Останься со мной

– На этот раз ты не сможешь от меня убежать, – прошипел Тони, обдавая ухо зловонным дыханием.

– А вот это, – добавил он с ликующей улыбкой, – для удовольствия.

Меня охватил ужас: Тони сунул окровавленный палец в рот, смакуя вкус моей боли и страданий. На лице появилась кривая ухмылка; темные глаза загорелись от моего страха и отвращения.

– Запомни: одно неверное действие – и я начну убивать. Шагай.

Убрав руку от моего рта, он вынудил меня двигаться вперед, подталкивая в спину дулом пистолета.

У меня не было возможности оглянуться и посмотреть на истекающую кровью подругу. У меня не было времени думать о боли в ноге. Я просто делала то, что он требовал: вышла из подсобки и двинулась в неопределенное будущее.

Покупатели уже покинули торговый центр. Звучала поп-музыка, воспроизводившаяся на повторе. Хорошо, что в магазине никого не осталось: меньше всего на свете мне хотелось, чтобы Тони навредил кому-то еще. Ради всего святого, этот человек только что смаковал вкус моей крови! Кто знал, на что еще способен этот псих?

Выйдя из магазина, мы направились к лестнице. По какой-то причине музыка, наполнявшая торговый центр, казалась мне слишком громкой. Возможно, это было связано с тем, что людей почти не было. Хотя мой вялый мозг отказывался придумывать план побега, я была не готова сдаваться и позволять ему мучить меня, а уж тем более – убивать. Я должна была найти способ сбежать, не причинив никому вреда.

Не успели мы дойти до лестницы, как нас увидел Фрэнк, охранник. Это был милейший человек, всегда со всеми любезничавший. У него было двое детей чуть старше меня. Он любил свою семью и дорожил ею, а они любили его. Пусть Фрэнк и работал охранником, я не могла допустить, чтобы он заметил Тони и его пистолет. Фрэнк наверняка предпринял бы меры, а Тони плевать, кого убивать. Именно поэтому я заставила себя смотреть в сторону, молясь, чтобы Фрэнк не заметил меня или кровавое пятно на моих джинсах.

– Эй, Хейли! Привет!

Тони крепче сжал мою руку, а его пистолет сильнее вдавился в спину. Оба прикосновения были достаточно сильными, чтобы оставить синяки.

– Привет, Фрэнк.

Мы продолжали идти. Тони начал направлять меня в сторону, подальше от охранника. Мы оказались почти у лестницы, когда вдруг Фрэнк сказал:

– Хейли, у тебя джинсы в крови.

На долю секунды Тони убрал пистолет от моей спины и выстрелил во Фрэнка. Время как будто замедлилось, когда мой приятель схватился за грудь и упал навзничь. Кровь хлынула между его пальцев.

Оправившись от шока, я начала действовать: вытащила из ботинка нож и резко вонзила его в живот Тони. От неожиданности он выронил пистолет, но тут же нанес мне удар в лицо, от которого я попятилась назад. Все, чему я научилась на занятиях по джиу-джитсу и самообороне, вылетело из головы, как воздушный шарик, вырванный из рук ребенка порывом сильного ветра. Я схватилась за пистолет, в то время как Тони вытащил нож из своего нутра. Но только я ощутила холодную сталь оружия, как вдруг получила удар ногой в ребра и упала на пол. Он снова ударил меня, а потом прижал коленом, навалившись всем весом на мое хрупкое тело.

– Я получаю удовольствие, растягивая твою смерть, – прорычал он, сжимая в руке окровавленный нож.

И вот тогда, когда я лежала на спине, придавленная коленом, в памяти всплыл прием джиу-джитсу.

Тони поднял руку, намереваясь нанести удар, а я тем временем подставила колено под его задницу и выгнулась, вынудив его потерять равновесие. Он упал на меня, но я успела выставить руки. Тони был вынужден опустить руки, чтобы не удариться лицом о бетонный пол. В тот же миг его кровоточащий живот уперся в мои предплечья.

Прежде чем Тони смог восстановить равновесие, я, управляемая адреналином, всадила кулак в его рану. Услышав крик, я сбросила его, перевернула на бок с помощью ног, ударила пяткой и с трудом поднялась.

Не успела я и подумать о том, чтобы снова схватить пистолет, как он сильно толкнул меня и, повалив на пол, выдавил воздух из легких. Моя голова билась обо все подряд, а тело кувыркалось как тряпичное.

Вращение резко прекратилось. Пребывая в каком-то тумане, я огляделась, едва различая картинку. Все тело болело; я начала кашлять. Кровь струилась изо рта, капала на руку.

Как только сознание прояснилось, я поняла, что сидела у лестницы. Тони столкнул меня вниз.

Я встала. Адреналин помог заглушить боль в теле. Подняла голову, посмотрела на верхнюю ступеньку. Наши взгляды встретились. Внезапно в голове вспыхнуло воспоминание о побеге из его дома. В тот день мы тоже стояли по разные стороны, глядя друг на друга. Нас разделяло всего несколько шагов. Он смотрел на меня с яростью и ненавистью, настолько сильной, что их можно было воспламенить.

Тони прицелился из пистолета, а я, не раздумывая ни секунды, бросилась бежать через торговый центр. За спиной прозвучали выстрелы.

Я выбежала из здания. На улице уже толпились полицейские. Они увидели меня, поняли, что я неслась к ним. С поднятыми руками я бросилась к тем, кто еще не успел ворваться внутрь. Я рассказала им все, что только что произошло: о том, что Эшли истекала кровью в подсобном помещении магазина; о том, что Фрэнк ранен в грудь и другие люди, возможно, тоже пострадали.

И я, конечно же, не назвала им своего настоящего имени.

Глава 5

Меня обвивают сильные руки, и эти утешающие объятия вмиг выводят меня из транса.

Я даже не заметила, как начала плакать. Эйден сдержал обещание и больше не прерывал мою историю. В данный момент я не могу прочитать выражение его лица.

Я вытираю слезы.

– Травмы оказались не такими серьезными, как у других, – всего лишь сотрясение мозга, синяки, несколько швов и пара сломанных ребер. Впрочем, они меня не заботили. После этой истории я стала Амелией Коллинз, а через пару недель поступила в школу Кинг-Сити. Я должна была держаться в тени, не заводить друзей. Я не хотела привязываться к людям, чтобы мой неизбежный переезд не причинил всем боль. Более того, я не хотела, чтобы кто-то пострадал из-за Тони.

Эйден попытался что-то сказать, но я продолжила:

– А потом я встретила тебя, Шарлотту, Аннализу и всех остальных, и вы, ребята, нашли путь к моему сердцу. У меня никогда не было таких друзей. Поверь мне, Эйден, мне действительно больно от того, что мне пришлось хранить тайну. Но я надеюсь, что ты понимаешь, почему я молчала. Почему я не могла открыться и рассказать о том, кто я такая. Чем больше людей знает, тем больше шансов, что Тони найдет меня и причинит боль тем, кого я люблю.

Я вырываюсь из утешающих объятий, мгновенно скучая по теплу его тела.

– В прошлый раз из-за меня погибли невинные люди. Эшли выжила, но Фрэнк и другие, кто попал под перекрестный огонь, – нет. Я не могу рисковать, Эйден. Нельзя, чтобы Тони снова меня нашел. Этот человек представляет угрозу не только для моей жизни, но и для жизни тех, кто рядом со мной. Я знаю, что ты доверился мне и рассказал то, что никогда не рассказывал никому другому. Я понимаю, что ты был честен со мной и надеялся на взаимность. И мне очень жаль, что мне пришлось хранить от тебя секреты. Но как бы то ни было, все это время я была настоящей. Пусть у меня и другое имя, но я все та же девушка, которую ты знаешь и которой ты открыл свое сердце. Я молчала… Я молчала ради своей безопасности, ради твоей безопасности, ради безопасности всех…

Я смолкаю, как только Эйден обнимает меня и крепко прижимает к себе. Я таю в его объятиях.

– Все в порядке. Я все понимаю. Знаешь, Тея, ты очень сильная девушка, – утешает Эйден. Его глубокий голос дарует мне облегчение. – Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти.

Эйдену удалось в одиночку сбросить с моего сердца тяжелый груз. Как же приятно наконец-то рассказать о своем прошлом. Как же приятно быть собой, ощущать, что человек находится рядом по желанию, а не по необходимости.

Эйден легонько поглаживает меня по спине, даже не раздражаясь, что я порчу его футболку слезами. Он слегка отодвигается, чтобы увидеть мое лицо, и мягким движением руки заставляет меня поднять глаза.

– Ты не виновата, Тея. Ты не убивала Сабрину. Ты не убивала и не причиняла вреда никому из тех людей. – Он подчеркивает каждое слово, как будто хочет, чтобы я поняла. – Ты этого не заслуживаешь, ясно? Ты не должна постоянно убегать от Тони или мучить себя воспоминаниями. Это несправедливо, что тебе приходится пить чертово снотворное, чтобы хоть немного отдохнуть. Ты хороший человек. Перестань думать, что ты ответственна за все это дерьмо.

Я только что рассказала ему об искалеченном прошлом, о нескончаемой лжи, о людях, которые из-за меня пострадали, а он говорит мне, что я хороший человек? Он не злится и не отталкивает меня. Он смотрит на меня так, будто я самый смелый и сильный человек, которого он когда-либо встречал. Я действую, не задумываясь; я ничего не могу с собой поделать.

Я обнимаю его, прижимаюсь губами к его губам, притягивая Эйдена ближе. Он растерян, но быстро приходит в себя и целует меня в ответ с напором и страстью, которая может сравниться с самым жарким пламенем самой яркой звезды.

Его руки сжимают мою талию, и, как и в прошлый раз, он быстро сажает меня на колени. Я обхватываю его ногами. Эйден обнимает еще крепче, притягивая меня все ближе, а жар поцелуя нарастает, вызывая в животе фейерверки.

Кажется, что все, через что я прошла, – те времена, когда мне приходилось переезжать, все мои встречи со смертью и испуганные, бессонные ночи, – все это стоило того. Ради Эйдена. Он резко отстраняется, прерывая поцелуй намного быстрее, чем мне бы хотелось.

– Подожди, – произносит Эйден с тревогой на лице. – В первый день нашей встречи, когда ты столкнулась со мной в коридоре, я повалил тебя на пол. У тебя были сломаны ребра, потому что ты недавно боролась с Тони. Тебя столкнули с лестницы…

Он, похоже, говорит с собой, а не со мной, но я все равно спешу ответить:

– Технически да. Но я тебя не виню. Я говорила тебе…

– Что со мной не так? Я самый ужасный человек на планете. Я и раньше чувствовал вину, но теперь я знаю причину твоей травмы. Черт, Тея, мне жаль… Прости ме…

– Эйден! – прерываю я. – Если бы ребра были не сломаны, ничего бы и не случилось. Брось ты меня сейчас, мне бы не было больно. Я бы, наверное, разозлилась и дала бы сдачи, но я бы ничего не почувствовала. Ты не знал.

Большой палец нежно гладит мою щеку. Эйден словно заглядывает мне в душу.

– Я никогда тебя не обижу, – шепчет он. – Прости меня за то, что я непреднамеренно причинил тебе боль.

Его слова имеют более глубокий смысл. Я знаю, что он имеет в виду не только мои ребра.

Сердце замирает от его искренних слов, от того, что этот парень настолько открыт и уязвим рядом со мной, в то время как для всего остального мира он держится бесстрастно, жестко, уверенно. Я вижу, как он смягчается, когда смотрит на меня. Я прижимаюсь к нему, прикасаюсь лицом к его шее и одновременно осознаю, как приятно он пахнет. Он крепко меня обнимает. В голову закрадывается мысль, что в мире нет больше места, где бы мне хотелось находиться. Мне никогда и нигде не было так хорошо, как в нежных объятиях Эйдена. Увидев его реакцию на мое прошлое, почувствовав его заботу, я понимаю, что в эмоциях, которые я испытываю, ошибиться невозможно. Я чувствую это всякий раз, когда Эйден смотрит на меня.

Я влюбилась в Эйдена Паркера.

Вот дерьмо.

Глава 6

Вторую половину дня мы с Эйденом провели на диване, смотря телевизор и время от времени обмениваясь поцелуями. Сейчас мы сидим на кухне. День прошел быстро – да, признания вынуждают время бежать с молниеносной скоростью, – но зато я чувствую себя лучше, чем когда-либо раньше.

– Как мне к тебе обращаться? Тея или Амелия? – интересуется Эйден, пока мы накрываем на стол, готовясь к приходу друзей.

В такую уязвимую ситуацию я еще не попадала. И это очень приятно. Сознавать, что кто-то знает меня реальную и любит, несмотря на ужасное прошлое, настоящее и, будем честны, будущее, – это поистине изумительное чувство.

Более того, этим человеком стал Эйден. Теперь он знает мое прошлое, а я знаю его. Думаю, что мы станем еще ближе, еще сильнее. Не то чтобы мы были парой, но…

– Ты называешь меня Теей с тех пор, как все выяснил.

– Да, потому что Тея – твое настоящее имя, – подчеркивает Эйден. – Но вот что я заметил: когда ты бормочешь себе под нос, ты называешь себя Амелией.

Скомкав салфетку, я со смехом запускаю ее в Эйдена, но тот отбрасывает ее легким взмахом руки.

– Эй, я не сумасшедшая, ясно?

– Это говорит девушка, которая разговаривает сама с собой.

– Многие нормальные люди разговаривают сами с собой.

– Да, но обычно они ведут внутренний диалог.

– Бла-бла-бла.

Он прячет улыбку, зная, что выиграл.

Спустя миг я завожу разговор, но на этот раз серьезный:

– Переезжая в новое место, я думаю о том, что Тея больше не существует. Я – Хейли, Амелия или любое другое имя, которое мне дадут. Меня так научили – так безопаснее.

Эйден ставит последний стакан на стол, внимательно слушая меня.

– Мне называть тебя Амелией? Я правильно понял?

Гляжу на Эйдена, на его высокое, крепкое тело, и внутреннее тепло рассеивает все тревоги. Я размышляю над его вопросом и думаю о том, чего я хочу, а не о том, что, как мне кажется, я должна сказать.

Как же давно меня не называли настоящим именем. И как же приятно, когда мне напоминают, кто я такая. Я – Тея Кеннеди. К тому же мне нравится слышать свое имя, произнесенное красивым, глубоким голосом Эйдена.

Я застенчиво улыбаюсь, как будто это признание делает меня еще более уязвимой.

– Мне бы хотелось, чтобы ты называл меня Теей, но только когда мы наедине. И только в том случае, если ты не проговоришься перед остальными.

Его глаза на мгновение загораются. Я как будто дала ответ, на который он втайне надеялся. Сложилось впечатление, что этот маленький поступок подтвердил мое доверие. Что ж, это очевидно. Я ведь без колебаний доверю Эйдену даже свою жизнь.

– Можешь не переживать за свою тайну. Со мной она в безопасности.

– Знаю. – Я снова становлюсь серьезной. – Правда, Эйден, спасибо тебе. Спасибо за то, что ты всегда рядом со мной. Я знаю, что иногда бываю не в себе. Я знаю, что развела между нами драму, приплела сюда Кейтлин и учеников из школы Сильвер. Ты многое для меня делаешь, как и для всех остальных, но никогда не получаешь благодарности. Так что спасибо, Эйден. Спасибо за то, что хранишь мой секрет, за понимание, за то, что не даешь мне чувствовать себя одинокой…

Эйден прерывает мой монолог: за два больших шага он подходит ко мне, берет мое лицо в свои ладони и вынуждает меня посмотреть ему в глаза.

– Не благодари меня. Я здесь ради тебя. И я всегда буду.

Сердце колотится в груди; в голове не вяжутся слова, чтобы составить четкое предложение. Он близко, смотрит на меня так, как будто я – это все, что ему когда-либо было нужно.

Эйден наклоняется, губы приближаются к моим губам… но так и не достигают цели, потому что раздается звонок в дверь, и мы тут же отстраняемся друг от друга.

Я мысленно вскрикиваю от досады.

Почему так не вовремя? Неужели нельзя было подождать пару минут?

В дверь звонят несколько раз: наши друзья либо отморозили задницы на холодном декабрьском воздухе, либо жаждут увидеть Эйдена.

Эйден вдруг кажется таким далеким.

– Думаю, это к тебе. – Я жестом показываю на прихожую.

Дверной звонок снова надрывается.

– Пора бы открыть. – Эйден усмехается, бросает на меня последний взгляд и направляется к входу.

Как только дверь распахивается, на Эйдена тотчас набрасывается Аннализа. Сила ее объятий застает его врасплох и заставляет сделать несколько шагов назад.

– Я знала, что ты невиновен! Как ты смеешь пугать нас, хранить тайны и не давать нам ответов? – ругается Аннализа, не выпуская Эйдена из крепких объятий. – «Езжайте домой и не волнуйтесь». Серьезно? Как тебе в голову пришла эта бредовая идея? Ты хоть знаешь нас? Ты считаешь, что мы по щелчку пальца можем перестать волноваться?

Если бы вы не знали Эйдена, вы бы подумали, что его раздражает гнев Аннализы. Но мы его знаем, поэтому уверены, что ему приятны ее нравоучения.

– Ладно, в следующий раз, когда меня арестуют, я не будут просить возвращаться домой. – Он ухмыляется.

Аннализа пронзает Эйдена сокрушительным взглядом, еще более устрашающим благодаря черной подводке.

– Молись, чтобы следующего раза не было, Эйден Паркер.

Все взрываются смехом. Остальные ребята тоже обнимают Эйдена и выражают благодарность за то, что он больше не за решеткой.

Последним в дверь входит Ноа. Он улыбается Эйдену и поднимает руки, как будто хочет его обнять.

– Бестия!

Ноа движется к Эйдену, но в последний момент отталкивает его в сторону и заключает меня в медвежьи объятия.

– Я так по тебе скучал! – восклицает он, а я смеюсь и обнимаю в ответ.

– Я всегда по тебе скучаю, Ноа.

Эйден, качая головой, закрывает входную дверь.

Ноа отпускает меня, поворачивается к Эйдену.

– О, Эйден. Я тебя не заметил. Смотрю, ты вернулся после предательства лучшего друга?

Мы смотрим на Ноа в полном замешательстве.

– О чем ты, чувак? – спрашивает Мэйсон.

Мы все следуем за ним на кухню, где он, Джулиан и Чейз выкладывают на стол коробки с пиццей.

– Я думал, мы братья. Мы должны были сидеть в тюрьме вместе, а не смотреть, как тебя арестовывают, – объясняет Ноа.

Мы смеемся, когда Ноа и Эйден обнимаются. Ноа шутит, конечно же, юмор – его стихия.

– Честно говоря, я всегда думал, что первого из нас арестуют Ноа, – признается Джулиан, когда мы все садимся за стол и берем по кусочку пиццы.

– Что? Почему меня?

– Да ладно тебе, Ноа, – вмешивается Мэйсон, – из всех нас ты вероятнее всего наделаешь глупостей и попадешь в полицию.

– Что? Я идеальный законопослушный гражданин! Я хороший мальчик, когда дело касается копов.

– Правда? – Мэйсон будто бросает вызов. – А как насчет того раза, когда тебя остановили за превышение скорости? Полицейские спросили, употреблял ли ты алкоголь, на что ты ответил: «Я пил кровь врагов. Тех, кто лежит в багажнике. Это считается алкоголем?»

Мы разражаемся хохотом. Шарлотта чуть не выплевывает воду, которую до этого пила.

Ноа невинно поднимает руки, держа в каждой из них по кусочку пиццы.

– В свою защиту скажу следующее: я думал, что они поймут шутку! А не попросят меня выйти из машины, чтобы ее обыскать!

Пока ребята делятся историями о глупых поступках Ноа, я ласково ему улыбаюсь.

Еще несколько минут назад моя кухня казалась такой большой и пустой, но теперь это не так. Глядя на друзей, поедая пиццу вместе с ними, смеясь, шутя и наслаждаясь моментом, я не могу отделаться от ощущения, что мое место – здесь, в Кинг-Сити, особенно после того, как я сменила несколько мест жительства и пережила события последних двадцати четырех часов. Ни в одном из предыдущих городов я не чувствовала себя по-настоящему дома.

Джулиан, Чейз и Мэйсон спорят, кому достанется последний кусок пиццы, но Аннализа решает, что этот кусок больше всех заслужила она. Ноа пародирует Шарлотту, которая смеется так сильно, что задыхается, а Эйден смотрит на меня с улыбкой, наполняющей меня теплом и счастьем. Сердце в груди сжимается при мысли о том, что мне придется уехать. Я скрываю это известие от друзей, эгоистично желая хотя бы еще несколько дней чувствовать себя нормальным человеком.

Когда пицца съедена, а шутки о том, что Эйден сидел в тюрьме, иссякли, разговор переходит на более серьезные темы: почему Грега, избитого и окровавленного, нашли мертвым перед домом Эйдена, а на месте преступления каким-то образом очутился его потерянный телефон.

Джулиан потирает затылок.

– Единственная информация, которую удалось получить от полиции, – это время смерти Грега. Он умер около шести часов вечера. Больше нам ничего не известно.

С тех пор, как мы начали ужинать, телефон Аннализы вибрирует уже раз в пятый. Каждый раз, глядя на экран, она хмурится, но вызов упорно игнорирует. Если бы не явное раздражение, написанное на ее лице, кто-нибудь из ребят уже бы давно ее расспросил.

– Эйден, ты помнишь что-нибудь подозрительное? – Аннализа кладет телефон на колени под столом.

– Нет, ничего такого. Я отвез близнецов к Тайлеру, приехал к Мэйсону около четырех тридцати, а потом мы оба уехали за пиццей. К Амелии мы приехали около семи. Обычный вечер, – рассказывает Эйден.

– Да, обычный, пока тебя не арестовали, – добавляет Чейз.

Телефон Аннализы снова вибрирует. Она по-прежнему игнорирует звонок. Кто бы ей ни звонил, кислое выражение лица не исчезает.

– Аннализа? Не хочешь ответить? Вдруг что-то важное? – предлагает Шарлотта, завязывая распустившиеся нити вязаного свитера.

Аннализа хмыкает, выключает телефон.

– Этот абонент не имеет значения с тех пор, как он сбежал, когда умерла моя мама. С тех пор, как он предпочел героин собственной сестре.

Все мы смотрим на нее в ошеломленном молчании. Она говорит о Люке, своем старшем брате (по матери). Всего несколько дней назад, когда мы были на автодроме, Люк подошел к Аннализе, умолял о разговоре. Его поступок не оставил ее равнодушной, ведь он появился чистым впервые за много лет и захотел стать частью ее жизни. После того как она закричала, что он убил ее мать, и ушла прочь, она больше не упоминала о Люке, а мы не настаивали.

– Хочешь поговорить? – предлагает Мэйсон.

Джулиан тем временем достает свой вибрирующий телефон и со вздохом смотрит на номер. На лице его застывает выражение смирения, челюсти крепко сжимаются. Джулиан поднимает смартфон, чтобы продемонстрировать Аннализе номер абонента, и ее накрашенные черным глаза тотчас сужаются.

Выхватив телефон у Джулиана, Аннализа отвечает на звонок, не дав звонящему человеку возможности заговорить.

– Оставь меня в покое, черт подери! – выпаливает она резко, грубо.

Анна швыряет телефон Джулиана на стол.

Ноа прикусывает губу, стараясь сдержать словесный порыв. Он пытается взять пример с остальных ребят и хранить гробовое молчание, но в итоге все равно терпит неудачу.

– Прости, Аннализа. Хотя это и трудно, но мы пытались игнорировать твою злость. Ты сердишься даже больше, чем моя мама в те моменты, когда она возвращается с работы, а я не вытащил курицу из морозилки.

Аннализа не закатывает глаза – единственный признак, что она находит Ноа забавным.

– Это Люк, – признается она.

Мы все выжидающе смотрим. Мы и так уже догадались.

Аннализа молчит, поэтому Джулиан продолжает вместо нее:

– С той ночи на автодроме мы ничего о нем не слышали. Но сегодня его как прорвало – целый день названивает.

– Так почему ты не ответишь? А вдруг что-то срочное? – Чейз ерзает на стуле под пристальным взглядом Аннализы.

– Мне нужен его номер лишь на тот случай, если мне вдруг понадобится кровь, орган или что-то в этом роде. Хотя у нас все равно разные отцы, так что, возможно, мы не подходим друг другу, – ворчит Аннализа без намека на юмор.

Бедная Анна. Кроме Люка, единственная ее семья – это сидящие перед ней люди. Я ее понимаю: моя мама большую часть времени отсутствует, но даже когда она рядом, мне все равно кажется, что мы далеки друг от друга. Ребята, расположившиеся за моим кухонным столом, – это те люди, к кому я могу обратиться в трудную минуту; те, на кого я могу положиться.

Я никогда не спрашивала Эйдена о прошлом Аннализы, потому что, как и у нее, у меня тоже есть секреты, о которых я не хочу, чтобы кто-то знал. Я как никто понимаю, что такое тайны и трудное прошлое. Аннализа должна иметь выбор. Она должна сама решать, рассказывать нам с Шарлоттой или нет, поскольку мы единственные, кто не знает ее историю.

– Да кем он себя возомнил? Звонит мне, как ни в чем не бывало! – продолжает буянить Аннализа.

– Он чист, Анна. Может быть, он хочет загладить вину, – предполагает Мэйсон.

Аннализа смотрит на Мэйсона так, будто пытается взорвать его голову силой мысли.

– Ты должен быть на моей стороне, Мэйсон! Почему ты за него заступаешься?

Мэйсон съеживается, но все равно стоит на своем:

– Ты слишком долго хранишь ненависть, Анна. Ты сама себя терзаешь. Разве ты не хочешь избавиться от этого груза и двигаться дальше? Стать счастливой?

– Я счастлива. Вы, ребята, – это все, что мне нужно. Я не нуждаюсь в ком-то еще.

– Может, стоит его выслушать? Посмотреть, что он скажет, – предлагает Эйден. – Если ты решишь, что не хочешь иметь с ним ничего общего, ты, по крайней мере, не будешь всю жизнь сожалеть о прошлом и гадать, что он хотел сказать.

Семья – это самое важное для Эйдена. Я думаю, что он даже представить не может, как это – никогда не разговаривать с братьями. Его совет кажется вполне разумным, и остальные ребята кивают в знак согласия. Они не желают подталкивать Аннализу к чему-то, что ей не по нраву, но при этом каждый из нас понимает, что вариант Эйдена – наилучший.