Аргентина. Нестор

…И темный лик Святой Девы Монсальватской над одной из дверей. Соль перекрестилась и облегченно вздохнула.

Дома!

* * *

– Прежде всего медицина, – объяснял ей отец. – Мы не можем легально применять наши лекарства на Старой Земле. Здесь ими начнут промышлять наркоторговцы. И еще наша хирургия. Мы, конечно, ею поделимся, но не сейчас. Лечить солдат Адольфа Гитлера я не хочу. А кроме того, убежище на самый крайний случай, там можно спрятать сотню человек. А еще припасы, одежда, кое-что из «марсианской» техники…

«Хранилище» предназначалось не для Франции, для всей Европы. Потому и нашли ему место у стыка нескольких границ. А вот заполнить толком не успели. Только несколько «челноков» разгрузились перед тем, как погиб Транспорт-2.

Ее же задание простое – включить режим консервации, чтобы запасов энергии хватило подольше. Это должен был сделать отец. Не успел – как и объяснить толком, что и как требуется сделать. Ничего, где-то должна быть инструкция…

Дверь, та, что справа, закрыта, за левой же обнаружился коридор. Вспыхнули светильники, и Соль увидела на одной из стен схему в пластиковой рамке: «План объекта». Обрадовалась, но и удивилась слегка. Почему план здесь, а не сразу при входе? И как быть с тем, что за правой, запертой, дверью? Там, план, выходит, не нужен?

Освоиться оказалось совсем просто. Два жилых бокса, любой выбирай, кухонный комплекс, две кладовки и загадочная «комната управления». Именно к ней вел коридор, прочие помещения или справа, или слева.

Туда!

Комната управления больше походила на маленький чуланчик. Стол, стул, сейф, врезанный в стену, и еще одна бумага в пластиковой рамке, на этот раз «Порядок работы». Пункт первый, как и ожидалось, требовал внимательно ознакомиться с инструкцией. А инструкция-то где? Либо в сейфе, либо…

…На столе – простая картонная папка с завязками. Соль присела на стул, открыла. Наверняка, речь пойдет о пожарной безопасности и соблюдении чистоты, а еще о строгой отчетности. Порядок есть порядок!

Прочитала первые строчки, ничего не поняла, перечитала вновь…

«Государство Клеменция. Миссия «Старая Земля».

Высшая форма секретности.

Основные правила работы на объекте «Хранилище».

Внимание! Ввиду того, что в «Хранилище» находятся носители, являющиеся источником мощного ионизирующего излучения, необходимо точное исполнение всех правил и требований, относящихся к носителям подобного типа. Столь же важны соблюдение секретности и ужесточенная бдительность, чтобы избежать попадания объектов, и прежде всего «тяжелых систем», в чужие руки. В связи с этим…»

Дальше читать Соль не стала, вновь пробежалась взглядом по строчкам. Источник мощного ионизирующего излучения…

«Тяжелые системы».

* * *

– Это наша независимость, дочка. ТС – «Тяжелые системы» – оружие, которого еще нет на Старой Земле. И слава Богу! ТС нужны у нас дома. Космос обитаем, и не все гости приходят с добром. Но даже в этом случае мы используем такое оружие, только если не останется иного выхода. Слишком страшно.

– А эти «тяжелые системы»… Ты их видел, папа? Какие они, на что похожи?

– Извини, Соль, но даже тебе ничего сказать не могу. Просто представь себе Ад, такой, как на старых церковных фресках. ТС куда страшнее… Я обязан тебе об этом рассказать, но… Прочитай перед сном 129 псалом. Он дает надежду даже тем, у кого надежды не осталось. Помнишь его?

– Конечно, папа. «De profundis clamavi ad te Domine. Domine exaudi vocem meam…»

* * *

Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! Услышь голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих. Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, – Господи! кто устоит?

9

– Что это? – Александр Белов кивнул на темный силуэт слева от дороги. – Замок?

Немец, думая явно о другом, даже не взглянул.

– Замков тут нет. Чья-то усадьба, в округе их полно. Потому и дорогу проложили.

Шакяй удалось объехать по вязким узким грунтовкам, ведущим от усадьбы к усадьбе. Мотор «форда» протестовал, ревел, но все же справлялся. Замполитрука время от времени смахивал со лба капли пота. Смотрел только вперед, на дорогу и, сам себе удивляясь, наслаждался странным незнакомым ощущением полной свободы. И от бабушки ушел, и от дедушки ушел. Правда, едут они прямиком в волчью пасть…

Грунтовка резко свернула влево. Александр, снизив скорость, чуть расслабил руки. Небольшой спуск, подъемчик…

– Стой! Только мотор не глуши.

Белов, не став переспрашивать, убрал ногу с педали газа и покосился на счетчик расхода топлива. Меньше четверти бака.

– Почти приехали, – подбодрил его Фридрих. – А теперь приведем себя в порядок. Оружие и патроны выбросить, польскую форму тоже…

Вышел из авто и, морщась от боли, стянул с плеч красноармейскую шинель.

– Держи!

– Но… Я же свою оставил, в подвале, – растерялся Белов. – Я же…

Казенные подштанники он даже не успел получить. В Минске было не до того, а аэродромный старшина только пообещал. Синие «семейные» трусы и майка – в чем и приехал из Подольска.

Немец негромко хохотнул:

– Да хоть в бюстгальтере. Голову включи, комиссар! Впереди граница, в чужой форме ее пересекать нельзя.

Александр накинул на голые плечи влажную шинель. И холодно, и неудобно… Фридрих покачал головой.

– Забудь! Не об этом нужно думать. Сейчас выезжаем на главную дорогу, до границы пять километров. Заставы нет, только два поста, польский и наш. Едешь на полной скорости, без света, перед постом притормаживаешь, но не останавливаешься – и прямо на шлагбаум. Дальше, в нескольких метрах, еще один. Твоя задача – никого не сбить и не покалечить. Объяснить почему?

Белов покачал головой.

– А в остальном… Да поможет нам Бог!

Хлопнули дверцы. Мотор «форда» зарычал, взревел…

Они мчались навстречу тьме.

* * *

За руль маленького Сашу усадил отец. Много поездить не удалось, но азы Белов-младший освоил. Потом, в школе-интернате, отцовские уроки очень пригодились. Жили голодно, но в автомастерской дяди Николая всегда находились лишний кусок хлеба с домашней колбасой и сладкий чай. Работа не утомляла, напротив, нравилась. Шкодливый и упрямый грузовичок АМО-Ф-15 был изучен и освоен, а на директорском мотоцикле Александр и сам вволю наездился, и по окрестностям, и по городу Владимиру, когда с поручениями посылали. Хлеб с колбасой и сахар к чаю приходили со стороны – автомастерская жила частными заказами, на что директор, имея свой интерес, закрывал глаза. Так и жили. За год до выпуска шефы подарили интернату не слишком современный, но вполне бодрый АМО-2 и пообещали легковое авто, новенькую «Эмку» Горьковского автозавода. Белов предвкушал, как сядет за руль, но – не довелось.

Грузовики АМО, как и польский «форд», были чистыми «американцами», пусть и местной сборки. Александр, выруливая на главную, прикинул, что не отказался бы проехаться и на «немце». Вдруг Фридриха за его многотрудную службу премируют «мерседесом»?

Черная ночь, еле различимая во тьме дорога, гул мотора… И совсем не страшно. Надо просто ехать вперед.

– Внимание…

«Achtung» резануло по ушам, и Александр поморщился. Здесь уже советы всезнающего Фридриха не нужны. Впереди свет и две черные тени. Ночь, дорога пуста, звук мотора услыхали издалека.

Убираем газ… Медленно, медленно, скорость пусть остается третьей, но тем двоим будет казаться, что машина тормозит. Тени стали больше, уже не тени – два резких силуэта в приметных фуражках, как тогда на аэродроме. Винтовки, причем не за плечами, в руках. Замполитрука успел подумать, что на пост наверняка уже позвонили, значит, стрелять станут сразу, без всяких «Zaczekaj!». Промахнуться мудрено, а выцеливать станут шофера…

Потом! Все потом!..

Дорога внезапно стала огромной, словно летное поле, черные силуэты с винтовками выросли до самых небес. Огромные неповоротливые великаны, слишком медлительные, чтобы поймать юркого колобка.

…Я от бабушки ушел! Влево, пусть решат, что пытаюсь объехать.

…Я от дедушки ушел. Вправо! Пусть тот, что крайний, пятится.

…А от вас, паны-волки, – подавно…

Фара на дальний свет! Прямо в глаза!

Между ними!

Теперь дорога была самой обычной, тьма надвинулась, а через миг машину сильно тряхнуло. Вероятно, шлагбаум, но Белов его даже не заметил. Желтый луч высветил невысокий домик в нескольких метрах – и полосатый шлагбаум, рядом с которым человек в форме, но уже не польской. Александр понял, что пора тормозить…

– Р-рдах! Рдах!…

Переднее стекло треснуло, негромко вскрикнул Фридрих. Замполитрука промедлил долю секунды и не успел. Радиатор «форда» ударил в черно-белые полосы, и только потом подали голос тормоза.

– Стой! Стой! Стреляю!..

По-немецки… Значит, и от волка ушел.

Александр Белов откинулся на сиденье и закрыл глаза. Руки от руля оторвать не смог.

Глава 3. Берлин

Третий подвал. – Второй день миссии. – Про Колобка. – Ингрид фон Ашберг. – «Колумбия». – Харальд Пейпер. – Секция Б-4. – «Черепаха» над Берлином.

1

– Второй жив! Врача! Быстрее врача!..

Возле авто суетились пограничники в серых шинелях, надрывно выла сирена, а замполитрука Белов в трусах, майке и сапогах стоял в ярком прожекторном свете перед немолодым и очень суровым унтером. Шинель заставили снять, ею сейчас занимались сразу двое, то ли прощупывали, то ли на лоскутки резали.

…Фридриху не повезло. Пуля прошила спинку сиденья и вышла через грудь. Уже вылезая из машины, Белов скользнул взглядом по белому недвижному лицу и почувствовал себя очень неуютно. Фашист бы живо всё разъяснил служивым. А ему что сказать? Да и станут ли слушать?

– Тормоза отказали? – печальным голосом вопросил пограничник и, не дожидаясь ответа, открыл блокнот.

– Фамилия?

Имя и год рождения эмоций не вызвали, но упоминание Москвы заставило дрогнуть служебный карандаш.

– Фольксдойче? Когда репатриировались в Рейх?

Александр хотел разъяснить вопрос, но подскочивший служивый показал старшому петлицу на шинели, для верности подсветив фонариком. Тот сглотнул.

– Красная армия?

Взглянул недоуменно, помотал головой.

– А когда войну объявили?

* * *

И снова подвал, уже третий по счету. Окошки под потолком, без решеток, но очень узкие, только худой кошке и пролезть. Железная дверь, бетонный пол, деревянный лежак, лампочка на витом шнуре. На лежаке – почти белый от долгой стирки комплект немецкой формы без погон и ремня. Пахнет сыростью и хлоркой.

Шинель так и не отдали, чужую же форму Александр надевать не спешил – из принципа. Мерз, стучал зубами, пытался делать зарядку, а для пущей бодрости пытался даже напевать. По-немецки, чтобы хозяева услышали и прониклись. Комиссар он или нет, в конце концов?

И так как все мы люди,то должны мы – извините! – что-то есть,хотят кормить нас пустой болтовней —к чертям! Спасибо за честь![40]

За кого его тут приняли, Белов так и не понял. Объясниться не успел, из темноты вынырнул офицер, махнул рукой:

– Скорее! Скорее!..

Его втащили в кузов крытого грузовика, рядом пристроились двое конвойных, взревел мотор. Ехали недолго, менее получаса. Потом команда: «К машине» – и короткая пробежка от открытых железных ворот к ступенькам, ведущим в подвал № 3. Безмолвный конвоир принес немецкую форму и громко хлопнул дверью.

Марш левой – два, три!Марш левой – два, три!Встань в ряды, товарищ, к нам, —ты войдешь в наш Единый рабочий фронт,потому что рабочий ты сам!

Пение настраивало на боевой лад. Александру и его сверстникам с детства обещали войну с фашистами. И надо же, не соврали. Унтер-пограничник, кажется, даже испугался.

И так как все мы люди,не дадим нас бить в лицо сапогом!Никто на других не поднимет плеть,и сам не будет рабом!

Дверь открылась, замполитрука Белов повернулся и пропел в лицо тому, кто вошел. По-русски, ради полной ясности.

Marsh levoj – dva, tri!Marsh levoj – dva, tri!Vstan v ryady, tovarish, k nam —ty vojdesh v nash Edinyj rabochij frontpotomu chto rabochij ty sam!

Унтер-офицер, на этот раз молодой, его не старше, невозмутимо дослушал до конца и только потом равнодушно бросил.

– Одевайся – и пошли!

Но Александра уже понесло. То ли «Einheitsfrontlied» на слова товарища Бертольда Брехта вдохновил, то ли он понял, даже не понял, почувствовал: уступать нельзя. Иначе ноги вытирать станут.

– Службу забыли, унтер-офицер? Во-первых, на «вы», во-вторых, по званию. Я по вашему счету фельдфебель, то есть «господин фельдфебель». Как поняли? Спрашиваю: как поняли?

Рыкнул и аж сам себе позавидовал. Как ни странно, сработало. Унтер подтянулся, легко ударил прикладом карабина о цемент:

– Понял, господин фельдфебель. Но одеться вам все-таки надо.

Если поддается, надо давить дальше. Белов резко мотнул головой:

– Чужую форму не надену! Представьте, унтер-офицер, вы попали в плен, с вас содрали мундир и дали взамен… Да хоть польский. Вы бы согласились?

Глаза унтера блеснули.

– Пшеки?! Да я скорее бы умер. Все ясно, господин фельдфебель. Пойду доложу.

Вновь хлопнула дверь. Александр присел на лежак, отодвинув подальше пахнущую хлоркой форму. Упрямится он, конечно, зря, захотят – в трусах отконвоируют. Но тут же одернул себя. А пусть! У них, в Рейхе, поди, детей страшными русскими комиссарами пугают. Значит, все правильно, надо соответствовать.

Эх, жаль Единый рабочий фронт только в песне и остался! Где вы, братья по классу?

И если ты – рабочий,то не жди, что нам поможет другой, —себе мы свободу добудем в боюсвоей рабочей рукой!2

Что же они задумали?

– Не они, – поправила себя Соль. – Мы!

Именно мы!

Пусть она родилась на Земле, но от Родины никогда не отрекалась и не отречется. Она – плоть от плоти Клеменции, дочь приора Жеана, она целовала крест и давала присягу. Слова простые и понятные: служить своей стране и защищать ее, если потребуется, ценой собственной жизни.

Когда солдат идет вперед на бой,Несет он ранец с маршальским жезлом.Когда солдат идет с войны домой,Несет мешок с нестиранным бельем.

Думай, солдат!

Главные бумаги – в недоступном сейфе, но даже из служебных инструкций многое можно понять. «Тяжелые системы» спрятаны на третьем уровне, вход – по особому пропуску и только в сопровождении специального представителя с Клеменции при соответствующих документах. Третий уровень под вторым, жилым, который рассчитан на целую роту, значит, он едва ли меньше по размерам. Не такой и малый объем, будь это обычные бомбы, хватило бы на целый город. Прочей техники, судя по документам, в «Хранилище» нет. Возможно, эта рота – обслуживающий персонал. Пока Транспорт-2 находился на орбите, перебросить людей можно было двумя-тремя рейсами. И тогда в самом центре Европы появится уже не «Хранилище», а военная база с оружием, равного которому нет на Земле.

Близка летняя пора.Чуть займет заря,Нам в поход пора.

Соль вспомнила захваченный предателями Транспорт-3 – «Поларис». «Нечистые» запугали землян тем, что над Европой будет парить высотный аэродром. Неприятно, но не смертельно, в том же Рейхе уже вовсю работают над реактивными двигателями. А вот про «Хранилище» промолчали – то ли не знали, то ли для себя приберегли.

И что же теперь делать?

Прощай, милая моя,Мы чеканим шагИ кричим: «Ура!»

Соль аккуратно сложила бумаги в папку, вернула на стол. Совета не спросишь, она – последняя. Некому даже пожаловаться. Да и на что? Клеменция готовилась к войне на Земле? Значит, так нужно для Родины. Ей ничего не говорили? Смешно, она всего лишь маленький солдатик, которого ни о чем не спрашивают, а просто отдают приказ. Бьет барабан, красотки смотрят вслед…

Когда солдат с полком идет в поход,Кругом цветы и на душе светло.Когда солдат с войны идет домой,Ему, пожалуй, просто повезло…* * *

– А какая она, Клеменция, папа? На что похожа? Фотографии и фильмы – просто картинки, ничего не почувствуешь.

– Знаешь, Соль, я и сам об этом думал, особенно в первые годы на Земле. Что общее, что разное. У нас ходить чуть-чуть легче и прыгать можно выше. Планета меньше, значит, и тяготение иное. Из-за этого мы не смогли посадить Транспорт-2, строили его, исходя из реалий Клеменции, он ведь вначале на нашей орбите был. А так… Деревья с синими листьями и на Земле есть, и жарких стран хватает. Если вечером в Тунисе или Касабланке выйти к морю, чуть прикрыть глаза…

В маленьком жилом боксе имелся музыкальный центр с записями на все вкусы, но Соль предпочла им полную, абсолютную тишину. Лежала на кровати, смотрела в ровный белый потолок и никак не решалась выключить свет. Темнота почему-то пугала.

– Значит, когда я попаду домой, то ничему не удивлюсь?

– Удивляет не география, дочка. Не архитектура, не музыка и даже не вкус мороженого. Если подумать, то… Нам, гостям с Клеменции, кажется, что мы попали к очень странным людям, которые постоянно делают глупости и не владеют логикой. Боюсь, землянин подумает о нас то же самое.

Белый потолок, белые стены, толща земли над головой. Знал ли отец? Мог и не знать, у «Хранилища» имелся свой куратор, но он погиб вместе с Транспортом-2. Но мог и знать – и лгать, придумывая сказку о складе лекарств. Обидно, но… Он же рассказал ей о «тяжелых системах», может, не случись беды, рассказал бы больше!

– Тогда зачем мы здесь работаем, папа? Нелегально, прячась от чужих глаз? На плебисците большинство высказалось за восстановление отношений с землянами, так почему бы просто не включить орбитальный передатчик и не рассказать о нас? Пусть сами решают, дружить им с Клеменцией или нет.

– Когда земляне узнают о Клеменции, они испугаются. Затем все подряд начнут уговаривать нас вступить в военный союз против соседей, дать оружие, технику. Мы откажемся, нас сочтут врагами и возненавидят. А потом объединятся и станут готовить новую войну, уже против нас.

То, что собирались воевать, ее не удивило. Люди воевали всегда, даже на Клеменции «нечистые» поднимали мятежи. И если бы не трагедия Окситании, погибшей под мечами крестоносцев, ее предки не попали бы на далекую планету.

Как попали? Кто помог? Узнать бы!

Земная твердь, скрытая за тонкой белой обшивкой, давила на грудь, воздух сгустился, став холодным и вязким. Странные люди японцы говорят, что долг тяжелее горы, а смерть – легче пуха. Сейчас она, Соль, всего лишь легкая пушинка. Гора недвижна и тяжела, ее не разбить, не сдвинуть с места.

Можно лишь выполнить приказ. И помнить, что последним защитникам Монсегюра было ничуть не проще.

* * *

– Я – «Сфера-1». Второй день миссии. Самочувствие хорошее, условия штатные. Работы на объекте «Хранилище» выполнены. Продолжаю двигаться по маршруту. Очень нуждаюсь в дополнительной информации. Конец записи.

Высота два с половиной километра, внизу тучи, выше – легкие перистые облака, ветер южный, яркое весеннее солнце. Скорость штатная – 50 километров в час.

Соль поправила шлем, а затем, подумав, отключила микрофон. Пока не понадобится, ей же самое время заняться поиском той самой недостающей информации.

Открыв рюкзак, достала небольшой темный коробок с наушниками. На гладкой поверхности – кнопки, верньер, маленький зеленый глазок. Надела наушники, выдвинула маленькую блестящую антенну. Штатный приемник «Сферы» настроен только на волну спутника. А что на прочих волнах?

Радио Соль слушать любила, но главным образом музыку. А еще нравилось просто путешествовать по эфиру, слушая чужую непонятную речь. На ее родине всего один язык, церковная латынь не в счет. На Старой Земле – сотни, и малой части не выучишь. Неудивительно, что землянам трудно договариваться между собой.

Настроилась на Лондон. Девять утра, утренний выпуск последних известий.

– …Как сообщает наш парламентский корреспондент, на вчерашнем заседании Палаты общин вновь не удалось принять решение по индийскому вопросу. Клемент Эттли в своей речи…

Соль, послушав немного, поморщилась и выключила приемник. Нет, политика – не для нее. Все важное происходит где-то в глубине, на поверхности лишь пена и мелкие щепки. Отец умел выхватывать из потока самое важное, а она путается в незнакомых фамилиях, названиях городов и стран. Конвенции, договора, соглашения – несть им числа. Что важно, а что – нет?

Вот, например, сегодня в Лондон прилетает Юзеф Бек, министр иностранных дел Польши. Зачем, догадаться можно, Британия еще два года назад пообещала Польше гарантии, если просто – защиту в случае нападения Рейха. Но сейчас у Польши проблемы не с Германией, а с СССР. Британия должна поддержать союзника в этом случае или нет? А Франция? Она Польше – первый друг, но отец как-то сказал, что против СССР Франция воевать не станет. А Германия? Требует у Польши «коридор» в Восточную Пруссию, но в то же время подталкивает соседку к захвату того, что еще осталось от Литвы. Кто кому друг? Кто враг? А еще есть Советский Союз, далекая и загадочная Россия…

Соль вновь включила радио, настроилась на волну Москвы, Из наушников тяжелым молотом ударило:

Nas utro vstrechaet prohladoj,Nas vetrom vstrechaet reka.Kudryavaya, chto zh ty ne radaVeselomu penyu gudka?

Сделала тише, пытаясь выловить знакомые слова. Бесполезно! Совсем чужой, непонятный язык, и страна такая же, чужая и непонятная. Даже с Китаем больше ясности, там Чан Кайши проводит модернизацию и воюет с японцами. А в СССР? Большевики строят какой-то «коммунизм», новый общественный строй, но общество построить невозможно, как нельзя построить лес. Деревья должны вырасти сами.

Ne spi, vstavaj, kudryavaya!V tsehah zvenya,Strana vstaet so slavoyuNa vstrechu dnya.

А еще в СССР запрещено верить в Бога. Отец как-то показал ей русский журнал с жутким названием «Bezbozhnik». Соль, полистав его, рассудила, что такое могут публиковать лишь поклонники Сатаны. Отец считал иначе. По его мнению, в бывшей Российской империи возродилось новое язычество с вечно живым богом в гранитном мавзолее и его пророками, между которыми то и дело начинается борьба за самое верное толкование заповедей божьих. Коммунизм же – не реальное общество будущего, а обетованный рай, Ирий с молочными реками и берегами из киселя. И это тоже казалось непонятным. Тысячу лет назад такое бы никого не удивило, но язычники в ХХ веке? Или Россия ничем не лучше Центральной Африки, где до сих пор едят миссионеров?

Сейчас Красная армия стоит на польской границе – язычники против самого католического народа Европы. Кому сочувствовать, на чьей стороне правда? Ответ вроде бы ясен, но крестоносцы, уничтожившие Монсегюр, тоже считали себя католиками. Сатанистами для них были «чистые», ее предки!

В «Хранилище» – полный порядок. Всего-то и понадобилось – изучить инструкцию и поколдовать с пультом. Стало даже лучше, чем прежде, пусть и совсем ненамного. Гора по-прежнему давит на плечи, но дышать уже можно.

Бьет барабан, красотки смотрят вслед. Вперед, солдат!

3

– Так вы действительно русский?

На этот раз усомнился не унтер, а целый… одинокая звездочка на погоне… обер-лейтенант. Еще один в такой же форме, но с пустыми погонами, на подхвате. Молчит, сигаретой занят.

Лампа, пепельница, стол, два стула. Александру Белову достался табурет. Темные шторы на окнах и густой дух хлорки. Это от костюма, чистого, выглаженного и почти по росту. Все-таки уважили.

Еще один маленький столик для унтера-стенографиста возле самого окна. Пишет служивый, нос от бумаги не отрывая.

– Русский, – вздохнул замполитрука. – В родне, кажется, чуваши, больше никого.

В третий раз спрашивают. И не лень им!

– Что случилось с жареным цыпленком?

А это уже курящий с пустыми погонами. По-русски, без малейшего акцента.

Александр пожал плечами.

– Поймали, арестовали, велели в карцер посадить.

Ответил тоже на родном и не сдержался.

– Вам, может, еще и Большой Петровский загиб выдать?

Офицер с пустыми погонами (лейтенант?) хохотнул и с удовольствием затянулся.

– Все три варианта выучили? Нет, господин Белов, мы вас не на знание русского проверяем.

– Русский можно выучить и в Польше, – пояснил «обер», понятно, по-немецки. – Особенно если вы из эмигрантов.

Александр наконец-то сообразил. Бритва Оккама! Если кто-то перешел немецко-польскую границу, чьим шпионом он должен быть?

– Не из эмигрантов.

Встал, поглядел прямо в глаза русскоязычному:

Под Кенигсбергом на рассветеМы будем ранены вдвоем,Отбудем месяц в лазарете,И выживем, и в бой пойдем.

Молодой поэт Симонов ему нравился. Уж всяко получше, чем гении из ИФЛИ, у которых и рифмы порядочной не найдешь.

Святая ярость наступленья,Боев жестокая страдаЗавяжут наше поколеньеВ железный узел, навсегда.

Офицер взгляд выдержал, лицом не дрогнул.

– Вставать не надо, господин Белов. А если соберетесь «Интернационал» исполнить, то предупредите заранее.

«Обер», не говоривший, но явно понимавший, криво усмехнулся.

– Симонова можно и в Польше прочитать… Ладно, продолжим. Вы заявляете, господин Белов, что являетесь военнослужащим РККА. В таком случае, назовите номер части и место службы.