Полная версия
S-T-I-K-S. Цвет ее глаз
…Ну и так далее в том же духе. Я эти слова мимо ушей пропускаю, уже столько раз слышала в разных вариациях, что со счета сбилась. Для директрисы это что-то вроде ритуального заклинания, она до самого последнего момента рот не закрывает.
До того самого момента, когда раздвигается занавес и ее элитные воспитанницы одна за другой выходят на ярко освещенную дорожку.
* * *Смотровой зал утопает в полумраке. Это сделано специально, чтобы резко выделялось единственное светлое пятно, на котором теснятся орхидеи.
Вру, ведь есть еще кое-что светлое – огромный экран, на котором демонстрируются разные сцены из нашей жизни. Естественно, подобраны лишь те моменты, где воспитанницы выглядят наиболее привлекательно. Но мы это видеть не можем, для этого надо обернуться назад и задрать голову, что, естественно, строжайше запрещено.
Фото в ежемесячном каталоге, видео и вживую – заказчики имеют возможность наблюдать нас во всех видах одновременно.
Эсмеральда уселась сбоку от парочки мужчин, столь малое количество господ я никогда не видела. Таращиться на них тоже не разрешается, но если аккуратно скашивать глаза, то никакой полумрак не помешает нам удовлетворить неуемное любопытство. Девочки не обманули, западники действительно одеты кошмарно. Оба в зеленых армейских штанах, один в такой же куртке, второй в черной кожаной, снял ее, небрежно бросив на соседнее кресло, остался в безвкусной полосатой майке, не скрывавшей его не слишком выдающуюся мускулатуру. Первому на вид лет тридцать, но в моем мире это ни о чем не говорящая цифра. Высокий, широкоплечий, не толстый, но сбросить несколько килограммов не помешает, лицо нагловатое, неприятное, левую скулу обезобразил свежий рваный шрам. У второго фигура скромнее, выглядит чуть моложе и симпатичнее, но зачем-то побрил голову до блеска, ему такое совершенно не идет. К тому же губы у него толстоватые, и он постоянно ими шевелит, будто что-то жует, это тоже смотрится некрасиво.
Смотрины ведет лично Селедка. Расхаживает перед нами туда-сюда, кратко описывая достоинства девочек:
– Номер четыре – наше рыжее сокровище Мишель, ее оттенок уникальный, огненный, вторую такую встретить почти невозможно, если говорить о натуральности. Присмотритесь внимательнее, волосы кажутся теплыми, их так и тянет погладить. Исходя из индексов возраста и роста, мы прогнозируем фигуру идеальных пропорций, при максимальном росте метр семьдесят шесть. Придраться к чертам лица невозможно, глаза насыщенно-зеленые, легкая россыпь бледных веснушек придает особую пикантность, к сожалению, временную, уже через год они могут исчезнуть. Взгляните на экран, там демонстрируется спортивный танец в исполнении Мишель. Редкая грация, удивительная гибкость, ей легко и непринужденно даются самые сложные движения.
– А борщи она готовить умеет? – в очередной раз отличился тот, который с нагловатым лицом, изуродованным бесформенным шрамом.
Он то и дело бросает весьма сомнительные, с точки зрения остроумия, реплики.
– Полковник Лазарь, все наши воспитанницы обучены вести домашнее хозяйство. К сожалению, углубленные навыки кулинарии они получают только по заказу, после смотрин, но если избраннику Мишель захочется попробовать что-нибудь, собственноручно приготовленное его супругой, он вряд ли останется разочарованным. Она трудолюбива и умна, умеет поддержать беседу на самые разные темы, но особенно сильна во всем, что связано с кинематографом и театральным искусством. Воспитанницы смотрят не так много фильмов, поэтому ее познания в основном теоретические, но их глубина может приятно вас удивить, если понадобится совет или просто захотите обсудить что-нибудь из этой области. Также она прекрасно поет, если желаете, мы можем продемонстрировать запись или даже попросим ее сделать это вживую.
– Мы бы предпочли, чтобы она продемонстрировала гимнастику Кегеля, тут у вас написано, что ее в этом деле как следует натаскали. Не знаю, какими способами можно накачать такие интересные места, но подозреваю, что процесс выглядит увлекающе.
Наглец никак не может уняться, он начал меня раздражать.
Директриса отвернулась от западников, скосив взгляд, я успела увидеть, как скривилось ее лицо. Тем не менее она ответила все тем же ровным и благожелательным голосом:
– К сожалению, мы не делаем такие записи, и совершенно исключено, что столь интимные занятия орхидеи будут демонстрировать перед кем-либо, кроме избранников. Прошу особое внимание обратить на ноги Мишель, они у нее безупречны. Вы, конечно, можете заявить, что им не хватает полноты в верхней части, но уверяю вас, что это спорный недостаток, ведь многие мужчины ценят, когда между сомкнутыми бедрами остается заметный промежуток. К тому же с возрастом это может измениться, девочка еще растет, также такие вещи можно регулировать при помощи различных диет и упражнений, чему она тоже обучена. То есть избранник может регулировать ее фигуру под собственные запросы. Со своего места вам трудно разглядеть мелкие детали, поэтому вы, очевидно, упустили из вида ее ногти. Они также идеальны, боюсь, что лучших ногтей среди этих стен вы не увидите, да и за ними – тоже. Мишель прекрасно умеет о них заботиться и…
– Если то, что интересует мужиков в бабах, уместить в тысячу строк, ногти окажутся на тысяче первой, – перебил директрису неугомонный полковник по прозвищу Лазарь.
– Это дело вкуса.
– Уж поверьте, если мужик – реально мужик, а не совсем уж печальный кадр, у которого мужской пол в паспорте и больше нигде, вкус у него именно такой и никак иначе. Подавайте нам следующую, с рыжей мы все поняли. Вон ту узкоглазую хочу. Кто это ей так личико подрихтовал? Только не рассказывайте, что она сама упала, я слишком стар для наивных сказок.
Да уж, худших смотрин я никогда не видела. Он уже успел наговорить больше, чем все кандидаты в избранники за десять лет. Вульгарно, грубо, скандально, других бы давно уже вывели, а этот продолжает вести себя в том же стиле. Держится так, будто именно он здесь хозяин.
Хотя, если вспомнить все услышанное, что-то в этом есть.
– Воспитанницы немного поссорились. Они ведь просто девочки, между ними всякое случается, а контролируют себя плохо. Возраст сказывается.
– Ее поколотила девочка? Какая?
– Номер восемь.
– Тощий ребенок с сонными глазищами на половину лица? Вот уж на кого не подумаешь. Рука у нее в порядке, не видно ссадин.
– Она атаковала открытой ладонью, ее так учили.
– Хотел бы я взглянуть на такой удар в ее исполнении. Запись осталась?
– К сожалению, нет.
– Ну а повторить тут сможет? Мы очень хотим.
– К сожалению, это невозможно. Все наши девочки обучены выживать в опасных зонах Стикса, в том числе защищаться голыми руками. У них завышены сила и ловкость, как, впрочем, у всех развитых иммунных, поэтому им непросто соизмерять мощь своих ударов, это может привести к опасным травмам. Последствия одной из этих травм вы сейчас наблюдаете, у Мии пострадали хрящи носа.
– Значит, эта черная за себя постоять не умеет. Так получается?
– Если понадобится, постоит и за себя, и за своего избранника. Не надо путать внезапно вспыхнувшую ссору и ситуацию, которая может сложиться на территории опасного кластера. Наши девочки, разумеется, обучаются не так, как военнослужащие, но мы живем в непредсказуемом мире, и потому по мере сил готовим их к любым возможным ситуациям.
– И все же соня под номером восемь ей наваляла, – ухмыльнулся полковник.
Похоже, его зациклило на мысли, что он обнаружил хоть какой-то намек на изъян в нескончаемом перечне наших плюсов.
– В любом бою можно найти проигравшую сторону, – ответила Селедка. – Если желаете, можете считать проигравшей Миу. А теперь поговорим о ней подробнее.
И так далее, одну за другой. Директриса называла очередной номер, на все лады выхваляла наши достоинства и помалкивала о недостатках, ну а господин Лазарь в ответ без устали сыпал своими пошлыми остротами и сомнительными придирками. Одно хорошо, что от меня не потребовалось ни слова, ни жеста. Я просто стояла и больше ничего не делала, пропуская мимо ушей слова Селедки.
Слышала их не раз, не забыла еще.
Боже, ну как же хочется пить! Не знаю, что за гадостью меня обкололи, но жажда из-за нее просто вселенских масштабов. Накануне смотрин нас не поили и не кормили во избежание проблем, так что сейчас я почти согласна напиться из унитаза, вот только где же его здесь найдешь.
Ничуть не удивилась, когда Ким уделили раза в три больше внимания, чем мне. У директрисы талант затягивать время, с разных сторон навязчиво указывая на выгодные стороны воспитанниц. А тут превзошла саму себя в однообразных восхвалениях. Если верить всему сказанному, эта глуповатая блондиночка просто несбыточная мечта всей мужской половины человечества. И в этих стенах она до сих пор пребывает только потому, что ее берегли как раз для такого великого случая.
Господин Бром, почти ставший ее избранником, отказался от такой чести после короткого разговора, проведенного под ненавязчивым присмотром воспитательниц. Говорят, в конце беседы он вспылил и высказался о Ким крайне отрицательно, прилюдно сравнив ее с широко известной домашней птицей.
Ну да, нельзя с ним не согласиться, – она та еще курица. Но сейчас мне ее очень жалко, никому такое не пожелаешь. Но в то же время есть искорка радости.
Я рада тому, что Ким из второй группы. Мы с ними почти не пересекаемся, это политика Цветника, поэтому друг дружку знаем плохо. Она для меня совершенно чужая, более чужая, чем все мои одногрупницы, включая даже Миу.
С такой не так печально расставаться, и знание ее дальнейшей судьбы не так ужасает.
Ну когда же это закончится? Я ведь рискую умереть от жажды. Или смотр затянулся так, как никогда не затягивался, или я теряюсь во времени из-за неудобств, благодаря которым минуты растягиваются в часы.
Вроде бы всех нас представили, роликов на экране прокрутили немало, сейчас там наверняка демонстрируются картинки, уже не привязанные к кому-либо конкретно. На этом этапе господа могут начать запрашивать дополнительные данные понравившихся воспитанниц, также не удивлюсь, если они удалятся к бильярду и официанткам, чтобы принять решение в более раскованной обстановке.
Но западники ничего не говорят и не поднимаются. Просто сидят и смотрят на нас из полумрака, и невозможно понять – на кого именно.
Затем случилось очередное немыслимое событие. Тот, который все время молчал, неприглядно пожевывая, что-то достал из кармана, затем вспыхнул огонек, и вот этот грубый человек уже сидит, как ни в чем не бывало пуская дым от толстенной сигары.
Что?! Курение в стенах Цветника?! Да его же сейчас выгонят с позором, до такого бесчинства еще никто не додумывался!
Но странное дело, ни директриса, ни Эсмеральда даже не пискнули и вообще держались с таким видом, будто так и должно быть. Мы, естественно, тоже помалкивали, не позволив ни жестом, ни звуком выдать охватившее нас смятение.
На миг смолкла легкая музыка – сменялись композиции. Поэтому я отчетливо расслышала отрывистый звук очередного то ли артиллерийского выстрела, то ли взрыва, различать их умеет только Дания.
Западники при этом звуке переглянулись и синхронно улыбнулись, будто говоря друг другу без слов что-то, понятное лишь им.
И тогда я окончательно осознала, что этим людям сейчас позволено слишком многое. Немыслимо многое. Они это понимают и ни капли не стесняются использовать ситуацию. Пока что в мелочах, если столь демонстративно нарушающее все правила курение можно назвать мелочью, но кто знает, что они придумают дальше.
Почему-то мне впервые за все время стало страшно. Очень страшно. Так, что в ногах слабость ощутила.
Справилась с грозящими падением симптомами быстро, но страх остался.
Сейчас что-то произойдет.
– Может быть, господа желают узнать что-то дополнительно? – не выдержала Селедка, истерзанная мукой безобразно затянувшегося ожидания. – Просто назовите номер, можно даже жестом, на пальцах, здесь так принято.
Полковник покачал головой:
– Не надо нам ничего дополнительного, мы уже определились. – Он выпустил облако дыма, поднял обе руки, растопырил ладони, поджав при этом большие пальцы и, ломая мою жизнь об колено, небрежно произнес: – Западная Конфедерация выбирает орхидею номер восемь.
Глава 8
Жизнь вдребезги
Два года назад я едва не погибла из-за очередного проявления традиционной мужской расхлябанности, отягощенной алкоголизмом (тоже традиционным). Нашу группу отвезли в считавшийся безопасным кластер, где мы должны были провести ровно сутки, в целях профилактики споровой лихорадки Улья, или, как ее обычно называют по-простому, – трясучки. Это рутинное и хорошо отлаженное мероприятие, ничто не предвещало беды. Но случилось непредвиденное – несколько весьма высокопоставленных господ Азовского Союза, которым пришлось временно покинуть стаб по той же причине, в процессе затянувшегося ужина позволили себе лишнее и затем, уже находясь в состоянии сильнейшего опьянения, потребовали от охраны отвезти их в место, где можно вволю пострелять по зараженным.
Офицер решил поступить так, как это принято в тех случаях, когда отказаться невозможно, но и выполнить приказ нельзя. Он начал возить пьяных кругами в ожидании того неминуемого момента, когда они успокоятся, а еще лучше – уснут. На нашу беду, один из господ добился того, чтобы ему позволили посидеть за пулеметом, и когда увидел в сторонке подозрительные, по мнению залитого алкоголем сознания, огоньки, не разбираясь, открыл стрельбу.
По нашему лагерю.
До момента, когда его оттащили от пулемета, он успел не так уж много. Почти все пули улетели в ночь, не набедокурив, но одна очередь оказалась «удачной». Искалечило радиатор Цветомобиля, вышел из строя блок управления мобильной охранной системы, взорвался газовый баллон в кухонной палатке, одному гвардейцу оторвало руку в локте, второй, поспешно выпрыгивая из грузовика, ухитрился сильно разбить лицо и повредить глаз.
Столько визга и крика я за всю жизнь не слышала.
Одна из пуль попала в надувную кровать, на которой я тщетно пыталась уснуть – день выдался необычным, впечатлений море, глаза, несмотря на легкую усталость, отказывались закрываться. Просто лежала и таращилась в одну точку.
И тут внезапно стало громко и страшно. Орали и ругались десятки голосов, из-за взорвавшегося баллона вспыхнула боковая стенка палатки, подо мной опадала сдувающаяся кровать, и при этом казалось, что пострадала именно я, а не она. На несколько секунд меня будто сковало параличом, не могла даже пальцем пошевельнуть или хотя бы завизжать. Потом, правда, оцепенение схлынуло бесследно, так что выбралась самостоятельно. И впоследствии даже удивлялась своей необъяснимой немощи, ведь никогда прежде ничего подобного не испытывала и была уверена, что нервы у меня крепче стали. Пришла к выводу, что это единичный случай и повторение его невозможно.
Крупно ошиблась – еще как возможно.
Интересно, может ли парализованный человек держаться на ногах? У меня это получилось прекрасно, я просто замерла, позабыв про все на свете, в том числе и нестерпимую жажду. Так и стояла, тупо уставившись вперед и вверх, чуть выше макушек господ, которые только что окончательно поломали мою жизнь. Ноги не подгибались, голова не кружилась, но я не могла сделать ни шагу, даже глаза закрыть не в силах.
Этого просто не может быть, мне послышалось, это невозможно, немыслимо, это кошмар, я просто сплю и не могу проснуться.
Эсмеральда, резко поднявшись, не своим голосом выкрикнула:
– Альбина, уведи отсюда девочек! Быстро уведи! Элли, ты остаешься! Воспитательницы вон! Все вон! Флора, тебя это тоже касается!
Нас категорически запрещено оставлять в присутствии мужчин без воспитательниц, но, похоже, сегодня абсолютно все запреты отменены, балом правят новые правила.
И новые люди.
Шуршание платьев, стук каблучков, и вот уже я стою на дорожке в одиночестве, а в полутемном зале так и сидят ухмыляющиеся господа.
Эсмеральда не сидит. Покинув свое кресло, она неспешно спустилась к решетке, разделяющей немаленькое помещение, развернулась, уставилась на западников, скрестила руки на груди, медленно покачала головой и напряженным голосом изрекла:
– Я готова позволить вам многое, но это уже выше предела моего терпения. Что вы здесь устроили?
– Мне кажется, что это ваш спектакль, мы здесь всего лишь зрители, – совершенно спокойно заметил тот, который все время жевал.
– Господин Жила, мое замечание относится к последнему высказыванию полковника Лазаря.
– А что я не так сказал? – все тем же развязно-нагловатым голосом отозвался тот. – Мы должны были сделать выбор, и я его сделал. Какие-то проблемы?
– Проблема в том, что вы должны были выбрать другую орхидею.
– Да неужели? Что же это за выбор такой, если надо выбирать конкретный вариант? Не находите, что выглядит не очень-то демократично? К тому же, в таком случае, зачем вообще весь этот балаган с толпой перепуганных девок, паршивой музыкой и превознесением до небес вашего сомнительного товара?
В голосе полковника плескалась нескрываемая издевка. Он явно упивался моментом и готов был продолжать выступать в таком духе и дальше.
А я так и стояла деревянным изваянием, глядя чуть выше голов западников. Там, за их спинами, располагается большое окно, все стекла которого накануне заклеили крестами из полосок скотча, это должно помогать при близких взрывах.
Если каким-то образом перепрыгнуть через этих грубых мужчин, потом можно будет выбраться в окно, чуть дальше преодолеть стену, промчаться по улицам, миновать укрепления городского периметра и бежать-бежать-бежать, не останавливаясь. Там настоящий мир, великий в своей бесконечности и непостижимой изменчивости. Он переполнен смертельными опасностями, там нет места безоружным девочкам в коротких платьях и мерзким мужчинам, которые их выбирают, там настоящая жизнь, а не пародия на нее.
Но я никуда не бегу. Я замерла статуей на освещенной дорожке, на мне короткое платье, и меня выбрали.
Эсмеральда, зачем-то оглянувшись, покосилась на меня, при этом чуть скривилась, вновь повернулась к западникам и с нажимом произнесла:
– Для вас подготовили Ким, она больше всех соответствует запросам заказчика.
– Я лучше всех вас, вместе взятых, знаю, что именно подходит заказчику, и поэтому выбираю восьмую. Предлагаю выпить, так сказать, за счастливую помолвку, ведь никто не против?
– Оставьте, пожалуйста, свою дешевую клоунаду.
– Это не клоунада, это жизнь, в которой так мало радости, что приходится на всю катушку использовать любую возможность для веселья.
– Если вам так не терпится повеселиться, мы чуть позже организуем для вас достойный досуг. А сейчас нам надо закончить церемонию смотра. Закончить как полагается. Постарайтесь на этот раз не перепутать номер.
– Только я ведь ничего не путал, – отбросив наглый тон, безмятежно ответил господин Лазарь и, вальяжно откинувшись на спинку кресла, добавил: – Вы, должно быть, меня не поняли или упорно не желаете понимать. Но мне нетрудно повторить, что Западная Конфедерация сказала свое слово и нам нужна именно эта девчонка. Если вас это не устраивает, так и скажите. Мол, я категорически запрещаю вам даже думать об этой милой барышне, а все обещания по поводу того, что мы можем выбирать кого угодно, – не более чем гнусная ложь. Ну давайте, смелее, говорите уже, мы тут же отправимся домой и порадуем заказчика известием о том, что его свободная лебединая песня не оборвется на печальной ноте свадебного марша, потому как вы решили зажать обещанную невесту. Говорите уже, смелее, и не надо на меня так жалобно смотреть.
– Боюсь, вы неверно интерпретировали мои эмоции. Жалости у меня нет. Но есть некоторое недоумение. Вариант, который мы для вас подобрали, больше всех прочих соответствует пожеланиям заказчика.
– Да что вы заладили как попугай: желания, пожелания, какие-то тупые соответствия. Прошлый вариант, который вы нам навязали, даже без пародии на нынешний смотр, вроде бы тоже соответствовал, но лишь до того момента, как от души поработал над своим товарным видом при помощи куска стекла. У нас после этого печального события возникло некоторое предубеждение, заключающееся в том, что мы начали пугаться голубоглазых блондинок, ведь они, оказывается, способны совершать ужасные поступки. И навязанные варианты нас теперь тоже не устраивают, мы на одном уже больно обожглись, повторение нам не нужно. Нам принесли извинения и сообщили, что мы можем выбирать любую орхидею. В честь этого на смотр согнали всех, кто вышел возрастом. Таким образом, инцидент исчерпан, все стороны остались довольны. Мы только что выбрали новую, с нашей стороны вопрос закрыт, претензий по первой девочке больше нет и не может быть, нам ее очень жаль, но не более. С вашей стороны все было честно, вы показали абсолютно весь свой каталог, никого не припрятали. Если вопросов нет, мы откланяемся, забрав невесту. В противном случае вам придется как-то это объяснить, и все ваши слова будут переданы заказчику.
Странно, но этот столь вульгарный человек при желании мог вести себя очень солидно и изъяснялся соответственно. Даже в состоянии сильнейшего шока я не могла не признать, что Эсмеральда на его фоне временами лепечет, словно мелко нашкодивший глупый ребенок.
– Мою реакцию объяснить весьма просто – я ожидала от вас другого выбора.
– Мы это уже обсудили.
– Есть еще одна причина – Элли занята, у нее уже есть избранник.
– В каталоге ничего об этом не сказано, следовательно, девочка свободна.
– Формально да, но фактически все уже решено.
– Эсмеральда, а вам, случайно, никогда не доводилось слышать утверждение, что мир тесен?
– И какое отношение к происходящему имеет это утверждение?
– А такое, что даже в предполагаемой бесконечности Улья это так же актуально, как было и на тесной старушке Земле. Вашей Земле или моей – без разницы, работает везде.
– Я все равно вас не понимаю.
– Так уж получилось, что почти совершенно случайно мы и до этого знали о том, что у выбранной нами девочки уже имеется избранник. Господин Портос, не так ли? Я вовсе не желаю ни на кого ничего наговаривать, но все же придется. Сколько лет этой воспитаннице? Если верить вашим записям, дату ее рождения восстановили при помощи знахарей, а они в таких вопросах ошибаются редко. То есть ей скоро исполнится семнадцать. Какой минимальный брачный возраст в Азовском Союзе? Если прямо сейчас его не изменили, то шестнадцать лет плюс несколько дней. Я понимаю, когда девочка, у которой уже имеется избранник, задерживается здесь на месяц, ну пусть даже на два или три. Так сказать, на ее прекрасный облик наносят последние штрихи, окончательно готовят ко взрослой жизни. Но полгода и больше? Вы не находите это чрезмерным? Впрочем, я не нахожу, потому что знаком с некоторыми личностными особенностями господина Портоса. Мне даже известно, что он добивался сделать ради него исключение, уж очень хотел забрать Элли по достижении ею двенадцатилетнего возраста. Однако ваши великосветские сутенеры на это не пошли, честь Цветника, разумеется, куда выше не самых традиционных вкусов этого заурядного на вид господина. Я, признаюсь, несколько удивлен, ведь даже двенадцатилетние для него уже слегка староваты, но ради столь прекрасных глаз он, очевидно, решил перешагнуть через свои предпочтения. Вот только ничего не вышло, его невеста продолжала расти за неприступной стеной, а шестнадцатилетние дылды для господина Портоса вообще не существуют. Такая вот перманентная жизненная трагедия человека – не успел влюбиться, а любимая уже превратилась в неинтересную старуху. Сожаление о потерянных возможностях настолько сильно, что теперь господин Портос видеть ее не хочет, все сроки вышли, а бедняжка так и прозябает в Цветнике. И поэтому он предпочитает большую часть времени проводить на далеких стабах с либеральными законами или даже при почти полном их отсутствии. Как вы, должно быть, знаете, в ряде мест Западной Конфедерации с этим вопросом раньше было заметно проще, чем у вас, и мы неоднократно имели сомнительную честь принимать господина Портоса, ибо заинтересованы во встраивании наших ксеров в его систему перекрестного снабжения. Система, должен признать, эффективная и в той или иной степени выгодная всем сторонам. Ради приобщения к ней нам иногда приходилось закрывать глаза на то, что даже наши либеральные законы для него слишком строги, к тому же в отдельных случаях он их начисто игнорировал. Однако последовавшее после его последней поездки полное отключение Западной Конфедерации от создаваемой им системы сильно ударило по нашим интересам. Мы не заслужили такое отношение, и ваше руководство на днях это признало. Впрочем, оно сейчас и не то готово признать…
Господин Лазарь сделал паузу, чуть повернулся, молча указал на окно, стекла которого то и дело дребезжали от гула артиллерии. Никак это не прокомментировав, невозмутимо продолжил: