Вы дозвонились до Сэма

– Из дома? – Мама выключает чайник и вытирает руки кухонным полотенцем.

– Прогуляюсь немного.

– Оу… Хорошо. То есть это здорово.

Всю последнюю неделю маме приходилось оставлять еду у двери моей комнаты. И она постоянно проверяла, как я там. Неудивительно, что в её голосе сквозит беспокойство.

– У меня встреча. С другом.

– Потрясающе. – Мама кивает. – Свежий воздух тебе на пользу пойдёт. Может, ещё и хорошего кофе выпьешь.

И с друзьями увидеться – тоже отличная идея. Кстати, ты не говорила с мистером Ли? Из книжного?

– Ещё нет…

В последнее время я толком ни с кем не разговаривала.

– Зайди, проверь, как он, если сможешь. Пусть знает, что ты в порядке. А то он уже несколько раз звонил.

– Я знаю…

– И учителя тоже.

Я стягиваю с крючка сумку.

– Не волнуйся, мам. Поговорю с ними завтра.

– То есть ты и в школу собираешься?

– Я должна, – отвечаю. – Если пропущу ещё неделю, то мне не выдадут аттестат.

И домашки у меня накопилось немало… нужно сосредоточиться на работе. Собраться. Что ещё мне остаётся? Мир не стоит на месте, и неважно, что с тобой происходит.

– Джули, не волнуйся ты об этом. Они понимают, что тебе нужно время. Вообще, – она выставляет вверх палец, – дай-ка я кое-кому звякну.

Она разворачивается и начинает искать телефон.

– Да где же эта штуковина…

Её мобильник лежит на кухонной стойке. Она протягивает к нему руку, и я тут же встаю у неё на пути.

– Мам, слушай, я в порядке.

– Но, Джули…

– Прошу тебя.

– Ты уверена?

– Клянусь, правда. Не надо никому звонить.

Не хочу, чтобы она обо мне беспокоилась. Я и сама смогу со всем этим справиться.

– Ну ладно, – вздыхает мама. – Как скажешь.

Она берёт моё лицо в свои ладони, проводит большими пальцами по щекам и пытается улыбнуться. Седина в её волосах блестит в свете солнца. Иногда я забываю, что когда-то она была блондинкой.

Мы молча смотрим друг на друга, а потом мама опускает взгляд.

– Так что в коробке?

Я надеялась, что она не спросит.

– Да ничего. Просто прибираюсь в комнате.

Она поднимает куртку и заглядывает внутрь. И тут же всё понимает.

– Ох, Джули… ты уверена?

– Да ничего в этом такого…

– Необязательно избавляться от всего. – Она копается в вещах. – То есть можно ведь просто убрать что-нибудь подальше и…

– Нет, – твёрдо отвечаю я. – Мне ничего отсюда не понадобится.

Мама прикрывает коробку джинсовой курткой, словно крышкой, и делает шаг назад.

– Хорошо. Не буду тебя отговаривать.

– Мне пора. Увидимся!

Выхожу из дома через гараж. Оставляю коробку с вещами Сэма у бордюра, недалеко от почтового ящика и мусорного контейнера: она звучно ударяется о землю, словно в ней полно костей и мелочи. Качающийся рукав куртки похож на руку привидения. Я поправляю футболку и направляюсь в сторону города – впервые за много дней меня греет солнце.

Через полквартала меня останавливает внезапная мысль: если я обернусь, то увижу у почтового ящика Сэма с курткой в руках, растерянно смотрящего на коробку с вещами? Какое у него будет лицо? Что он скажет?

Ветер гоняет по асфальту листья, и я перехожу дорогу и продолжаю идти вперёд, так и не оглянувшись.

В городе прохладно: Элленсбург расположился в тени Каскадов, и иногда с гор приходит холодный ветер. Большинство строений здесь из красного кирпича, своеобразная историческая ценность. А ещё – много простора.

В Элленсбурге никогда и ничего не происходит. Мы с родителями переехали сюда из Сиэтла три года назад, когда маме предложили работу в Центральном университете Вашингтона, но отец вскоре вернулся обратно на свою старую работу. И, кажется, ни о чём не сожалел. Как я могу его в этом винить? Она так и не нашёл себе места в этом сонном городе. Иногда я чувствую то же самое.

Мама иногда называет Элленсбург старым городком, который всё ещё ищет себя – даже в век, когда все стремятся перебраться в места побольше и помноголюднее. Мне не терпится уехать отсюда, но готова признать: есть в Элленсбурге своё очарование.

Скрещиваю руки на груди: центр города встречает меня признаками весны – цветочными корзинами на фонарях и рядами белых палаток для еженедельной ярмарки. Перехожу улицу, чтобы избежать толпы – не хватало ещё встретить кого-нибудь знакомого. Весной и летом в центре Элленсбурга особенно хорошо, но сейчас эти улицы лишь напоминают мне о нём.

Сэм дожидается меня с работы, мы перехватываем по фалафелю и идём в кино – на воскресный дешёвый сеанс, – а после бесцельно бродим по городу.

Мне и сейчас кажется: если обернусь, то Сэм будет ждать на углу. Сердце колотится как бешеное… но там никого нет, кроме женщины, которая потеряла свой телефон. Когда я прохожу мимо, она даже не поднимает взгляда.

С Микой Обаяши мы договорились встретиться в кофейне на другом конце города. В центре тоже полно кафешек, но я написала Мике, что не хочу натолкнуться на знакомых, и получила в ответ: «Я тоже».

Занимаю столик у окна: за соседним расположилась престарелая пара, уткнувшаяся в одно меню. Заказываю чёрный кофе без сахара. Вообще-то обычно я пью кофе со сливками, но недавно прочла где-то, что чёрный кофе тренирует вкус. Как вино.

Не успеваю я сделать и пары глотков, как над дверью звенит колокольчик и в кафе заходит Мика. На ней чёрный кардиган поверх тёмного платья, в котором я её раньше никогда не видела. Выглядит она лучше, чем я ожидала в силу обстоятельств. Мика находит меня взглядом, опускается на красный диванчик напротив, кладёт телефон и скидывает сумку под стол. Появляется официантка и наливает ещё одну чашечку кофе.

– И побольше сахара и молока, если можно, – просит Мика. – Пожалуйста.

– Конечно. – Официантка кивает и собирается уходить, но Мика её останавливает.

– Извините, а соевого молока не найдётся?

– Соевого? Нет.

– Оу. – Мика хмурится. – Тогда обычного, пожалуйста.

Официантка отворачивается, и Мика переводит взгляд на меня.

– Ты не ответила на мои сообщения. Я даже не знала, придёшь ли ты сюда.

– Прости. Я вообще в последнее время мало кому отвечаю.

Другой отговорки у меня нет. Да и телефон у меня обычно стоит на беззвучном. К тому же на этой неделе меня почти не было в Сети.

– Да я понимаю. – Мика хмурится ещё сильнее. – Просто подумала, что ты решила не приходить и меня не предупредила. Ты же знаешь, не люблю, когда так получается.

– Поэтому я и пришла пораньше.

Мы обмениваемся улыбками, и я делаю глоток. Мика накрывает мою свободную руку своей.

– Я скучала, – шепчет она, сжимая мои пальцы.

– И я по тебе тоже.

Сколько бы я ни убеждала себя, что мне нравится одиночество, я рада увидеть знакомое лицо. Рада встретиться с Микой.

Возвращается официантка с небольшим кувшином молока и несколькими пакетиками сахара. Мика высыпает три из них в свою чашку, а потом дотягивается до кувшинчика.

– Молока? – предлагает она мне.

Качаю головой.

– Потому что это не соевое?

– Нет… я просто решила пить чёрный кофе.

– Ого. Впечатляет. – Мика кивает. – Очень по-сиэтловски.

Не успевает она договорить, как загорается экран её мобильника и он начинает вибрировать. Мика чиркает по нему взглядом, а потом смотрит на меня.

– Уберу-ка я его. – Она прячет телефон в сумку и утыкается в меню. – Хочешь что-нибудь заказать?

– Я, вообще-то, не голодна.

– Оу, ладно.

Мика убирает меню в сторону и складывает пальцы в замочек, пока я делаю ещё один глоток. Музыкальный автомат на другом конце комнаты мигает оранжевым и синим, но не играет. Между нами повисает тишина, а потом Мика наконец задаёт вопрос:

– Так… хочешь об этом поговорить?

– Да не особо.

– Уверена? Я думала, ты поэтому встречу назначила.

– Мне просто нужно было выбраться из дома.

Мика кивает.

– Хорошо. Как ты вообще?

– Да вроде ничего.

Мика молча глядит на меня, словно ждёт продолжения.

– А ты как? – спрашиваю я у неё. – Вообще.

Взгляд Мики скользит по столу, пока она обдумывает ответ.

– Не знаю. На службах тяжело, но тут нет храма как такового, так что… обходимся чем можем. Я о стольких традициях и обычаях даже и не знала. Понимаешь?

– И представить не могу… – отвечаю я.

У Мики и Сэма была настоящая связь с их культурой, не то что у меня. Оба моих родителя родом откуда-то из Северной Европы, но обычно я об этом даже не вспоминаю.

Мы снова затихаем. Мика долго помешивает свой кофе, а потом замирает, будто о чём-то вспомнила.

– Мы устроили по нему бдение. – Она не поднимает глаз. – Через день после… Я всю ночь с ним провела. Смогла снова его увидеть…

Что-то внутри меня холодеет и обрывается.

Увидеть Сэма ещё раз после того, как он… Я снова отпиваю кофе из чашки и стараюсь унять своё воображение. У меня плохо получается. Лучше бы Мика об этом не упоминала.

– Знаю, не каждый готов увидеть его таким, – продолжает она, всё ещё не поднимая взгляда. – Я тоже думала, что не смогу. Но это ведь был мой последний шанс. Поэтому я и вызвалась.

Я молчу. И просто пью свой кофе.

– А вот на похоронах народа было много. Нам не хватило стульев. Пришли люди из школы, которых я вообще впервые в жизни видела. И так много цветов…

– Это хорошо.

– Кое-кто справлялся и о тебе, – замечает Мика. – Я всем говорила, что ты себя плохо чувствуешь. Что навестишь его потом. Одна.

– Не стоило придумывать за меня отговорки, – говорю я.

– Знаю. Но они просто не затыкались…

– Кто?

– Неважно. – Мика качает головой.

Допиваю давно остывший и от того ещё более горький кофе.

Мика наконец поднимает на меня взгляд.

– Так ты ходила к нему?

Выдерживаю паузу.

– Пока… нет.

– А хочешь? – Мика снова берёт меня за руку. – Можем сходить прямо сейчас. Вместе.

Высвобождаю руку из её цепких пальцев.

– Я… прямо сейчас не могу….

– Почему?

– Мне нужно кое-что сделать, – пространно отвечаю я.

– Типа чего?

Не знаю, что ей сказать. И почему я вообще обязана объясняться?

Мика склоняется над столом и понижает голос.

– Джули. Знаю, всё это просто ужасно. Для тебя, для меня… для всех. Но ты не можешь избегать его. Сходи, прояви уважение. Пора.

Она замолкает, а потом шепчет ещё тише:

– Прошу тебя, это ведь Сэм…

Имя его спокойно произнести у неё не получается: я практически слышу, как из её груди рвутся рыдания, но она их сдерживает. Видеть её в таком состоянии… сложно. Внутри расцветает боль, отбирает у меня способность говорить. Поверить не могу, что она давит на жалость.

Мысли путаются. Нужно держаться.

Стискиваю пустую чашку.

– Я ведь сказала, не хочу об этом говорить, – повторяю я.

– Господи боже, Джули, – с нажимом произносит Мика. – Сэм хотел бы, чтобы ты пришла. Ты всю неделю его избегала. Тебя не было рядом даже тогда, когда его хоронили.

– Знаю. Наверняка об этом люди тоже сплетничали.

– Да кому какое дело до сплетен? – восклицает Мика, чуть приподнимаясь с места. – Важно, что сказал бы Сэм.

– Сэм мёртв.

Мы обе замолкаем.

Мика всматривается в меня, наверное, пытаясь найти следы вины или раскаяния. Будто ждёт, что я возьму свои слова обратно, извинюсь… Но я повторяю.

– Он мёртв, Мика. И даже если схожу на его могилу, это ничего не изменит.

Мы не отрываем друг от друга взгляды – пока Мика, наконец, не отводит глаза. Она молчит, и я знаю: она во мне разочарована. Я только теперь замечаю, что за соседними столиками тоже царит тишина. Официантка проходит мимо, делая вид, будто нас тут нет.

Чуть погодя в кафе снова поднимается шум, и я нахожу в себе силы произнести:

– В этом нет моей вины. Я просила его не приезжать, но он меня не послушал. Я умоляла его остаться. Так что не ждите от меня извинений. Я не виновата.

– Я тебя и не виню, – перебивает меня Мика.

– Ты – нет. А вот все остальные – скорее всего.

– Нет. Не все так думают, Джули. И прости, но мир ведь не вращается вокруг тебя… всё дело в Сэме. В том, что ты не пришла с ним проститься. В том, что самый близкий, знающий его лучше всех человек не смог произнести речь на похоронах. Сэм заслуживает лучшего, и ты это прекрасно понимаешь. Вот чего от тебя ожидали, Джули. Но ты не пришла. Ты ничего не сделала.

– Ты права. Может, я и знала его лучше многих. И думаю, что он не верил во всю эту мишуру. Церемонии? Бдение? Одноклассники? Я тебя умоляю. Сэму было бы на всё это плевать. Он бы возненавидел всё это. И он, скорее всего, обрадовался бы, что я не принимала в этом никакого участия!

– На самом деле ты в этом не веришь, – шепчет Мика.

– Не надо говорить мне, во что я верю. – Слова вываливаются из моего рта куда резче, чем я планировала. И я почти извиняюсь… но нет.

Из ниоткуда появляется наша официантка – видимо, чтобы принять заказ. Мика кидает взгляд на меня, потом на официантку, а потом снова на меня.

– Вообще-то, мне пора, – поспешно выпаливает она и начинает собирать вещи. Она поднимается, бросает на стол мелочь, и официантка пропускает её к выходу.

– Чуть не забыла. – Мика оборачивается и раскрывает свою сумку. – Я кое-что забрала для тебя из школы. Не знала, когда именно ты вернёшься. Ежегодник тоже захватила, наши последними сделали.

Она вываливает всё на стол.

– Оу… спасибо.

– Увидимся.

Я не прощаюсь: просто наблюдаю за тем, как Мика исчезает в дверях, звеня колокольчиком. И я вновь остаюсь одна.

Официантка предлагает новую порцию кофе, но я качаю головой. И вдруг понимаю, что больше не могу находиться здесь, внутри шумной, забитой людьми, залитой сиропом кафешки. Слишком тревожно. Мне срочно нужно выбраться отсюда.

Мой выход в город улетел в трубу: я снова болтаюсь по улицам, не зная, чем заняться. Стараюсь не думать о Мике и о том, что стоило придержать язык, но уже слишком поздно. Иду по городу и жду, когда на меня подействует кофеин. Хорошо хоть утренняя прохлада прошла: стёкла магазинов отражают полуденное солнце.

Прохожу мимо витрин… Вот антикварный. Мы с Сэмом, бывало, заходили сюда и обставляли свою воображаемую квартиру. Замираю у вывески. За стеклом на длинных полках пылятся картины и статуэтки, на полу – куча персидских ковров, старой мебели и всякого хлама. Я вспоминаю кое-что ещё…

Сэм протягивает мне подарок.

– Я тебе кое-что купил.

– В честь чего это?

– В честь окончания школы.

– Но мы ведь ещё не…

– Джули, открывай уже!

Я разрываю упаковку: внутри лежит серебряная подставка для книг в виде крыла.

– Разве их не должно быть две? Второй не хватает.

– Денег хватило только на одну, – объясняет Сэм. – Но я только что зарплату получил, так что можем зайти и за второй.

Но в антикварном магазине нам сообщают, что вторую подставку уже купили.

– Кому в голову пришло купить только половину подставки для книг? – спрашивает Сэм продавщицу.

Я поворачиваюсь к нему и сообщаю:

– Тебе.

Это была одна из наших особых шуток. Но сейчас в ней нет никакого смысла.

Я выбросила подставку вместе со всеми остальными его вещами.

Город наполнен воспоминаниями о нас. После работы я всегда могла найти Сэма в музыкальном магазине. Сейчас его красная дверь открыта и подпёрта стулом: внутри несколько человек ищут что-то в рядах записей, кто-то меняет струны на электрогитаре. Но в углу у кассы больше нет Сэма, который настраивает микрофон. Он ведь здесь даже не работал – просто всех знал.

Я спешу мимо, пока меня не заметили и не завели разговор, к которому я совершенно не готова.

Сколько я ещё продержусь тут, в Элленсбурге? Слишком уже тяжело переживать все эти воспоминания снова и снова. До церемонии окончания школы осталось всего ничего, не стоит об этом забывать. Всего пара месяцев, и я отсюда уеду. Не знаю куда, но это не так и важно.

Главное: мне никогда не придётся возвращаться.

Не помню, как оказалась у озера… до него ведь от центра довольно далеко. На самом деле, сюда и дороги-то нормальной нет, и указателей по пути тоже. Это похоже на поиски сокровищ: озеро ещё нужно найти. И это было последнее место, где я хотела сегодня оказаться.

Скидываю вещи на скамейку и сажусь следом: с дерева падает несколько листьев. Мы с Сэмом постоянно зависали здесь, когда было тепло. На озере мы прятались от всего остального мира. Когда мы хотели отдохнуть от города, то отправлялись сюда – ведь уехать из Элленсбурга мы пока не могли. Иногда я приносила с собой записную книжку и делала заметки, пока Сэм плавал.

Если закрыть глаза, можно представить, как он плещется в воде, как блестят капли на его плечах. Открываю глаза и вижу только спокойную поверхность озера. Я здесь одна.

Хватит о нём думать. Подумай о чём-нибудь другом.

Писательство помогает мне не зацикливаться на вещах… и блокнот у меня с собой. Но мне так сложно сосредоточиться… Может, если я посижу тут подольше, то что-нибудь придёт в голову?

Касаюсь ручкой чистой страницы и жду, когда из меня начнут литься слова. В школе занятий по творческому письму нет, так что я стараюсь научиться всему сама. На уроках ты всегда пишешь не о том, о чём на самом деле хочешь. И да, конечно, если собираешься нарушать правила, нужно их знать, но разве писательство не должно приносить тебе радость? Учителя об этом частенько забывают. Иногда даже я об этом забываю. Надеюсь, в университете всё будет по-другому.

Скоро мне должны прийти письма из колледжей. Я надеюсь поступить в Рид-колледж – туда же ходила моя мама. Думаете, это преимущество? Как же. Мама сразу предупредила, что репутация у неё там не самая хорошая, поэтому лучше мне её вообще не упоминать.

– Подрастёшь, и я тебе всё расскажу. А вообще в Портленде хорошо. Тебе понравится, – добавила она.

Ещё и на машине дотуда всего четыре часа, так что сможем с ней видеться почаще. Брошюру их я тоже изучила: предметов по писательству у них предостаточно. Есть из чего выбрать. Да и преподают не абы кто, а выдающиеся писатели со всего света. Может, в университете я смогу найти себя, понять, в чём я хороша. Может, в качестве диплома я даже напишу книгу… Но всё это будет потом. Сначала вышлю им парочку своих текстов: даже если поступлю в Рид, на некоторые курсы по письму могу всё равно не пройти. У меня есть парочка, но я не уверена, подойдут ли они для универа, – нужно написать что-нибудь новенькое. Я должна впечатлить совет. Но последняя неделя вытянула из меня всё вдохновение. Я не могу выбросить из головы Сэма, как бы ни старалась.

Его не будет рядом, когда я прочту письмо из колледжа. Он никогда не узнает, поступила ли я.

Проходит час. Страница перед мной всё ещё девственно чиста. Может, стоит немного почитать? Вдохновиться? И ежегодник как раз под рукой.

Я хотела оставить его в кафешке, но меня догнала официантка и чуть ли не бросила его мне в руки.

Обложка у ежегодника невзрачная, серо-синяя. Перелистываю несколько страниц: большую часть занимают фотографии со спортивных мероприятий и клубных занятий, но они мне неинтересны. Далее – любимчики школы, класса, лучшие друзья… Мне пофиг, кто выиграл в этих номинациях. Из нашего класса тоже кто-то подавался. Как по мне, всё это дико нелепо.

Портреты старшеклассников я тоже пролистываю – настроения их рассматривать нет никакого – и добираюсь до самого конца, до белых листов для записей. И вдруг понимаю, что кто-то успел расписаться в моём ежегоднике. На предпоследней странице. Наверное, Мика? Но потом я присматриваюсь: на её почерк совсем непохоже. Нет, это кто-то другой… Я не сразу его узнаю. Но когда узнаю… Быть этого не может.

Это почерк Сэма. Я точно знаю. Но как он?.. Как он умудрился добраться до ежегодника? Когда успел?

Возможно, мне не стоит читать это прямо сейчас. Или вообще. Но любопытство сильнее меня.

У меня дрожат руки. Я слышу его голос словно наяву.

Привет.

Я решил всех опередить и оставить тебе послание. Надеюсь, это станет ещё одним доказательством того, как сильно я тебя люблю. Поверить не могу, уже три года пролетело… А кажется, будто только вчера я сидел позади тебя в автобусе и набирался храбрости, собираясь заговорить. Страшно даже представить, что было время, когда мы друг друга не знали. Время до «Сэма и Джули». Или лучше «Джули и Сэма»? Сама решай.

Знаю, тебе не терпится скорее убраться из Элленсбурга, но я буду по нему скучать. Твои планы, конечно, слишком велики для маленького города, и все об этом знают. Но я рад, что твоя дорога привела тебя именно сюда и мы смогли узнать друг друга. Может, это было неизбежно? Мне кажется, до встречи с тобой я толком и не жил, Джули. Ты – лучшее, что случалось с этим сонным городком. И со мной. И неважно, куда мы отправимся дальше… главное, мы будем вместе.

Признаться… раньше мне даже думать было страшно о том, чтобы уехать отсюда. Но теперь я с нетерпением жду, когда мы отправимся навстречу новым приключениям и новым впечатлениям. Главное, не забывай и о тех, что мы получили здесь.

Особенно когда ты станешь знаменитой. И что бы ни случилось, обещай не забывать меня. Идёт?

В общем. Я люблю тебя, Джули. И всегда буду любить.

Навеки твой, Сэм

Навеки…

Закрываю ежегодник и смотрю на озеро, пытаясь переварить прочитанное. У другого берега плещется семья уток, и я наблюдаю за тем, как они кружатся по воде, и слушаю шум листьев на ветру… И пропускаю через себя слова Сэма.

С тех пор, как он умер, прошла неделя. И я пытаюсь стереть его из своей жизни, как ужасное воспоминание, – чтобы я смогла двигаться дальше. После всего пережитого… я выкинула его вещи. Не пришла на его похороны. Даже не попрощалась. Сэм попросил меня лишь об одном – помнить о нем. А я только и делаю, что стараюсь его забыть.

На горизонте появляются тучи, и я поёживаюсь: утренняя прохлада возвращается. Я сижу на пляже и наблюдаю за тенями на поверхности озера. Меня затапливает вина. Сколько я тут уже сижу?

Я вдруг вскакиваю с места и бегу обратно в город.

Рынок уже сворачивается, когда я проношусь мимо рядов с дарами осени, буханками хлеба и гремящими клетками с курами. Меня не волнует, в кого я врезалась и что сбила по пути, – я спешу домой. Судя по солнцу и количеству машин на дорогах, ещё не вечер. Мусоровоз наверняка проехал по нашей улице пару часов назад. Но расписание ведь часто меняется, люди опаздывают, и коробка с вещами Сэма всё ещё может стоять у почтового ящика, недалеко от бордюра.

Я поворачиваю за угол, ищу глазами наш почтовый ящик и понимаю, что коробки нет. Ничего нет. Всех вещей Сэма больше… нет.

Меня накрывает странным чувством: я будто тону прямо посреди улицы, вода заполняет мои лёгкие, и я забываю, как дышать.

Забегаю в кухню. На столешнице пусто. Обыскиваю зал – вдруг мама принесла коробку с вещами Сэма обратно и спасла меня. Но там тоже ничего нет.

Достаю телефон и набираю мамин номер: она всё ещё в офисе, но после четвёртого гудка отвечает.

– Мам… ты где?

– А что такое? Джули, что-то случилось?

Я понимаю, что дышу так, словно пробежала марафон. И никак не могу отдышаться.

– Коробка с вещами Сэма, которую я вынесла утром. Ты не заносила её обратно?

– Джули, ты что! Конечно, нет.

– И ты не знаешь, куда она делась? – отчаянно выпаливаю я.

– Прости, милая, не знаю, – отвечает она. – Ты в порядке? Что там у тебя происходит?

– Я в порядке. Я просто… я… мне нужно идти…

Скидываю звонок, пока мама не успела спросить что-нибудь ещё. Внутри всё холодеет. Поздно.

Всё, что было у меня от Сэма… ничего не осталось.

Я вдруг понимаю, что пропустила похороны и поминки, которые проводили в память о нём. В память, от которой я решила избавиться. Я даже на могилу к нему не сходила.

Понимаю, что не могу больше стоять на месте. Мне нужно двигаться. Нужно что-то делать.

Начинаю ходить туда-сюда по пустому дому. Внутри бурлит столько эмоций – эмоций, которые я подавляла и задвигала в долгий ящик. Они ледяной водой прокатываются по моим жилам. Руки трясутся. Мика была права. Что бы подумал Сэм, если бы узнал, как я с ним обошлась?

В голове проносится вереница последних дней, и я начинаю кое-что понимать. Кое-что, чего не видела раньше. Копившийся во мне гнев просто был стеной, за которой я пыталась спрятать вину.

Это не Сэм бросил меня тем вечером. Это я оставила его. И как только я это осознаю…

Ноги несут меня прочь из дома.

Пока я была внутри, небо нахмурилось и накрыло тенями соседние дома.

Элленсбург – не самый маленький городок в Центральном Вашингтоне, но сквозь него проходит только одна главная дорога. Пройдёшь по ней – считай, увидел всё.