Сокол

Перед ужином я зашла в туалет. За тонкой стеной послышался тонкий голосок Лизы.

– Так не больно?

– Нормально, – ответил Алик.

– Я тебе ее дам с собой. Завтра с утра, как встанешь, сразу намажь. Будет щипать, но ты потерпи. Она хорошая. Я только ей вылечила прыщи, у меня все лицо было красным.

– На работу тоже с ней?

– Не надо! Ты умоешься, побреешься. – На секунду она замолчала. – Ты вообще бреешься? У тебя такая гладкая кожа.

Я человек не любопытный, но тут меня зацепило. За целый день они слово друг другу не сказали, а сейчас вместе заперлись в ванной комнате. Я приоткрыла дверь. Алик сидит на полу, Лиза, опираясь на край раковины, сверху нависла над его лицом. Помещение не большое, тесно. Он в одних шортах, она в своем убогом халатике, застегнутом на одну пуговицу. Огромная грудь вывалилась наружу и касается его голого плеча.

– Что вы делаете? – спросила я.

Алик приподнял голову, Лиза аккуратно одним пальчиком смазала мазью красные прыщики у него на щеке.

– Он вспотел, – тихо сказала она, облизав пересохшие губы. – Кожа воспалилась. Помнишь, мы этим кремом спасались в школе?

– Помню, – ответила я.

– У моего Дениски тоже появляются прыщики, только на носу.

Чтобы нанести крем на лоб, Лизе пришлось завязать его челку детской разноцветной резинкой. Теперь он похож на Чиполлино с хохолком на макушке.

– Не больно? – снова спросила она.

– Щиплет.

Алик смутился, когда ее рука спустилась на его шею. Там тоже пара прыщиков, под самыми волосами. Грудь полностью легла на его голову.

– Дай сюда.

Я вырвала из ее рук тюбик с кремом и, довольно резко толкнула в бок. Не хватало еще, чтобы она трогала моего парня! В таком месте, да своими маленькими пальчиками. Уж я-то знаю, как она умеет обращаться с мужчинами. Примитивные женские хитрости.

Алик удивленно взглянул на меня. Лиза обиделась.

– Да, не нужен мне твой мальчик. Я малолетками не увлекаюсь.

Она вылетела из ванной быстрее пули, громко сопя от возмущения.

– Тогда нечего лапать! – крикнула я ей вслед. – Иди к своему Винни-Пуху и смазывай ему везде, где захочешь!

– Вера! – одернула меня мама из прихожей. Она услышала нашу перепалку и не смогла промолчать. – Что за крики? Парня не поделили?

– А чего она лезет? – грубо ответила я.

Алик встал с пола и крепко обнял меня, ногой прикрыл дверь. Мама и все остальные члены семьи остались за бортом, а мы окунулись в сладкий и очень долгий поцелуй.

– Принесешь мне одежду? – спросил он. – Я вроде оставлял толстовку здесь, а сейчас ее нет.

– Мама унесла твои вещи в детскую комнату.

Я сняла резинку с его челки. Довольная улыбка засияла на все лицо. И чему он радуется? Тому, что я приревновала его?

– У нее есть муж, – хмуро сказала я. – Это не то, что ты подумал. Нечего скалить зубы.

– Угу, – промычал он и снова прижал меня к своей голой груди. – Моя милая праведница.

– Это не так! Я действительно забочусь о них. Ты в курсе, что она замужем за моим братом?

– Теперь в курсе.

– Вот и хорошо. Убери свою довольную ухмылку и иди в комнату за одеждой. Я не собираюсь тебе прислуживать.

– Я голый.

– В таком виде ты ходил целый день, а теперь стесняешься?

– А вдруг ты меня приревнуешь еще к кому-нибудь?

– Не надейся.

Он выпустил меня из своих рук, сделал серьезное лицо и скрылся за дверью.

Я умылась холодной водой, сняла с крючка полотенце, которым вытирался Алик. Мокрая ткань пропиталась запахом крема. И чего я напала на Лизу? Она всего лишь проявила заботу.

Мама заперлась в комнате с девочками, пришло время вечерней сказки. Папа все еще гремит ведрами в кладовке, убирает инструменты по местам. Лиза на кухне готовит ужин.

Когда я села за стол, она демонстративно отвернулась от меня и принялась энергично мешать ложкой в кастрюле. Горячий пар поднялся под потолок, восхитительный запах мяса взбудоражил аппетит. Я достала тарелки из шкафа. Не умею просить прощения. Даже если не права, или осознаю, что поссорились из-за ерунды, все равно не подойду и не заговорю, буду ждать, когда Лиза первая проявит инициативу.

Она проявила. В отличие от меня, ее бесит молчание. Лучше выяснить отношения сразу, а не откладывать разговор на потом.

– Мне не нужен твой Алик. Я только…

Хрупкие плечики вздрогнули. Я хотела ее обнять, но не решилась. Раз не смотрит мне в глаза, а все еще стоит спиной, значит – обиделась.

– Ты легла на него всей массой, – шутливо сказала я. – Такой грудью можно задушить.

Она повернулась.

– Сейчас твой сарказм не к месту.

– Я и не… Лиз, это была…

– Шутка? Я поняла. Только лучше бы ты, Вера, не пыталась шутить.

Я прикусила язык. Мои ядовитые слова не всегда приходятся к месту.

– Прости.

– Ничего, – сразу зацепилась она. – Я не обиделась. Мне действительно не нужен твой Алик. Он стоял в ванной, а я как раз зашла за тазиком и сразу вспомнила про мазь, когда увидела его прыщики на лице.

Причем здесь Алик? Я просила прощение за нелепую шутку.

– Ты трогала его.

– Невозможно нанести мазь на кожу, не притрагиваясь к человеку. Ты преувеличиваешь, Вера.

– Я сама видела.

– И что ты видела? Как он сидит на полу, а я смазываю его прыщи? Все?

– Ты трогала его за шею, а грудью навалилась на лицо.

– У вас ванная комната как коробка из-под детских ботинок. Не развернешься. Тем более при моей массе трудно сидеть на расстоянии от другого человека.

– Признайся честно, ты приставала к нему! Тебе не хватает…

Зачем я заговорила об этом? В карих глазах проскользнула обида.

Сейчас не лучший период в семье моего брата. Лиза говорит, что Миша ее разлюбил, а Мишка утверждает, что Лиза изменилась. Они давно не спят в одной кровати, не ходят в гости с детьми, не гуляют в парке.

– Алик меня не привлекает, как мужчина. Понятно? – твердо сказала она.

– Прости. Я – дура.

На этом наш маленький спор закончился. Когда мама зашла на кухню, мы уже спокойно разговаривали и даже выпили немного вина в честь примирения.

– Твой принц заснул, – сказала мама.

– Алик? – удивилась я.

– Прилег на диван и сразу же вырубился. Я шла от детей и слышала, как он храпит.

– Малыш умеет храпеть? – хихикнула в кулачок Лиза. – Надо на это посмотреть.

– Он жутко храпит, – призналась я и почувствовала, как щеки вспыхнули огнем.

Мама не отреагировала на мое смущение.

– У него проблемы с носом. Еще утром, во время завтрака, я заметила, как он тяжело дышит.

– Он дышит ртом.

– Вот именно. Ему нужно, показаться врачу.

– А что у него с сердцем? – спросила Лиза. – Я видела у него на груди шрам, а еще один на животе.

– Я тебе рассказывала, что ему делали операцию на сердце. А внизу от аппендицита. В прошлом году вырезали.

– Его болезнь не передается по наследству?

Мама испуганно взглянула на меня, но я их успокоила.

– У Карины здоровое сердце. Как только она родилась, я сразу же повела ее к кардиологу.

– И молчала…

– Мам, все хорошо. Я знала про его болезнь, поэтому подстраховалась. У Карины нет проблем со здоровьем.

– А почему она такая слабенькая?

– Алик тоже не здоровяк.

– Он нормальный парень. Высокий, крепкий. Целый день с отцом таскал мебель, клеил обои.

– Только курит много, – заметила Лиза.

Она не привыкла к курящим мужчинам. В нашей семье только папа дымит как паровоз.

– И не ест, – добавила мама.

– Он сегодня весь день голодный.

– Откуда у него силы берутся?

Вот у папы силы однозначно появляются после еды. Только мама открыла кастрюлю с овощным рагу, как в коридоре послышались тяжелые шаги. Папа, все в той же грязной одежде и босиком, уселся за стол.

– Надо разбудить парня, – сказал он. – Завтра на работу.

– Пусть немного отдохнет, – ответила мама. – Потом разбудим.

Потом разбудить не получилось. Алик крепко заснул, уткнулся лицом в подушку и громко засопел.

Около одиннадцати часов Миша забрал Лизу домой. К нам не зашел, только позвонил по телефону, задал папе пару вопросов относительно ремонта и уехал. Еще вчера он высказал мне все, что думает о наших отношениях с Аликом. «Маша – твоя подруга, – напомнил мне он, – А этот «золотой» мальчик – бабник и извращенец». Я не стала оправдываться, знаю, как ему нравится Маша. Одно время мне даже казалось, что он в нее влюблен.

«Миш, я уже взрослая»

«Тогда, будем говорить по-взрослому»

И мы поговорили, пообещали друг другу: он не будет вмешиваться в мою жизнь, а я больше не приведу Алика в дом родителей.

Я не привела, он сам пришел, а Миша, естественно, узнал. И не только он узнал. Днем, когда мы обедали, Аня позвонила Юре и рассказала о своем друге Александре, который вдруг пришел к нам в гости.

Только я приняла душ, как зазвонил телефон.

– Кто он?

Не успела я ответить, а Юра уже задал главный вопрос.

– Этот парень – отец Карины?

– Как ты узнал?

– Я звонил Мишке.

– А! Понятно. Уже посплетничали. Молодцы.

– Вера, ты развелась со мной из-за него?

– Нет.

– Разве? – усомнился он.

– Я много раз тебе говорила, из-за чего распался наш брак. Зачем вспоминать прошлое? Тебя не устраивают наши отношения?

– Устраивает. Только я до сих пор не могу понять – чего тебе не хватало? Экстрима, острых ощущений, секса? Чего? Я был молод, красив, только не такой богатый, как твой любовник.

– Дело не в деньгах.

– Я знаю! – горячо проговорил он. – Ты ничего не имеешь с этого парня. Тогда совсем не понятно – зачем он тебе?

– Глупый вопрос.

– Вовсе не глупый. Любой человек ищет себе пару. Я женился на Ире, Мишка любит Лизу, наши родители сто лет живут в браке. А что хочешь ты? Сегодня он с тобой, а завтра убежит к своей жене? И что потом? Одиночество?

– Я не одна. Почему ты считаешь, что человек должен быть обязательно женат? У меня есть родители, дети, друзья. Есть родственники, соседи, коллеги по работе. Я не одна, вокруг меня полно людей.

– Но, мужчины – нет?

– Нет, – уверенно ответила я. – И что? Когда-нибудь будет. Я тоже встречу свою половинку, как ты, как Мишка.

– А что с этим парнем? Кстати, сколько ему лет?

– Двадцать пять.

– Так это не мало! – воскликнул он. – Мишка сказал, что он совсем зеленый. Двадцать пять – это нормально. Уже не ребенок.

– Нормально, – согласилась я.

Это пока он его не видел. Алику не дашь больше двадцати.

– Ладно, Вер, не буду тебя больше беспокоить. Живи, как знаешь. Только иногда включай свое сердце и прислушивайся к нему.

– О чем ты говоришь? – насторожилась я.

– О твоих чувствах. Чаще всего ты доверяешь своей голове, а о душе забываешь.

Душа. Если ее слушать, то окажешься на самом дне. Будешь жить ради других людей, а не ради себя. Закопаешься в семейных проблемах по самое горло, а потом уже не выберешься из трясины. Я знаю себя. Жалость. Именно она движет моим сердцем, впрочем, как и всеми женщинами на планете. Нам жалко мужчин. Мы любим их, терпим за слабость. Позволяем унижать, топтать ногами, превращать в прислугу, в домохозяйку.

Позволяем. Не хотим, но сдаемся, поднимаем лапки кверху и принимаем как великий дар. А почему? Потому, что боимся остаться одни. Без мужчины! Без статуса! Без положения в обществе.

Нет! Больше я не клюну на дешевую наживку. Брюки в доме – это не для меня. Должен быть мужчина, а не тряпка под ногами, не кошелек с лысиной и не молодое тело с гнилой душой.

Долго я не могла уснуть, лежала и смотрела на Алика. Мой, и в то же время, чужой. Говорит о любви, а сам думает о жене.

Ему нужна помощь…

Какая? Что он ждет от меня? Чего не может дать Маша?

Вопросов много, но больше всего я не могу понять – когда он врет, а когда говорит правду. В Каннах я видела, как Виолетта Филипповна ударила его. Это было один раз и давно. Сейчас Алик взрослый мужчина, женатый, занимает в компании большой пост. Маша рассказывала, что он хорошо ладит со своими родственниками: бабка души в нем не чает, дед любит больше всего на свете. Тогда, зачем ему моя помощь и в чем? Почему у него на лице ссадины? Зачем он женился на девушке, которую совсем не знал? Они почти не встречались до свадьбы: не было романтичных свиданий, цветов, записок. Ничего! Но при этом, он признается ей в любви, спит с ней каждый день, просит, родить ему сына.

Зачем?!

Сквозь сон я услышала тихий голос.

– Как ты здесь оказалась? Иди ко мне. Вот так. Будем дружить? Давай, обнимемся.

Я почувствовала, как холодная пятка прижалась к моему бедру, а потом исчезла.

– Я твой папа.

Так просто. Я не знала, как ей рассказать о нем. А он взял и огорошил ребенка.

Карина залезла к нам под одеяло. Легла не ко мне под бочок, а к Алику. Я открыла глаза. Маленькие ножки проникли под папину спину, а руку она положила ему на грудь. Алик обнял ее, носом закопался в копну черных волос.

Я снова заснула.

– Вера! – разбудила меня мама. – Будильник звонит, а ты не слышишь. Уже семь. Вставай.

– Семь?

Вскочив с дивана, я не сразу поняла, где нахожусь. Сунула ноги в тапочки и только тогда опомнилась.

– Где Алик?

– Давно ушел. Все еще спали. Я только слышала, как хлопнула дверь в прихожей.

Он оставил записку на журнальном столике. Мы с мамой одновременно увидели ее.

«Доброе утро, солнышко. Увидимся на работе. Целую. Очень люблю»

Заглянув через мое плечо, мама пробежала глазами по ровным строчкам.

– Он тебя любит?

– Вроде того.

– И чего ты думаешь? Парень богатый, молодой. Хватай и беги. Будешь жить, как королева.

– Он женат.

– Ах, да! – вспомнила мама. – Точно!

Впервые в мой кабинет зашел Соколов. «Куры», работающие в компании много лет, ни разу не видели его на восьмом этаже.

Виктор – самая жирная курица, встрепенулся, когда дверь открылась.

– Добрый день, Александр Дмитриевич.

Алик прошел мимо него, не удостоив взглядом, кивнул головой.

Вторая курица, Женя, пролил горячий кофе себе на брюки. А наш красавчик Борис, петух особой породы, удивленно взглянул на меня и громко фыркнул. То ли от ревности, то ли от зависти.

Алик, не говоря ни слова, взял меня за руку и повел в коридор, подальше от любопытных глаз. Он даже не представляет, что сейчас здесь начнется. Не просто сплетни, а целое представление: с фейерверком эмоций и пеной изо рта. Как же их серая уточка и попала в руки самого Соколова? За что? С кем? Почему? Что натворила и где проштрафилась?

– Куда ты меня ведешь? – спросила я, когда мы зашли в лифт.

– Ко мне в кабинет.

– В Башню?

– В какую башню?

– На верхний этаж?

– Да.

– Я не поеду.

Лифт остановился на девятом этаже. Дальше он не поднимается, нужно пройти по коридору, там будет другой лифт, для элиты, со специальным пропуском и ключом для входа на этаж.

Мы вышли на лестницу.

– Чего ты боишься? – спросил Алик.

Он встал возле окна, ко мне не притрагивается, только смотрит в глаза.

– Я не пойду туда, – упрямо повторила я. – Вдруг меня увидит твой дед или Андрей.

– И что?

– Ты женат, Алик. А Маша – моя подруга.

– Здесь больше негде спрятаться, только в моем кабинете. Мы проскользнем незаметно и запремся. Никто нас не увидит.

У меня в кармане зазвонил телефон. Папа.

– Я отвечу.

– Не надо.

– Он просто так не будет звонить. Лучше, я отвечу.

Алик уставился в окно, я нажала на кнопку.

– Да, пап.

– Я вас вижу, – громко сказал папа, так чтобы Алик услышал. – Вы попадаете под боковую камеру в коридоре.

– Поняла.

– Уходите оттуда. Во втором боксе на втором этаже полетела проводка. На весь день отключили камеры.

– Хорошо.

– Только не ходите за ручку. Если Андрей или кто-то из охраны увидит, то будут вопросы. Не только к Алику, но и ко мне.

Мы спустились на второй этаж. Я – на северном лифте, Алик – на южном. Я зашла с правой стороны, он – с левой. Встретились в кабинете, закрыли дверь и засмеялись.

– Кошмар! – сказала я, оказавшись в его объятьях.

Он крепко сжал руки у меня за спиной.

– Странные игры.

– Тебя они заводят?

– Меня заводишь ты.

– Почему ты утром сбежал?

– Я не сбежал. Разве ты не чувствовала мои поцелуи? Еще я раздел тебя. Не помнишь?

– Врешь.

– Нет, – серьезным тоном ответил он.

– Ты не мог меня раздеть.

– Почему?

– Карина спала с тобой. Я ее видела.

– Ты видела? – обрадовался он. – Она меня поцеловала, а потом уснула на моей груди.

Он не сдержал эмоции. Настоящие, а невымышленные, не наигранные. Нежная улыбка скользнула на губах, в глазах зажглись тысячи звезд. Секунда, и все погасло. Он снова превратился в парня с царапиной на носу и ободранной губой. Прыщики после мази стали менее заметными. А еще… Нет, этого не может быть!

– У тебя пропала одна веснушка.

Развернув его лицо к свету, я пригляделась. На правом виске не хватает одного пятнышка.

– Они исчезают, – улыбнулся он. – Летом появляются, а зимой становятся невидимыми.

– Все?

– На щеках немного остаются и на носу. Но их почти не незаметно.

– Так это не веснушки?

– Веснушки.

Он засмущался. Я так внимательно разглядываю его лицо, что со стороны это выглядит странно.

– А на плечах?

– На теле остаются.

– Возле пупка – родинка или тоже исчезающая веснушка?

– Родинка. Она всегда на месте.

– Слава Богу.

Выдохнула я. Хоть что-то остается. Без веснушек Алик – уже не Алик, а какой-то другой парень. Самый обычный, неинтересный.

Мы снова обнялись.

– Ты меня поцелуешь? – спросил он. – Или без одной веснушки, я тебе не нравлюсь?

Я доказала ему, что веснушки никак не влияют на наши поцелуи.

В коридоре послышались шаги, голоса, чей-то смех. Алик прижался спиной к двери, чтобы никто не вошел, и меня потянул за собой.

– Ты вчера поссорилась с Лизой из-за меня, – сказал он. – Не стоило этого делать.

– Не переживай. Мы часто ругаемся.

– Разве вы не подруги?

– Подруги.

– Тогда почему вы ругаетесь?

– Все люди ругаются. Вы с Данилой никогда не ссоритесь?

– Нет.

– Вообще? – усомнилась я.

– Нет, – уверенно повторил он. – Мы дружим уже десять лет.

– Мы с Лизой знаем друг друга всю сознательную жизнь, и это не мешает нам устраивать разборки.

– Вы, женщины, не умеет по-настоящему дружить.

– Вот как? – Меня зацепили его слова. – Ну-ка, расскажи. Что, по-твоему, настоящая мужская дружба? Чем она отличается от женской?

– Всем. Мы никогда не предадим, никогда не обманем. Данила ни разу, за все то время, что мы знакомы, не взглянул на мою девушку.

– Ты сейчас намекаешь на Лизу? То, как она повела себя вчера?

– Я даже не подумал о ней.

– А зачем завел разговор про верность?

Я отошла в сторону.

– Это всего лишь пример и только.

– Не только. Ты точно кого-то имел в виду. Лиза оказала тебе услугу, а ты ее не так понял.

– Я? По-моему, это ты приревновала меня к ней?

– Неправда.

– Пусть так, но Лиза…

– Стоп! – повысила голос я. – Не будем обсуждать мою подругу. Ты не знаешь, почему она так поступила. Мы, женщины, устроены по-другому. Именно из-за вас, мужчин, иногда мы опускаемся до свинского поведения, плачем в подушку, скандалим, рвем на себе волосы. А порой бывают такие моменты, что хочется послать всех подруг к черту и забыть о хороших манерах. Какие там – честь, достоинства! Тут можно предать, обмануть. Лишь бы не утонуть в вашем, мужском, безразличии.

– Ее кто-то обидел?

Наивный вопрос, словно ведро с ледяной водой, опрокинулся мне на голову. Все-таки он необыкновенный парень. Не злится, не кричит, не оправдывает мужчин. Схватился за тонкую ниточку и сразу понял суть моего возмущения.

– У нее сложные отношения с мужем, – немного остыв, ответила я. – И трое детей.

– Твой брат ее обидел?

– Да.

– Так поговори с ним.

– О чем?

– О ней. Жену нужно любить.

Его слова задели меня за живое. «Жену нужно любить». А как же я? Меня он тоже любит.

В сердце забралась ревность. До сих пор не могу смириться, что он женился на Маше. Именно, на ней! Как здравомыслящий человек я понимаю, что она гораздо красивее меня, моложе. Без детей, без бывшего мужа. Ее родители никогда не заставят его клеить обои или есть селедку на обед, не подадут тапочки при входе. Там другая семья, другой мир, другие правила. Он мечтал о такой жизни. Бросил своих родителей, преклонил голову перед дедом, предпочел выносить унижения и побои бабки. Женился… А теперь рассуждает о любви.

Я сдержала раздражение и, через силу, спросила:

– Зачем мы здесь? Ты очень рискуешь, встречаясь со мной в офисе.

– Я хотел рассказать о Карине, а ты сама все видела. Она пришла ночью, легла на диван между нами и стала щекотать меня за нос. Я бы ее не услышал, так крепко спал.

– Она тебя щекотала? Вот, хулиганка.

– Я спросил, можно ли ее поцеловать, и она подставила щеку. А ведь за целый день ни разу ко мне не подошла, пряталась.

– Утром ее не было в моей кровати.

– Когда я уходил, она проснулась и убежала в свою комнату.

Алик сел за стол, я прислонилась спиной к стене, чтобы видеть его сверху. В кабинете темно, только тонкая полоска света, пробивающаяся из-под двери, освещает его лицо.

– Ты хочешь узнать, как она родилась?

– Карина?

Он поднял глаза. В его детской голове промелькнули разные мысли, но о том, что женщина носит ребенка внутри себя девять месяцев, он не подумал.

– У меня был токсикоз, ноги отекали. Я лежала в больнице большую часть срока. Она родилась на две недели раньше, чем прогнозировали врачи.

– Это опасно?

– Нет. С ней все в порядке.

– Почему ты ушла из школы?

– На зарплату учителя трудно прокормить двух детей. Папа переманил меня в Сокол. Первый год, пока Карина была маленькая, я работала на дому. Мне присылали материал на почту и платили безналом. Я думала, так и дальше будет, но в компанию требовались переводчики на постоянной основе. Зарплату обещали хорошую, вот я и клюнула на заманчивое предложение.

– Больше года мы находились в одном здании, но я даже не предполагал, что ты рядом.

– Так и было задумано. Мы не должны были встретиться.

– Но, тут…

Ты женился на Маше! Именно на ней!

Эти мысли сведут меня с ума!

Он думает по-другому.

– Судьба сжалилась надо мной, – закончил он свою мысль. – Снова свела нас вместе.

– Я не верю в судьбу.

– Правильно. Я сам тебе нашел. По запаху.

Довольная улыбка скользнула на тонких губах. Самонадеянный.

– Что тебе еще рассказать про Карину? Спрашивай?

– Она не болеет?

– Нет.

– А сердце?

– И сердце в порядке.

– Моя болезнь передается по наследству. У бабушки были проблемы с сердцем.

– У Виолетты Филипповной?

– Она здорова. Эта болезнь по маминой линии. Раньше такие операции не делали, да и сейчас их проводят только за границей. Бабушка умерла в тридцать один год.

Я испугалась.

– Но, тебе сделали операцию. Теперь, ты не умрешь?

– Я не умру, – успокоил он меня. – Ты проверяла Карину?

– Проверяла. Сразу, как только родила. Она здорова.

– Хорошо.

Мне показалось, он расстроился. Снова потянул руку к ободранной губе.

– Тебя что-то беспокоит?

– Нет, – он спрятал руку в карман, – ничего.

– Алик, что происходит? Ты не рад за ребенка?

– Я очень рад, что она не болеет. Просто… Если бы она, – он замялся, а потом все-таки выдавил свои гадкие мысли наружу, – болела, то… Я бы мог, спасти ее. Дать деньги на операцию. У тебя все равно нет миллионов, а она очень дорогая. К тому же, надо ехать в Германию, сдать кучу анализов, потом долгое обследование. Сама операция не сложная, но тяжелая реабилитация.

Пока он говорил, я все смотрела на его лицо, пыталась понять по мимике, по глазам – шутит он или нет.

Его глаза, как обычно, ничего не выдали. Только наивно блестят из-под длинных ресниц.

– Ты хочешь, чтобы я зависела от тебя?

– Не то, чтобы зависела…

– Ты бы дал мне денег? Об этом ты мечтаешь?

– Вера…

– Показать свою значимость? Снова ты думаешь только о деньгах? Очнись, Алик! Мне не нужны твои миллионы! Тем более они не твои! Ты хвастаешься положением деда, а сам из себя ничего не представляешь! Работаешь в компании всего два года, под надежным крылом директора, женился по принуждению, бегаешь со своим дружком в бассейн, катаешься на красивой машине, прожигаешь деньги, которые еще не заработал! Что из этого списка – твое? То, чего ты сам добился. Расскажи!

Он отвернулся, обиженно надул губы. Ребенок! Даже в строгом костюме он остался маленьким мальчиком, с большими амбициями и черными мыслями в голове.