Шестая жена. Роман о Екатерине Парр

Кэтрин заметила их из окна своего маленького кабинета, потом раздался стук железного молотка в дубовую входную дверь, послышались шаги Уолтера, который торопливо пошел открывать, и она поспешила за ним в холл. Джон уже был там. По его лицу было ясно, что он опознал незваных гостей.

– Это банда мятежников, – сказал Джон.

– Открыть? – Уолтер мрачно глянул на него.

– Окликните их и спросите, что им нужно.

– Скажите, что милорда нет, – встряла Кэтрин; сердце у нее бешено колотилось. – Не пускайте их внутрь. Неизвестно, что они сделают. Они угрожали расправой аббату, помните?! – Она задрожала.

– Тише, любимая, – сказал Джон. – Просто спросите их, чего они хотят, Уолтер.

В дверь снова постучали, на этот раз более настойчиво.

– Кто вы и чего хотите? – громко произнес Уолтер.

– Мы паломники во имя Господа и хотим поговорить с лордом Латимером.

– Его светлости нет дома! – визгливо крикнула Кэтрин. – Он уехал в Лондон.

– У нас другие сведения, – раздался в ответ мужской голос.

– Да! Да! – загорланили другие. – Пусть покажется!

В этот момент внизу лестницы появились бледные Джек и Маргарет.

– Что происходит? – спросил Джек.

– Я боюсь! – воскликнула Маргарет и прильнула к Кэтрин в поисках защиты.

– Это мятежники. Они хотят, чтобы ваш отец присоединился к ним, – тихо объяснила Кэтрин и приложила палец к губам. – Я сказала, что он в Лондоне.

Джек посмотрел на нее с оттенком уважения.

Посыпались удары в дверь.

– Откройте! Покажитесь, лорд Латимер!

– Уходите! – Кэтрин придала голосу властности. Она – леди Латимер и не позволит запугивать себя жалкой кучке мужланов!

– Мы не уйдем, пока его светлость не выйдет и не присоединится к нам в нашем правом деле. Он старой веры, как мы, и должен нас поддержать. Нам нужны вожаки вроде него.

– Болваны! – крикнула Кэтрин. – Король не потерпит вашего бунтарства. У вас нет никаких шансов на победу. Вы погибнете сами и нас всех погубите. А теперь перестаньте запугивать женщин и детей и уходите.

– Мы знаем, что его светлость здесь! – заорал какой-то мужчина. – Неужели он такой трус, что прячется за женской юбкой?

Рука Джона потянулась к кинжалу.

– Не открывайте дверь, отец! – заверещала Маргарет, чем вызвала новый град ударов в дверь. Кэтрин зажала девочке рот, но было поздно.

– Теперь мы знаем, что вы там! Откройте дверь, милорд, или мы подожжем дом со всех сторон!

– Вы можете пройти через служебное крыло и воспользоваться боковой дверью, сэр, – понизив голос, сказал Уолтер.

– И позволить им сжечь дом? Нет, я должен встретиться с ними, – ответил Джон. – Открывайте дверь.

– Нет! – в один голос вскрикнули Кэтрин и Маргарет, а несколько слуг, собравшихся в холле посмотреть, что за шум, ретировались на кухню. Джек тоже явно хотел скрыться.

– Джек, забери Маргарет наверх, и оставайтесь там! – приказал Джон, и тот утащил плачущую сестру прочь.

– Все будет хорошо, – крикнула ей вслед Кэтрин, а потом упрекнула себя за то, что обманула ребенка, ведь ничего хорошего, разумеется, не предвиделось. Но им всем важно сохранять самообладание.

По кивку Джона Уолтер отворил дверь.

– Быстро же вы вернулись из Лондона! – сострил один из бунтарей.

Джон расправил плечи и сурово глянул на него:

– Если бы ваша жена, приводя разумные доводы, умоляла вас не откликаться, вы поступили бы так же, мой добрый друг.

– На кону стоит бессмертие наших душ, милорд! – возразил мужчина с копной черных волос, самый крикливый из всех, наверное главарь. – Какие разумные доводы можно привести против их спасения? Мы восстали за святое дело…

– И пользуетесь нечестивыми методами, запугиваете людей! – брякнул Джон.

– В таких случаях говорят: цель оправдывает средства, – вмешался в разговор один из писарей.

– Я не стану препираться с вами, милорд Латимер, – сказал черноволосый. – Вы пойдете с нами. Мастеру Аску нужны такие вожаки, как вы. Другие лорды уже присоединились к нам – Дарси, Констебли, Перси и Невиллы в наших рядах, большинство из них вам родня, я полагаю.

– Нет! – отрезал Джон. – Я не пойду с вами.

– Похоже, у вас нет выбора, – ответил ему вожак шайки и переложил из руки в руку кинжал, а потом с головы до ног окинул взглядом Кэтрин, стоявшую на крыльце позади мужа. Она обмерла, поняв, что у него на уме. – Если вы будете упираться, мы можем прибегнуть к кое-каким методам убеждения. Или вы присоединитесь к нам. Выбирайте сами.

Джон, должно быть, тоже заметил похотливый взгляд негодяя, брошенный на Кэтрин.

– Нет нужды убеждать меня. Я пойду. Дайте мне только собрать кое-какие вещи. Уолтер, прикажите, чтобы оседлали моего коня и положили в седельные сумки провизии.

Кэтрин силилась сдержать слезы. Нельзя допустить, чтобы ее считали слабой женщиной, но она очень боялась за Джона, которого тащили Бог знает куда и принуждали ввязываться в опасное дело.

Он повернулся к ней:

– Если со мной что-нибудь случится, помните, я умер за веру. Но говорите всем, кто бы ни спросил, что я не по своей воле был вовлечен в этот мятеж, а был заставлен угрозами, против своего желания и вопреки голосу разума.

– Нельзя ли побыстрее? – буркнул черноволосый.

Джон пошел наверх. Паломники даже отправили вместе с ним одного из своих – проследить, как бы он не сбежал. Кэтрин с каменным лицом ждала на крыльце, твердо решив сохранить достоинство. Внутри у нее все клокотало и царило полное смятение; она была убеждена, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Наконец Джон спустился, взял ее руку, поцеловал и сказал:

– Следите за Снейпом и детьми ради меня. Да благословит и укрепит вас Господь!

– И вас тоже, – отозвалась Кэтрин и прильнула к нему на прощание. – Возвращайтесь ко мне поскорее. И прошу вас, не рискуйте.

Она чувствовала, что в этом может на него полагаться: Джон частенько неодобрительно отзывался о молодых людях, склонных к геройству.

Позвав детей вниз, Кэтрин стояла вместе с ними на крыльце и смотрела, как ее супруг уезжает вместе с мятежниками. Она пыталась унять разбушевавшиеся в сердце ужасные предчувствия и сжимала кулаки, чтобы сохранить контроль над эмоциями. Увидит ли она еще когда-нибудь своего Джона? Рядом с ней неудержимо рыдала Маргарет.

Через несколько часов гонец доставил письмо из Торнтон-Бриджа, и Кэтрин заплакала. Кэт умерла. Уильям был безутешен, а как же иначе, если он потерял супругу, прожив с ней всего одиннадцать месяцев. Девушка, помолвленная с сыном Кэт Уолтером, повесилась, никто не знал почему, и вся радость от нового брака обернулась глубокой печалью. Бедняжка Кэт не смогла бороться с лихорадкой и умерла.

Кэтрин просто не верилось. Она встала на колени в часовне и молилась так, как давно уже этого не делала. Церковь учила, что самоубийцы совершают смертный грех и никогда не попадут на Небо, но Кэтрин нравилось думать, что милостивый Господь навечно соединит двух этих несчастных женщин.

Ужасно было не знать, где Джон и что происходит. Через несколько дней Кэтрин отважилась поехать в Рипон, вдруг удастся что-нибудь разузнать там. Но никто не мог ей ничего сказать.

Она написала отцу Катберту, сообщила ему о случившемся и попросила держать ухо востро, не появятся ли какие-нибудь известия о Джоне. Ответ привезли только через неделю, но и в нем не было никаких сведений, потому что отец Катберт затворился в своем замке Норем далеко на севере из страха, что мятежники заставят и его присоединиться к ним. Отец Катберт писал:

Король посылал меня на юг, но я рискнул вызвать его неудовольствие и принял решение остаться здесь. Он явно не представляет, какова ситуация в Дареме и Йоркшире.

Кэтрин начала уже терять рассудок от беспокойства, когда – наконец-то! – получила письмо от Джона. Его отвезли в замок Понтефракт, который Роберт Аск и лорд Дарси сделали своей штаб-квартирой. Последний, в отличие от Джона, очевидно, не испытывал сомнений по поводу участия в мятеже. Под его орлиным взором Джон и его братья, которых паломники тоже забрали с собой, принесли Клятву достойных людей.

От меня требуют, чтобы я стал одним из вожаков их восстания. У меня не было выбора, так как в случае отказа они грозили убить меня. Я открыто заявил, что не поддерживал и не поднимал этого мятежа. Я хочу, чтобы все знали: меня принудили к участию в нем.

Дальше он сообщал, что в Понтефракте собралось порядка сорока тысяч мятежников и ему поручили возглавить людей из Ричмондшира и Дарема.

Мы должны идти в Лондон, чтобы подать прошение королю. Предводители мятежников рассчитывают, что его величество прогонит своих дурных советников и откажется от реформ. Бедные, наивные глупцы! Но я молюсь, чтобы нам удалось добиться своих целей, потому как неудача будет фатальной. Да смилостивится Господь над всеми нами!

«Эти люди безумны или глупы? – мысленно задавалась вопросом Кэтрин. – Они что, не знают короля? Неужели и правда собрались бороться с человеком, который не покорился папе и основал собственную Церковь? С тем, кто отправил на плаху сэра Томаса Мора и праведного епископа Фишера за отказ дать клятву о признании его верховным главой созданной им Церкви? Этот монарх явно не проявит снисхождения к тем, кто противится его желаниям. Они, должно быть, просто потеряли разум».

Через неделю Кэтрин получила тревожное письмо от дяди Уильяма:

При дворе известно, что Ваш супруг примкнул к мятежникам. О нем и других лордах, которые с ним заодно, говорят как об изменниках. Его королевское величество намерен мстить; он говорит, что не позволит подданным диктовать ему условия. Он послал на Север герцога Норфолка с армией. Уилл там. Сопротивление будет сломлено.

Худший ночной кошмар Кэтрин обращался в реальность. Она не могла унять дрожи. У нее не было сомнений, что Джона сочтут предателем и его ждет участь обвиненных в измене. Кэтрин никогда не видела, как казнят изменников – ее вообще тошнило от казней, – а вот Уилл видел и, хотя не вдавался в кровавые подробности, сказал достаточно, чтобы она смогла с содроганием представить ощущение удушья, которое возникает у человека, повешенного, но вынутого из петли полумертвым; мучительную боль, когда нож врезается в живот, внутренности вываливаются из тела и, если это мужчина… Боже правый, только бы этого не случилось с Джоном, милым Джоном, который был таким хорошим мужем и отцом и вовсе не собирался никого предавать.

Кэтрин бродила по замку как призрак, страшась прибытия вестника или, хуже того, вооруженных людей. Если мертвые могли возвращаться в мир живых, ее дух когда-нибудь вернется в эти комнаты и будет блуждать по залам, заламывая руки, как делала сейчас она.

Неужели ее тоже арестуют, посчитав сообщницей? Уолтер заявит о ее невиновности, но поверят ли ему? Только этой мыслью о заступничестве управляющего Кэтрин и утешалась, чтобы сохранять видимость спокойствия ради Маргарет, которая сильно скучала по отцу и беспокоилась за него. Джек вернулся в свое привычное состояние обиженного недовольства всем и вся, но Кэтрин понимала, что причина этого – тревога. Джеку было шестнадцать, почти мужчина. Слава Богу, мятежники не забрали с собой и его!

Кэтрин кипела ненавистью к паломникам и к вере, которую они защищали. Разве Христос одобрил бы их поведение – угрозы, отказ понять, что Его путь – это не путь насилия? Предполагалось, что протест будет мирным, но пока происходившее меньше всего напоминало ненасильственное сопротивление. Кэтрин все сильнее проникалась убеждением о необходимости реформирования религии. К чему защищать старый порядок, прогнивший до самого основания? Начало было положено, и прекрасно. Зачем переводить часы назад?

Она искала убежища в молитвах и своем Часослове. Господь, наверное, устал от ее назойливых просьб. Как бы ей хотелось самой читать Библию на английском. Ее знания латыни хватало для понимания службы в церкви, но как же все эти бедные безграмотные люди, для которых слова священника на мессе – это просто набор звуков, не имеющих никакого смысла? Для них религия действительно была тайной! И тем не менее мятежники стремились отстоять свое право на невежество. Это непостижимо!

Когда пришло еще одно письмо от Джона, у Кэтрин едва не подкосились колени от облегчения. Больше всего муж хотел знать, в порядке ли она и дети. Сам он здоров. Мятежники поручили ему вести переговоры с герцогом Норфолком в Донкастере.

Я с ним немного знаком и считал его солдафоном, почти начисто лишенным сострадания, но он понял, что я действовал против своей воли, так как по завершении переговоров с глазу на глаз сказал, что заступится за меня перед королем. По правде, я плохо представлял интересы мятежников, поскольку слишком хорошо понимал, что армия герцога стоит лагерем под Понтефрактом. Однако герцог был настроен миролюбиво. Обещал, что король рассмотрит требования паломников и независимо от того, будут они выполнены или нет, мы все получим прощение, так как его величество знает, что наша тревога идет от сердца, и хочет избежать кровопролития. Таким образом мы заключили соглашение, и мастер Аск велел всем расходиться по домам. Скоро я буду с вами. А до тех пор да хранит вас Господь!

Письмо не принесло Кэтрин успокоения. Его содержание слишком сильно расходилось с тем, что сообщил ей дядя Уильям. Возможно ли, что король изменил мнение? Или просто понял, что мятежники превосходят числом всю его прекрасную армию? Ей хотелось верить, что Джон получит прощение, но что-то подсказывало: слишком легко оно было обещано.

1 ноября Кэтрин сидела за столом у окна и просматривала принесенные Уолтером счета, когда услышала стук конских копыт. Встав, она увидела Джона и его оруженосца, скакавших к дому. Кэтрин слетела вниз по лестнице, зовя Джека и Маргарет, распахнула дверь и бросилась обнимать мужа, свесившегося с седла.

– О муж мой, как я рада вас видеть!

Маргарет приплясывала вокруг отца, ожидая поцелуя. Даже Джек улыбался. Они ввели Джона в дом и усадили за стол на козлах. Кэтрин сняла с мужа накидку и шапку, приказала подать вина со специями. Джон пил его и рассказывал о событиях, произошедших с того момента, как его забрали мятежники. Через какое-то время Маргарет наскучили разговоры о клятвах и перемириях, и она убежала играть. Джек, жадно внимавший отцу, обратился к нему:

– Если вам снова придется идти к мятежникам, сэр, я хочу быть с вами. – В его глазах горела огнем жажда битвы.

– Нет! – отрезал Джон. – Я не допущу, чтобы мой сын рисковал своим будущим, восставая против короля.

– Но паломники не восстают против короля, только против его дурных министров и затеянных ими реформ. Вы сказали, что король готов прислушаться к их просьбам. Он обещал простить вас.

Джон замялся.

– А это означает, что паломникам больше незачем будет собираться, – быстро проговорила Кэтрин.

– Но если они соберутся, я хочу пойти с вами, отец! – Джек начинал сердиться; щеки его пылали.

– Я сказал нет! – рявкнул Джон. – И покончим с этим.

– Я пойду. Я убегу из дому! Не хочу, чтобы со мной обращались как с маленьким! – вспылил Джек.

– Тогда перестань вести себя как маленький! – крикнул Джон вслед затопавшему прочь сыну.

– Он успокоится, – вздохнув, произнесла Кэтрин. – Джек очень переживал, пока вас не было. – Внутренне она обрадовалась, что они, оставшись одни, могут говорить открыто, и наполнила кубки себе и мужу. – Удивительно, что вы так быстро получили прощение, – осмелилась заметить Кэтрин.

– Если оно станет реальностью, в чем я сильно сомневаюсь, – отозвался Джон, и у его жены похолодела кровь. – Герцог не мог ни повернуть войска назад, ни сражаться с нами: у него не было кавалерии, а мы собрали весь цвет Севера. Норфолк, вероятно, понимал, что слабость его войска всем очевидна, потому и предложил всем прощение, чтобы люди разошлись. Кейт, они просто выгадывают время. Это еще не конец. Расплата неминуема. Надеюсь, герцог заступится за меня, как и обещал. Не хотелось бы, чтобы король считал меня виновным в измене. Но никуда не деться от того факта, что я присоединился к паломникам, вел переговоры с их стороны и фактически противостоял своему соверену.

Ровно так же думала и Кэтрин. Ее злило, что Норфолк так бойко пообещал всем прощение, вероятно, чтобы нанести удар в другой раз. Это дало королю время собрать более крупные силы.

К удивлению Кэтрин, прощение Джона, подписанное и с монаршей печатью, доставили меньше чем через две недели. Правда, формулировка звучала зловеще.

– Он обвиняет меня в содействии краху королевства и успеху наших давних врагов шотландцев, которые могли воспользоваться мятежом, чтобы напасть на английские границы, – читал Джон. – Судя по этим словам, король глубоко оскорблен. И он предупреждает, что впредь с любыми мятежами будет разбираться самолично, приведет армию для подавления злостных бунтовщиков и повергнет их в величайшее смятение.

– О Джон, вы должны проявлять осторожность! – воскликнула Кэтрин.

– Думаете, я не дорожу своей шкурой? – отозвался он и обнял ее.

Джон не пробыл дома и трех недель, когда получил письмо от Роберта Аска, в котором тот настоятельно призывал его вместе с лидерами паломников участвовать в совещании в Йорке. Они получили ответ от короля, и он требует обсуждения.

– Не ездите! – взмолилась Кэтрин. – Не вмешивайтесь в это дело снова. В прошлый раз вам повезло получить прощение. Но теперь все может обернуться иначе.

Лицо Джона посерело.

– Выбора нет, – сказал он. – Меня предупредили: если я их брошу, последуют ответные меры.

– Ответные меры последуют, если вы этого не сделаете! – бросила ему Кэтрин.

– Это не новое восстание, любимая, просто совещание. Я бы хотел услышать, что думает король. Своего врага нужно знать в лицо!

Не обращая внимания на протесты Кэтрин, Джон уехал, оставив ее раздираемой дурными предчувствиями. Каждый день она часами простаивала на коленях, молясь о возвращении мужа или получении новостей о нем. Когда прибыл отправленный Джоном гонец, Кэтрин выхватила у него пакет и тут же вскрыла его. Сердце у нее замирало, когда она читала послание супруга.

Похоже, король сильно сожалел о том, что даровал прощение паломникам. Он прислал своих людей передать им, что считает удивительной неблагодарностью то, что они, будучи его подданными и долгое время пользуясь его отзывчивостью и готовностью выслушивать прошения от всех людей и возмещать ущерб жалобщикам, попытались устроить восстание, вместо того чтобы обратиться к нему с просьбой.

Его величество подвергает сомнению наше здравомыслие и поражен проявленной к нему этим бунтом неблагодарностью, особенно со стороны людей благородных вроде меня, – писал Джон так, словно король выражал недовольство лично им. – Он дивится на своих дворян, которые терпят проходимца вроде мастера Аска и посвящают его в наши дела. По его мнению, с которым согласны близкие к нему лорды при дворе, мы опорочили свою честь собственной глупостью. – (Кэтрин легко могла представить себе реакцию Джона на эти слова.) – Тут все в большом смятении и не знают, как на это отвечать. На следующей неделе состоится новое совещание в Понтефракте. До тех пор я останусь в Йорке.

– Нет! – вслух произнесла Кэтрин. – Возвращайтесь домой!

– С вами все в порядке, миледи? – спросила Бесс, жена Уолтера, которая вошла в холл с парой кроликов на ужин.

Кэтрин мысленно встряхнула себя. Нельзя демонстрировать слабость на глазах у слуг.

– Все прекрасно, – с улыбкой сказала она.

Джона Кэтрин не видела почти до самых Йолетид. Между тем в своих письмах он обнадеживал ее: кажется, появилась надежда, что все уладится, и пусть она не переживает. Кэтрин, конечно, переживала.

Он приехал домой в тот момент, когда слуги и дети украшали холл зелеными ветвями, а по замку разливались ароматы рождественских пряностей, жареного мяса и фруктовых пудингов.

– Папа! – крикнула Маргарет, подбежала к нему, раскинув руки, и обняла.

– Джон! – Кэтрин бросила плести венок и тоже поспешила навстречу мужу. – Скажите мне, все хорошо?

Тот улыбнулся ей:

– Король согласился на наши условия!

– О Боже мой… – У нее не было слов. Такого она ожидала меньше всего. – Расскажите мне.

Кэтрин оторвала Маргарет от Джона, и они с мужем ушли в кабинет, где он занимался делами поместья, подальше от царившего в холле гомона.

– Ну? – спросила Кэтрин, которой не терпелось услышать новости. – О, простите меня, я должна была послать за каким-нибудь угощением для вас.

– Это подождет. – Он положил ладонь на ее руки. – Когда мы встретились в Понтефракте, мастер Аск предложил нам составить список того, чем мы недовольны. Туда попало все, как вы понимаете: необходимость возвращения к Риму, сохранение монастырей, объявление законной наследницей леди Марии, освобождение духовенства от непосильных налогов, увольнение и наказание Кромвеля и его сообщников, которые попрали законы королевства и поддерживали еретиков. И еще мы попросили, чтобы парламент заседал в Йорке и королеву короновали там же. Я высказал мнение, что ни одно из этих требований не обрадует короля и он разгневается, однако Аск все равно отправил список герцогу Норфолку. Мне казалось, что мы играем в кости с судьбой, а потому я хотел узнать, как могут расценить наши действия в моральном отношении и с точки зрения закона. Мне было известно, что архиепископ Ли в Йорке, а он абсолютно преданный королю человек. Мы пригласили его на свое совещание, но он не приехал. Я предложил спросить у него, существуют ли условия, при которых подданные могут законно восставать против своего короля, и мастер Аск сказал, чтобы я ехал к нему в церковь на следующее утро и задал этот вопрос. Я и поехал.

– О Джон! – выдохнула Кэтрин. – Неужели?

– Мне хотелось получить ответ, – честно ответил он.

– Но вас могли обвинить в подстрекательстве к измене!

– Это теперь дело прошлое, любимая. Когда я приехал, архиепископ не стал разговаривать со мной, и я оставил ему записку с объяснением, зачем приезжал. Но, читая проповедь с кафедры, он заявил, что никакой верный подданный не возьмет в руки оружия без позволения короля. Некоторые паломники, находившиеся в церкви вместе со мной, закричали на него, так что другие священники поскорее увели архиепископа в ризницу и заперли дверь.

Кэтрин ужаснулась. Когда новость об этом дойдет до короля…

Джон погладил ее по щеке:

– Не нужно так беспокоиться, любимая, еще рано. На этой неделе герцог Норфолк вызвал нас в Донкастер и сказал, что король поручил ему издать новое прощение и сообщить нам, что парламент будет заседать в Йорке, где рассмотрит наши требования, и коронация королевы пройдет там же на Троицу. Я ездил с мастером Аском получать общее прощение от герцога, и мы выразили ему благодарность от лица всех паломников. Потом Норфолк велел нам разъезжаться по домам, а мастера Аска попросил отправиться на юг, в Лондон, так как король пригласил его провести Рождество при дворе в качестве гостя.

Кэтрин старалась выглядеть довольной, но на сердце у нее было неспокойно. Король вовсе не согласился выполнить просьбы паломников, он сказал только, что их рассмотрит парламент. Изобразив, будто дает оппонентам то, о чем они просили, король хитро вынудил мятежников распустить свое войско. «Ох, как же доверчив мой Джон!» – вздохнула про себя Кэтрин.

– Опасность миновала, – сказал он, – и мы можем спокойно жить дальше. Время, проведенное с паломниками, было очень тяжелым и опасным, но оно осталось в прошлом, и я благодарю за это Бога.

Кэтрин хотелось бы в это верить. Джон всех их поставил на грань катастрофы, когда поехал бросать вызов архиепископу. Оставив мужа переодеваться из дорожного костюма в домашнее платье, Кэтрин пошла распорядиться насчет еды. Она пыталась подавить внутреннюю тревогу, велела себе собраться и ради детей не подавать виду, ведь их ждало Рождество.

В продолжение праздников, которые они отмечали очень бурно, так как Джон сказал, что у них есть повод хорошенько повеселиться, Кэтрин не оставляли мрачные мысли. Она не могла отделаться от страхов и избавиться от стоявших перед глазами картин того, как Джона разделывают на эшафоте или ее саму, убитую горем, вместе с детьми вышвыривают из Снейпа, а на их будущее ложится пятно вечного позора из-за проступка ее мужа.

Джону нужно как-то отмежеваться от мятежников, иначе люди начнут думать, будто он действовал с ними заодно, не по принуждению. Может, дядю Уильяма или Уилла, который ходил против бунтовщиков с армией, удастся убедить, чтобы они выгородили Джона перед королем? У его милости нет причин сомневаться в их преданности. Оба всем сердцем приняли недавние реформы, дяде Уильяму даже поручили надзор за роспуском монастырей в Нортгемптоншире. Но, вероятно, лучше всего будет, если Джон обратится к королю лично. Крайне важно дать понять его величеству, что он действовал не по собственной прихоти.