В следующем году в Иерусалиме?

Я вышла из переполненного автобуса ко входу в туннель, только через него на эскалаторе можно было подняться в вестибюль административного центра университета. Студенты разных мастей и полов куда-то спешили, что-то несли, учили, покупали канцелярские товары в киосках и жевали, жевали, жевали. Если им надо было что-то перепечатать, через каждые десять метров в коридорах стояли ксероксы (у нас таких не встретишь). Из одной аудитории доносился обрывок лекции о Сталине (я постояла и разобрала фамилию). Молодежь в перемену выскочила из аудиторий на лужайки и в садики, окружающие корпуса факультетов.

Современные невысокие университетские корпуса конечно, белые, легкой архитектуры, утопали в зелени и цветах. Я прошла по дорожке и оказалась на краю университетской территории – на верхней ступеньке «Амфитриона», не так давно сооруженного в духе древних римских театров почти на вершине этой горы Скопус. Сквозь белую легкую колоннаду на многие километры просматривались дали и холмы иудейской пустыни, освещенные солнцем. От чистого воздуха и просторов захватило дух, ощущение словами не передать! Но задерживаться здесь уже не было времени, хотя очень хотелось постоять и понаслаждаться видом.

На том же автобусе № 9 я поехала на другой конец города и не опоздала на встречу с яркой и красивой израильтянкой Мариной.

Еще до входа в музей внимание привлекло необычное сооружение рядом – ослепительно белый купол в виде крышки гигантского кувшина – «корона» свитка Торы. Такие кувшины были раскопаны около Мертвого моря в Кумране, в них хранились «свитки Мертвого моря». Это Храм Торы, внутри его в подземных – «пещерных» помещениях хранится подлинный восьмиметровый свиток книги пророка Исайи, на пергаменте отрывки из Торы, свадебный договор женщины по имени Бабата (2 век до нашей эры), ее туфелька и другие интимные вещи.

Осматривать музей помогала Маринина знакомая по имени Людмила. Она второй год как переехала работать в Иерусалимский музей из подмосковного Новоиерусалимского музея (интересное совпадение!). Людмила тогда заполнила анкету, прошла по конкурсу, приехала сюда и работает. Очень довольна. А живет на территориях в религиозном районе. В течение двух часов Люда знакомила меня с богатой экспозицией, а потом еще два часа я сама ходила по залам музея, внимательно рассматривала все, что можно, и, главное, старалась запомнить. Но это как раз трудно.

Самым интересным показался отдел (а их тут много), где была представлена атрибутика еврейских праздников. В одном зале в витринах были собраны серебряные подсвечники, разные у ашкеназийских и сефардских ветвей иудеев, висели емкости для масла в виде головы рыбы, за стеклом представлен молитвенник главы дома, используемый в Песах. В одной из витрин красуется ханукальный восьмисвечник из чеканного благородного металла в память о победе древних иудеев над древними греками.

Большой зал посвящен Торе. Вот Тора, одетая в великолепное платье – она хранится в специальном шкафу. В нескольких витринах собраны разные одежды для Торы в форме треугольника вершиной кверху, на нем головка. Все они из серебра и золота с чеканкой и украшениями.

В отделе этнографии во весь рост стоят фигуры китайских, индийских, африканских, греческих и прочих евреев в разнообразных костюмах и разных мужских шляпах. Прелесть, да и только!

В отдельном зале представлена средневековая синагога, привезенная из маленького городка Италии.

В залах изобразительного искусства выставлены работы еврейских художников, среди них есть пять-шесть картин Левитана, много реалистов, импрессионистов, модернистов.

Вокруг музея разбит прекрасный парк, его украшает разнообразная скульптура, среди экспонатов есть работы евреев и неевреев: Родена, Майоля и сегодняшних абстракционистов.

Одна из главных заповедей иудаизма – «Не сотвори себе кумира»! Поэтому еврейских скульпторов мало. Этот же запрет исключил еврейскую живопись: действительно, что это за жизнь без HOMO SAPIENS! И зверей нельзя. Только пейзажи и натюрморты. Правда, заповедь эту часто обходили.

Я уже неплохо ориентировалась в Иерусалиме, особенно с путеводителем и картой. К тому же прохожие всегда понимали мои вопросы «Where»? на английском, а еще чаще на русском. Русскоязычных прохожих в Израиле пруд пруди… Выйдя из музея, сразу увидела напротив величественное здание Кнессета и окружающий его знаменитый Парк Роз.

Парк, как и многое другое в Израиле, создан на пожертвования и силами людей со всего света. Здесь есть площадки с дарами из Германии и Голландии, розы разных видов и сортов: чайно-гибридные и штамбовые, кустовые и плетистые, – а уж расцветок и запахов не счесть! Я в последующие годы бывала в саду и вечером, когда он безлюден и таинственен, и розы всегда выглядели свежо и ухоженно. И это при дефиците воды, просто удивительно! Земля вокруг растений опутана тоненькими резиновыми трубочками с отверстиями, именно по ним в вечернее время централизованно осуществляется внекорневой полив. Кроме того, регулярно проводится дождевание.

Не могла я в Иерусалиме не зайти в Старый город, пусть даже на часок. Первым делом в храме Гроба Господня надо было дотронуться до камня помазания, где лежало тело Иисуса, раз не успела сделать это в прошлый раз. Туристов было мало, зато в каждом приделе шли службы. У входа сидела группа православных священников, недалеко от них монашки в белом одеянии читали тексты из молитвенников группе англичан. Несколько человек молились в ярко освещенной армянской церкви. Монахи католики со свечами и пением спускались в подземную церковь Елены Византийской, и я, недолго думая, устремилась за ними. Но в подземелье оказалось темно и жутковато!

По преданию непосредственно под Голгофой находится место погребения праотца нашего Адама, который после своего грехопадения жил именно на этой территории. После распятия Христа камень раскололся, и по расщелине кровь Иисуса Христа стекала вниз – туда, где погребен Адам. Так, по крайней мере, рассказывают экскурсоводы.

Место, где позже был установлен гроб с телом Иисуса, находится в маленькой пещере размером два на три метра, туда я заглянула самостоятельно. Надо не забывать, что древний Иерусалим весь на несколько метров похоронен под культурным слоем, то есть под современным городом. Все, что существовало до нашей эры, сохранилось в пещерах, так объясняют всезнающие экскурсоводы.

Очередь ко входу в Кавуклию (часовню Христа), где установлен Гроб, растягивается надолго, но я в нее встаю. При входе каждый посетитель крестится, вглядывается, отворачивается от живого стоящего в углу священника, дотрагивается до святых поверхностей, старается запомнить все, чтобы рассказать тем, кто не был. Я приобщилась к тем, кто чуть нагнувшись молча с придыханием вошел в святая святых. Но не крестилась, а, набрав в легкие священный воздух, окинула все быстрым взглядом и вышла…

А теперь скорей на яркий дневной свет! Маленькое пространство двора Храма Гроба Господня заполняли израильские солдаты с автоматами вперемешку с арабами, туристами и торговцами сувениров. И только иудеи предпочитают держаться подальше от предателя религии отцов.

Вечером мы вдвоем с Лерой совершали деловую прогулку по торговым улицам города в поисках босоножек для моей сестры (и ее родственницы) Адочки. Задача была не из легких – найти взрослые босоножки 32 размера. Мы прошли наверно двадцать больших обувных магазинов и маленьких лавочек по улице Яффо и близлежащим ярко освещенным торговым магистралям. После наших российских пустых магазинов, и продуктовых и промтоварных, смотреть на это изобилие было больно и обидно. Чем мы хуже? Неужели не можем так работать и жить, как израильтяне? Они в кольце врагов и недоброжелателей, а мы, как слышим по радио и телевизору – в окружении соседей, пока еще бывших «наших», только решивших жить самостоятельно.

– Лера, ты общаешься с евреями, приехавшими сюда со всех концов света. Скажи, пожалуйста, они действительно хорошо работают? Ведь я вижу в разнообразии товаров мало импорта, больше местной продукции.

– Да, Оля, представь, люди работают на себя, они, то есть мы, хотим жить лучше, богаче, а главное, быть сильнее в этом недружелюбном арабском окружении. Мы первые полгода жили в кибуце недалеко от озера Кенерет. Ты бы видела, как там люди работали на полях вокруг! Чего только не выращивали на сухой неплодородной когда-то земле! В течение года снимали по три урожая овощей и клубники, выращивали зерновые, ухаживали за овцами, курами и коровами. Кроме того в кибуце были и небольшие промышленные предприятия, мужчины сами следили за агротехникой, выпускали какую-то электротехническую продукцию. А поливу этой сухой земли сколько сил уделяли! Жилье, то есть симпатичные маленькие коттеджи на одну семью, необходимая мебель и утварь даются членам товарищества в счет заработанного честным трудом. Когда кому-то нужно было поехать в другое место, в город или в другую страну (что позволяется раз в два года), он должен был прийти в бухгалтерию и написать заявление, тогда получит необходимую сумму и паспорт.

Словом, коммунизм, как когда-то мечтали отцы – основатели.

– Попроси Эллу, пусть она тебя свезет на машине в какой-нибудь кибуц, их много вокруг Тель-Авива. Там очень интересно, тебе понравится. Увидишь еврейский энтузиазм своими глазами.

Да, многого я еще не понимала. Вот только поняла, что слоган «Бей жидов, спасай Россию!» привел к тому, что Россию просрали, а те, от кого ее спасали, собравшись вместе, создали достойное жизни общество. И молодцы.

В кибуц меня отвезли хайфские друзья Лена и Глеб, и случилось это буквально через неделю.

С Леной и ее семейством я знакома очень давно. Ее родители дружили с моей мамой, потом мы с мужем продолжили эту дружбу. Сближало нас еще и то, что Ленин папа и мой супруг были интеллигентами в погонах, они частенько одинаково увлеченно обсуждали и выступления поэтов – шестидесятников и армейские проблемы. Обычно мы в их гостеприимный дом в Стрельне ездили на такси, это стало особенно частым мероприятием, когда их семья пополнилась двумя мальчишками – близнецами, одногодками моей дочки. Визиты в их милую семью были длительными, включали катанье на коньках и лыжах в Орловском парке зимой и прогулки до Константиновского дворца – в летнее время года… После прогулки мать семейства накрывала стол, и в трехкомнатной солнечной квартире начиналось веселое застолье с тостами под водочку.

Застолье, как правило, продолжал импровизированный концерт, поскольку моя мама и Ленин папа были отличными пианистами. Они сменяли друг друга у инструмента, мама пела романсы, мы ей подпевали, а дети резвились в детской комнате. Вечером мы пили чай с домашними пирогами и привезенными из «Севера» пирожными, после чего, объяснившись в любви друг другу, на такси уезжали в Ленинград. На наши торжественные мероприятия семейство с ответными визитами многие годы приезжало к нам. Старшая сестра (Лена была старше братьев на 10 лет) чаще всего проводила время со своей студенческой компанией. Но все это было в прошлой жизни…

Уже будучи дипломированным врачом, Лена приехала в Израиль с первым мужем и взрослой дочкой. Муж, тоже медик, был серьезно болен и очень надеялся, что израильская медицина ему поможет. Пока что, некогда деятельный и общественно активный человек, кажется, даже секретарь комитета комсомола института, он боялся шевелиться. Врачи несколько лет назад запретили ему лишние движения и волнения, иначе, сказали они, больное сердце не выдержит. С тех пор он сидел дома, а жена Лена зарабатывала на жизнь. Будучи санитарным врачом по образованию, она кроме того еще в Ленинграде закончила курсы нетрадиционной и восточной медицины, массажа, акупунктуры и еще бог знает чего. Клиентов, выходцев из России, желающих поправить здоровье у доброжелательного, к тому же толкового доктора, оказалось достаточно. Она трудилась с утра до ночи, в чужом мире надо было утвердиться, чего бы ни стоило. Прибегая без сил домой, она начинала готовить еду из купленных по пути продуктов себе и больному мужу. Муж сдался, не боролся и довольно скоро умер. У дочки была своя личная жизнь, позже она с семьей уехала в Канаду.

Как раз в это время Лена и встретила Глеба. Энергичный человек и интересный мужчина, выпускник московского института стали, он недавно приехал в страну и работал в престижном институте «Технион». У него была приятная жена и двое детей, но встреча с этой яркой и интересной женщиной ослепила его как молния, они влюбились, как говорится, с первого взгляда. Глеб ушел от жены, и они стали жить вместе.

«Жизнь дается человеку только раз, и прожить ее следует как следует», – эта семейная пара руководствовалась таким девизом. Работали оба на полную катушку, Глеб много трудился в Технионе, Лена ежедневно с раннего утра врачевала тела страждущих: ездила к пациентам и принимала в своем кабинете. Нагрузка у нее физическая была такая, что после последнего больного ее самое необходимо приводить в чувство.

Отдыхали они на полную катушку, в основном в движении. Когда позволяло время и силы, бегали по пляжу, совершали заплывы в море или бассейне. Еженедельно в шаббат, когда правоверным иудеям закон запрещает шевелить членами, мои друзья, собрав малый джентльменский набор путешественника, выезжали на машине в разные концы «большой страны», чтобы лично все увидеть, узнать и прочувствовать. Муж в эти дни вел машину. жена в качестве штурмана, оставив свою «Сузуки» на стоянке, сидела с картой на коленях, высоко подняв ноги и упершись ступнями в лобовое стекло (чтобы отдыхали).

– Я бы и руки вывесила, но муж велит держать карту и следить за дорогой.

– Приедем, ты руки вывесишь, а я буду обед готовить, – смеется он в ответ.

– Ну, зачем ты так? Олька подумает, что я ничего дома не делаю.

– Не подумаю, я же вижу, как ты за телефонными беседами занимаешься готовкой, то есть в микроволновку кладешь мясо и вынимаешь почти угольки.

Любимое занятие хозяйки дома – это вечером в процессе организации ужина ходить по кухне, прижав трубку к уху. Но, надо признать, что ужин получается отменный, с фантазией. Правда, муж должен быть рядом и ассистировать.

Зарабатывали они неплохо, даже очень неплохо. Накапливали выходные дни и уезжали раза два-три в году то в Штаты, к родне Глеба, то в Москву и Питер, к родным обоих, то просто на машине по Англии, Австрии, Италии, да мало ли интересных мест на земном шаре! Кстати, они первые из моих знакомых брали автомобиль напрокат в любой стране и с картой и путеводителями объезжали самые любопытные уголки.

– Олька, жалко, что ты не водишь! Это такое удовольствие ездить по цивилизованным странам! Где хотим, останавливаемся в отелях, куда хотим, заходим в музей или театр, никто не командует, не следит. Вот чего мы были лишены в Союзе!

С языками у них проблем не было – муж свободно владел английским, жена по-английски тоже могла поговорить, а на иврите она ловко изъяснялась с израильскими пациентами.

Жила эта пара в Хайфе, первый раз они меня встретили меня на вокзале. По серпантину хайфских улиц машина долго поднималась в гору, пока, наконец, не остановилась у вертикальной стены. Мы с Леной вышли из машины, Глеб проехал дальше. Тротуар отсутствовал, с проезжей части дороги через маленькую незаметную в густой зелени калитку мы вошли в густой парк.

– Здорово, да?

– Пока что я не понимаю, где дом.

– В этом и фокус! Дом в глубине парка, только наберись терпения, надо немного подняться по лестнице. Мама, когда приезжает, правда, с трудом ее преодолевает, а мы спокойно. Ты же спортсменка, туристка, комсомолка, влезешь.

Позже я сосчитала, ступеней было девяносто. Если несколько раз в день взбираться, вспотеешь.

– Где же вы ставите машины?

– На стоянке, недалеко. Есть второй заезд с нижней улицы.

Дом тоже имел несколько уровней: с одной, нижней стороны, куда выходили окна квартиры, этажей было на два больше, чем с этой стороны, и на каждом этаже имелось по квартире. В Ленину вела еще одна лесенка, которую мы прочувствовали чуть позже. Пока что я обозревала ближайшие окрестности, кусочек парка со скамейкой и столиком в окружении цветов и высоченных деревьев. Конечно, приятно посидеть в саду, не в дачном, а городском и личном.

Из окна гостиной, а оно занимало всю стену и обрамлялось интересным занавесом, напоминающим рыболовную сеть, открывался чудный вид на дальние дали с морем на заднем плане.

– Нравится? Честно?

– Конечно. Ради такого вида можно было променять центр города на вершину горы.

– Но мы, когда сюда забираемся, не хотим никуда выходить, даже в концерты редко выбираемся. Завтра поедем в кибуц.

Среди голого пустынного ландшафта вдруг возник зеленый оазис – густой сад, даже парк с плодовыми деревьями, цветами, аккуратными чистенькими домиками, рядом с которыми паслись коровы, а на окраине стоял корпус, напоминающий маленькую фабрику. Еще один способ заработать коллективу деньги, помимо реализации сельскохозяйственной или промышленной продукции, это сдавать в аренду домики горожанам на weekend или на время отпуска. Мы остановились выбрать коттедж для будущего отдыха моих друзей, а заодно и перекусить в тени ветвистого дерева. Такие места для отдыха с перекусом есть во всех израильских парках. Обычно в тени стоят деревянные столы и лавки, а рядом урны для мусора, пей-ешь и не сори!

– Как здорово тут! Я бы обязательно снимала на weekend домик в этом кибуце.

– Ты не видела другие! Едем еще в один – «Ramot menashe». Он расположен в кедровом парке и обширном плодовом саду.

Здесь живут шестьсот человек, но поселение показалось малолюдным, видимо, все были на работе. Мы осматривали довольно обширное хозяйство. Коровник в кибуце – один из самых больших в стране. Коровы, довольно грязные и вонючие, не паслись на пастбище, а стояли целыми днями в стойлах. Овцы, лошади и пони резвились в загонах. Кибуц окружен садами, где выращивают авокадо. Это сельскохозяйственная часть кибуца, но есть здесь и заводик по изготовлению водомерных устройств. Члены кооператива жили в маленьких, с палисадниками домиках, кроме того есть детский сад, амбулатория, бассейн, дискотека и большущая двухэтажная столовая. Вот где было оживленно! Мы оказались там как раз в обеденное время.

– Ребята, давайте зайдем, посмотрим, как питаются кибуцники.

– Лама ло (а почему нет – иврит)? – Глеб поддержал меня.

– Мы не только посмотрим, но и поедим, ибо они очень гостеприимны: всякий гость достоин быть накормлен сытно и вкусно, – добавила знающая Лена.

Питание здесь происходит по типу шведского стола. Каждый подходит и кладет на тарелку салатов, сколько сможет съесть, потом возвращается за супом, за горячим, за десертами…

Мы поначалу смущались есть на халяву, но денег в кибуце нет в обращении, платить некому.

Последние десятилетия молодежь не очень-то хочет работать на одном месте и быть полностью связанной в действиях. Им подавай новые впечатления, возможность выбора места работы, партнеров, друзей. Поэтому в кибуце, где живешь как за оградой, молодых мало. К тому же о каждом шаге надо докладывать, спрашивать разрешения – это уж издержки коллективного существования. Кто, как не мы, знаком с подобным образом жизни? Кибуцы – наши коммунальные квартиры, только больше, комфортнее и современнее. И нет сексотов среди соседей. А может быть, есть?

В подобном тесном коллективе всегда найдется некто, из добрых побуждений сообщающий начальству о действиях товарищей.

Тот день закончился удачно – наконец, мы нашли сестрице босоножки, купили их, ура! Ни на какие продукты, вещи и сувениры я не смотрела, этого мне хватало в Холоне и Тель-Авиве. В Иерусалиме я наслаждалась исключительно духовной пищей.

В 8 вечера Лера на тахане мерказит посадила меня, обезноженную, в автобус Иерусалим – Тель Авив.

– Спасибо большое за приют и прогулки! Привет Регинке!

– Не сердись на нее, приезжай еще, буду рада.

Из окна автобуса открывался изумительный вид на огни этого удивительного города, они видны были далеко вверх и вниз. Последний взгляд на город в 1992 году.

Я мысленно произнесла «На следующий год в Иерусалиме!»

Октябрь 1995 года

– Олечка, в следующий раз приезжай с Катюшкой, я знаю, что Борис не может по работе. Вышлю вам двоим приглашение. По Тель-Авиву и окрестностям я сама вас повожу на машине, еще попросим кое-что рассказать Мирочку, она у нас ходячая энциклопедия. В удаленные места Израиля возьмем экскурсии. Договорились?

Мне очень хотелось показать Израиль дочке Кате, Элле очень хотелось познакомиться с моим семейством. После отъезда из Израиля мы интенсивно переписывались, сообщали друг другу обо всем: о событиях в наших странах, о работе и отдыхе, о своих делах, об учебе и работе детей и внуков. Если от Эллы месяц не было письма, я начинала волноваться. Мало ли что могло произойти в их ненадежном окружении. Конечно, можно было позвонить, но когда после гудков автоматический голос начинал на иврите называть какие-то цифры, я пугалась… Мои друзья и коллеги, которым я иногда читала отрывки Эллиных писем, написанных с искрометным юмором, часто спрашивали:

– Ну что тебе пишет твоя любимая женщина? Что еще у нее приключилось? Прочитай, пожалуйста.

Я с удовольствием читала Эллины эмоциональные письма о политических событиях в их нестабильном мире (теракты, убийства лидеров), о национальных праздниках (зимой ханука, весной пурим) и конечно, о семейных торжествах (например, прием больше сотни гостей в день ее рождения). У нее был явный литературный дар, который в сибирской ссылке не удалось развить, и бесспорная способность к иностранным языкам. С раннего детства в семье разговаривали на немецком, идиш и латышском, а в сибирской школе она быстро освоила еще и русский. Ссыльных из Прибалтики не принимали ни в какие высшие учебные заведения, да и в средние специальные брали с трудом. Ей после отличного окончания средней школы случайно удалось поступить в Томское медицинское училище, которое она через четыре года окончила с отличием. Дальнейшая долгая трудовая жизнь – сначала после возвращения в Риге и позже в Израиле была связана с медициной, а именно, с акушерством и гинекологией.

Только выдав замуж дочку, похоронив маму, сестру и любимого мужа, уйдя на заслуженный отдых, моя любимая женщина смогла вспомнить о своих литературных и лингвистических мечтах. На досуге она начала переводить рассказы о жизни своего томского друга, который эмигрировал в Германию и прислал в Израиль свои воспоминания. Процесс перевода и художественного оформления многостраничной эпопеи захватил «юного» переводчика. Кроме того, чужие воспоминания напомнили об очень непростой жизни ее собственной семьи. А что если попытаться напрячь память и описать их сагу? Ведь должны внуки, а их к тому времени было трое, знать о своих предках. Задача осложнялась незнанием внуками русского языка, они говорили только на иврите. Сначала надо было написать по-русски, а потом перевести текст на иврит. Все это поначалу казалось неподъемным, к этому следовало себя подготовить.

Отвечала я ей тоже с удовольствием, и в ответ слышала, что мои письма о нашей меняющейся жизни и моих приключениях в поездках и командировках она тоже вслух читала своим родным.

Моя любовь к Эллочке распространялась на все ее семейство – умницу – красавицу сестру Миру, очаровательную дочку Линочку – маму троих веселых ребятишек и ее мужа – серьезного инженера Селиг, что означало «счастье» на иврите. Я его назвала «турецкоподданный», спрашивается, почему? Да он был родом из Турции, там и сейчас жили его родители. С ним мы общались исключительно по-английски – русского он не знал, а я иврит не понимала.

Жили члены этой большой мишпохи (семьи) в разных городах и все дружно приглашали меня приезжать к ним еще и еще и привозить своих родных.

И вот прошло три года. Мы с Катюшей получили приглашение, я начала уговаривать дочку полететь в Израиль. Страна настолько меня в первый раз поразила разнообразием природы, людей и религий, достижениями во всех сферах деятельности, особенно в сельском хозяйстве, что хотелось показать это все это Катьке.

У нас в России, правда, с тех пор произошли некоторые улучшения в экономической сфере. Заработал рынок, о котором так мечтал и старался его внедрить Гайдар со товарищи. Магазины начали заполняться продуктами и товарами, но все равно с Израилем было не сравнить. Перестроечная общественная жизнь уже не бурлила, как мы иронизировали, перестройка перешла к мрачному времени перестрелки. Тем более, что началась и продолжалась не очень понятная, но кровопролитная чеченская война. Апогеем времени «перестрелки» смело можно было назвать день убийства любимого телеведущего Владислава Листьева первого марта 1995 года.

Многие интеллигенты заговорили, да и не только заговорили, а начали оформлять документы на выезд из страны, в России становилось страшно. Представителям еврейской национальности Германия открыла возможность въезда, многие наши знакомые устремились туда. В нашей семье после ужина шли бурные дебаты о происходящих событиях, мы с Катюхой возмущались происходящим, наши мужья относились к происходящему более терпимо.