Последний выключает свет

Виктор лишь покачал головой. Характер у Лены был еще тот, и Гурвиц хорошо знал девушку. Яркая, черненькая, острая на язык – ухажеры ходили за ней толпами.  Заниматься учебой у нее времени не было: кружки, КВН, староста потока – общественной работой она занималась с удовольствием, за что преподаватели закрывали глаза на пробелы в образовании. А с теми, кто не смог оценить красоту и активную жизненную позицию девушки, разбирался Гурвиц, используя свои связи и авторитет. Наверное, он когда-то мечтал о дочке, а потому и помогал с удовольствием, взяв шефство над нерадивой племянницей, пусть и двоюродной. Потому и удивился сейчас, увидев ее в деревне. Уж что-что, а ожидать, что вернется она домой, было невозможно.

А вечером, когда он расслабленно сидел на диване, слушая рассказ Виктора об урожае и планах на будущее, медленно, без стука отворилась дверь, и вошел мужчина. Гурвиц догадался, что это и есть тот самый Руслан. Лиза налила ему стакан самогона, который тот выпил залпом. Чуть постоял, прикрыв глаза. Взял протянутую пачку сигарет и завернутый в газетную бумагу ужин и ушел, не сказав ни слова.

– Он немой? – Гурвиц обернулся к Виктору.

– Не. Нармальны.

– Обиженный на судьбу, – Лена сидела в сторонке и, казалось, не проявляла никакого интереса ни к гостю, ни к их разговору.

– А сколько ему? – странно знакомое лицо не давало Гурвицу покоя.

– Да хто его ведае, – Лиза копошилась на кухне, прислушиваясь к их разговору. – Можа, трыццать. Оно ж не пойми разбери по нем.

– И похож…

– На Джека-воробья, прямо истинный пират, – Лена не дала договорить. – Он злится, когда ему об этом говорят. А ведь мог бы быть красавчик.

За припухшими глазами, трехдневной небритостью и торчащими во все стороны волосами рассмотреть Джонни Деппа было очень непросто, но Гурвиц признал, что некоторое сходство вполне могло быть.

– Добра, вставать завтра рано. Будзем укладацца, – Виктор встал, показывая, что вечер завершен.

Гурвиц вышел на улицу. Спать не хотелось, тишина казалась невероятной, а от калитки вдруг потянуло запахом сигарет. И этот дым неожиданно оживил в памяти что-то забытое, по-юношески задорное. Это был вкус той поры, когда не думал о здоровье, когда жизнь была впереди, а сил оставалось еще слишком много, чтобы их экономить. Переборов стеснение, Гурвиц вышел на улицу. На скамейке, прикрыв глаза и погрузившись в легкую дрему, сидел уже знакомый мужчина.

– Друг, угости покурить, – просить было стыдно, но ощутить этот вкус, почувствовать легкое головокружение и расслабиться  хотелось просто невероятно.

Незнакомец молча протянул сигарету.

Глава 2. Руслан

Вышел за калитку, закурил, прислушался к ощущениям: «Не самогон, а дерьмо. Вонючее пойло, а градуса почти и нет. Коза старая. Норовит на всем сэкономить», – впрочем, чуть погодя, в голове закружило и он, спрятав в карман ужин, неспешно двинулся к дому. Выпить хотелось страшно, но здесь и сейчас, это было почти невозможно. «Может, Ганька даст, – он на миг остановился. – А я ей дров наколю потом. Или что еще сделаю. Неважно. За спрос не бьют в нос». Нос сразу зачесался, и очень хотелось верить, что сегодня еще нальют, тем более и получить здесь было не от кого. Ускорился, теперь появилась цель, а значит, на вечер могут быть планы. «Ни ночника, ни ресторана. Занесло, так уж занесло», – он зло прошептал, почти про себя слова, которые приходили на ум почти каждый вечер. Оставался последний шанс, что Ганьке нужна мужская сила, и тогда не откажет. «Не нальет, пусть и забудет, как звать меня. Пальцем не шевельну помочь когда», – он мысленно разжигал себя, набираясь храбрости, и страшно боялся униженно просить, выклянчивая хоть пятьдесят грамм, для здоровья.

– Дров наколешь. Завтра, – Ганька вынесла спасительный стакан. – И не обмани.

– Ты меня знаешь, – Руслан быстро выпил. – Приду. – Он тряхнул головой, сбивая тошнотворный вкус самогона. Коротко затянулся. – Сказал, приду – значит, приду. – Показалось, что в глазах старухи застыло недоверие.

– Понятно, придешь. Выпить захочешь – придешь. Только как у Виктора отпросишься? Ты ж у него в парабках?

– На час вырвусь.

– Бросил бы пить. Не выдюжишь, – в голосе Ганьки проскользнула непривычная жалость. – Нормальный же мужик. Мог бы быть. – Последние слова она добавила чуть тише, но Руслан расслышал.

– Какая разница какой? В этой дыре один черт: что живой, что уже помер. Пьяным не так страшно.

Он ушел, не дожидаясь ответа. Настроение сразу стало лучше, и хотелось продолжения, но увы, ночных клубов здесь тоже не было. «Мда, «кровавой мэри» ждать неоткуда, шоу не будет, и девчонок, веселых и безотказных, не намечается. Придется спать», – он разочарованно двинул к дому.

Серый сруб, еще крепкий, с облезлой краской на окнах. Крыша вроде и хиленькая, но не подтекала, что уже было замечательно, заросший двор и огород, в котором Руслан, кажется, не был ни разу с момента появления в деревне. Стол, два грубых табурета, покосившийся шкаф и кровать у печи – вот и вся мебель, впрочем, ему вполне хватало и этого. Передняя, или зал в привычном понимании, представляла собой абсолютно пустую комнату. Прежние хозяева вывезли все, что могло представлять хоть какую-то ценность. Старый чугун, чайник, пара металлических тарелок, литровая металлическая кружка, нож и ложка – весь столовый набор был свален на столе и покрылся слоем пыли.

Разулся у кровати и лег, не снимая свитер, не расстилая постель, даже не поправив покрывало. Большая сумка вещей валялась в шкафу, и кажется, там была зимняя одежда, смена белья, кажется, даже второй комплект постельного – не важно. Оно, в принципе, не имело значения, да и незачем эти ненужные телодвижения. Руслан лежал с открытыми глазами, рассматривая потолок, когда-то побеленный, а теперь потрескавшийся, отражающий мутные блики полной луны.

«Сколько я здесь? Месяц? Пять? Черт, кажется вечность? А деньги где? Вроде должен был спрятать? Или нет? Пропил, наверное. Точно пропил. Неужели все? А сколько их было? Черт, не помню», – Руслан рассматривал потолок и перебирал в памяти события, вроде бы важные, но реальность замылилась, превратившись в странный, липкий и противный сон. Казалось, что вот-вот он должен взлететь, «но не вверх, а вниз»,  как пел Макаревич. «Или сплю? Проснусь, и все в порядке», – с этой мыслью открыть глаза в старой жизни он засыпал не раз, но просыпался здесь же: в грязной постели, пустом, холодном доме, одетый, с тошнотой, головной болью и жаждой. Нескончаемой, злой, отвратительной жаждой, которую нельзя утолить у колодца. Саркастическая улыбка проползла по губам; непроизвольно отмахнулся, пытаясь сбросить нахлынувшее воспоминание, но картинка далекого прошлого возникала в воображении всегда с этого места, и отделаться от наваждения не получалось.

В модном дорогом костюме, обязательном галстуке и дежурной улыбкой он шел по коридору горисполкома. Три часа он назад, он, Баринов Руслан Владимирович, стал самым молодым начальником управления торговли и услуг. Он всегда знал, что будет начальником. Не важно каким, не важно где, но точно знал, что он им будет. Его любили, завидовали, ненавидели, но никогда не были безразличны. Он всегда был лидером, никогда не боялся быть на виду и без робости входил в любой кабинет. Он умел быть жестоким, умел нравиться руководству, умел вовремя улыбнуться, вовремя сказать то, что хотят услышать и промолчать там, где это нужно. Он всегда знал, что от него ждут, он интуитивно все чувствовал, он любил систему и точно знал, что он предназначен для жизни в администрации города. Или области. Не важно. Чем выше – тем лучше. Это начало. Это первые ступени, и все по плану. Он всегда жил по плану.

– Мама, я уезжаю. Пока аттестат отличный, нужно без экзаменов в колледж. Там красный диплом и университет, – в пятнадцать лет он нашел единственный вариант, который не требовал знаний и гарантировал городскую прописку.

Пятитысячный поселок городского типа никак не мог стать пределом его мечтаний. И уж конечно, Руслан понимал, что его знаний явно недостаточно. Нет, здесь ему равных не было, но там, где еще никто не знает его талантов, и нужно время проявить лучшие черты, придется начинать все сначала. Никто не знал, когда он спал, и никто не видел его склонившегося над учебником. Никто не мог списать так феноменально, нагло и спокойно. Его побаивались, перешептывались за спиной, что стучит он на всех, что доверять Баринову не стоит, и что продаст он за тридцать серебренников и отца родного. А что он? Он переживал. Он и хотел бы быть принципиальным, и хотел бы вести честный бой, но времена рыцарей прошли, а значит, он станет лучшим там, где победитель выясняется в подковерной игре. Потом он станет честным. Он будет справедливым, он ненавидит подхалимов и приспособленцев, он должен стать профессионалом и войти в историю. Его именем должны назвать школу в их захолустье и улицу здесь, в столице. Он ненавидел себя, ненавидел мир, ненавидел мажоров, которым досталось все то, ради чего ему нужно стелиться и заискивать. А сейчас… Сейчас он будет пользоваться тем, что дала природа: красота, ум и умение находить выход там, где не сможет найти никто.   «Задача решается только тогда, когда ты уверен, что ее можно решить», – он понял это в тринадцать. В возрасте, когда его друзья и думать не могли о подобном. А в пятнадцать он прочел статью о израильском моссаде и стратегии их поведения в кругу врагов. Дословная суть не имела значения, но смысл сводился к тому, что для спасения жизни, когда ты в плену, хороши все методы, и нет ничего, что нельзя делать. «А ведь я в плену. В плену нищеты, бесперспективности и прозябания. А значит, цель одна, и вариантов нет – нужно спастись», – с той минуты вся жизнь была подчинена одной цели – выбиться наверх. И уже ничего не могло его остановить.

Она была не очень, если сказать мягко: пухленькая, при условии, что килограмм тридцать лишнего веса можно считать парой лишних кило, и с потрясающим для такой комплекции ростом – метр шестьдесят на самом высоком каблуке. Крупный нос, чуть выпирающая вперед нижняя челюсть, а по одежке ее лучше было не встречать вообще, но вот дальше… Отличница, оптимистка и… дочка первого заместителя председателя горисполкома. Последний факт делал ее почти красавицей, и вполне естественно, что оптимизм ей дал именно сам факт наличия такого папаши. Собственно, похоже, в папашу влюбился и он сам. Точнее, не в него самого, а в те возможности, которые открывались ему, зятю, пусть и не самому любимому. «Это дети не выбирают родителей, а вот выбрать тестя очень даже реально», – сказал сам себе Руслан, когда узнал родословную избранницы. Он был на третьем курсе, когда судьба подбросила ему этот вариант, почти беспроигрышный и до смешного простой. Над ним смеялись, злорадствовали, только ленивый не прошелся по его моральным принципам, и один бог знает, что нашептали Верунчику, влюбившейся в него без памяти. Но ей было все равно, а ему и подавно. Оставалась одна, но самая большая проблема – папа. Уж ему по ушам не проехать, а спортивная фигура и красота голливудского актера были по барабану.

– Девочка моя, – Руслан скорбно отбросил прядь со лба и сделал лицо, готовое расплакаться и даже показалось, что уронить слезу совсем не сложно.  – Боюсь, нам придется набраться терпения. – Они лежали в ее постели, когда родители свалили на дачу, оставив квартиру на попечение любимой доченьки.

– Почему? Разве нам что-то может помешать? – Вера испуганно подскочила и уселась перед ним, голая и, как оказалось, больше смешная, чем возбуждающая.

– Неужели, не понимаешь? И как я приду просить твоей руки? «Вот он я, нищий, студент из общаги, который обязательно докажет, что с ним ваша дочь будет, как за каменной стеной, что я сделаю ее счастливой, но потом, потому что сейчас я доучусь, потом пойду работать, потом сделаю карьеру. И поверьте, я смогу, но потом», – так что ли? – Руслан покачал головой, обреченно и даже представил, как сейчас выглядит со стороны: чуть напряг мышцы груди, опустил глаза, отвернулся, словно что-то заметив на стене. Он знал, что профиль именно в этом ракурсе смотрится отлично.

Точнее, ему сказала об этом бывшая пассия. Ирочка была действительно красавица, и фигура у нее такая, аж шею свернешь, когда мимо пройдет, и вот с ней роман был реально крутой. Да что в нем толку? Он с общаги, она с общаги, и светит им общага.

– Не вариант, – Ирочка оценила перспективы их совместного будущего.  – Любовники мы офигенные, но жить в нищете не катит.

– Согласен, – Руслан кивнул. – С шалашом горячиться не стоит.

Конечно, расставаться было и обидно, и даже больно, но что ж делать: люди они уже взрослые, и нужно думать о будущем. И в чем-то они с Ирой были похожи: может, в легком цинизме, а может, просто тянулись друг к другу в силу общих ценностей и понимании, что не боятся быть собой только наедине. Они знали, что хотят, знали, что у них есть и, как минимум, догадывались, где скрывается тот единственный шанс. Пару месяцев спустя он видел Иру в компании какого-то мажора, выпендрежного и пафосного. Кольнула ревность, мысленно сравнил себя с этим жеребцом, усмехнулся: он лучше, но толку с этого немного. Деньги – вот что имеет значение. А потому сейчас он никто.

Но тот роман остался в прошлом, а сейчас Руслан разыгрывал дешевый спектакль, где наивная Верунчик уже включила режим борьбы за свою любовь. Шансов у родителей в этой схватке не было, и Руслан мысленно поздравил себя с очередной победой.

– Я никому тебя не отдам. Знаешь, если они тебя не примут, мы убежим. Куда хочешь. А хочешь, уедем к тебе в деревню. Я всему научусь, и мы будем вместе. И у нас будет два мальчика и две девочки. Правда? – Верочка эмоционально размахивала руками, и Руслан даже прикрыл глаза, скорее, чтобы не рассмеяться.

«Дура. Я оттуда свалил и появляться не хочу. Придумала, вернуться в деревню. Она даже не понимает, что возвращаются полные неудачники. Стать посмешищем! Ага! Лучше утопиться, чем обратно. Всю оставшуюся жизнь пальцем тыкать будут: «Вон наш умник пошел. Звездный мальчик вернулся на землю». Хрен я им такое удовольствие доставлю. Заеду как-нибудь, на крутой тачке. Пусть подавятся. Неудачники», – но, понятно, говорить это Вере было категорически нельзя.

– Конечно. Я никому тебя не отдам. И я докажу, что стою чего-то в этой жизни. Мы и сами все сможем, – Руслан притянул девушку к себе.

– Я завтра же скажу родителям, – Вера на миг отпрянула.

– Значит, ты выйдешь за меня замуж? – Руслан прищурился, зная ответ и зарекаясь, что эта жертва будет последней в его жизни.

– Да-а-а, – Вера радостно захлопала в ладоши, вскочила на кровати, подпрыгнула и пружины тяжело вздохнули под ее грузным приземлением.

«Так мы мебели не напасемся, – Руслан с горечью прикинул будущие расходы. – Ничего, эти траты мы спишем на папу».

Собственно, кто кому сделал предложение осталось легким недоразумением в его биографии, но факт оставался фактом: родители приняли сложившийся факт как данность.

– Ты не беременна? – мама шепнула Вере, отведя в сторону, чтобы никто не слышал.

– Мама! Мы собираемся еще доучиться. Некуда пока спешить, – Вера ответила словами, которые не раз повторял Руслан. Впрочем, казалось, что теперь ее мнение состояло лишь из тех фраз, которые он озвучил.

– Надеюсь, молодой человек, это не спонтанное решение? – папа явно имел ввиду другое, и Руслан понимал, что именно, а потому и ответил уклончиво, на два вопроса одновременно.

– Поверьте, пройдет немного времени, и вы поймете, что так заботиться о вашей дочери, как я, не смог бы никто. А все, что можно доказать, я докажу в работе, отношении и стремлении быть достойным выбором Веры.

– Надеюсь, – папа, Владимир Тимофеевич Калачев, ответственный работник, влиятельная фигура в жизни города и просто богатый человек, который горячо любит единственную дочь глянул так, что Руслан понял: шутить не стоит, ибо защитник у будущей жены уже есть, причем весьма серьезный.

Если бы он мог, с удовольствием поменял бы фамилию. Калачев – этого было достаточно, чтобы открыть любую дверь, чтобы слушали, чтобы боялись. Но смотрелось не очень, а сохранить некоторую гордость и принципиальность было необходимо. «Ничего, скоро и мою узнают», – Руслан вошел в новую семью, и на свадьбе, рассматривая гостей, был несказанно рад, что его родители скромно присели в сторонке, стараясь быть неприметными. Новость облетела институт в мгновение. Учиться не хотелось и раньше, теперь это стало значительно проще. Молодой семье родители невесты подарили квартиру. Маленькую, однокомнатную, но в центре, и теперь они жили самостоятельной жизнью, на деньги, которые Вера приносила первого числа каждого месяца. Руслан делал вид, что страшно стыдится, кокетничал в магазине, изображая человека, который будет ходить в рванье, но жить за счет тестя не собирается. Верочке нравилось его уговаривать, а он, соглашаясь исключительно в «последний раз» и только потому, что «не хочет расстраивать любимую супругу», не отказывал себе практически ни в чем. А скоро, к окончанию института, у них была и машина. Точнее, подарили ее Вере, но ездить она не умела, боялась, а потому ему пришлось сесть за руль, словно нехотя, от безысходности. Так и выходило все в их семейной жизни: ему словно и выбора не оставалось, и не его это желания были, просто так обстоятельства складывались.

По-настоящему он проявил себя уже в горисполкоме. Тесть не стал брать к себе, опасаясь ненужных сплетен, а потому, для начала, пристроил в горисполком, в управление идеологической работы, культуры и по делам молодежи. Обычным специалистом, можно даже сказать, мальчиком на побегушках. Признаться, рассчитывал Руслан на большее, но понимал, что это его экзамен, и от того, как он проявит себя на новом месте, будет решаться дальнейшая судьба. Правда, вопрос с армией отпал, что уже было неплохо, тем более что терять год в его планы никак не входило. Активность, коммуникабельность, инициативность и умение работать на результат – Руслан выделялся даже на фоне опытных специалистов. Записался в спортивный клуб: плавание, тренажерный зал, бокс – поддерживать форму было крайне важно. Тем более, спешить домой совсем не хотелось. Наверное, именно нежелание проводить время с женой и помогали отдаваться работе без остатка, и даже начальник управления оценил стремление парня.

– Хвалят тебя, – тесть, обычно  скупой на похвалы, уронил неожиданный комплимент, когда они как-то собрались на семейный ужин. –  Говорят, далеко пойдешь.

– Я очень хочу быть достойным того, чтобы называться членом вашей семьи, – Руслан скромно опустил голову. – Я не подведу вас. – «Пойду, если поможешь», – подумал в этот миг про себя.

– Дерзай. Пора думать о месте посерьезнее. Идеология, конечно, хорошо, но бесперспективно, – Владимир Тимофеевич довольно кивнул, оценив стремления зятя.

– Я тебе сразу говорила: к себе бери, – Тамара Васильевна, теща, вмешалась в разговор. – Куда ты его отправил?

– Отправил, значит, надо было, – тесть огрызнулся. – Я лучше знаю, куда и когда.

С этого момента и началась карьера Руслана в управлении торговли и услуг.  «Да, здесь возможности другие», – сказал он себе спустя месяц с начала работы.  Появились новые знакомые: рестораторы, владельцы магазинов, люди успешные, богатые, и, что самое важное, его приняли на новом месте. Не кичился тестем, не заискивал, аккуратный, ответственный и надежный – такая репутация стоило дорогого, а потому и авторитет потихоньку появлялся, а с ним приходили и соблазны.

Обеды в кафе, ужин в ресторане, деловые встречи после работы – домой приходил иногда к полуночи.

– Пожалей себя, – Вера с грустью наблюдала как он, уставший и замученный, падал в постель, мгновенно засыпая.

Точнее, приходилось делать вид, что засыпал раньше, чем голова касалась подушки. В жене  раздражало все: ее манера носить старый халат, потому что новый жалко, переодевать белье, когда возвращается домой, доставая старое, пожелтевшее, но «зато удобное», как говорила она сама. Раздражала ее манера долго сидеть в туалете, перед тем как ложиться в постель. Он пытался вспомнить, было ли так раньше, но ничего не мог придумать, а потому старался делать вид, что устал и уснул.  Раздражало и то, что сам он, сильный, красивый, усыпанный комплиментами, ловящий взгляды девиц в бассейне, мог жить только работой. И все чаще вспоминал Иру, и оставалось только догадываться, как сложились бы их отношения и какой замечательной парой они могли бы быть. Впрочем, его отличительной чертой было не вдаваться в глубокие размышления о былом.

А в целом, стоило признать, что все шло по плану. Тесть уже не посматривал свысока, теща намекала на внуков, а Вера кокетливо рассказывала, что «они думают об этом очень серьезно». Думать серьезно именно об этом Руслан не хотел, но порой мелькала мысль, что придется осчастливить родителей супруги, иначе нового транша благодарности от тестя с тещей им не видать, как своих ушей. Но время шло, забеременеть Верунчик никак не могла, и уже закрадывалось беспокойство, а так ли все у них хорошо. К счастью, за работой думать об этом долго не получалось и Руслан с головой окунулся в работу. «Если б не тесть…, – он со злобой поглядывал на «папашу», который мог в этом городе почти все. –  И скажи ж, все думают, что это он меня так пристроил. А то, что пашу, как вол, что тяну самые гнилые темы, что решаю самые скользкие вопросы, так и не видит никто. Ладно. Мы потом еще посмотрим, кто кого. Придет и мое время».

Его шанс пришел самым невероятным образом. Как гром среди ясного неба в управление ввалилась группа людей в штатском, а уже через час стало известно, что начальник задержан при получении взятки. Руслан к тому моменту был всего лишь специалистом, пусть и с приставкой «главный», что, по сути, больших полномочий не давало, но замещал заместителя начальника, когда тот был в отпуске, и уж тем более неожиданностью стало известие, что именно он назначен исполняющим обязанности начальника управления. Такого взлета не мог предвидеть никто, но папа, как он его называл в узком кругу, лишь хитро усмехнулся: «Нормально. Нам свой человек нужен, а ваш бывший слишком уж самостоятельным стал. Решил, что все позволено. Вот мы его на землю и приспустили». Руслан лишь кивнул, понимая, как безграничны возможности тестя.

Новая должность принесла новые заботы, и когда тебе всего двадцать семь, а ты уже на виду, невольно вырастают крылья. За спиной шептались, скорее всего, даже не любили, но вида не показывали, заискивали, улыбались при встрече. Иногда было противно, но чаще даже не было времени замечать эти взгляды, полные ненависти и зависти. Да, тесть был крут, но и он что-то из себя представлял, и справлялся хорошо, и сам председатель отмечал рассудительность не по годам и ответственность нового руководителя управления.

– Ты зачем Дягилева душишь? – в один из воскресных обедов тесть отвел Руслана на балкон, подальше от ушей женщин, и взглянул так, что сомнений быть не могло он явно задел чужой, причем очень серьезный интерес.

– Там нарушение на нарушении. Стоит вопрос о том, что лицензию придется отзывать, – Руслан пожал плечами.

То, что Вадик Дягилев был козел редкий, что законы для него не существовали и что он даже посмел послать его, Руслана, куда подальше, рассказывать не стоило. Тесть не мог не знать, кто есть кто в городе.

– Оставь, – тесть был краток.

– У нас личные счеты, – Руслан не хотел сдаваться.

– Я сказал, оставь, – тесть повысил голос.

– Как скажете, – пришлось хотя бы видом подчеркнуть, что сдался он не потому, что получил приказ, а потому, что уважает родителя и не может ему отказать.

– Потом поймешь. Нам тоже жить нужно, а Дягилев только корчит из себя. Будет плохо себя вести – поменяем. Но пока он нам нужен. Догадываешься.

Руслан кивнул. То, что тесть имел отношение к сети ресторанов, он понимал, но только сейчас начинал представлять всю сферу интересов папика. Понятно, что с такой крышей Дягилев мог позволить многое.

– Я ему скажу, чтобы с тобой скромнее был, – Владимир Тимофеевич уже дружески положил руку на плечо Руслана. – Пойдем, женщины заждались. А мне сегодня еще по работе надо бы отскочить.

А уже через неделю они отмечали с Дягилевым мировую в престижном ресторане, и обслуживали их по высшему разряду, как самых дорогих гостей. Это было непередаваемое ощущение: перед ним склоняли головы, знакомство с ним считалось престижным, а друзей становилось слишком много, чтобы даже всех помнить. Теперь Руслан знал, что одним из владельцев этого заведения является его тесть, а Дягилев – обычное подставное лицо, которое предназначено для того, чтобы не светить имена истинных хозяев города и жизни в целом. Заканчивали в сауне, где вдруг появились какие-то девчонки. Остальное Руслан помнил не очень хорошо и домой попал под утро, еле вписавшись в дверь и рухнув на диван не раздеваясь. Вера лишь грустно покачала головой. Разговаривать было и не с кем, и не о чем.