Смертник

– И кто же, по-вашему, этот… исполнитель желаний?

– Откуда мне знать? Могу только предполагать. Если возможны такие мутации, как режим стелс у кровососа, или умение полностью подчинять себе, как у контролера, то наверняка есть и кто-то или что-то в значительном масштабе. В масштабе всей Зоны, к примеру.

– Бог? Дьявол? Инопланетяне?

– Нет, молодой человек. Если хотите знать мое мнение, все гораздо прозаичней.

– А вот один мой друг, раз уж заговорили о фантастике, утверждает, заметьте Док, всерьез утверждает, что каждая аномалия – это окно в иной мир. А Зона, своего рода музей, кунсткамера, где выставлены все образцы. Чтобы далеко не ходить.

– Ну, уж тогда не окно, а скорее замочная скважина.

– Сути не меняет, Док. Человечество рвется в космос. А в Зоне, так сказать, выездной зоопарк. Прямо на дому.

– Забавная мысль… Интересно было пообщаться, молодой человек. Однако мне пора, работы много. – Он обернулся и вперил в Нику тяжелый взгляд. – А вы… молодой человек, не получили повреждений на свалке?

Ника решила, что он обратился к ней только за тем, чтобы услышать ее голос. Потому что доктора одолевали сомненья. Менее всего ей хотелось их развеивать. Лучший выход для нее, если бы каждый остался при своем. Док при сомнениях, она с попутчиками. Неизвестно, как поведет себя Грек, разгадав ее тайну. А с болота ей самостоятельно не выйти. Тут ни карта, ни везенье не поможет. Вот почему она долго молчала, готовясь ответить максимально низким голосом, на который была способна.

Ее выручил Грек.

– С ним все в порядке, Док. Парень вчера спас мне жизнь.

– Да? Это замечательно. Что же… – Вздохнул Док и поднялся. – Пора мне. Как зовут твоего спасителя, чтобы знать, на кого в Зоне можно положиться? А, спаситель, может, сам назовешься?

– Очкарик он, – не выдержал Макс, для которого подоплека неожиданных вопросов так и осталась неизвестной. Он просто не мог смириться с тем, что его исключили из разговора.

Доктор окинул девушку на прощанье долгим взглядом, кивнул и исчез. Туман сомкнулся за его спиной.

А у Ники словно камень с души свалился.

ГРЕК

   Врал парень, определенно врал. И не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы заметить, как он хромает. А спросишь – все в порядке.

   Тут Краба угораздило оступиться и напороться на болотного ежа в трясине. Обычной трясине, между прочим, а не какой-нибудь болотной штучке. Так битый час скулил, демонстрируя свои царапины. Клешни растопырил – не в смысле пальцы свои уродливые – а руки вообще, где иглы засели, и скулит. Между тем, сам виноват. Какого черта в болоте шарить стал? Или потерял чего? Оступился, так поднимайся осторожно, лишний раз руки в грязь не опускай. Болотные твари к теплу неравнодушны. В ботинках ходи по болоту хоть год, успевай только ноги из топи выдергивать – конечно, лучше на одном месте подолгу не топтаться, но это другой вопрос. А голое тело для ежа, все равно что маячок "кушать подано".

   Кое в чем Грек ежу был даже благодарен. В конце концов, если Зона решила всех на ходке пометить, пусть метит. Как бы быстро ты ни бегал. Его самого – по башке и в руку, Макса в плечо. Очкарика, судя по всему, в ногу. Хоть и не признается в том, подлец. Крабу обе руки подпортила. Додумался, болван, болотного ежа руками хватать. Он всего одной иглой зацепился – стой и жди. Насосется, сам отвалится. Или снимать надо, соблюдая осторожность, в перчатках. А этот придурок стал его голыми руками отрывать. Еж и распустил полный набор. Получите, пожалуйста, сеанс иглоукалывания, согласно заказу. В самые болезненные точки.

   Краб заорал так, что пришлось обернуться по-быстрому и оплеуху отвесить. Зато душу отвел. И парень угомонился. Болотный еж выпустил тельце из колючек, развернулся и в болото ушел, а иглы в ладонях у Краба остались. Растопырил пальцы широко, и иглы в разные стороны торчат, как у елочной игрушки.

   С правой руки ему Очкарик сердобольный колючки вынул. С левой он самостоятельно справился.

   Грек безошибочно нашел в тумане черноту – следующую вешку и, не сбавляя набранного темпа, двинулся вперед.

   Следовало убираться с болота. И чем быстрее, тем лучше.

   То, что Зона пока благоволила к пришельцам, еще ничего не значило. Вполне могло так получиться, что она силы копила для решительного удара.

   Тишина стояла оглушительная и это пугало Грека больше всего. Чтобы ни змей, ни амфибий, с приставкой "псевдо" разумеется. Не говоря об аномалиях. Гравиконцентраты кое-где мерещились, но куда-то подевались и неизменные атрибуты болотной жизни: штучки всех мастей и музей восковых фигур. В просторечье последнюю упомянутую аномалию называли болотным миражом, но Грек предпочитал развернутое название, придуманное им самим. Тем более что имел на это право.

   Музей восковых фигур – как нельзя более точно отражает суть аномалии. Когда из тумана вырастают фигуры, в точности копирующие тебя и идут навстречу. Грязно-белые, с доподлинно воспроизведенными деталями. Спросите у любого сталкера, мало-мальски знакомого с местными обычаями и он вам ответит: зрелище не так чтобы пугающее, но неприятное это точно. Хочешь увидеть памятник самому себе – сходи на болото. Подойти можно вплотную и заглянуть самому себе в лицо. Если желание имеется, естественно.

   У проводника такого желания не было. Потому что он еще хорошо помнил, какая была у тех восковых кукол особенность.

   Поначалу, когда фигуры стали появляться впервые – сталкеры народ нервный, к очередному подарку оказались не готовы. На все подозрительное ответ следовал один – девять граммов свинца. И желательно в голову. Вот тут-то и вскрылась одна "пикантная" особенность: скульптурки, с точностью зеркального отражения копирующие оригинал, огрызались по-взрослому. Белые пули прожигали насквозь. Откуда что бралось, неизвестно, а Зона, как известно, молчалива и не любит, когда кто-либо копается в ее грязном белье.

   Лет пять назад Грек стал свидетелем подобной смерти. Тогда еще не знали, что восковые куклы только повторяют движения оригинала и никогда не проявляют самодеятельности. Хочешь жить – не стреляй. Иди прямо на предмет. Неприятно – глаза закрой. Чешется палец на спусковом крючке – почеши где-нибудь в другом месте. Столкнувшись с миражом лицом к лицу, почувствуешь холод, как из открытого холодильника. И запах соответственный, как будто в том холодильнике аммиак подтекает. И все.

   Сейчас каждый в курсе. Но тогда, пять лет назад, хороший сталкер Грифон, сгорел здесь на болоте. Они шли в паре, когда появились белые фигуры. Грифон выстрелил. Он был хорошим стрелком. Пуля попала точнехонько в голову. И ответ получил без промедления зеркальный – точно между глаз. Белая пуля прожгла черепную коробку насквозь. Когда Грифон упал в туман, сквозь дыру в голове стал просачиваться белый дым.

   Грек еще помнил то ощущение, что погнало его по болоту. От неожиданности он бросился бежать. И пёр, пёр по болоту, не чуя под собой ног. Как только не угодил куда-нибудь по глупости? Бежал, пока хватало сил и достало смелости обернуться. Что происходило за его спиной – относительно зеркального отражения, сказать невозможно. Когда он обернулся, на него смотрело такое же измученное чучело, как и он сам. Так они и стояли друг напротив друга, пока не отдышались. Вернее, дышал один Грек – кукла весьма уверенно копировала его. Не понимая до конца, что делает, обезумев от усталости, а более всего от неизвестности, Грек пошел напролом. Он помнит, как ругался последними словами, ожидая пули. Он не тешил себя иллюзиями по поводу того, что сумеет опередить или выстрелить в ответ. Наглядный пример опрометчивого решения остался навеки лежать в сердце болота. Белая фигура тоже пошла на него, сжимая в руках автомат. И ведь кричала, сволочь, соответственно. Точнее, рот разевала вполне правдоподобно и матюги отлично по губам читались.

   Так и встретились два одиночества… до костра, правда, дело не дошло. Тогда Грек впервые и ощутил это неприятное ощущение от прикосновения к лицу белой субстанции. С таким же неприятным душком.

   Без ложной скромности следует отметить, что роль первопроходца в выявлении особенностей восковых фигур, с тех пор приписывали Греку. Он не спорил. По мере необходимости ему приходилось делиться информацией со сталкерами. Тогда увеличивалась вероятность того, что и они поделятся с тобой.

   Информация в Зоне дороже пули. Твари – это отдельный разговор. А вот что касается аномалий, будь у тебя хоть атомная бомба, против гравиконцентрата не попрешь.

   Грек улыбнулся про себя. Даже интересно было бы провести такой эксперимент. По поводу атомной бомбы он, конечно, погорячился, но взять следовало что-то больше гранаты. Взрыв от гранаты комариная плешь гасила легко – находились поначалу любители проверить износоустойчивость гравиконцентрата. Хлопок – и будто не было ни гранаты, ни взрыва. Только в земле ямы глубокие от сплющенных осколков.

   Вот, легка на помине.

  В туман впечаталась комариная плешь, готовая иллюстрация к "Пособию", столь любимому некоторыми новобранцами. Края идеально ровные, такую не пропустишь. И это хорошо.

   Плохо другое – комариная плешь вдавалась в тропу, лежащую между вешками.

   Проводник поднял руку, останавливая движение. Черная дыра открытой земли, покрытая странным белесым налетом, словно гравиконцентрат действительно впечатал туман во влажную почву.

   Как бы то ни было, путь по тропе закрыт. О том, что таила в себе трясина, белым саваном скрытая от посторонних глаз, думать не хотелось.

– Грек, – окликнул его Макс с очередным умным предложением. – Может, вернемся к острову, там палку какую-нибудь подберем.

   Грек его не слушал. Его оплошность, ему и исправлять. Старость не радость. Сколько раз тут проходил и ничего, вот и расслабился. Тут же щелчок по носу – не зевай, сталкер.

   Возвращаться к острову за слегой – худшее из возможных решений. Основательно поднатужившись, Грек выдернул из земли предыдущую вешку. Для того, чтобы не потерять ориентир, он поставил Краба для временной замены. Проводник рассчитывал вернуть вешку обратно, как только обозначится путь дальше.

   Не теряя времени, Грек промерил пространство болтами, предусмотренными как раз для подобного случая. Но и без того ясно виднелись границы. Потом Грек опустил вешку – длинную тонкую жердь в болото, нехотя отодвинувшего туман в стороны. Жердь воткнулась достаточно уверенно и Грек сделал первый шаг.

   Как всегда в подобных случаях, главное – сделать первый шаг. Дальше пошло как по маслу. Шаг. Остановка. Шаг, остановка.

   Переход прошел без происшествий. Греку пришлось вернуться, чтобы помочь Крабу, нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу, выбраться на тропу. В густом тумане дыры еще не успели затянуться.

   Вешки мелькали с завидным постоянством, однако Грека не оставляло тревожное предчувствие. Болото точно вымерло и это наводило на такие умозаключения, от которых хотелось бежать без оглядки.

   Абсолютная тишина, нарушаемая лишь дыханием болота, могла означать лишь одно.

   Насколько возможно, Грек ускорил шаг, а в голове перестуком вагонных колес перекатывалась мысль "успеть бы, успеть бы, успеть". Он отметил, как постепенно наливается чернотой серое небо. Еще робкие порывы ветра, оставляя нетронутым центр небосвода, как гигантский волчок раскручивают края зависших над болотом туч. Грек не видел того, что происходило на самом деле – обзор оставлял желать лучшего. Он чуял это по тому движению, в которое вдруг пришло окружающее пространство.

   Локальный выброс.

   Грек перешел на бег, старательно заглушая страх, что погнал его вперед.

   Теперь все решало время. Если их нароет в пути, то половину из них – благо четыре на два делится без проблем – ждет мучительная и сравнительно быстрая смерть. Тут нет правил – каждого своя. Остальную половину ждет смерть долговременная. Мутации отличаются от быстрой смерти лишь одним – отсрочкой исполнения приговора. Такой мутант может долго скрывать от родных и близких друзей происходящие с ним перемены. Естественно, если они не заключаются в неожиданном появлении третьего глаза. Но рано или поздно, тайное становится явным. И тогда начинается охота. Патриотовцы шутить не любят, да, наверняка, и не умеют. Все, что вбито в их головы, заменяет им и мать, и отца. Вполне может так получиться, что в свой последний час, когда тебя настигнут охотники, ты позавидуешь тем, кто выброса не пережил.

   Проводник торопился. Он знал, куда выведет их тропа – к заброшенному объекту. Точно никто не знает, что там было раньше. То ли мясокомбинат, то ли молокоперерабатывающий завод. Однако разветвленная сеть коммуникаций, уходящих глубоко под землю, наводила на мысль о вмешательстве военных. Складывалось впечатление, что народнохозяйственное предприятие не более чем декорация, для того, чтобы спрятать от посторонних глаз военный объект. Вот этот-то подземный бункер и годился для того, чтобы укрыться и пересидеть выброс.

   Туда Грек и спешил, рассекая туман как ледокол, за которым следуют малые суда.

   Ветер крепчал. Резкие порывы отрывали от стелющегося савана лохмотья и уносили прочь. В освободившихся от тумана прогалинах виднелась комковатая черная земля, блестящая от влаги. Видимость постепенно прояснялась. Выступали остовы заводских труб, беспорядочные бетонные нагромождения, выплывали из тумана деревья.

   Цель приближалась. Проводник точно не знал, что ждет его после того, как они почувствуют под ногами твердую почву – черное небо, закрученное в воронку с грозовым искрящимся эпицентром или непосредственно сам выброс. По слухам, тогда все застывает стоп-кадром, напоминающим негативное изображение. Завораживающее должно быть зрелище…

Не приведи Зона увидеть.

Схлынула последняя волна белого дыма, обнажив границу болота.

   И в ту же секунду, будто их и дожидался, налетел ветер, выжимая из глаз слезы. Гигантская воронка, втягивая в себя воздух, постепенно набирала обороты. Единственная уцелевшая заводская труба погрузилась в ее клокочущее чрево. Быстро стемнело. Сверкнула первая молния, предвестница скорого выброса.

   Заметив у бетонного основания протоптанную тропу, Грек бросился по ней бежать без оглядки. Если у кого из новичков появится желание задержаться, чтобы, так сказать, понаблюдать за выбросом своими глазами – и слова дурного от Грека не услышат. Но судя по топоту за спиной и шумному дыханию, отставать никто не собирался.

   Грек бежал что есть мочи, перепрыгивая через куски бетона, огибая разрушенные строения, плиты, будто нарочно расставленные на пути и буквально на физическом уровне ощущал как стремительно бегут секунды. Каждая из которых могла стать последней. Для Зоны не имело значения, каков будет сегодняшний урожай. Она могла включить рубильник на полную мощность ежесекундно. Даже в тот момент, когда до входа в спасительный бункер останется только шаг.

   Они успели. Добавить "в последний момент" Грек бы затруднился. Менее всего ему хотелось знать, сколько моментов отделяло его от смерти. Резко похолодало. До такой степени, что изо рта повалил пар, когда Грек, преодолевая последние метры, оставшиеся до сорванной с петель стальной двери, вихрем ворвался на лестницу.

   Железные ступени пронзительно заскрипели под тяжестью его тела. Несмотря на ветхость конструкции, держаться за перила не хотелось. С поручней свисала ржавая бахрома.

   Проводник спускался по лестнице, пропуская пролет за пролетом, стремясь убраться подальше от того ужаса, что готовила Зона.

   Он остановился, когда лестница кончилась. Отсюда начинался длинный узкий коридор. Зияли черными провалами боковые ответвления, давно лишившиеся дверей.

   Вопреки всем законам, в коридоре горели лампочки аварийного освещения, забранные металлическими сетками.

   Насколько Грек помнил, коридор выводил к производственным помещениям: всевозможным складам, техническим лабораториям, хранилищам. Изначально, в некоторых из таких помещений хранилось и оружие, давно разобранное под чистую. Отсюда вынесли все, что представляло хоть какую-то ценность. Многие любители легкой наживы так и сгинули в подземных переходах. Многие претерпели мутации. Ходили слухи, что кроме обычных мутантов – снорков, передвигающихся как звери на четвереньках, можно встретить таких тварей, аналогов которым в Зоне нет.

   Некоторое время Грек стоял у входа в коридор и вглядывался в глубину. Делать нечего. Не стоять же здесь, когда любая дрянь может на голову свалиться?

   Новобранцы молчали, восстанавливая дыхание.

   Надо было идти вперед, но Грек все стоял и стоял, напряженно вслушиваясь в звуки, доносившиеся из коридора. Потому что в Зоне имелось лишь одно место, которое Грек ненавидел больше чем болото. И как раз в таком месте он сейчас и находился.

– Грек, – едва слышно начал нетерпеливый Макс и не договорил.

   Почти в то же мгновенье с грацией бешеного льва, Грек надвинулся на парня и схватил его за горло, с трудом удерживаясь от искушения сжать тонкую шею до хруста.

– Еще одно слово, – прошипел он Максу в ухо, – и я заставлю тебя, придурок, подняться по этой лестнице. Тебе не понравится наверху, можешь мне поверить на слово.

   Проводник отпустил парня также внезапно, как и схватил. Тот с трудом удержался на ногах.

– Всех касается, – беззвучно добавил Грек, занятый поисками того, на ком еще можно было сорвать злость.

   Для пущей убедительности, он хотел ткнуть пальцем Очкарику в грудь и к своему удивлению промахнулся. Верткий парень качнулся влево, уходя от удара, и палец проводника проткнул воздух.

   Чуть не потеряв равновесие, он остыл. Злость уходила, уступая место решению первоочередных задач. Первая. Убраться дальше от входа в бункер, пока сверху не свалилось неизвестно что. Что людей, что тварей всех мастей – не делая различий, выброс всех гонит под землю. Там, в глубине, тоже могло таиться что угодно. Отсюда следовала задача номер два: чтобы не вступать в войну на два фронта, убираться следовало как можно скорее.

   Грек двинулся по коридору, и так просмотренному до дыр.

   Под ногами тонко скрипел битый кафель, так что о приближении возможного противника, тот, кто прятался в глубине, узнал издалека. Шум собственных шагов неприятно отдавался в ушах, но от него некуда было деться.

Сжимая в руках оружие, снятое с предохранителя, Грек знал точно, чего ему не хотелось более всего: чтобы за поворотом его ждали неприятности в виде чего-нибудь новенького, приготовленного Зоной на закуску. В той ситуации, в которой они оказались, путь наверх был временно закрыт. Однако это время не имело отпущенного срока. Выброс мог начаться в эту секунду, а мог и позже. Мог растянуться на час, а мог и уложиться в минуты. В любом случае, после выброса некоторое время остаточная энергия если и не убивала, то, по крайней мере, калечила, вызывая резкое обострение всех скрытых заболеваний. И года после не протянешь. Даже если до того, ты в принципе оставался в неведении относительно того, что острые уколы в правой стороне живота, в конечном итоге могут привести к циррозу печени.

   У стальной двери, вырванной с петлями и валяющейся у входа в соседнее помещение, проводник остановился. Он оглянулся на Очкарика и махнул вправо, там ему надлежит находиться в случае чего. Такую же отмашку дал и Максу – только влево. Потом Грек надолго замер, пытаясь на слух определить, чего ему ждать от темноты соседнего помещения.

   Стояла тишина.

  Грек осторожно присел на корточки, заглянул в дверной проем и тут же отпрянул. Ничего подозрительного он не заметил. В огромном слабо освещенном складском помещении с высоким потолком, с пустыми покосившимися железными стеллажами, с темнотой, которая пряталась в глубине, на первый взгляд никого не было. Тогда он выставил вперед руку, подавая знак остальным, и первым вкатился в проем.

   Проводник успел подняться и прислониться к стене. Ствол автомата нацелился в темноту.

   Следом за ним метнулись две тени. Очкарик скользнул вправо, Макс левее. Краба проводник так и не увидел. Да и не пытался, честно говоря, потому что понял раньше, чем раздался голос – они на мушке.

– Оружие на пол, – властно прозвучал приказ в гулкой пустоте зала.

– Не стреляй, – хрипло сказал Грек. Он явно услышал шорох за стеллажами – слева и справа. Сколько их? Неизвестно. – Мы сделаем, как ты хочешь.

   И первым положил на пол оружие.

– Отодвинь дальше, – потребовал тот же голос и Грек подчинился.

   Его примеру последовали остальные.

– Руки. Выше. Отойти к стене.

   Они послушно выстроились у стены.

– С вами четвертый. Пусть придет сюда.

– Краб, – позвал Грек. – Иди сюда.

   Долгую минуту, если не больше, Краб не подавал признаков жизни. Дважды просить Грек не стал. Какой из него сейчас командир? Решил свалить – туда ему и дорога. Когда Грек собирался объявить об этом невидимому человеку, появился, наконец, Краб. С ним поступили по тому же принципу: оружие – руки – к стене.

– Кто такие? – поинтересовались из темноты к облегчению Грека. Раз начались переговоры, стрелять будут не сразу.

– Мы сталкеры, – за всех ответил Грек. – Я проводник. Со мной молодняк.

– Какие такие сталкеры? Ваша фигня, типа, Краб, ничего мне не говорит. Ты назовись.

– Я Грек.

   Возникла пауза. Потом уже мягче спросили.

– Что сказал Рыжий, когда Енот выстрелил в кровососа и закричал: "Беги!"?

– Рыжий сказал: "А чего мне бежать? Я в него не стрелял?"

– Грек, ты?

   Зашевелилась в углу конструкция, пошла ходуном. И сверху, перебираясь по торчащим осям как эквилибрист, выбрался человек. Стеллаж опасно накренился, но на месте устоял. Как только из темноты выступила вперед долговязая фигура, Грек, к тому времени уже завладевший личным оружием, радостно оскалился.

– Перец, блин! Ну ты даешь!

– Ясен перец, Грек. А ты как хотел? Чтобы я тебя хлебом-солью встречал?

– Ты один?

– Ты же знаешь, Грек, я один по жизни.

– Столько страху напустил…

– Так надо уметь страх нагонять! А я умею. Без страха нельзя, ясен перец.

– Жаль, я не перестраховался: гранату вперед не запустил. То-то и поговорить сейчас не с кем бы было.

– Шуточки у тебя, – растянул рот до ушей Перец.

   Большеголовый, сутулый, весь какой-то угловатый, похожий на сучковатую палку со здоровым набалдашником, Перец протянул руку для приветствия. Мельком оглядев новичков, он повернулся к Греку.

– Вот кого меньше всего ожидал тут увидеть. – Шрам, тянущийся по левой щеке Перца, дрогнул. – Тебя-то кой черт в наши места занес?

– А, – махнул рукой проводник, – долгая история. Пойдем, покажешь, где тут можно ноги протянуть. Столько сегодня отмахали. Там и поболтаем. А вообще, если бы не выброс, вряд ли я сюда бы полез.

– Выброс? Во, блин. А я тут вторую неделю безвылазно сижу, и не в курсе, что на воле происходит. Спасибо, что предупредил. А то я думаю, перекинемся парой слов и наверх выбираться буду… Иди за мной, место покажу. Недалеко тут.

   Бывшая лаборатория пустовала. В тусклом свете аварийного освещения – только-только не оступиться – блестели наполовину выбитые стекла медицинских шкафов. Выцветшие пятна на треснувших напольных плитах указывали на то, что здесь что-то стояло. Посередине, намертво приваренный к железным скобам, лежал саркофаг, пробитый в нескольких местах пулями. На разбитом настенном кафеле тянулись вниз ржавые подтеки.

   Кроме той двери, в которую они вошли по указке Перца, из лаборатории выходили еще две.

– На эту даже не смотри, Грек. – Перец махнул рукой в сторону двери, расположенной между медицинскими шкафами. – Там выход в такие катакомбы, куда даже я не совался. А уж я, ясен перец, многое тут облазил.

   Грек устроился на деревянном ящике, с наслаждением вытянув ноги. Пока шли, Перец заставил молодняк прихватить по ящику и теперь со знанием дела рассаживал их вдоль стены.

   Намаялся в одиночестве, сделал вывод Грек. Вот и рад любому общению. Сейчас будет тебе общение, мысленно пообещал он сталкеру, искоса глянув на Макса. Однако вопреки ожиданиям, измученный парень молчал. Он освободился от рюкзака, удобно пристроил на груди раненую руку и закрыл глаза.

– А эта дверь куда ведет? – Проводник кивнул головой в сторону второй двери, расположенной прямо за саркофагом.

– Эта ведет куда надо, – тут же отозвался Перец. – Второй выход отсюда. Поплутать, правда, придется. Зато выйдешь на пустыре за заводом. А иначе, чего б я вас сюда привел?

   Грек согласно качнул головой и полез в рюкзак за таблетками. Голова раскалывалась.

   Макс по-прежнему не открывал глаз. Клевал носом и Очкарик. Время от времени Краб бросал на проводника короткие взгляды. Грек про себя злорадно улыбнулся: чувствует, гад, где собака порылась. Светит ему ярким светом караулить первым. Вон как повязки на ладонях кровью пропитались. Оно и понятно, иглы еж глубоко вонзил, от чистого сердца. И его, видать, успел Краб достать.