Гимназистка. Нечаянное турне

Платок она не убирала, наверняка готовясь в случае отказа опять пустить его в ход, имитируя страдания. Песцов с тоской посмотрел на сцену, где мисс Мэннинг уже готовилась исполнять следующий номер.

– А почему бы вам самой не поговорить об этом с мисс Мэннинг?

– Дмитрий Валерьевич, да ведь к вашим словам она скорее прислушается, – умоляюще сказала Соболева.

Теперь стало понятно, почему ни ей, ни Песцову не нашлось места в зале: Соболева хотела планомерно его обрабатывать, что было бы невозможно ни в партере, ни в ложах, которые обе оказались забитыми под завязку. Зря я обвинила ее в отсутствии артистизма: как удрученно она извинялась, твердила, что никак не может взять в толк, как так получилось, что совершенно не осталось свободных мест. Впрочем, вполне возможно, что она оставляла, только перед доводами в виде шелестящих купюр или других вариантов убеждения была вынуждена с ними расстаться. Уж очень много желающих оказалось послушать мисс Мэннинг, стулья стояли даже в проходах, а единственный незанятый театральный находился в гримерке. Кресло Соболевой из ее кабинета и то было втащено в одну из лож, и сейчас в нем сидел весьма важно выглядящий господин. Возможно, сам князь Соболев, если вдруг его сюда занесло.

Тем временем вступление проиграли, мисс Мэннинг бросила на нас недовольный взгляд и приступила к исполнению новой арии.

– Так как, Дмитрий Валерьевич?

– Давайте поговорим после концерта, – страдальчески скривился он.

– После концерта вы и думать обо мне забудете, – заскулила Соболева, готовясь опять прикрывать платком несуществующие слезы. – Пообещайте, что попросите мисс Мэннинг, ну что вам стоит, Дмитрий Валерьевич?

– Обещаю, – сквозь зубы выдавил Песцов и раздраженно дернул ухом.

– И сами примете участие.

– Хорошо. Но только если не услышу ни единого слова от вас до окончания концерта.

Он оскалил зубы столь угрожающе, что Соболева аж отпрыгнула, после чего он потерял к ней всякий интерес и опять уставился в восхищении на сцену. Соболева же деловито заозиралась, потом подозвала к себе мужика, в котором я узнала встретившего нас вчера, пусть он одет был уже не на старинный лад, а вполне себе современно. Начальница что-то зашептала своему подчиненному, тот в ответ недовольно забубнил. Она шикнула – наверное, опять пообещала, что уволит, – и ногой притопнула, после чего испуганно покосилась на Песцова, но тот даже не дернулся в ее сторону. Мужик вздохнул, посмотрел укоризненно и куда-то утопал, а его начальница обессиленно прислонилась к стене. Вот так: спиритического сеанса еще не было, а его организаторша утомилась до такой степени, что ноги не держат.

Я в упор не помнила, любила ли я оперу раньше, в той жизни, но в этой искренне наслаждалась вокалом мисс Мэннинг. И не только я: зал завороженно внимал переливам ее голоса, не было слышно даже дыхания, не говоря уже о разговорах или кашле. Песцов так вообще подался вперед, поедая певицу глазами и чуть ли не облизываясь. Магия не действовала только на Соболеву: она явно маялась у стены, вздыхала, поднимала глаза к потолку и шевелила губами. Возможно, подсчитывала прибыль от концерта, а возможно – время, оставшееся до его конца. В любом случае она молчала, что само по себе было замечательно.

Концерт затянулся. Программа давно закончилась, но зрители в который раз умоляли мисс Мэннинг спеть что-нибудь еще, и она снисходила к их просьбам. Соболева начала нервно пристукивать каблуком, но замерла сразу, как только Песцов к ней повернулся, и встретила его полной неподвижностью и сладко-вопросительной улыбочкой. Рот открывать в недоуменном вопросе она предусмотрительно не стала.

На сцену неожиданно забрался какой-то хлыщ и, припав на одно колено перед мисс Мэннинг, страстно заговорил, пытаясь облобызать обе руки певицы.

– Ой, уведут, – испуганно выдохнула Соболева, подавшись к Песцову своим могучим бюстом. – Дмитрий Валерьевич, как есть уведут мисс Мэннинг. Куда же вы смотрите?

Песцов сразу развернулся от нее, чертыхнулся и скомандовал опускать занавес. Как назло, что-то там в механизме заело, он скрежетал, но ни в какую не хотел проворачиваться. Тем временем на сцене разыгрывалось целое представление. Мисс Мэннинг безуспешно пыталась вырвать руку у слишком активного поклонника то ли ее, то ли ее таланта, что, впрочем, несущественно в данном случае. Она что-то успокаивающе говорила, и с ее лица не сходила улыбка, которая казалась намертво приколоченной. Но взгляды, которые она бросала на нас, явно были умоляющими. Песцов самолично дернул рукоятку, и занавес свалился на сцену, словно только и ждал, когда его наконец уронят.

– Боги мои, вы же сломали механизм, – возмутилась Соболева.

Она бросилась к рукоятке и подергала, но та заклинилась намертво.

– Его сломали до меня, – бросил уже на бегу Песцов.

Я последовала за ним, справедливо полагая, что моя помощь может понадобиться скорее мисс Мэннинг, чем Соболевой, которой для дерганья рукоятки переводчик не требовался.

Поклонник стоял на коленях уже двумя ногами, но скорее для устойчивости, потому что амбре от него неслось… хорошенькое такое амбре спиртоперегонного заводика, маленького, но работающего без остановки. Уставившись на мисс Мэннинг покрасневшими глазами, он беспрестанно твердил:

– Богиня. Сирена, заманившая в свои сладкие сети Одиссея. Звезда на моем небе. Снизойдите ко мне, о прекраснейшая!

– Дмитрий, что он говорит? – испуганно спросила мисс Мэннинг, пытаясь вернуть руку себе.

Но поклонник держал ее крепко. Наверное, боялся свалиться без дополнительной опоры. Он и с опорой-то раскачивался.

– Делится историями из древнегреческой мифологии, – бросил Песцов.

Он толкнул соперника так, что тот не удержался и полетел на пол, потащив за собой мисс Мэннинг, которая завизжала ничуть не тише, чем пела раньше. Народ за занавесом заволновался, раздались крики: «Убивают!», «Пожар!» и почему-то «Воры!» Но лезть сюда и проверять, что случилось, никто не торопился, напротив, вопли удалялись, причем частота их усиливалась, а в криках начал лидировать пожар, пока не победил полностью.

Но если это и волновало кого, то только Соболеву, которая почему-то тоже испуганно запищала: «Пожар» – и забегала вокруг Песцова и неизвестного поклонника певицы, которые учинили самую настоящую драку. Кто ударил первым, я не видела, поскольку пыталась успокоить мисс Мэннинг, только чудом не сорвавшуюся в истерику после того, как чуть не свалилась на пол в компании пьяного.

– Господа, прекратите немедленно, – сменила пластинку Соболева, которую легкая круговая пробежка привела в чувство. – Дмитрий Валерьевич, я вам говорю!

Она ухватила Песцова за рукава, этим воспользовался его соперник и съездил Песцову по уху. Метил-то он в нос, но Песцов успел отклониться, поэтому не сильно пострадал.

– Ксения Андреевна! – прорычал он почти как Львов. – Вы моей смерти хотите?

– Да нет же, – испугалась она и взвыла, как пароходная сирена. – Гришка!

Я было подумала, что она напрасно зовет того, кого не так давно отправила по делам. Но нет: мужик подскочил и преданно уставился на директрису, вытянув руки по швам и ожидая команды. Соболева его не разочаровала:

– Быстро хватай того господина за шиворот. И выбрось его из моего театра! Вон! Немедленно. Ишь, удумал скандалы у меня устраивать.

Скандалист попытался было воспрепятствовать своему разъединению с дамой сердца, к которой он тянул руки со словами мольбы непонятно о чем, но Гришка встряхнул его так, что раздался лязг зубов, и поволок на улицу. И то дело: этому господину точно нужно было остыть.

– Богиня! – взвыл он напоследок. – Услада сердца моего! И очей!

И протрезветь.

– Какой кошмар! – с чувством сказала мисс Мэннинг. – Куда смотрит полиция? Дмитрий, как вы могли быть столь жестоким?

– Он вас спасал, – встала я на сторону Песцова. – Он дрался как Геракл с немейским львом. И даже пострадал в борьбе.

Песцов смущенно дернул покрасневшим от удара ухом. А я забеспокоилась, не посчитают ли мои слова намеком на правящую династию. Боже мой, я же совсем забыла, что у власти сейчас как раз Львовы. Но Соболева английский язык не понимала, а мисс Мэннинг вряд ли интересовали столь тонкие материи.

– Хм…

– Филиппа, я как мог пытался вас оградить. Кто мог представить, что в театр пустят настолько нетрезвого типа? – И обратился к Соболевой по-русски: – Ксения Андреевна, почему на концерт пустили пьяного?

– Не могли пустить пьяного, – запротестовала Соболева. – Он наверняка уже здесь напился.

– У вас работает буфет? – удивленно приподнял бровь Песцов.

– Нет, конечно. Нам буфет невыгодно держать. Но такие типы носят с собой фляжки. Расчувствовался во время выступления, выпил лишнего и пал жертвой таланта мисс Мэннинг. Мисс Мэннинг, вы были божественны сегодня. – Она ощутимо толкнула меня в бок и потребовала: – Анна Дмитриевна, переводите же. Вы здесь для этого.

– Анна Дмитриевна здесь не для того, чтобы переводить ваши глупости, – возразил Песцов и выразительно потер ухо.

Но я не стала обострять ситуацию и перевела мисс Мэннинг слова Соболевой. И другие ее восторженные глупости – тоже. Конечно, они были не от души, в отличие от пьяных выкриков неизвестного поклонника, зато куда менее травматичны для всех. К тому же прозвучавший намек на полицию был слишком тревожным, чтобы отмахнуться. Конечно, я взяла с собой оставшиеся после смерти мамы документы, в том числе ее паспорт. Но тут меня все знают как Анну Дмитриевну, а не как Ольгу Станиславовну. К тому же не факт, что нет ориентировки на задержание Седых. Нет, к общению с полицией я не готова: нет в моих учебниках ничего о ментальной магии, а без нее любой разговор опасен.

Понемногу мисс Мэннинг успокоилась, чему поспособствовала рюмка коньяка «для нервов», по словам Соболевой, самолично притащившей фляжку из кабинета. Я выглянула в зал. Там уже никого не было, если, конечно, не считать пары мужиков, деловито уволакивающих стулья. Возможно, следовало на это обратить внимание директрисы театра, но ту стулья сейчас волновали меньше всего.

– Анна Дмитриевна, прошу вас, переведите сейчас в точности. Мисс Мэннинг, мне так неудобно, что вы подверглись нападению в нашем театре, – вдохновенно сказала она. – Поужинайте у меня, чтобы я могла хоть как-то загладить свою вину. Вы меня весьма обяжете, дорогая.

Она умоляюще улыбалась и предусмотрительно не заговаривала про спиритический сеанс. И правильно: после ужина, если тот будет вкусным, уговорить куда легче.

– Дмитрий? – обратилась к нему мисс Мэннинг, не в силах решить, соглашаться ли.

– Дмитрия Валерьевича я тоже буду рада видеть у себя, – совершенно правильно поняла ее Соболева.

– Даже не знаю, – манерно вздохнула мисс Мэннинг. – Я так устала. Концерт выпил меня до дна.

Но уставшей она не выглядела. Напротив, казалась помолодевшей лет на десять. Словно впитала любовь поклонников и сейчас сияла мягким и теплым светом. Около нее всем хотелось погреться. И еще хотелось любви. Особенно Песцову.

– Филиппа, – почти промурлыкал он ей на ухо, – может, ну ее, эту старуху с ее ужином? Пойдем к тебе в номер. Или ко мне. Закажем все, что пожелаешь. Филиппа, счастье мое.

Ушко мисс Мэннинг, в которое шепталась эта ерунда, розовело, и взгляды, которые она бросала на поклонника, говорили лучше всяких слов, что ей идея Песцова пришлась по сердцу. Но это вовсе не означало, что она согласится на первое же его предложение. Поклонника следовало хорошенько поводить за нос.

– Дмитрий, мы идем ужинать к миссис Соболевой, – решила мисс Мэннинг и тряхнула головой. Страусиное перо на ее прическе покачнулось, соглашаясь со всем, что говорит хозяйка. – Люблю домашние вечера. Там всегда так мило и спокойно.

Глава 6

Сразу уйти не удалось. Мы успели благополучно забыть про вопли о пожаре, зато не забыли те, кто вопил. И не просто не забыли, а вызвали пожарных, которые, сияя ярко начищенными касками и размахивая баграми и топорами, вломились в театр, собираясь спасать нас от страшной участи сгореть заживо. Соболевой пришлось довольно долго им объяснять, что если что и загорится, то только завтра и только трубы у приставшего к мисс Мэннинг и, возможно, у того, кто вызвал пожарных. Потому что, по ее авторитетному мнению, на трезвую голову такое придумать было никак нельзя.

– Здесь защита еще от старого князя, – возмущалась директриса. – И вы это прекрасно знаете.

По всей видимости, тушить театр собирались не в первый раз. И не в первый раз уходили ни с чем.

– А еще мы знаем, что не так давно вы застраховались от пожара, – мрачно намекнул один из пожарных. – И ежели сгорите, то все неприятности достанутся нам. А нам премия была обещана.

– Давайте мы что-нибудь потушим? – азартно предложил самый молодой из подъехавших. – Чтобы наверняка.

– Чтобы что-то потушить, нужно, чтобы сначала это что-то загорелось, – заметила Соболева. – У нас ничего не горит. Не горит, – повторила она с нажимом и добавила: – И поджигать не нужно. А не то у вас не будет не только премии, но и зарплаты.

– Я ж как лучше хотел, – стушевался молодой и стыдливо спрятал за спину багор, которым ранее примеривался к ближайшей стене. – Чтоб, значица, ничего не заполыхало.

– У нас не заполыхает, – сурово бросила Соболева. – Да уберитесь вы, наконец. Что о нас подумает гостья из Англии, мисс Мэннинг?

Мисс встрепенулась, услышав свое имя, и поощрительно заулыбалась, доставая припасенный карандашик. Наверняка решила, что поклонники за автографом пожаловали. Пришлось пояснить, что приехали разбирать театр по бревнышку и очень недовольны, что им этого не дают сделать. Миссис Соболева, можно сказать, грудью встала на защиту своего здания. Не захотела становиться директрисой погорелого театра, пусть даже театром он был лишь формально.

– Что у них, пожаров не бывает? – проворчал старший наряда. – Должна понять. Мы же не за просто так, а по необходимости.

– И какая у вас необходимость отнимать дальше мое время? – ядовито спросила директриса. – Здесь ровным счетом ничего не происходит. Во всяком случае, в плане поджогов и пожаров. Но по первому пункту я начинаю уже беспокоиться. Полицию, что ли, вызвать?

Она так задумчиво посмотрела на пожарных, что у тех пропало всякое желание препираться дальше, они нестройно попрощались и потопали на выход, сопровождаемые бдительным Гришкой. Мисс Мэннинг разочарованно убрала карандашик туда, откуда его достала, и гордо удалилась в гримерку. Перо с прически убирать, не иначе: на него зимнюю шапочку не наденешь, а без нее и уши отморозишь, и нос. За ней, как тень, последовала горничная.

Поскольку мы с Песцовым оставили верхнюю одежду в кабинете Соболевой, то и пошли туда все вместе, хотя Песцов мыслями был явно не с нами, не зря же ему мисс Мэннинг выдала столь щедрый аванс взглядами и улыбочками. Не факт, конечно, что за авансом последует что-то посерьезнее, но сейчас поклонник казался весьма воодушевленным и даже не приставал ко мне и не огрызался на замечания Соболевой. По-моему, он их вообще не слушал, поглощенный мыслями о грядущей страстной ночи. Если он и устраивал гастроли только тем певичкам, с которыми у него был или намечался роман, то каждому роману отдавался с полной самоотдачей.

Когда мы вышли из театра, было уже совсем темно и вовсю падал снег невесомыми белейшими хлопьями. Песцов поднял руку и поймал несколько, подул, и они перелетели на мисс Мэннинг. Та игриво засмеялась и что-то прошептала поклоннику на ушко. Явно обнадеживающее прошептала, поскольку после ее слов он стал выглядеть еще более увлеченным. Горничной же досталась всего пара отрывистых фраз, после чего та вздохнула и потопала к гостинице, сгибаясь под весом двух объемных баулов и концертного платья в плотном полотняном чехле.

– Так мы идем? – проявила нетерпение Соболева и тут же сменила тон, сахарно заулыбавшись: – Мисс Мэннинг, я переживаю за ваш голос, не замерзнет ли у вас ваше золотое горлышко. Зима у нас в России коварна к иностранцам. Анна Дмитриевна, переводите.

Песцов недовольно окрысился, явно мечтая, чтобы все, кроме него и певицы, провалились под землю, но я перевела мисс Мэннинг слова Соболевой. Певица с улыбкой признала их правоту, хотя мне показалось, что она предпочла бы погулять по городу в компании поклонника. После концерта она выглядела необычайно свежо и молодо, в общении с Песцовым постоянно проявлялись флиртующие нотки. И вообще, рядом с этой парой я чувствовала себя лишней. Но недостаточно лишней, чтобы бросаться на амбразуру словесных очередей Соболевой, неминуемо обрушившихся бы на меня, попытайся я обеспечить этой паре побег. Нет уж, мисс Мэннинг никто за язык не тянул соглашаться, вот пусть сейчас и отвечает. Я бы тоже лучше посидела, читая учебники, вместо того чтобы переводить глупости, сыплющиеся изо рта Соболевой, словно горох из дырявого мешка: мелкие, частые, звонкие и бессмысленные.

Соболева жила совсем недалеко от театра. То ли дом подбирала поближе к работе, то ли работу – к дому. Конечно, вполне возможно, что жилье было служебным или просто так получилось совершенно случайно. Чего только не бывает в этой жизни? Скажи мне пару дней назад кто-нибудь, что буду бродить по театральным закулисьям, в жизни бы не поверила. Где я, а где театр? Но склонности склонностями, а в моем положении уже хорошо, если кормят, платят и замуж не пытаются за кого попало выдать.

Увы, кормить пока не торопились. Похоже, произошла какая-то накладка, поскольку Соболева хоть и улыбалась нам, но на прислугу шипела, как титулованный аспид. Если у змей проводятся соревнования по шипению, Соболевой точно что-нибудь да выделили бы: если не медальку, так грамоту, уж больно артистично она это делала, с переливами и выверенными паузами.

Гостиная оказалась непривычно маленькой, но при этом не выглядела уютной. Создавалось впечатление, что ей практически не пользуются: в воздухе уверенно висел запах пыли и застарелого нежилого помещения, пусть и выглядело все чисто, а пыли не наблюдалось вовсе. Даже стеклянные полочки в горке были протерты до блеска. И то, что на них стояло, тоже блестело. А стояла там коллекция фарфора: в основном дамы в пышных платьях или влюбленные парочки, весьма тонко сделанные и аккуратно раскрашенные. Верхняя же полка была отдана разнообразным ангелочкам, которые стояли, сидели, лежали и даже делали вид, что летают. Странная подборка: ангелы относятся к христианской церкви, которая тут является сектой. Точнее – сектами. Значит, Соболева – сектантка? Неожиданно. Или это не ангелочки, а амурчики и коллекция – дань древним мифам?

– Мейсенский фарфор, – гордо объявила Соболева, заметив, куда я гляжу. – Вы увлекаетесь фарфором, Анна Дмитриевна?

– Нельзя сказать, что увлекаюсь, – осторожно ответила я. – Но смотреть люблю.

– Боюсь, финансы Анны Дмитриевны недостаточны для таких увлечений, – заметил Песцов. – Хорошая у вас коллекция. Ценная.

Тут с вопросами полезла мисс Мэннинг, озабоченная тем, что разговор опять ей непонятен. После пояснений она внезапно заявила о превосходстве фарфора английского над немецким. Соболева заспорила, решив, что принижают ценность ее коллекции. Она бросалась терминами, которых я не знала и переводила лишь приблизительно. Мисс Мэннинг ко мне оказалась куда более добра: она просто твердила с упрямством ослицы «Веджвуд» как единственный неоспоримый довод. И этот довод сопровождала покачиванием головой и снисходительной улыбкой.

Соболева начинала злиться, и Песцов забеспокоился, поскольку хозяйка дома уже переставала собой владеть и впала в частичную трансформацию: речь ее становилась все более невнятной и шипящей, уши поменяли форму, а над губой проклюнулись усы-вибриссы. Пока короткие и малочисленные, но уже узнаваемые и заметные.

– Ксения Андреевна, – ласково сказал он, встав так, чтобы полностью перекрыть обзор на горку с фарфором, – как поживает ваша племянница, Софья Даниловна?

Вопрос был выбран правильный: Соболева успокоилась тут же и нежно заворковала о Сонечке, которую воспитывала с младых ногтей и которая более чем какая-либо другая девица достойна стать нашей будущей императрицей. Мисс Мэннинг выразительно зевнула, показывая, насколько ее интересует эта тема, но, слава богу, не предложила английского варианта на замену нашему отечественному, а то, боюсь, ничем хорошим это не закончилось бы. И все же от шпильки она не удержалась.

– Меня поражает, миссис Соболева, что вы желаете такой участи своей родственнице, – манерно растягивая слова, почти пропела она. – Сейчас какую газету ни возьми – везде статьи о покушениях на правящие династии. Не боитесь за племянницу?

Соболева сурово сжала губы, готовя отповедь в духе: «Наша система охраны лучше, чем где бы то ни было», но внезапно лицо ее озарилось, лоб прорезала скорбная поперечная морщинка, и хозяйка дома с немалым артистическим талантом простонала:

– Вы не представляете, как вы правы, мисс Мэннинг. Проницательность в столь молодом возрасте – это столь удивительно и наверняка проистекает из вашей склонности к общению с духами.

Похоже, этот раунд остался за Соболевой: ей удалось до глубины души поразить мисс Мэннинг.

– Что? – удивленно приоткрыла рот певица, когда я ей перевела. – О чем вы?

– Я имею в виду, что столь тонко чувствующие личности, как вы, мисс Мэннинг, наверняка куда легче входят в контакт с духами, чем мы, обычные приземленные смертные, – с тяжелым вздохом пояснила Соболева. – Как тонко вы подметили, что я переживаю за племянницу. А ведь я ни слова об этом не сказала. – Она дождалась, пока я переведу и мисс Мэннинг несколько растерянно ей улыбнется, и продолжила куда уверенней: – Мисс Мэннинг, только вы можете мне помочь.

– Я? Каким образом? – Певица наконец почувствовала неладное и явно занервничала.

– Мне нужен медиум на спиритический сеанс, – прямо бухнула Соболева. – И я уверена, что никто лучше вас с этим не справится.

– Но я никогда подобным не занималась, – запротестовала мисс Мэннинг. – С чего вы вообще решили, что из меня выйдет медиум?

– Но вы же такая возвышенная, – уверенно отвечала Соболева. – У вас наверняка прямая связь с высшими сферами.

И руки воздела, показывая, куда именно направлен вектор связи. Забавно, но у нее самой при этом был столь вдохновенный вид, что спроси меня, кто из присутствующих более похож на пифию, указала бы на нее. Тем более что в моем представлении пифии как раз такими и были: умудренными жизнью, но еще не старыми и полными сил и желания помогать ближним. Ну или себе, это уж у кого какие желания.

В гостиную вплыла аккуратная молоденькая горничная и тихим заикающимся голосом промямлила, что кушать подано. Кажется, ее никто не услышал, кроме Песцова. Вот он встрепенулся и бодро предложил:

– Дамы, а не отужинать ли нам для начала? Кто же разговаривает о столь серьезных вещах на пустой желудок?

От горки он предусмотрительно не отходил, поэтому внимание привлек только к своему предложению.

– Действительно. – Мисс Мэннинг подскочила куда быстрее, чем это было положено по ее статусу. – Мы же собирались ужинать, не так ли, миссис Соболева?

– Одно другому не мешает, – оптимистично ответила та. – Но вы правы, с моей стороны верх негостеприимства просить об услуге, когда я вас даже не пригласила к столу. Пойдемте же, мисс Мэннинг.

Мы с Песцовым обошлись без приглашения. Я прекрасно понимала, что Соболева все равно почти сразу пошлет за переводчиком: не общаться же ей с мисс Мэннинг одними жестами, чтобы донести свою просьбу? Песцов же не менее прекрасно понимал, что не пойди он сам – Соболева обойдется без его компании и не накормит ужином. Фарфоровые фигурки, которые он закрывал своим увесистым пушистокостным телом, были хороши, но не настолько, чтобы на них любоваться часами.

Я опасалась, что поесть не удастся, слишком плотно Соболева взяла в оборот певицу в гостиной. Если постоянно переводить разговоры, в рот, конечно, можно что-то положить, но прожевать и проглотить будет сложно, да и речь при этом окажется невнятной. А платят мне, увы, не за то, чтобы я вовремя ела, пусть питание и входит в договор. Но Соболева оказалась чрезвычайно молчаливой во время еды, весьма обильной и содержащей много разнообразного и вкусного мяса. Хозяйку даже не заинтересовали короткие фразы, которыми перебрасывались мисс Мэннинг и Песцов. Впрочем, я все равно не стала бы их переводить: слишком личный подтекст там чувствовался, а источником сплетни еще и здесь я не собиралась становиться. Хватит того, что испортила репутацию Песцову в Ильинске. Причем интересно так испортила, краем захватив свою.

Наконец дело дошло до десерта, в качестве украшения которого выступило бланманже, оказавшееся, несмотря на красивое загадочное название, обычным молочным желе, в которое пожалели положить даже сахару в достаточном количестве. Соболеву оно тоже не вдохновило, она вяло поковыряла ложечкой, цапнула из вазы цукат из груши, ненадолго застряла в нем зубами и брезгливо отложила. Мисс Мэннинг решила не рисковать и ограничилась одним бланманже. Песцов же, поначалу аппетитно захрустевший печеньем, продолжил жевать его уже не с таким энтузиазмом, а надкушенное и вовсе положил на тарелку, явно не собираясь доедать. Уверена: если бы не воспитание, выплюнул бы Песцов пожеванное на тарелку и рот вытер бы. А так давился, но жевал и даже мужественно проглотил. Проверять, насколько велико его мужество, я не решилась и пила чай безо всяких добавок. Похоже, сладкое в этом доме уважали куда меньше мяса.