и не были готовы сказать этого вслух.

– Вряд ли надо объяснять эмпату, почему никто не хочет, чтобы с их эмоциями играли, – не уступала Либби.

Каллум вяло отмахнулся.

– Я, конечно, знаю, что вы переживаете, но не собираюсь вникать в ваши чувства. Впрочем, так и быть, обещаю вести себя хорошо, – добавил он, бросив на Парису хитрый взгляд, и та злобно посмотрела на него в ответ.

– Я ни на кого не влияю, – раздраженно сказала она. – По крайней мере, магически. Я же не манда какая-нибудь.

«Ну-ну», – громко подумала Рэйна, чем тоже заслужила злобный взгляд Парисы.

Обсуждение закончилось, и оставшиеся три члена группы посмотрели на Тристана, который – как запоздало сообразил Рэйна, – еще не раскрыл свою специализацию.

– Я… – Загнанный в угол, он напрягся. – Я что-то типа иллюзиониста.

– Ну да, как и я, – с сомнением протянул Каллум. – Это слишком уж общий термин, не находишь?

– Постой-ка, – сказала Париса, внезапно что-то вспомнив. – Тебя ведь зовут Каллум Нова? Из клана иллюзионистов Нова?

Остальные заинтересованно встрепенулись, и даже Рэйна не смогла скрыть любопытства. Корпорация «Нова», глобальный медиаконгломерат, который тайком – да и то не всегда – специализировался на иллюзиях; он доминировал как в смертной, так и медитской сферах, наиболее ловко действуя в индустрии косметики и красоты. Нова восхищали не только своей продукцией, но и беспощадным отношением к конкурентам. Они вывели из дела несколько малых компаний, постоянно подрывая медитские регламенты на использование магии в смертных продуктах.

Впрочем, не это заинтересовало Рэйну. До Парисы начало доходить, как она проворонила самого богатенького из кандидатов, и это привело Рэйну в такой восторг, что плачущий фикус Бенджамина в углу радостно дал плоды.

– Да, я Нова, – признал Каллум, не сводя глаз с Тристана, который так ни в чем и не признался. – Хотя, как ты уже, наверное, догадалась, иллюзии – это не смысл моей жизни.

– Отлично, – прорычал Тристан. – Я вижу иллюзии насквозь.

Рука Либби взметнулась к щеке, а Тристан вздохнул.

– Да, я его вижу, – сказал он. – Это просто прыщ, расслабься.

Затем Тристан не спеша обратил внимание на Каллума, который напрягся в тревожном ожидании. Восхитительно, подумала Рэйна. Лучше станет, только если Тристан раскроет всем, что у Парисы нос не свой.

– Я им не скажу, если ты не скажешь, – пообещал Тристан Каллуму.

На какое-то время в комнате повисло такое напряжение, что даже цветы насторожились.

А потом Каллум расхохотался.

– Давай тогда это будет между мной и тобой, – согласился он и, обняв Тристана, похлопал его по плечу. – А они пусть гадают.

Значит, есть «мы» и «они». Вот это уже не так радовало.

«Мама-мама-мама», – дрожа от ужаса, шептал плющ в углу, а стоявший рядом фикус зашипел.

«Мама злится, – хныкал филодендрон. – Они злится, о нет-нет-нет…»

– …нет смысла ссориться из-за этого, – говорила в это время Либби, и Рэйна тихонько сделала глубокий вдох в надежде, что зелень в комнате не взбунтуется. – Как бы мы ни относились друг к другу, нам все еще надо выработать хоть какой-то план безопасности, так что…

Не успела Либби Роудс начать командовать, как прозвучал низкий, громкий, взрывной звук гонга, и двери в раскрашенную комнату распахнулись. Как будто дом приглашал группу на выход.

– Похоже, придется отложить дела, – заметил Каллум и, не дожидаясь, пока Либби договорит, встал и вышел.

Тристан с Парисой у него за спиной переглянулись и двинулись следом; Нико тоже поднялся и, скривившись, позвал за собой Либби. Она, впрочем, не спешила и в отчаянии посмотрела на Рэйну.

– В общем, послушай, – начала она, переминаясь с ноги на ногу. – Понимаю, что была груба, ляпнула там про тебя, про натуралиста, но я просто…

– Нам необязательно становиться друзьями, – сказала Рэйна в лоб, перебив ее. Либби явно хотела предложить оливковую ветвь мира, но Рэйне хватало и живых ветвей, с которыми приходилось считаться; без метафорических она обошлась бы прекрасно. Друзей она заводить и правда не стремилась; она лишь искала побольше доступа к архивам.

Впрочем, двери запирать тоже не спешила.

– Нам просто нужно быть лучше их, – ворчливо заметила Рэйна, кивая в сторону остальных трех, и хотя бы это Либби уяснила.

– Понятно, – сказала она и, слава богу, последовала за Нико из комнаты, не дожидаясь Рэйны, которая поплелась следом под нытье потерянных растений.

Нико

Как ни противно было Нико говорить следующее, альтернативы он не нашел.

– Послушай, – обратился он к Либби, понизив голос, когда они огибали угол одного из запутанных коридоров. Узкие окна на первом этаже с видом на залитые закатным светом земли омывали интерьер золотом. – Мне нужна эта работа.

Либби, естественно, восприняла заявление в штыки.

– Варона, можно напомнить, что ты здесь не единственный, кому надо что-то доказать…

– Избавь меня от нотаций, Роудс. Мне нужен доступ. Особенный допуск, хотя пока еще не знаю, к чему. Мне необходимо увидеть как можно больше архивов Общества.

– Зачем? – тут же спросила Либби.

Когда дело касалось Нико, ее паранойя просто не знала границ. Он, разумеется, мог сказать, что большая часть исследований по отпрыскам нелюдей была древней и утраченной (или же незаконной и поверхностной), но ему не сильно хотелось откровенничать. Это ведь не его тайна, к тому же преступница-мамаша Гидеона в любой момент могла пробиться через наложенные Нико защитные чары. Время поджимало.

– Нужно, вот и все, – сказал Нико и, не давая Либби раскрыть рта, добавил: – Ты главное знай: я тут своего добьюсь, любой ценой.

– Нико, если ты пытаешься запугать меня…

– Я не… – Он в отчаянии умолк. – Роудс, твою ж налево, я пытаюсь работать с тобой.

– С каких это пор?

Ну не может такая умная девчонка быть настолько тупой!

– С тех самых, как заметил, что трое старших уже сбиваются в команду, – прошептал он, указывая на Тристана с Парисой, которые нагнали Каллума.

До Либби наконец стало доходить.

– Так ты хочешь подобия союза?

– Ты слышала, что сказал Атлас. Сперва у нас в программе материальная магия, – напомнил Нико. – Мы с тобой в этом перещеголяем всех остальных.

– Кроме разве что Рэйны, – сказала Либби, со страхом оглядываясь. – Правда, я не могу ее раскусить.

– Неважно, превзойдет она нас или нет. Роудс, мы с тобой в заведомо невыгодном положении. Есть мы и они. Если кого-то и выгонят, то явно одного из нас.

Она пожевала губу.

– Ну, и что ты предлагаешь?

– Работать заодно. – Они так долго враждовали, что предложение звучало нелепо, однако Нико рассчитывал на гибкость Либби. – В любом случае так мы добьемся большего. – Поразительно, а ведь все четыре года преподаватели твердили им то же самое! – Нельзя давать остальным повода считать кого-то из нас расходником.

– Если кто и считает меня расходником, так это ты, – сказала Либби, и Нико тяжело вздохнул.

– Не придирайся. Я стараюсь вести себя как взрослый. – Типа того. – Или хотя бы думать прагматично.

Поразмыслив, Либби сказала:

– А вдруг союз с тобой не в моих интересах? Вдруг ты правда окажешься бестолковым…

– Я не бестолковый и никогда таким не был, – резко ответил Нико. – Но если тебе так угодно, то мы будем командой, пока нам это выгодно. Что скажешь?

– А когда выгода закончится?

– Сразу сожжем мосты.

Либби снова задумчиво помычала.

– Мне кажется, они просто кучка снобов, – пробормотала она, когда они вошли в зал в центре Н-образного особняка. – И я типа уже ненавижу Каллума.

– Держи себя в руках. Эмпаты могут много чего натворить с сильными эмоциями.

– Не надо мне про эмпатов лечить. – Предсказуемый ответ, хотя Либби уже, кажется, сдалась. – Просто это так глупо, что мы не можем работать все вместе, – пробормотала она себе под нос. – То есть зачем собирать столько талантов, если никто из них не хочет посмотреть, к чему это приведет?

Нико пожал плечами.

– Может, они еще перешагнут через это?

– А, ну да, это ведь так часто случается, – проворчала Либби, теребя от волнения челку.

Она явно была готова согласиться. Нико демонстративно ждал, пока она про себя все прикинет, и вот она закатила глаза.

– Ладно, – ворчливо уступила Либби, и Нико напомнил себе, что раздражаться тут не с чего: он получил желаемое, к тому же это доказало его правоту. – Значит, мы союзники, пока полезны друг другу, но в любой момент все может закончиться.

– Мне нравится твой энтузиазм, Роудс, – сказал Нико, а она в ответ проворчала нечто оскорбительное, впрочем, тут они наконец вошли в столовую.

Здесь, как и везде, все было отвратительно формальным, на стенах висело еще больше пасторальных пейзажей, а посередине стоял длинный стол – в самый раз для банкетов или мятежей. Нико постарался не думать, что предпочел бы он, хотя в такой компании банкет казался маловероятным.

Если не считать разбивки на партии, чувствовал себя Нико вполне уверенно. Это Либби боялась. Да, ее сразу же выбрал целью Каллум (предсказуемый сорт подонка), к тому же хрупкость не позволяла ей смириться с надменностью и равнодушием Рэйны. В личном моральном кодексе Либби Роудс было прописано бояться всего, чем нельзя управлять.

Дайте ей проявить себя и раскрыться, и она уже не будет такой мышкой: это Нико знал по опыту. Элизабет Роудс обладала многими качествами – бесполезными по большей части, – но когда оспаривали ее способности, сдержанностью даже и не пахло. Ну, хоть раз эта ее склочность послужит на пользу.

«Чем скорее ей представится шанс пройти испытание, тем лучше», – хмуро подумал Нико, наблюдая, как Каллум, Тристан и Париса очевидно заблуждаются: они решили, будто скрытность и больший опыт делают их неким закрытым клубом. Нико чуть ли не жалел, что счел Парису такой привлекательной, хотя не первый раз западал на девушку, главным свойством которой была неспособность впечатляться.

Хорошо еще, ужин выдался недолгим, и в конце трапезы Далтон сообщил, что завтра их ждет первый полноценный день. А сегодня их проводят в комнаты.

Свернув от столовой в сторону западной части Н-образного здания, Далтон отвел их в прихожую, где располагалась большая лестница. Их разместили в перестроенном крыле; восточная сторона второго этажа содержала формальные гостиные, часовню (ладно хоть, светскую), где на узком витражном триптихе изображались мудрость, справедливость и не то просветление, не то пожар, и очередной калейдоскоп белых мужчин в гофре. Их так называемый общий аванзал (пафосный термин для комнаты, которая скоро все равно заполнится разномастными носками) был обычной гостиной перед спальнями, а те, в свою очередь, собрались в едином, непримечательном коридоре. На небольших табличках у дверей виднелись имена кандидатов.

– Как будто снова в школе-интернате, – пробормотал Каллум Парисе, хотя, конечно, никто больше связи не уловил. Увидеть ее худо-бедно мог еще Нико, ведь как только подтвердился его статус медита, его отослали из Гаваны в Новую Англию, но ему хотя бы хватило осознания своего богатства, чтобы не указывать на это. В НУМИ обучалось полно студентов вроде Либби и Гидеона, которые до этого ходили в школы смертных; происхождение из магической денежной аристократии – это не то, чем принято бахвалиться, если только не желаешь вызвать у окружающих недоверие или антипатию. Для человека, который ощущал эмоции окружающих, Каллум проявлял ужасающую неосведомленность.

– Говори за себя, – пробормотала в ответ Париса, доказывая тем самым правоту Нико, хотя Каллум тут же усмехнулся.

– Вы люди взрослые, – сказал Далтон, уловив, к чему идет их приглушенный разговор, – поэтому правил нет. Постарайтесь только не наделать глупостей.

– Нет правил? – эхом повторил Тристан, глянув на Либби так, будто та от этих слов должна упасть в обморок. Тут он угадал: Либби всегда производила впечатление ябеды, а то, что одежда на ней была как со страниц весеннего каталога для универских старост (кардиган с квадратной горловиной, плиссированная юбка и туфли-балетки) этот образ дополняло.

– Посторонних в дом водить нельзя, – как бы уточняя очевидное, предупредил Далтон. – Никаких оговорок, ведь сюда все равно хода нет.

– Ты тоже здесь живешь? – спросила Париса.

– На территории, – уклончиво ответил Далтон.

– А если вдруг будут проблемы… – прощебетала Либби.

– Это не школа, – снова прояснил Далтон, – и посему тут нет директора, которого следует оповещать, если кому-то что-то вдруг не понравится. Я, – добавил он, – вам не учитель и не опекун. Если проблема и правда возникает, то решать ее вам шестерым. Еще что-нибудь?

Ничего.

– Что ж, ладно, спокойной ночи, – пожелал Далтон, и все шестеро разбрелись в поисках комнат.

Спальни, как и сам дом, были выдержаны в невероятно английском духе: в каждой стояло по одинаковой кровати под балдахином, среднего размера столу, гардеробу, отделанному белым мрамором очагу и пустому книжному шкафу. Комната Нико – первая налево – располагалась рядом с комнатой Каллума и напротив Рэйны. Либби неловко добралась до конца коридора вместе с Тристаном, что Нико не удивило. Она сильно боялась неодобрения, а Тристану вряд ли кто-то когда-нибудь нравился по-настоящему. Пока что решение Нико заключить союз с Либби не принесло ему популярности, но лучше пусть с ним мирятся материалисты, чем держат за шавку остальные трое.

Со сном Нико не медлил. Во-первых, Гидеон обещал навестить, а во-вторых, его сила практически полностью зависела от физической формы. Если в общих чертах, то магия – это как спорт; прибегая к ней, приходилось изрядно попотеть, и между подходами требовалось восстановиться. Нико сравнивал колдовство с Олимпиадами смертных: человек с природной склонностью мог работать по своей специальности на базовом уровне довольно легко, даже не запыхавшись, но для золота требовались изнурительные тренировки. И еще больше предстояло пахать для результата за пределами своей области. Можно, конечно, стать чемпионом во всех видах спорта, но так и сдохнуть недолго. Совершать подвиги сродни тем, на которые шел Нико де Варона, мог либо сильно глупый, либо сильно талантливый медит.

К счастью, он был и жутко талантлив, и чрезвычайно глуп.

– Это было офигительно трудно, – заметил Гидеон, проявляясь в подсознании Нико где-то посреди его предыдущего, полузабытого сна. Зато сейчас он очутился в бесконечной тюремной камере, на узкой койке, а Гидеон смотрел на него из-за решетки.

– Где бы ты ни был, – произнес он, – это крепость.

Нико, нахмурившись, огляделся.

– Правда?

– Я не могу к тебе проникнуть, – сказал Гидеон, указывая на прутья. – Да и Макса пришлось оставить снаружи.

– Снаружи чего?

– О, одного из миров. – Они еще в универе попытались составить карту царства грез, но не смогли: области мыслей было не так-то просто охватить, а миры подсознания простирались слишком широко и, запутанные, постоянно менялись. – С ним все будет хорошо. Уверен, он спит.

Нико встал и подошел к решетке.

– Вот уж не думал, что будет так трудно. – Хотя, если так поразмыслить, догадаться стоило.

– Тут полно охранительных чар, – сказал Гидеон. – Больше, чем можно было бы ожидать.

– Даже ментальных?

– Особенно ментальных. – Гидеон ущипнул невидимую гитарную струну. – Видишь? Тут поработал телепат.

Если Тристан прав в своих предположениях, то это, наверное, Париса. Хотя вряд ли показанные чары сотворила она. Скорее всего, то была нить в составе крупного телепатического барьера. Логично, воруют же не всегда что-то материальное.

Нико задрал голову, высматривая камеру наблюдения (или ее местную вариацию), и заметил ее в углу.

– Вот, – сказал Нико, указывая на нее. – Постарайся без громких обвинений.

Гидеон обернулся и пожал плечами.

– По правде, мне и сказать-то больше нечего. – Пауза, потом: – Avez-vous des problèmes? Tout va bien[4]?

– Sí, estoy bien, no te preocupes[5]. – Любой, кто следил за ними, мог бы, наверное, перевести, но смысл был не в том. – Думаю, не стоит встречаться слишком уж часто.

Гидеон склонил голову в знак согласия.

– Пока я тут, ты толком не спишь, – заметил он. – А судя по местной системе безопасности, энергия тебе понадобится вся.

– Да, – вздохнул Нико, – возможно. – Он постарался не думать, насколько тяжело пройдут следующие два года, когда даже в подсознании не останется и следов Гидеона, не дающего свихнуться.

– Либби тут? – спросил Гидеон.

– Да, где-то здесь. – Нико скривился. – Хотя тебе этого знать не положено.

– Ну, я же просто наугад предположил. – Гидеон склонил голову набок. – Ты ведь хорошо с ней обращаешься?

– Я сама вежливость. Не надо учить меня манерам.

Улыбка Гидеона стала шире.

– Tu me manques[6], – сказал он. – Макс, естественно, твоего ухода не заметил.

– Ну еще бы. – Пауза. – Y yo también[7].

– Без тебя так непривычно.

– Знаю. – На самом же деле разлуку Нико еще толком не прочувствовал. – Хотя бы тихо стало?

– Да, а мне тишина не нравится. Так и жду, что из уничтожителя мусора вынырнет мама.

– Не вынырнет, мы с ней поговорили.

– Вот как?

– Да, она неожиданно навестила меня в ванне, – признался Нико. – Но я бы сказал, что сумел ее убедить.

«В некотором смысле, – мрачно подумал он, – если защитные чары считаются».

– Николас, – со вздохом произнес Гидеон, – déjate[8].

Гидеон знал, конечно же, – ему ли не знать, – что Нико от большой любви прячет правду, но опять-таки, Эйлиф была темой сложной. Нико все не мог взять в толк, как ей удается пересекать астральные планы так легко (впрочем, какая-нибудь книга тут, наверное, и дала бы ответ, с надеждой осознал он), однако если отбросить детали, то она разбойница и притом необычайная. Что бы Эйлиф ни делала – в смысле магии, – ей это удавалось невероятно ловко, и потому Гидеон постоянно пребывал под ударом. Рисковать Нико не хотел. Последний раз, когда она угрозами заставила сына выполнять для нее работу, то истощила его, и у него несколько дней кряду не прекращались припадки. В конце концов Гидеон упал неподалеку от Томпкинс-сквер-парк и загремел в больницу, не успев связаться с Нико. И это еще не говоря о том, как Гидеона во всех мирах преследовал и те, кого он обокрал (деталь, которую Эйлиф не упомянула, будучи либо преступно забывчивой, либо – что вероятнее – просто преступницей). Нико, впрочем, без ее объяснений знал, почему Гидеон не дает себе спать, почти месяц отдыхая вполглаза.