Темная война

Отряд остановился.

– Мы на месте, – доложила охотница, вернувшаяся из посланной вперед группы. – Вон за теми скалами. – Она показала на закрывающие звезды очертания впереди.

Марика прислушалась, опершись на копье и радуясь возможности перевести дух. Они взбирались вверх по склону с захода солнца, а до этого еще три ночи. Теперь же до запланированного конца пути их отделяло всего несколько ярдов. Им предстояло повернуть назад, начав долгий путь под уклон в Акард.

– С обрыва видны костры, – сказала разведчица.

Марика насторожилась. Кочевники? Так близко? И они настолько уверены в себе, что разводят ночью огонь?

Стая гневно заворчала. Вскоре Марика уже стояла на краю громадного утеса, глядя на мерцающее, подобно скоплению звезд, пламя костров во многих милях впереди.

– За Разломом они чувствуют себя в безопасности, – пробормотала Райсин, возглавлявшая отряд силта. – Они думают, мы не двинемся дальше. Будь они прокляты! Дальночующая! Где дальночующая? Мне нужны указания из Акарда. Я должна связаться с другими отрядами и сообщить, что мы нашли дикарей.

Даже во тьме увиденное поразило Марику. Пока ее спутники отдавали распоряжения или разбивали лагерь, она стояла и глядела на блестевшие в свете лун туманы, ручьи, озера, островки нерастаявшего снега. И на созвездие костров.

Каждый раз, когда ее взгляд падал на далекий лагерь, она ощущала странный прилив чувств, которые, как ей казалось, полностью притупились. Но ненависть и гнев никуда не девались, пусть и погребенные в глубине души. Ей хотелось отомстить за то, что сделали с Дегнанами.

Когда первые рассветные лучи солнца затмили слабые восточные звезды, Марика спустилась в лагерь, где обнаружила Райсин, которая о чем-то сердито перешептывалась с двумя дальночующими. Ей отказали в разрешении продолжить преследование за Разломом.

В Акарде близилось время обрядов, и даже сейчас не так-то просто было успеть вернуться, чтобы принять в них участие. Если двинуться дальше на север, от обрядов придется отказаться.

Марику ритуальные обязательства нисколько не волновали.

– Госпожа? – вмешалась она. – Можно мне понаблюдать за лагерем кочевников?

Силта удивленно взглянула на нее:

– Ты? Добровольно? Я поражена. Интересно, какие у тебя могут быть низменные мотивы? Но – ладно. Хоть какая-то будет от тебя польза.

Райсин недолюбливала Марику. Хотя Марика выполняла свою долю работы и даже больше, Райсин постоянно обвиняла ее в лености – возможно, из-за склонности грезить наяву. С трудом сдерживая злость, Марика вернулась на край Разлома, нашла подходящий выступ и села.

Уже достаточно рассвело, чтобы погасли все звезды, кроме самых западных.

Звезд в небесах мира Марики было немного – не больше нескольких сотен. Большинство светили столь слабо, что различить их мог лишь самый острый глаз. По-настоящему яркими небесными телами были лишь луны и ближайшие планеты.

Становилось все светлее. Марика сидела неподвижно, слившись с пейзажем, и с неослабевающим восторгом глядела на открывавшийся перед ней все более величественный вид. И чем ярче становился рассвет, тем более захватывающим было зрелище.

Разлом представлял собой трещину в земной коре, будто из нее гигантским ломом вывернули чудовищных размеров булыжник. Бездна перед Марикой простиралась на глубину в две с лишним тысячи футов, а сам Разлом тянулся в обе стороны, на сколько хватало взгляда. Север расстилался перед ней словно карта, частично скрытая туманом над озерами, реками и их берегами. В основном местность выглядела ровной и травянистой, может, даже болотистой, но вдали виднелась более темная зелень леса. Дальше начиналась тундра.

Марика взглянула на восток в поисках Большого Ущелья, широкой трещины в стене Разлома, через которую мигрировали как кочевники, так и кропеки. И через которую отступили те кочевники, кто предпочел уйти насовсем, – хотя, по слухам, многие решили остаться в Верхнем Понате. Отряды из Акарда охотились и на них.

Никаких следов Ущелья видно не было.

Широкие северные просторы гипнотизировали. Глядя на них, Марика невольно начала грезить наяву.

Что-то слегка коснулось ее разума, будто паутинка на ветру. Вздрогнув, она инстинктивно уклонилась, потом сосредоточилась… И очень испугалась.

Эта силта была не из их отряда. Это была силта оттуда.

Несмотря на всю свою решимость учиться, Марика пока овладела лишь зачатками свойственных силтам умений и самоконтроля. И все же благодаря полученным знаниям она успокоилась, избавилась от лишних эмоций и ушла в себя, пытаясь найти тот проход, которому учила ее Горри.

И, о чудо, проход с легкостью открылся, и она скользнула в царство призраков, где повседневный мир был столь же нереален, как видения под воздействием чафа. Поймав легкого как перышко призрака, она приказала унести ее в лагерь кочевников. На удивление, тот послушался.

Она и раньше пыталась проделывать это, но получалось лишь несколько раз – когда хотелось причинить зло, когда ею руководил инстинкт и ее воля была подобна железной машине, подпитываемой черной ненавистью.

Ей не до конца повезло. Точно направлять призрака она не могла и уловила лишь несколько случайных картин из жизни лагеря.

Но этого вполне хватило.

Увиденное ее ошеломило.

Кочевников были тысячи. Большинство выглядели как шкура и кости, закутанные в лохмотья, немногим лучше тех, кого отряд Марики завалил на охоте. Хоть они и разграбили Верхний Понат, пользы это им принесло мало. Ей стало не по себе при виде голодных щенков – меньше всего ненависти и больше всего сочувствия вызывали совсем малыши.

Призрак пролетел мимо кого-то в черном, не страдавшего от недоедания. Этот некто спорил с главными охотницами кочевников. Марика попыталась развернуться и взглянуть еще раз, но не справилась с призраком, и некто в черном лишь еще раз мелькнул вдали. Одежда была как у силты, но слегка отличалась от известной Марике.

На нее обрушился затихающий пронзительный вопль, донесшийся из другого мира, где ждало, окаменев, на нависшем над северными просторами утесе ее тело. В этом вопле слышались нотки ужаса и смерти. Она попыталась увести призрака от лагеря кочевников, вернуться назад.

Но ей не хватало опыта. Летать на призраке – это все равно что управлять бабочкой, которая порхала туда-сюда, лишь постепенно перемещаясь в нужном направлении.

Тело передавало ей сигналы тревоги, волнения, опасности. Она чувствовала, как ее сжимают щупальца паники. Потом она ощутила легкое прикосновение силты, которое становилось все сильнее, превращаясь в якорь, в спасательный трос, за который можно уцепиться, чтобы вернуться в собственное тело.

Она резко пришла в себя, инстинкт призывал то ли бежать, то ли драться. Ее окружали меты, которые возбужденно переговаривались, кроме вернувшейся из мира призраков Райсин, помогшей Марике найти путь назад. Когда она открыла глаза, слегка озадаченная, слегка разозленная и основательно сбитая с толку, глава отряда яростно уставилась на нее, а затем повернулась к главной охотнице:

– Убери отсюда всех этих мет.

Охотница попыталась исполнить приказ, но одна мета уходить не собиралась. Держа в лапах тяжелое охотничье копье, она готова была сражаться, но не двинуться с места. Барлог.

– Что случилось? – едва слышно спросила Марика, уверенная, что в ее отсутствие произошли некие драматические события.

– Глупо пытаться проделывать подобное с твоим уровнем. – В голосе Райсин прозвучала удивившая Марику озабоченность. – Тебе еще долго предстоит учиться под руководством наставницы.

– Что случилось? – повторила Марика. – Я почувствовала что-то ужасное.

– Оброткаск свалилась с обрыва. – Райсин показала на место всего в двух футах от Марики. – Одному Всеединому ведомо, что она там делала.

Райсин яростно уставилась на Барлог. Охотница еще не оперла копье о землю, и оскал ее был столь свиреп, что Марика поняла – та примет любой вызов и будет сражаться, но не сделает ни шагу.

– Обсудим это позже, – бросила Райсин. – В более благоприятных условиях. Успокой ее. И всем отдыхать. К ночи выступаем на юг.

– В том лагере есть силты, – сказала Марика в спину Райсин.

– Да, наверняка.

Райсин осторожно обошла Барлог. Охотница медленно повернулась к ней, держа копье наготове. Лишь когда глава отряда скрылась среди камней, она постепенно расслабилась.

Марика проделала несколько успокаивающих упражнений, ожидая, когда пройдет ярость Барлог, а затем спросила:

– Что случилось? Как вышло, что Оброткаск упала?

Барлог присела рядом с Марикой, глядя на лагерь кочевников. Взгляд ее был холоден и расчетлив, без какого-либо благоговейного трепета перед красотами природы.

– Получила в спину тупым концом копья. И потеряла равновесие.

– Но как?..

– По слухам, тебя предупреждали, что нужно быть начеку. Возможно, ты не восприняла предупреждение всерьез. – Барлог полезла под доху и достала стальной нож – из тех, за которые торговцы просили дюжину шкурок отека. – Пусть этот талисман станет для тебя напоминанием. Если бы не тупой конец копья, он уже вонзился бы тебе в сердце. И ты лежала бы там, где сейчас валяется та ведьма.

Марика взяла сверкающий клинок, с трудом соображая. Барлог встала и направилась к лагерю, с копьем на плече.

С полчаса Марика размышляла, глядя на нож. Нож Оброткаск. Но Оброткаск была всего на несколько лет ее старше, и они едва знали друг друга. У Оброткаск не было поводов на нее нападать. Наверняка она поступила так не по собственной воле. И она была самой неприметной и ничем не выделявшейся ученицей-силтой.

«Береги хвост», – не раз говорила Брайдик. А Марика не восприняла ее предупреждение с надлежащей серьезностью. И в итоге погибла мета.

Вскочив, Марика заглянула за край обрыва. Упавшей силты не было видно – тело лежало далеко внизу, к тому же в тени. Бросив взгляд в сторону лагеря, Марика швырнула нож вслед его владелице.

Она только что выкинула двенадцать шкурок отека. Барлог наверняка пришла бы в ужас. Но возможно, нож мог стать своего рода уликой.

Обратный путь прошел в молчании. Над отрядом нависла смерть Оброткаск, о которой никто не мог забыть. Как силты, так и охотницы сторонились Марику и Барлог. Охотницы из стаи Дегнан редко выпускали Марику из виду.

Марика пришла к выводу, что все в курсе случившегося, но делают вид, будто им ничего неизвестно. Гибель Оброткаск должна была остаться в истории как несчастный случай.

Марика задумалась: как выглядит у силт траурный обряд? Разрешат ли ей на нем присутствовать? Сумеет ли она его запомнить, а затем втайне применить в отношении неоплаканных соплеменников?

Размышляя о старых долгах и той поре жизни, которая казалась далекой, будто история щенячества другой меты, она вдруг поняла, что не видела снов с тех пор, как покинула окрестности Акарда. Вернутся ли сновидения, когда она вновь окажется в крепости?

После этого она ни разу не позволяла себе былой беспечности. И никто больше не предпринимал столь грубых и непосредственных попыток от нее избавиться.

Марика чувствовала, что покушение на ее жизнь, последовавшая за ним смерть и, возможно, даже провал этого покушения вызвали чей-то тайный гнев. Она подозревала, что виновную в том мету никогда не найдут.

Стать свидетельницей траурного обряда силт ей не удалось. В том смысле, как она его понимала, такого ритуала просто не существовало.

Лето быстро пролетело, и в мир снова ворвалась зима.

Глава десятая

I

Зима мало чем отличалась от предыдущей, ставшей роковой для стай Верхнего Поната. Она была столь же суровой, но началась с ложных намеков на большую мягкость. Усыпив бдительность, она выпустила когти и обрушивала на Верхний Понат бурю за бурей, засыпая его снегом, пока сугробы не начали угрожать стать выше северной стены Акарда. Без устали завывал холодный ветер, покрывая все коркой льда. На какое-то время силты Акарда потеряли связь с сестрами Рюгге на юге.

Зима мало чем отличалась от предыдущей. С севера снова явились кочевники, и их было еще больше, чем в прошлом году. Многие стаи, пережившие первое вторжение, не перенесли нынешнего – хотя большая часть дурных известий добралась до Акарда лишь после ухода зимы. Десятки беженцев просили защиты, и силты принимали их, пусть и неохотно.

Небольшие банды кочевников дважды появлялись на снежной равнине за северной стеной, там, где летом меты выращивали зерно для крепости. Оглядев мрачное каменное сооружение, они двигались дальше, предпочитая не рисковать. Когда они появились во второй раз, Марика случайно оказалась на стене, где в одиночестве предавалась размышлениям. И она внимательно рассмотрела их с расстояния в несколько сотен ярдов.

– Они пока еще не настолько отчаялись, чтобы жертвовать собой, – сказала она потом Брайдик.

– Главное слово – «пока», – ответила Брайдик. – Все еще впереди. – Связистка выглядела рассеянной и не столь склонной к разговорам и наставлениям, как обычно. Из-за льда и холода приходилось вести постоянную борьбу с аппаратурой, и иногда ей не хватало опыта, чтобы починить очередную неисправность. – Больше так продолжаться не может. Вряд ли стоит ожидать, что зимы станут мягче. Лучше бы прислали мне какую-нибудь ремонтницу. Вот только им, естественно, наплевать, даже если они вообще больше о нас не услышат. Они будут только рады, если нас поглотит лед.

Марика в это не верила – как, собственно, и Брайдик, которой лишь хотелось сорвать злость.

– Нет, пока они не станут пытаться, Марика. Но когда-нибудь обязательно попытаются. Возможно, следующей зимой. Самое позднее – через одну. Этим летом они предпримут больше усилий, чтобы закрепиться в Верхнем Понате. Мы почти не создали им проблем, и вряд ли у них возникнет желание сбежать. К тому же они начинают привыкать к жизни одной гигантской стаей. Эта битва за выживание затмила все их давние ссоры и вражду. По крайней мере, так я слышу от моей кровной сестры и остальных, когда они собираются, чтобы обсудить этот вопрос. На поворот к лучшему они не рассчитывают. Помощи из Макше ждать не приходится. А без помощи нам не остановить эту лавину. Кочевников многие десятки тысяч. Даже силты не всесильны.

Те немногие новости, что просачивались вместе с беженцами, были одинаково мрачными и лишь подтверждали пессимизм Брайдик. Поступило также сообщение о кочевниках, замеченных в сотне миль к югу от Акарда, ниже по течению Хайнлин, в связи с чем Брайдик получила несколько весьма неприятных посланий. Предполагалось, что Акард должен охранять путь на юг, полностью его перекрывая.

– В такие бури моя кровная сестра не станет посылать никого – даже тебя – на охоту на кочевников, – сказала связистка Марике. – У нас не хватает сил, и у нас нет лишних жизней, чтобы тратить их впустую. Нужно дождаться лета. Когда у нас останется только один враг.

Враг – как некая группа. Подобное понятие с трудом можно было выразить на общем наречии Верхнего Поната. Марике пришлось искать его в языке силт, и ей это не понравилось.

Старшая и силты Акарда действительно не делали ничего, чтобы остановить разбой кочевников, что вызвало у Марики весьма смешанные чувства.

Стаи безжалостно истреблялись. Мет, таких же как она сама, убивали ежедневно. Она понимала, почему те, кто должен их опекать, ничего не предпринимают, но никак не могла с этим смириться. Когда приходила горстка беженцев, оставлявших на снегу кровавые следы, обмороженных, бросивших в ледяном лесу щенков и Мудрых, ей хотелось с воем кинуться в снежные просторы, оседлав смертоносных призраков, чтобы очистить Верхний Понат от напасти кочевников.

Именно в таком настроении она делала наибольшие успехи в освоении магии силт. Слишком сильна была ее темная сторона.

Та зима стала для нее временем одиночества и растущей неуверенности в себе. Временем, когда она лишилась цели. Звезды, бывшие единственной ее мечтой, будто затянуло облаками, и мечта эта казалась еще более далекой и бессмысленной в осажденной крепости на краю земли. Задумываясь всерьез, она вынуждена была признать, что не имеет ни малейшего понятия, чего будет ей стоить или что повлечет за собой осуществление этой мечты.

Марика месяцами не видела Грауэл и Барлог, даже украдкой, – что, возможно, и к лучшему. Они наверняка поняли бы стоящую перед ней дилемму и заняли бы вполне определенную сторону. Им несвойственно было предаваться грезам. Для диких охотниц взросление означало конец любым глупым мечтам.

Брайдик не имела ничего против грез Марики, но ее мнение значило меньше, чем она сама полагала. Марика должна была примириться с реальностью, причем самостоятельно.

Уроки продолжались, растягиваясь на долгие часы. Марика училась дальше, хотя ее всепоглощающий энтузиазм понемногу угасал.

Порой она боялась, что сходит с ума, гадая, не пришло ли на смену прошлогодним ночным кошмарам нынешнее умственное расстройство.

Дегнаны оставались неоплаканными. И иногда она винила себя в том, что не чувствует себя больше виноватой, не соблюдя надлежащий обряд.

То был не лучший год для дикой щены-силты из Верхнего Поната.

II

Каг прыгнул к горлу Марики, но она не двинулась с места. Она ушла в себя через лазейку в реальности, за которой видела призраков, и зверь предстал перед ней «оголенным». Насквозь просматривались мышцы, пульсирующая кровь, внутренности и примитивная нервная система. Казалось, хищник завис в воздухе, по чуть-чуть сдвигаясь в ее сторону, и она решила, что он настоящий, а не сотворенная Горри иллюзия.

Месяц назад она бы настолько перепугалась, что застыла бы на месте, и ее растерзали бы на части. Теперь же действовала полностью осознанно.

Коснувшись точки возле печени кага, она представила себе огонь и увидела вспыхнувшую на долю секунды искру. Каг начал медленно поворачиваться, продолжая висеть в воздухе и цепляясь когтями за охваченное болью брюхо.

Марика выскользнула через лазейку в реальное время и реальный мир. Она стояла не шевелясь, пока хищник не пролетел в нескольких дюймах от нее. И даже не обернулась, когда он ударился о белый пол позади нее, яростно лязгнув когтями о камень. Но торжествовать, пусть даже на мгновение, было рано.

Когда испытания проводила Горри, ожидать можно было чего угодно.

Марику не удивило, что Горри использовала для тренировки настоящего хищника. Горри ее ненавидела и с радостью бы избавилась от нее способом, который не вызвал бы лишних вопросов среди сестер.

Старая силта достаточно часто при всех предупреждала Марику, что ее методы обучения могут быть смертельны. И ясно давала понять, что ученица может в любую минуту поплатиться за ошибку.

Объяснять, как придется платить за ошибку, Горри пришлось лишь однажды.

Марика не могла проникнуть в разум Горри так, как она проникала в разум Похсит, но ей этого и не требовалось. Было очевидно, что Горри унаследовала тот покров безумия, который окутывал Похсит, и даже не пыталась этого скрывать.

Взвыв, каг снова бросился на Марику. И снова она ушла через свою лазейку, на этот раз коснувшись точки у основания его мозга. Зверь потерял равновесие и рухнул на пол, словно самец, укравший и выпивший галлон ормонового пива.

Она хотела направить зверя к лестнице, ведшей на балюстраду, но тут же отбросила эту мысль. Еще будет время и место получше.

Каг продолжал попытки. Марика, как бы дразня, коснулась его нервных окончаний, вызвав ощущение, словно его кто-то жалит.

Забавляясь с противником, Марика протянула мысленное щупальце наверх, к облокотившейся на балюстраду Горри, и взглянула на старую силту примерно так же, как до этого на кага. Однако касаться разума силты она не стала, не желая показывать Горри истинные пределы своих способностей. Еще придет время, чтобы застигнуть старую силту врасплох.

Марика ждала почти два года. Можно было подождать и еще немного, чтобы отплатить за мучения.

Сердце Горри отчаянно колотилось, мышцы напряглись. Были и другие признаки, указывавшие на крайнее возбуждение и страх. Пасть ее невольно приоткрылась в угрожающем оскале.

Марика позволила себе краткий миг торжества.

Старуха ее боялась. Она знала, что слишком хорошо выучила Марику, пытаясь сделать обучение смертельным. Она знала свою ученицу. Знала, что рано или поздно придет час расплаты. И даже сейчас боялась, что может его не пережить.

Вздернутая в оскале губа Горри слегка подрагивала, выдавая неуверенность. У нее вполне мог сработать врожденный рефлекс подчинения, свойственный самкам метов. Это вызвало ответный рефлекс у Марики, погасив уже предвкушаемую жажду крови.

Марика осторожно отступила, предпочитая не пробуждать древние инстинкты, и вновь переключилась на кага и пространство вокруг него. Горри решила в очередной раз над ней поиздеваться, выбрав самца. Еще одна ошибка, вызванная чрезмерной гордостью старой дуры. Еще один стежок в ее смертном саване. Еще одно мелочное оскорбление.

Рядом проплыло что-то маленькое, мерцающее и красное, привлеченное болью кага. Марика мысленно его ухватила. Оно извивалось, но сбежать не могло, и она навязала ему свою волю.

Призрак вплыл в плоть кага, в правую заднюю лапу в области таза. Марика сжала его до размеров семечка и закрутила. Призраку вполне хватало плотности, чтобы разрывать плоть и царапать кость.

Каг взвыл и упал на задние лапы, но продолжал ползти к ней, сосредоточившись на единственной цели. Марика ощутила мысленную нить, связывавшую мозг зверя с разумом наставницы.

Нужно было лишить Горри власти.

После каждого рывка кага Марика снова раскручивала красного призрака. И всякий раз раздавался вой кага. Кто бы ни управлял зверем, учился он быстро.

Так же быстро, как училась Марика под мучительными пытками Горри.

Зверь все выл и выл. Управлявшая мозгом сила тянула вперед, в то время как боль в теле наказывала его за каждую попытку подчиниться этой силе. У Горри имелось одно преимущество – жалость была свойственна ей куда меньше, чем ученице.

Марика была уверена: Горри добровольно вызвалась стать ее наставницей в том числе и потому, что у нее не было никаких сторонников, никаких связей, никакой поддержки. И уж наверняка не из желания пробудить и взрастить новую силту. Нет. В Марике она видела лишь варвара, дикарку, которая могла стать прекрасной игрушкой для удовлетворения ее тайного желания причинять боль. Предметом, на котором она могла бы упражняться в своих болезненных наклонностях. И, будучи чокнутой, она вполне могла все это оправдать, искренне веря, что Марика крайне опасна.

Казалось, все сестры Рюгге в Акарде были слегка чокнутыми. Брайдик говорила неправду или не всю правду, утверждая, будто этих силт отправили в изгнание, потому что они нажили врагов в сестринстве. Их отправили на край земли потому, что они повредились умом. И повреждения эти были опасны.

Об этом Марика тоже узнала. Образование ее было куда обширнее, чем она ожидала, и глубже, чем представлялось учителям. Она подозревала, что даже сама Брайдик не вполне та, за кого себя выдает, и не вполне душевно здорова.

Связистка притворялась, будто отправилась за кровной сестрой в изгнание, опасаясь остаться без защиты. Марика не сомневалась, что Брайдик лжет.

Главным, чему научилась Марика, стала осторожность. Крайняя, абсолютная осторожность. Крайнее и абсолютное недоверие ко всем, кто притворялся друзьями. Она была одинока, словно остров, ведя войну с миром, поскольку мир вел войну против нее. Она едва доверяла Барлог и Грауэл и сомневалась, что это доверие долго продержится, – охотниц она уже давно не видела, и никто не знал, какое давление на них оказывали.

Она ненавидела Акард, Рюгге, силт.

Ненависть ее была полна и глубока, но она ждала минуты, когда можно будет свести счеты.

Каг подполз ближе. Марика выбросила из головы все, что ее отвлекало. Сейчас не время для размышлений. У Горри найдутся в запасе и более смертоносные испытания, которые обрушатся на нее в любую минуту. Нужно постоянно быть начеку, поскольку Горри уже подозревала, что Марика сильнее, чем кажется. Таких попыток, как тогда на Разломе, уже не будет, зато стоит ждать чего-то выходящего за пределы обычного.

Если только каг не сигнализировал о том, что пределы эти уже превышены. Марика не слышала, чтобы других учениц-силт подвергали столь суровым испытаниям на столь раннем этапе обучения.

Неужели Горри надеялась, что Марика ничего не подозревает, считая, будто чудовищный зверь – иллюзия?

Наверняка.

Хватит, решила она. Столь самоуверенные игры со зверем выдавали ее скрытую силу. Не стоило сообщать слишком многое той, которая желала ей зла.

Потянувшись через лазейку, она остановила сердце зверя. Тот испустил дух, благодарный за снизошедшие тьму и покой.

С минуту Марика отдыхала, а потом посмотрела наверх, тщательно изобразив недоумение на морде.

Несколько секунд Горри смотрела в пустоту. Затем она встряхнулась всем телом, словно только что выбравшаяся из воды мета.