А завтра – инженеры, ты и я.

    Гимн студентов УПИ

Успешно сданы все экзамены в школе, получен аттестат со средним баллом пять, а точнее, четыре целых восемьдесят пять сотых – потому что были освобождение от физкультуры и четвёрка по экономической географии.

Полные надежд и молодого энтузиазма, мы с друзьями поехали поступать в МФТИ.

В те времена говорили: перед вами все дороги открыты. Только сейчас понятно, что нельзя изменять своей мечте и пускать всё на самотёк.

В Долгопрудном первым делом проверили справки по здоровью, и полному молодому человеку (а точнее сказать, толстяку), постоянно вытирающему пот со лба – середина июня выдалась жаркой, – объяснили, что этот институт готовит в будущем офицеров, и люди, не проходящие по здоровью, к собеседованию не допускаются.

Это был первый удар по мечте придумывать и чертить за кульманом модели новых летательных аппаратов.

Из трёх серовских парней нашего года выпуска в МФТИ поступил только Толя, закончил, защитил кандидатскую диссертацию и в возрасте чуть более сорока лет ушёл из жизни: инфаркт.

Подумав ночь, выпив две бутылки портвейна, мы с другом Мишей купили билеты на поезд до Казани и поехали поступать в Казанский авиационный институт.

«Расти и крепни, родной Татарстан», – такой лозунг огромными буквами на соседних, опоясывающих железнодорожный вокзал, пятиэтажках встретил нас в Казани.

В те времена этот город ещё не достиг того величия, которого добился в современное время. Серенькие пяти- и четырёхэтажные каменные здания нового города, деревянная застройка старой исторической части города, какой-то игрушечный Казанский кремль, который в настоящее время, после капитальной реставрации, заблистал новыми яркими красками, а окраины сплошь, как и сегодня, состояли из добротных одноэтажных домов.

Но и этот город не стал моей альма-матер. В приёмной комиссии татарского института, взглянув на «уральского богатыря» и посмотрев справку по здоровью, отказали в приёме документов и порекомендовали УПИ, физтех.

Друг мой Миша остался сдавать экзамены в КАИ, недобрал один балл и ушёл в армию. Я же поехал в Свердловск, в УПИ.

Большой коричневый портфель из кожзама, набитый до отказа в основном книжками за девятый-десятый классы и тетрадками, а также небольшой фибровый чемодан с вещами я оставил в камере хранения свердловского большущего шумного железнодорожного вокзала и пошёл искать Уральский политехнический институт.

Доехав на трамвае до остановки «Восточная», увидел величественное здание с колоннами, как у Большого театра в Москве (и как потом узнал, это здание являлось шедевром эпохи конструктивизма двадцатых годов двадцатого века), и с замиранием духа вступил внутрь.

В 1979 году в фойе института ещё стоял памятник С. М. Кирову, чьё имя он тогда носил. Сергей Миронович был изваян из какого-то металла в костюме и сапогах, а место это называлось среди студентов «у сапога».

В октябре 2020 года наш институт отметил столетний юбилей. Сегодня это Уральский государственный университет имени первого Президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина – именно такая надпись огромными буквами украшала фасад главного здания около пяти лет назад, когда довелось поучиться на двухнедельных курсах повышения квалификации. Но всё равно из космоса не видно.

Тёплая и возвышенная атмосфера дома науки навсегда останется в сердце каждого выпускника УПИ, и для школьника из небольшого провинциального городка первые шаги по просторному, гулкому фойе института запомнились необычно шумным гомоном счастливых, улыбающихся молодых людей.

Тогда думал именно о том, что они улыбаются потому, что уже учатся, уже поступили и прошли эти страшные вступительные экзамены, а мне надо ещё во всём этом разобраться.

Институт в начале нашего знакомства очень удивил своими расстояниями, коридорами, лестницами, аудиториями.

Под впечатлением от огромного нового пространства я, наконец, увидел отдельное здание физико-технического факультета, запросто его звали физтехом, инженерно-экономический – инжэком, металлургический – соответственно, метфаком, и так далее: теплофак, мехфак, радиофак.

Тогда ещё не знал, что практически у каждого солидного факультета было своё отдельное здание.

На физтехе после собеседования в приёмной комиссии сказали то же, что и везде: «У нас готовят кроме инженеров ещё и офицеров – командиров танковых взводов, а выпускники школ с проблемами здоровья не принимаются даже к сдаче экзаменов. Вам, может быть, стоит попробовать обратиться в приёмную комиссию инженерно-экономического факультета».

Но быть бухгалтером (а я в то время и не знал, что экономисты – это «правая рука руководителя», так позднее говорил будущий руководитель моего дипломного проекта Бочкарёв Борис Николаевич) в тот момент не входило в мои планы.

«Ну и пусть, – с отчаянием думал я, – пойду к отцу на завод и буду токарем. Ведь нас учили, что люди разные нужны, люди разные важны!»

Потерпев фиаско своей мечты стать конструктором летательных аппаратов, даже не заходя в приёмную комиссию инжэка, я отправился на вокзал, где в камере хранения остались вещи, и купил билет на первый поезд домой.

Дома рассказал всю эпопею с поездкой по «университетам», но удержался и не заревел, хотя слёзы подступали, как говорится, комом к самому горлу.

Мама, конечно, пожалела меня, смахнув навернувшуюся слезу, бабушка проворчала что-то вроде «ну вот, учился, учился – и зря», а отец сказал: «Ну что ж, хочешь на завод – пожалуйста, просто в нашей семье ещё никого с высшим образованием не было, все думали, ты будешь первым».

Как раз в этот период папа и несколько мужиков-соседей решили организовать коллективный сад и занимались получением разрешения на выделение земельного участка для огородничества.

Та неделя оказалась запоминающейся. Наш участок находился на первой дорожке: небольшая низина с водяной лужей была огорожена четырьмя кольями по периметру прямоугольника.

«Вот наши пять соток радости», – сказал отец и сразу начал планировать, что где будет располагаться. Половину жизни я жалею, что мне не передалась та уверенность в принятии решений, которая была у отца.

Ведь как он нарисовал кургузым карандашом план на тетрадном листе в клеточку – вот здесь будет дом, вот здесь теплицы, вот здесь грядки с картошкой, а здесь мелочь и клубника, – так впоследствии и было сделано.

Конечно, наверное, эти решения у него были продуманы на основании виденного по опыту, хотя в те времена садоводство у нас в городе только зарождалось, просто, видимо, я этого не видел и не знал.

Как в чистом поле появляются усадьбы, дома и бани – я узнал именно на примере строительства нашего коллективного сада, впоследствии он славился красивыми затейливыми домиками с башенками и чудесной деревянной резьбой.

А сосед через три дома в низине вырыл пруд, запустил туда карасей и, как в песне, «свою лосось ловил в своём пруду».

Сад был очень хороший, жаль, что его смыло начисто в момент наводнения 1993 года, когда разрушилась дамба Киселёвского водохранилища. Сад обосновался на острове, его окружал канал, возведённый для нереста рыбы в обход каквинской плотины, – основной поток прорвавшей дамбу воды хлынул по этому каналу.

Так вот, колышки и бечёвку, окружавшие при нарезке участок, использовали для окантовки будущего фундамента нашего садового дома – стандартного, по обычному размеру брёвен шесть на шесть метров.

Мы всеми членами семьи, то есть буквально все – и мама, и бабушка, и сестра, и я во главе с отцом, – выкопали ленточный фундамент на два штыка лопаты вглубь, напоминавший восьмёрку: основной дом шесть на четыре и веранда два на шесть.

Затем мы с отцом перетаскали выданные соседом сколоченные из досок и уже побывавшие в деле щиты для опалубки, которые затем были переданы строителям следующего дома.

Щиты были укреплены укосинами и поперечинами, чтобы фундамент не распёрло бетоном.

На следующий день отец пригласил с работы рабочих из своей бригады и мы, человек шесть, если мне не изменяет память, за пару часов лопатами и вёдрами раскидали две машины бетона, которые привезли знакомые водилы с местного ЖБИ за огненную воду – модную форму оплаты, действующую в те времена сухого закона.

За два дня, пока застывал фундамент, съездили с отцом на посёлок Новая Кола в район Лесобазы и договорились на две машины бруса хвойных пород по пять кубов, система оплаты была та же самая.

И вот в конце недели, кажется это была пятница, мы с отцом приехали на участок, фундамент уже затвердел, брус привезли, положив на бетон для гидроизоляции нарезанную из рулона толь, начали строительство дома.

Между брусьями на усадку укладывали пучками паклю, которая осталась у другого соседа. По углам брус выпиливали в замок половину на половину, между собой брус проколачивали гвоздями на двести миллиметров.

Вообще-то рекомендуется связывать между собой брусья деревянными шкантами, но тогда мы этого не знали.

Привезённого бруса хватило на пять рядов, отец говорил, что подняли дом до окон.

Затем случился инцидент, который повлиял или, точнее сказать, послужил окончательным штрихом для принятия решения о поступлении на учёбу.

Соседом по садовому участку оказался городской военком, который впоследствии подружился с отцом на предмет «ста грамм по-соседски».

Он, как и рабочие из отцовской бригады, спросил: «Собираешься пойти работать на завод и не хочешь учиться?»

С присущими военным людям лихачеством и бесшабашностью он рассказал следующий анекдот.