Светя другим – сгораю

– Что, прости?

– Я отчисляюсь, – сказал Матвей уверенней. – По собственному желанию.

Рыжие волосы стали раскачиваться из стороны в сторону.

– Нет, – промолвила Алика. – Что за глупости? О чём ты?..

Матвей взял в одну руку чемодан, который она уже не удерживала, другой легонько коснулся её локтя и повёл к выходу.

– Я понял, что не смогу стать врачом.

– Морг, – догадалась Алика. – Что там произошло?

Матвей вдохнул поглубже.

– Я сбежал, – признался он.

Алика так резко остановилась, что он чуть не врезался в неё и не ушиб, а она этого даже не заметила.

– Осторожнее, Аль!

– Сбежал?

– Да.

Она взяла его за лацкан пиджака. Глаза искали что-то в его взгляде и, найдя, вспыхнули.

– Пойдём куда-нибудь, – сказала Алика, сжала его руку и зашагала по перрону. – Ты всё мне расскажешь.

Они зашли в кафе неподалёку от вокзала. Алика нырнула за первый пустующий столик. Матвей заказал себе кофе и Алике чай, который потом долго остывал прямо перед ней.

Он рассказал, что случилось, начиная с минуты, когда вышел из дома. Алика слушала, ловя каждое слово, не перебивая и, казалось, не дыша. Просто слушала, чутьём уловив, что ему нужно выговорить всё, что он перенёс, передумал и перечувствовал за три последних дня.

Он не стеснялся. Никому другому Матвей не смог бы признаться в слабости, в страхе, а ей говорил, не виляя, всё как было.

– Я не могу учиться дальше, – заключил он. – Завтра утром поеду в институт и заберу документы.

Алика вдохнула, как перед прыжком в воду, задержала дыхание, оторвала взгляд от его лица и посмотрела в огромное окно на улицу. Мимо как раз в это время проехала поливальная машина, заливая дорогу и окропляя тротуар брызгами, яркими, как осколки хрусталя.

– Родителям сказал уже? – спросила Алика.

Матвей глотнул кофе.

– Нет. Отчислюсь, тогда и скажу.

Алика молчала, не сводя глаз с мокрого асфальта.

– Ты только не думай, что я совсем ничем не буду заниматься, – добавил Матвей. – Поступлю в какой-нибудь другой институт. Отучусь на химика или, может, провизора. Не знаю сколько они получают, но надеюсь, не меньше, чем хирурги.

Лицо Алики снова обратилось к нему. На лбу у неё обозначилась едва заметная морщинка. Казалось, она пытается подслушать то, что происходит за окном.

– Ты попадёшь в армию, если сейчас отчислишься, – сказала она.

– Да, наверное, – ответил Матвей. О товарище военкоме он как-то позабыл. – Но это же не проблема, правда? Сейчас служат всего год. Ты ведь будешь меня ждать?

Глаза Алики распахнулись шире.

– Да, но…

– Вот и всё! Больше мне ничего не надо.

– Погоди! – Алика придвинулась ближе и коснулась холодной ладонью его руки. – Ты поторопился с решением.

– Да говорю же, мне уже не стать врачом! – Матвей высвободил свою руку и откинулся на спинку дивана. – Какие тут ещё могут быть решения?

– Матвей, – тихий голос Алики проникал в сознание, как дождевые ручейки в землю. – То, что случилось, не показывает, станешь ты врачом или нет.

– Ещё как показывает! – возразил Матвей, изо всех сил сопротивляясь этому голосу и пытаясь стоять на своём. – Алика, неужели ты не понимаешь, врач не может бояться мертвецов!

Вышло громко, импульсивно. Алика скользнула взглядом в одну сторону, в другую, потом снова посмотрела на Матвея.

– Не кричи, пожалуйста, – сказала она. – Бояться смерти – нормально. Это заложено в человеке природой. Инстинктами. Как врач ты сам можешь мне об этом рассказать.

– Я не врач, – попробовал вставить Матвей.

Но Алика упорно продолжала:

– Страх смерти заставляет беречь жизнь. Из-за него люди придумали про загробную жизнь мифы, целые религии! Страх смерти – самый сильный человеческий страх. Так почему ты решил, что справиться с ним будет легко?

Матвей смотрел на тёмную кофейную гущу, заволокшую дно его чашки.

– Потому что по глупости думал, что смогу стать хирургом, – сказал он. – А если кто-то умрёт у меня на столе? Я сбегу из операционной, как сбежал из морга?

– Из операционной ты не сбежишь. И ты это знаешь. Тем более, что не у всех трупов рыжие волосы.

– Нет, с тем, что она похожа на тебя, я вроде бы справился. Точнее, понял, что это не ты, и немного успокоился. Но когда патологоанатом начал рассказывать, как вскрывают тело, шаг за шагом, я уже не мог себя контролировать.

Алика едва заметно, очень нежно улыбнулась.

– Не требуй от себя всего сразу. К смерти надо привыкнуть.

– Мой отец не испугался, когда впервые увидел труп, – возразил Матвей.

– Да что ты сравниваешь! – Алика прихлопнула ладонями по серо-белой столешнице. – Твой отец маньяк. Уж прости! Он за болезнями не видит людей. Даже когда рассказывает что-то, говорит: «Сегодня я видел опухоль», как будто она существует где-то вне пациента. А ты другой. Ты сопереживаешь. В следующий раз будет легче. Когда тебе в морг? Завтра?

– Шутишь? – усмехнулся Матвей. – Я туда больше не вернусь.

Алика вновь двинулась к нему навстречу.

– Матвей…

– Не вернусь, и не думай меня уговаривать! После того, как сбежал у всех на глазах! – Матвей вздрогнул, словно до него вновь донёсся навязчивый запах формалина. – Патологоанатом меня на смех поднимет перед всей группой и будет прав. Хуже девчонок. Те хоть и стояли зелёные, но выдержали.

– Матвей, ты не о том думаешь. Чёрт с этим патологоанатом! – крикнула Алика так, что теперь Матвей посмотрел по сторонам. – Ты через месяц распрощаешься с ним навсегда. Чёрт с твоими одногруппниками! Недели не пройдёт, кто-нибудь другой выкинет глупость, и про тебя забудут. А вот ты, – её палец острым ноготком почти коснулся его рубашки, – будешь помнить это всю оставшуюся жизнь. Ты сам для себя останешься трусом. И что бы ты ни делал потом: боролся бы со вселенским злом, спасал котят на деревьях, детей из огня – этот случай вечно будет тебя топить. Единственный способ всего этого избежать – взять себя в руки и пойти в морг снова, сейчас, пока эта история не окостенела и из неё ещё можно лепить, как из глины.

Матвей чувствовал, что она права, но всё равно не хотел это признавать.

– Ну как я пойду туда после…

– Вот так возьмёшь – и пойдёшь! – оборвала Алика. – Я бы пошла с тобой, но вряд ли меня пустят.

Матвей взглянул на неё недоверчиво.

– Серьёзно?

– Cent pour-cent3, – сказала Алика и посмотрела на белую кружку посередине стола. – Мне давно принесли чай? Я только сейчас заметила.

– Тогда же, когда и мне кофе, – ответил Матвей, привыкший к её бытовой рассеянности. – Ты бы правда пошла со мной в морг? Не испугалась бы?

– Конечно бы испугалась, говорю же – все боятся смерти. Но если бы так я могла тебе помочь, то да, пошла бы, – она сделала глоток из своей чашки. – Можно попробовать накинуть на меня белый халат и выдать за одну из студенток, если твои одногруппники нас не выдадут.

Матвей на секунду представил Алику рядом с собой в секционной, когда мертвецы начинают кружиться перед глазами, а сам он ищет руками, за что ухватиться, потому что вот-вот потеряет сознание.

– Нет, лучше я один.

Плечи Алики подпрыгнули. Сложно было понять, это её огорчило или обрадовало.

– Но я всё равно поеду завтра с тобой, – сказала она. – Подожду где-нибудь неподалёку.

– А тебе разве не надо в институт?

– Надо, но мне простят прогул. Я же была такой умницей на выездном семинаре. Отдувалась за весь институт, пока остальные терялись и зал с колоннами рассматривали.

– Семинар, точно! – Матвей хлопнул себя по лбу. – Прости меня! Я олень, даже не спросил, как ты съездила.

– Ничего-ничего, тебе не до этого, – Алика не выпускала из рук свою чашку. – Здесь на удивление неплохой чай. Запомни место, если я вдруг забуду. А семинар как семинар. Море, вино, молодые студенты, в общем, всё, как ты и говорил.

Матвей улыбнулся, похоже, впервые с её отъезда.

– Который час? – вдруг спохватилась Алика. – Лена с Пашкой нас, наверное, ищут. Без телефона жизнь останавливается.

Стыд обжёг Матвея, точно перед ним внезапно разгорелся костёр.

– Телефон! Чёрт, я совсем забыл…

– Да, непривычно, – сказала Алика, которая, к счастью, не знала, какой сюрприз Матвей ей так и не подготовил. – До сих пор не понимаю, как он выскользнул у меня из рук. Позвони, пожалуйста, Лене, скажи, что мы едем.

Когда они вышли из кафе, Матвей, успокоенный и счастливый, притянул Алику к себе и поцеловал.

– Это нужно было сделать ещё на перроне, – сказал он. – О чём я только думал?

Потом обнял её одной рукой за плечи, и они пошли к метро. Алика говорила про наступившее на черноморском побережье лето, а Матвей думал, что больше никуда её не отпустит.

Глава 10.

Матвей приехал домой уже затемно. Родители в такое время обычно спали. Тихо открыл дверь и вошёл, положил ключи на полку и, снимая пальто, заметил, что мама наблюдает за ним из коридора.

– Где ты был?

– Гулял, – Матвей повесил пальто в шкаф. – К вечеру появилось настроение побродить по Москве. Я так давно тут не был, что соскучился даже по метро. Решил не брать такси.

Он присел на диванчик и стал разуваться.

– Один? – спросила мама.

– Да. А с кем бы я гулял?

– Мало ли.

Матвей убрал туфли в обувницу и направился в ванную, но мама остановила его, оглядела, подёргивая носом.

– Ты что – пил?

– Выпил немного. А что?

– А не кажется ли тебе, что ты слишком часто понемногу выпиваешь? – мама приняла угрожающую позу. – Нечего закатывать глаза! Я серьёзно с тобой разговариваю. Что за повод?

Матвей улыбнулся, надеясь всё обратить в шутку.

– А что, обязательно нужен повод?

– А ты уже и без повода хлещешь, – сказала мама и покачала головой с видом сыщика, наконец-то раскусившего негодяя.

Его веселья мать явно не разделяла. Матвей посмотрел в её хмурое лицо, стараясь отыскать признаки если не понимания, то хотя бы возможности переговоров.

– Я не так много выпил, чтобы разводить из-за этого скандал.

– Думаешь, я не заметила, что из шкафа пропала бутылка виски? – мама воинственно вздёрнула подбородок. – Что за дела, Матвей? Раньше для тебя два бокала вина было много, а теперь ты пьёшь уже третий день подряд!

– Мам, я в отпуске. Мне не надо ни на работу, ни за руль. Что ты взъелась-то?

– Значит, если тебе не надо ни за руль, ни на работу, ты просто берёшь и напиваешься?

– Вот только не нужно из меня пьяницу делать.

– А это не я, это ты, мой дорогой, из себя делаешь пьяницу! Я смотрю, ты в Америке не только врачеванию выучился.

– Мне почти тридцать лет! – не выдержал Матвей. – Я что, разрешение спрашивать должен, если выпить захочу?

– Должен! – крикнула мама. – Раз сам себя не контролируешь.

– Ай! – Матвей махнул рукой. – Бред!

Спорить с матерью бесполезно. Отец никогда этим не занимался.

Матвей осторожно подвинул маму и пошёл в ванную, но она, мастерски обойдя его на повороте, встала в дверном проёме.

– Нечего руками размахивать! У меня один сын, и я не позволю ему спиться!

– Я не спиваюсь. Дашь руки помыть? Я с улицы пришёл.

Мама неохотно отшагнула в сторону, но, пропустив его, снова заслонила проход.

– Откуда такая тяга к бутылке? – не унималась она.

Матвей повернул кран, подставил под журчащую воду замёрзшие ладони. В первую секунду тёплая вода показалась обжигающей.

– Нет у меня никакой тяги.

Он раскатал в жёстких негнущихся пальцах кусок мыла, пахнущего чем-то сладким.

– Все так говорят. А потом…

– Мам! Перестань, правда, – Матвей посмотрел в зеркало и встретился с мамой взглядами. – Не надо мне читать лекции о вреде алкоголя. Вряд ли ты расскажешь что-то, чего я не знаю. Отец дома?

– Нет его!

Матвей надеялся, что теперь мама уйдёт, но она продолжала стоять у него за спиной. Густая мыльная пена копилась возле крошечных дырочек сливного отверстия. От тёплой воды пальцы покраснели, стали послушнее, будто раскололась сковывающая их ледяная скорлупа.

Мама нетерпеливо выдохнула.

– Ты можешь мыть руки бесконечно.

– Трёхкратно и в шесть приёмов, – сказал Матвей. – Всё, как учили.

Мама выдержала возмущённую паузу, а потом спросила не столько обиженно, сколько раздражённо:

– Тебе вообще не стыдно с матерью пререкаться?

Матвей глубоко вдохнул и глубоко выдохнул.

– Я не пререкался.

Мама фыркнула.

– Ты бы лучше вместо того, чтобы пить и так с матерью разговаривать, девушку себе нашёл.

Матвей с силой хлопнул по крану – его чудом не сорвало, – и повернулся к ней, стряхивая с рук воду.

– Ты опять?

– Опять! – сказала мама и кивнула так, что, если бы перед ней было стекло, она пробила бы его лбом. – Найди – себе – девушку! И желательно такую, чтобы отучила тебя дурью маяться.

– Это какую же такую? – спросил Матвей. – Как Оксана, что ли?

Мама нахмурила брови и призадумалась, став вдруг спокойнее. Её настроение изменилось, как движение машины, водитель которой, хорошенько разогнался и поздно заметил знак ограничения скорости.

– Вряд ли, – ответила она.

– Да? А зачем тогда ты её позвала?

– Она несколько раз спрашивала, когда ты приедешь. Я подумала, пусть придёт, развлечет тебя, пока ты в Москве.

– Как заботливо с твоей стороны. А может, мне на ней заодно и жениться, пока я в Москве?

Мама махнула рукой.

– Вы ни за что не уживётесь, – сказала она так, словно этот разговор мог быть серьёзным.

– Да? А что так?

– Оксане нужен мужчина, очень в неё влюблённый или очень глупый. Ты не подходишь ни под одно, ни под другое.

– Какое счастье, что хоть где-то наши мнения сошлись! – сказал Матвей и тут же, сменив тактику с обороны на наступление, добавил: – Ты ведь знала, что Алика вышла замуж?

Мама отвернулась.

– Так знала?

– Знала.

– А почему мне не сказала?

Мама пожала плечами.

– Зачем?

– Я бы тоже знал.

Сидел бы спокойно в Штатах и не строил идиотских планов, по степени несбыточности равных наводнению на Марсе.

– Теперь знаешь. И что изменилось? Стал счастливее?

Из прихожей послышалось проворачивание ключа в дверном замке. Отец вернулся домой.

Мама шагнула к Матвею и, торопясь, зашептала:

– Я уже говорила и ещё раз скажу: живи своей жизнью. Алика ваш разрыв пережила, семью построила, а ты всё ждёшь непонятно чего.

– Я строю карьеру, – так же тихо и быстро ответил Матвей. – Не вы ли с отцом с детства твердили мне, как это важно?

– Вижу я, как ты карьеру строишь! Теперь понятно, почему до тебя вечно невозможно дозвониться.

– Ну конечно! Не оттого, что я работаю без выходных, а оттого, что пьяный сплю под операционным столом.

– Дурак! – сказала мама и ушла в прихожую встречать отца.

Глава 11.

Солнце вернулось в столицу, как тётушка, забывшая в гостях зонт. Было тепло даже в расстёгнутом пальто.

В этот раз Матвей ждал Алику недолго. Она вышла из стеклянных дверей, которые ловили и отбрасывали последние яркие солнечные лучи, нашла глазами Матвея и кивнула ему, не улыбнувшись даже из вежливости.

– Куда пойдём? – спросил он, когда Алика остановилась в двух шагах от него. – Есть тут поблизости кафе, где можно спокойно поговорить?

Или лучше ресторан? Какие, интересно, у неё теперь предпочтения?

– У меня не так много времени, – ответила она. – Рабочий день ещё не кончился. Можем пройтись по скверу. Тут недалеко.

– Веди.

Алика держалась на расстоянии. На узкой дороге – с одной стороны нарезанные полосы автомобильного шоссе, с другой пыльные строительные леса, – если надо кого-то пропустить, предпочитала шагнуть подальше вперёд и задеть прохожего, лишь бы не подходить ближе к Матвею.

Матвей делал вид, что не замечает этого. Кто знает, может, верная жена должна со всеми мужчинами, кроме мужа, соблюдать дистанцию?

– О чём ты хотел поговорить? – спросила Алика, когда дорога стала шире, и они могли спокойно идти в метре друг от друга.

Матвей исподволь поглядывал на то, как солнце подсвечивает её волосы, как кладёт свои лучи ей на лицо, заставляя немного щуриться, и прятал улыбку в будто бы посторонних движениях губ. Он забыл, что собирался сказать, стоило глазам цвета майской зелени настойчиво взглянуть на него, подгоняя разговор.

– Хотел узнать, как ты? – ответил он. – Как Пашка? Лена… я слышал, что произошло. Прими мои соболезнования.

Сказал – и тут же пожалел. Получилось холодно, пусто, как если бы они были чужими людьми. Ему бы сказать что-то душевное, что отразило бы его истинную скорбь, а не брякнуть дурацкую затасканную фразу.

Алика приняла его слова с сухой формальной благодарностью. Ещё бы! Вот если бы он мог обнять её, уверить, что она по-прежнему может рассчитывать на любую помощь, что это и его горе…

Матвей продолжал идти вперёд, глядя себе под ноги.

– Я узнал, только как приехал в Москву, – сказал он. – Не могу поверить.

– Да, – ответила Алика. – Я не верю до сих пор.

– Когда это произошло?

– Четыре года назад. В марте.

– Четыре года! Это же почти сразу после моего отъезда…

Алика молча кивнула.

– Где её похоронили? – произнёс Матвей охрипшим голосом.

– Там же, где маму с папой.

Матвей вспомнил парк с прудом возле Новодевичьего монастыря. В ясную погоду вода поразительно точно отражает деревья, растущие по краю земляного бережка, и бело-красную монастырскую стену со всеми её окошечками и бойницами. Для самого Матвея этот парк прочно связался с забавным, немного неловким, но самым счастливым воспоминанием в его жизни. Для Алики же небольшой полукруглый мостик, перекинутый через пруд, олицетворял пристанище, откуда ветер унёс и развеял прах её родных. Матвей узнал об этом не сразу, но, как узнал, стал приходить в Новодевичий парк с цветами.

Алика сейчас выглядела спокойной, однако Матвей чувствовал, что это лишь видимость спокойствия. Внутри неё туго скрученная железная пружина, которая рванёт, стоит напряжению между ними ещё немного возрасти.

– Что случилось с Леной? – спросил Матвей.

– Сердце, – ответила Алика. – Внезапно стало плохо на работе. Скорая к ней даже не успела.

Матвей по взращённому в себе врачебному инстинкту задумался над диагнозом. Ишемическая болезнь сердца? Загрудинные боли, ощущение нехватки воздуха – чаще после физической нагрузки. Это так легко списать на подступающую старость, никто не воспринимает симптомы всерьёз. И вдруг закупорился сосуд в сердце, закрылась коронарная артерия. Инфаркт.

– Тебе Вероника Николаевна сказала про Лену? – спросила Алика, оторвав его от догадок.

Лена!

Это ведь о её сердце он задумался так холодно-профессионально. Это её случай показался ему таким примитивным и простым. Лена, всегда встречающая его с улыбкой. Лена, готовившая по субботам изумительный Цветаевский пирог с яблоками. Лена, полюбившая его, как сына за то, что он любил её названную дочь.

Матвей очнулся.

– Нет, – сказал он, кашлянув. – Я приходил к вам домой. Точнее, туда, где вы раньше жили.

Алика замедлила шаг.

– А что, Вероника Николаевна тебе ничего не рассказала? – спросила она, как-то подозрительно на него посмотрев.

– Нет. А разве она знала? Я думал, вы не общались с тех пор, как мы…

– Да, но откуда ты тогда узнал про моё замужество?

Алика удивилась, Матвей растерялся.

– Оксана сказала. Вы же встретились с ней в больнице.

– Ах, Оксана! – Алика выдохнула и даже слабо улыбнулась. – Да, было дело, – и добавила, посмотрев на него по-другому, словно разочаровавшись: – А ты уже и её успел навестить?

– Она сама меня навестила, – сказал Матвей, чувствуя, что упускает какую-то важную нить.

На мгновение глаза Алики зажмурились, а тугой пучок волос дёрнулся вслед за резким стряхивающим движением головы.

– Меня не касается.

Внутри него точно кит ударил хвостом. Матвей хотел сказать, что у них с Оксаной ничего не было, но понимал, как глупо будут выглядеть его оправдания.

– Чем занимается твой муж? – спросил он.

– Никита юрист. Помогает решать споры между компаниями. Невыполненные обязательства, истёкшие сроки, лазейки в договорах. Всякая такая ерунда.

– Ерунда? – удивился Матвей.

В далёкие времена, когда он ещё мог поцеловать Алику при встрече, Матвей часами рассказывал ей о медицине, и она ни разу не назвала это ерундой. Ни с ним в разговоре, ни с кем-нибудь другим – он был в этом уверен. Алика не смогла бы каждый вечер слушать о том, что считала ерундой.

– Ты же знаешь, я терпеть не могу бумагомарание во имя денег, – ответила она. – А тут целые схемы кого и как обмануть, чтобы меньше делиться прибылью.

– Для кого-то и это важно, – сказал Матвей и снова подумал, что зря.

Однако Алика пожала плечами и согласилась.

– Для кого-то да. Например, для моего супруга.

С языка так и рвался вопрос: любишь его? Но Матвей боялся услышать ответ, и потому молчал.

Он поднял голову и осмотрелся. Небольшой сквер, уже пожелтел от наступившей осени. Летом здесь, наверное, всё утопало в зелени и прохладной тени. Впереди слышался смех напополам с плачем, и ярким пластиком пестрели башенки детской площадки. Как же здорово приходить сюда со своим ребёнком, катать его на каруселях, ловить, когда съезжает с горки, а потом сидеть на скамейке в форме самолёта и есть мороженое.

– Ты познакомилась с ним после того, как мы?..

Матвей не договорил, но Алика поняла его и кивнула.

– Да. Уже после.

Значит, вся эта чушь про побег с другим мужчиной так и остаётся чушью. Матвей облегчённо выдохнул.

– Давно вы женаты?

– Чуть больше года.

Чисто теоретически за это время можно выносить и родить. А если ещё представить, что Алика выходила замуж в положении…

– У вас есть дети? – спросил Матвей.

Алика остановилась и впервые посмотрела на него прямо, что-то тревожно выискивая в его лице. Это продолжалось не больше нескольких секунд, а потом она сморгнула этот взгляд и вовсе отвернулась.

– Нет, – сказала она, делая шаг. – У меня нет детей.

Матвей, не зная, как это понимать, двинулся за ней.

– Будет честно, если теперь ты расскажешь о себе, – сказала Алика прежде, чем он успел ещё о чём-то спросить. – У тебя есть кто-нибудь?

– Нет.

– Что, совсем никого?

Матвей развёл руками, спрятанными в карманах пальто.

– Не сложилось. Я слишком люблю свою работу, чтобы уделять время чему-то или кому-то ещё.

– Было ясно, что ты станешь прекрасным врачом. Только вот одиночество тебе не идёт.

– Очень даже идёт, – возразил Матвей. – Я полюбил свою работу, как иные любят жену. Порой терпеть её не могу, прямо ненавижу, а всё равно люблю. Целыми днями торчу в больнице. Смены, дежурства или просто сложные пациенты, которых стоит понаблюдать самому, несмотря на выходной. Какая женщина будет это терпеть?

Взгляд Алики стал пристальным, вдумчивым. Она хотела что-то сказать, даже чуть растворила губы, но промолчала. Может быть, что-то слишком личное?

– Где ты теперь работаешь? – спросила Алика.

Вопрос обычный и понятный, но близкие люди его друг другу не задают. Алика этим вопросом словно бы поставила барьер между ними, ещё раз напомнила, что последние пять лет разделили их окончательно. Матвей поглубже вдохнул.

– В отделении неотложной нейрохирургической помощи Филадельфийской больницы, – ответил он. – Меня направляли туда для стажировки. Я там же прошёл ординатуру, и меня взяли в штат. В других больницах тоже предлагали работу, но я всё отказывался. А недавно позвали в Бостон, в хорошую клинику. Теперь вот в раздумьях.

– Замечательно, – сказала Алика. – Правда. Ты молодец.

– Да ладно, ничего фантастического. Плыл по течению, вот и доплыл.

– Ты всегда скромничал.

– Я всегда говорил, как есть.

– Знаешь, так странно, – промолвила вдруг Алика. – Говорю с тобой, понимаю, что это ты, но как будто передо мной совсем другой человек.

– Наверное, я изменился. Но, если честно, я плохо помню, каким был.

Она взглянула на него, чуть наклонив и повернув голову, будто ученик за партой, которому нельзя вертеться.

– Раньше ты смог бы жить одной работой?

– Не думаю. Тут ты права. Зато для тебя карьера была всем. А что теперь? Я был уверен, что ты уже давно известный журналист. Почему не стала работать по профессии? Муж не пускает в долгие командировки?

Алика провела языком по сухим губам. Матвей ощутил, как опять, пробираясь вьюном, по её телу разрасталось напряжение.

– Нет у меня никакой профессии. Я бросила институт.

– Бросила? – Матвей даже остановился. – Ты бросила институт?

Алика молчала.

– Да ведь ты мечтала стать журналистом!

Алика тяжело вдохнула густой осенний воздух.