Три незваных мертвеца на диване

Но жили там, как ни странно, и люди. Вернее, один человек – лесничий по имени Андрей. Дом у Андрея на фоне рушащегося барака выглядел добротно. Его венцы, выложенные из толстых бревен, смотрелись основательно, как что-то нерушимое и вечное, а свежая краска на крыше, ставнях и штакетнике палисадника выделялись ярким пятном, не давая жизни в этом месте окончательно угаснуть. Возраста Андрей был приблизительно нашего, поэтому и сошлись они с Алексеем быстро и легко, став кем-то вроде приятелей. Вот и в этот раз, как только мы подъехали, Андрей вышел к нам навстречу. Поздоровавшись, мы с девчонками отправились фотографироваться на фоне чарующего леса, а они с братом остались коротать время за беседой у крыльца дома. Пополнив память телефонов несколькими десятками новых снимков, мы вернулись к квадроциклам и сразу поехали обратно, останавливаясь по дороге еще не раз и восхищаясь живописными видами.

На пути нам встретился еще один барак. Барак геологов. Но деревянный дом, гораздо меньший по размерам, не вызывал такого интереса, как самобытное строение на дальнем кордоне. Большую часть времени дом был обитаем. Там каждый год жили геологи, но с приходом глубокой осени они уезжали, и дом пустовал, пугая местных жителей черными глазницами окон. Проезжая мимо, я приметила дым, идущий из трубы. «Поздновато они в этом году», – подумала я о геологах и тут же выбросила мысль из головы как ненужную.

Да, как же хорошо было вчера и как неуютно и мерзко сегодня.

Ко мне на лавочку подсели Наталья и Люда, вырвав меня из объятий нахлынувших воспоминаний. Алексей прошел мимо нас в гараж, потом направился к машинам, которые стояли на пригорке, за домом. Вячеслава нигде не было видно. Где он и чем занимается, я представления не имела.

– Что будем делать, если эта фифа проговорится? – спросила Наталья.

– Ничего не будем, – не открывая глаз, ответила я. – Законов мы не нарушали. Подумаешь, обыскали покойника. Не обокрали же. И вообще, мы его первыми нашли, он нашим раньше был, чем их. И потом, у нас скидка имеется, мы же женщины, а женщинам свойственно проявлять любопытство.

– Так и будем отвечать, что мы женщины, – усмехнулась Люда.

– Со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами, – добавила Наташа, и мы рассмеялись.

К нам присоединилась и Марина, у которой нервно дергалось веко правого глаза.

– Конец света, – принялась она наглаживать свою косу. – Представляете, они все перевернули на веранде. Там такой бардак. Мне теперь целый век там убирать.

– Не переживай, уберем, нас много, – невозмутимо изрекла я, продолжая наслаждаться теплом солнышка.

На крыльцо вышла Ирина:

– Идите кто-нибудь, следователь ждет. Я отстрелялась.

Мы все с любопытством обернулись к ней.

– Ну как? Что спрашивал? – не удержалась я, открыв наконец глаза. – Что ты рассказала?

– Все нормально. Ничего лишнего, – поморщившись, махнула Ирина рукой и пошла в сторону туалета.

«Переволновалась», – сделала я вывод, проводив ее взглядом и покачав головой.

– Я пойду, – вызвалась Марина, решительно поднявшись с лавочки. – Может, пока я там, эти уедут. И я не увижу, как они окончательно развалят дом.

Марина ушла, мы остались опять втроем. Несколько минут мы, как сговорившись, впитывали тепло последних солнечных лучей. День клонился к закату, и оставалось буквально еще несколько часов до холода.

– Как вы думаете, за что его убили и почему именно здесь? – поежившись от первого дуновения пронзительного ветра, задала вопрос Люда. – Вам не страшно? Вы не думаете, что на его месте мог оказаться кто-нибудь из нас? Я лично только об этом и думаю.

– Не уверена, – попыталась я успокоить сноху. – Во-первых, если бы ему нужен был кто-то из нас, дождались и убили бы. А так подкараулили того, кто там лежит. Во-вторых, пришли, когда мы угомонились и легли спать, а в-третьих, ну что им стоило зайти и перерезать нас всех потихоньку, если уж на то пошло. Н-е-е-т, им не мы были нужны, но предполагаю, что-то от нас или связанное с нами. Не зря же они пришли в наш дом, а не в соседний. А ну признавайтесь, кто мужикам головы вскружил, с ума свел и бросил? – пошутила я, наигранно рассмеявшись.

– Ничего себе. Успокоила, называется, – вздрогнула Люда, машинально отодвинувшись от меня. – Прямо не знаю, как благодарить.

– Не стоит благодарности, – склонила я голову, продолжая играть роль благодетеля всея Руси.

С моей снохой Людмилой мы были одногодки. После гибели моего родного брата мы стали с ней почти сестрами, делясь друг с другом всеми бедами и радостями. Люда была человеком, с одной стороны, расчетливым и целенаправленным, а с другой, колеблющимся и неуверенным. Как ей удавалось совмещать в себе эти противоположные качества, я так и не постигла, но с годами просто привыкла, приняв это как что-то обязательное. Сама я тоже время от времени теряла уверенность в себе и нуждалась, как и она, в жилетке, в которую можно было иногда поплакаться. Имея свой красивый цвет волос, Люда отчего-то сделала выбор в сторону блондинистого оттенка и я, если хорошо подумать, в ином амплуа ее уже и не помнила.

– А почему ты думаешь, что от нас что-то нужно? – не обращая внимания на мои хохмы, засомневалась Наталья. – Может, труп просто подкинули, чтобы следы замести.

– Не отрицаю, – согласилась я с ней. – Но помнишь, мы с Ириной упоминали, что слышали голоса ночью? И они, я теперь припоминаю, спорили. Один голос был приглушенный, а другой бурчал во всю мощь. От его громкости я и проснулась. И только начала прислушиваться, как все стихло. Я еще тогда подумала, что мне все приснилось. Но утром и Ирина подтвердила это. Значит, мне не показалось. А теперь давайте мыслить логически. Если человек ночью в чужом доме говорит во весь голос, стало быть, он уверен, что дом пуст. Но второй-то говорил чуть слышно, а это означает: он знал, что в доме люди. Он-то и ввел в курс первого, поэтому так быстро все и стихло. Так какие мы делаем выводы?

– Какие? – в едином порыве приподнялись с мест подруги, зависнув в воздухе в полуприседе.

– А такие, – гордо произнесла я. – Эти двое были не вместе! Понимаете? Ну как бы не в одной команде, упряжке или в чем там еще.

– Да поняли мы, поняли, – остановила Людмила мой поток синонимов. – И что это нам дает?

– Да, что нам с этого? – присоединилась к ней Наташа. – Не были и не были.

– Пока не знаю. Но я уверена, что к нам лез один, а второй, похоже, за ним следил. Еще эта фраза о картах мне покоя не дает. Не послышалось же мне, раз я ночью приняла решение утром всыпать вам за игру по ночам. Они спорили, я убеждена, и спор этот закончился поножовщиной, – я сделала паузу. – Только зачем к нам залез первый, вот вопрос. Возможно, он заметил, что за ним следят, и просто спрятаться хотел?

Я замолчала, погрузившись в размышления. Не издавали ни звука и мои собеседницы.

На крыльцо вышел Вячеслав:

– Ну что, девчули, приуныли? Раздевать некого? Ну меня разденьте, если причина только в этом. Все для вас, лишь бы не скучали.

– Ага, жена потом все волосешки во всех местах повыдерет, – попыталась я отшутиться, со страхом взглянув на Наталью.

– Да больно мне нужно, делайте что хотите, – отмахнулась Наталья, не проявляя признаков ревности.

– Жена, – обратился к ней с хитрой улыбкой Вячеслав. – Я же только тебя люблю, а ты так бездарно транжиришь мои чувства.

– Ну тебя, – хмыкнула Наташа, махнув на него еще и рукой. – Кстати, что там? Скоро закончат?

– М-м-м, – помычал Слава, размышляя о чем-то. – Думаю, нескоро. Но спешу обрадовать: тело уже упаковали. Сейчас состоится вынос. Прошу принять траурные позы и достойно проводить покойного, который провел нелегкие для него двенадцать часов в нашем обществе. Кто разродится речью? Танюх, давай, ты у нас языкастая.

– Да и ты недалеко ушел, – съязвила я в ответ, показав Вячеславу тот самый язык, о котором он упомянул.

Неожиданно его попросили отойти в сторону и освободить проход, чтобы вынести труп. Мы приняли вертикальные позы, посчитав, что сидеть как-то неприлично, так как мы люди воспитанные и все как один бывшие октябрята, пионеры и чуть-чуть комсомольцы. Когда тело убиенного проносили мимо, мне подумалось, что надо же, вот умер человек, практически на наших глазах, а мы не знаем даже его имени.

Как по команде мы ринулись вслед за процессией. Зачем? Позже объяснить никто не смог. Просто, следуя инстинкту, проводить в последний путь человека, кем бы он ни был, стало неотъемлемой частью той жизни, к которой мы привыкли. Когда скорая тронулась, мы стояли до последнего, пока машина не скрылась из виду.

– Прям как родного проводили, – с укоризной в голосе отметил Вячеслав. – Чего поперлись-то?

– А сам чего? – оборвала его Наталья.

– Так за вами.

– Ну и не ходил бы.

В гору, к дому, поднимались не разговаривая. Не знаю, как у других, а у меня на душе было мерзопакостно, и мысль, что это еще не конец, не давала покоя. Почему я так решила? Я понять не могла, но интуиция, словно нарыв, пульсировала и подавала тревожные сигналы в мой мозг. Озвучивать свои подозрения я побоялась. Зачем пугать друзей, может, это просто-напросто признаки паранойи.

Когда подошли к крыльцу, нас встретила Марина:

– Идите кто-нибудь на допрос. Со мной уже закончили. Начну убирать, – и она вздохнула, выразив такое чувство горечи, что сердце сжалось от жалости к ней.

– Пожалуй, я схожу, – опередила я желающих, которых не нашлось. – А вы пока тут Марине помогите.

– Да уж разберемся как-нибудь, – свела на нет мою попытку покомандовать Люда. – Иди, излей душу, освободись от грехов перед гражданином следователем.

Я, показав язык, отвернулась и поднялась по крыльцу. На веранде уже проявляла активность и желание к уборке Ирина:

– Пошла? – спросила она. – Ну с богом!

«Да что же этакое, – подумала я. – Уж не думают ли они все, что это я убила? Одна говорит: «излей душу», другая: «с Богом». С ума же сбрендить можно с такими друзьями. Честное слово!».

Разговор с Сергеем Анатольевичем прошел в спокойной дружественно-официальной обстановке. И ничего интересного, кроме знакомства и снятия отпечатков с пальцев, не содержал. Рассказывали мы с друзьями,очевидно, одно и то же, и было заметно, что следователь к концу нашего с ним диалога заскучал.

– Неужели вы совсем ничего не слышали? – пытал он меня, задавая вопрос вот уже в четвертый раз.

– С-о-о-о-о-всем, – ответила и я ему в четвертый раз, сравнявшись с ним в численном исчислении по количеству вопросов.

– Мне почему-то с трудом в это верится, – не унимался он, прищурив левый глаз и гипнотизируя меня правым.

– Ничем не могу помочь, – развела я руками. – Морфей из своего царства только утром отпустил. И что происходило ночью, мне, ваше благородие, то неведомо.

– Я гляжу, веселая вы барышня.

– О-о-о! За барышню особо спасибо, ваше полицейское величество, – я в шутливом почтении склонила голову.

С чего это я вдруг выбрала такую форму общения, я и сама себе объяснить не могла. Была у меня такая особенность характера, в случае волнения или опасности включалось в первую очередь почему-то именно чувство юмора.

– Судя по всему, совесть ваша чиста, – без стеснения уставился на меня следователь.

Я поперхнулась:

– А вы на меня думаете?!

– Работа у меня такая, на всех думать, – по-прежнему щурил левый глаз сыщик, чем стал меня порядком раздражать.

– Ну и думайте. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы было на кого вину спихнуть, – перефразировала я пословицу, буркнув себе под нос и пнув от злости ножку стола, потому что с трудом удерживалась от порыва ткнуть пальцем следователю в открытый глаз.

Стол отозвался скрипом, но от удара не подломился.

– Ну зачем же вы так, – глаза представителя власти выровнялись и уставились на меня теперь оба. – Не зря же я вас всех мучаю, мне правду хочется услышать. Истина, она ведь всего дороже.

И с чего это меня, вдруг, внезапно охватило чувство вины?

– Знаете, а вы свой номер телефона оставьте, вспомню что, сразу позвоню. А относительно истины… Я убитого увидела утром впервые, до этого никогда его живым не встречала. Плохого он мне ничего не сделал, да и я ему тоже. Не успели. Так что причин избавляться от него у меня не было. А если не верите, везите детектор лжи, скрывать мне нечего.

Вот здесь я немного слукавила. О ночных голосах и своих размышлениях по этому поводу я предпочла умолчать. Судя по тому, что Сергей Анатольевич и не настаивал на обсуждении этой информации, Ирина с Мариной тоже смолчали. Для чего мы это сделали? Сложно найти объяснение. Если только чисто женской вредностью.

Глава 2

Около восьми вечера уехали Сергей Анатольевич и последний представитель бригады криминалистов, который так усердно марал нам руки черной краской, что, казалось, в этом смысл его жизни. Мы наконец остались одни. Навели порядок на веранде и приготовили ужин. Аппетит зверский нагуляли все без исключения. Через час после отъезда следователя мы уже сидели за столом, работая ложками и почавкивая от удовольствия. Когда же голод был утолен, Алексей, кладя ложку на стол, взял слово:

– Ну а теперь признавайтесь, трогали труп?

– Н-е-е-е-т, – в той же тональности и с теми же честными глазами, что и в прошлый раз, хором ответил весь наш женский коллектив.

– Криминалисты утверждают, что труп трогали за плечи и двигали. На его плечах обнаружили какие-то ворсинки. И вас пытать по этому поводу не стали только по одной причине: вы никак в этом не признавались сами, стараясь всячески умолчать и уйти от темы. Бабская солидарность? Но если просто побоялись признаться следователю, может, скажете мне? Поймите, следствие может пойти по ложному пути.

Мы сидели с опущенными головами, все, кроме Вячеслава. Он же, сволочь этакая, с насмешливой улыбкой нагло пялился на нас, оглядывая поочередно и предвкушая театрализованное представление.

– Ну да, да, Лёх. Трогали мы твой труп, – не вытерпела Марина, и мы с облегчением выдохнули.

Это хорошо, что именно Марина заговорила первой. Она его жена, и они уж как-нибудь меж собой разберутся. А кому-нибудь из нас, непременно, грозила головомойка.

– Но для чего? – взорвался Алексей, а мы от страха втянули головы в плечи.

– Нам было интересно, что у него в карманах, – взяла на себя роль единственной собеседницы Алексея Марина, освободив от этой участи остальных. – И почему одна нога толще другой.

– А плечи здесь при чем? И что за ворс на плечах у покойника? – продолжал недоумевать брат, разведя руки по сторонам.

– Ничего ты, Лёха, не понимаешь, – вошла в раж сноха, а мы с любопытством и уже без страха вслушивались в разговор. – Все же логично. Ворс от пуховых варежек, потому что перчаток на всех не хватило.

– А зачем вам всем перчатки?

– Чтобы отпечатков не оставить, – Марине как будто понравилось издеваться над мужем.

– А почему на плечах у трупа? – голос Алексея становился все тише и тише, а лицо все краснее и краснее.

Меня стало одолевать опасение за самочувствие брата, потому что это противостояние было явно не в его пользу.

– Так мы его за плечи с Людой держали, – как будто не замечала состояния мужа жена.

– А зачем держали? – обалдело обвел взглядом присутствующих брат. – Он что, встать пытался?

– Ага, – загоготал Вячеслав, откинувшись назад. – Он от них убежать пытался, да куда там. Вцепились клещами, не оторвать.

– Нет, – обойдя реплику юмориста вниманием, продолжила Марина. – Мы сапог снимали.

– С плеч? – до обморока брата оставалось совсем чуть-чуть.

Спор настолько захватил нас, что мы, раскрыв рты, едва успевали поворачивать головы в сторону говорящего. А они, Марина и Алексей, как специально, сели напротив друг друга, чтобы довести нашу дискомфортность до максимума.

– Нет. Не с плеч, конечно, с ноги, – добивала Алексея его шутница-жена.

– А плечи при чем? – брат, очевидно, пообещал Сергею Анатольевичу все выяснить, поэтому держался, проявляя недюжинную стойкость и целеустремленность к достижению поставленной перед собой задачи.

– Держали.

– Кого?

– Покойника.

– Зачем?

– Сапог снимали.

– С плеч?

– Нет. С ноги.

– А плечи при чем?

Казалось, этот диалог не закончится никогда. И едва он вернулся к точке отсчета, совершив очередной виток, я решилась на вмешательство:

– Ну достаточно. Всех прошу принять исходное положение. Лёш, – голова моя, в силу выработавшейся привычки, самопроизвольно повернулась к брату, – мы сняли сапог, чтобы посмотреть, что у него с ногой. Надеть обратно вдвоем с Наташей не смогли. Поэтому попросили помощи у девчонок и одного паренька, – метнула я взглядом невидимые стрелы в Вячеслава. – Но паренек оказался зловредным гоблином, а девчонки подключились к работе. Но так как перчаток на всех не хватило, воспользовались пуховыми варежками. Марина и Люда толкали покойника со стороны головы, держа его за плечи, поэтому там и остались ворсинки. Мы с Наташей натягивали сапог, а Ирина поддерживала ногу и всего покойника в целом, чтобы он не свалился. Мы же не думали, что будет так трудно просто надеть обувь.

– Дурдом на выезде, – выдохнул Алексей, обтирая лоб салфеткой. – А сразу все рассказать не судьба? Больше, надеюсь, ничего не делали?

– В макушку его поцеловали, – громко высказалась Марина, хлопнув при этом в ладоши.

– Зачем? – подпрыгнул брат на месте и, надо сказать, не он один.

– Температуру у него проверяли. Подумали, вдруг мужику всего лишь плохо стало, грипп у него, поэтому и лежит без сознания, – разошлась не на шутку Марина, а я, ерзая на стуле, устроилась удобней, подготовившись к продолжению диалога.

– И что? – растерялся Алексей и руки его соскользнули со стола, бессильно обвиснув вдоль тела.

– Ничего, – вдруг, совершенно спокойно и даже как-то равнодушно, словно проходила мимо, ответила Марина, пожав плечами. – Градусник, который из шеи торчал, показал, что температуры нет. Мы и успокоились.

Повисло молчание. Все смотрели на Алексея и ждали: понял он или не понял, что его супруга хохмит. Рассмеяться было неудобно, брат мог обидеться, но и сидеть, сдерживая из последних сил, рвущееся наружу, веселье, не удалось никому. Поэтому губы наши самопроизвольно растянулись в улыбке. Алексей, заметив наши оскалы, которые мы всячески пытались скрыть, прикрывая их ладонями или маскируя под кашель, произнес:

– Шутите, да?

– Ну конечно, шучу, – засмеялась Марина, чем разрядила напряженную обстановку, которую сама и нагнала. – Сколько с тобой живу, ты так и не научился понимать, когда я шучу, а когда говорю серьезно.

Сдерживать смех стало не под силу, поэтому в дружном порыве мы от души расхохотались. Задорно и заливисто засмеялся и Алексей, сняв с моего сердца тревогу за его здоровье.

Остатки ужина доедали холодными. Когда с трапезой было покончено, темой обсуждения стал наш отъезд по домам. Обычно в воскресенье мы уезжали с утра, едва продрав спросонья глаза. И причиной возникновения такой привычки стало не само желание гостей во что бы то ни стало уехать, а то, что мой хозяйственный брат демонстративно брал в руки пылесос и начинал уборку, тем самым намекая, что выходные закончились и гостям пора и честь знать. Причем пылесосить он мог и в девять, и в восемь, и в семь утра. Точкой отсчета ему служило время его подъема. Но это было не самым примечательным поступком Алексея. Марина как-то рассказывала, что, проведя весь отпуск на даче вдвоем, на следующий день они планировали уезжать. Время отъезда заранее меж ними не обговаривалось, так как особенно домой они не спешили. Утром, когда часы показали что-то около шести, Марина вышла, как говорят, до ветру. Вернувшись в дом минут через десять, она обнаружила, что постель уже застелена, а ее муж самозабвенно занимается уборкой, вцепившисьмертвой хваткой в любимый пылесос. Не найдя слов, чтобы выразить негодование, сноха сдалась и начала собирать вещи. Выехали они в тот день в семь утра. С тех пор мы иногда подшучиваем над Алексеем, когда, выходя на улицу, громко просим кого-нибудь последить за кроватью, чтобы брат не успел ее заправить.

– Я не могу оставить дом, – отвлек меня от воспоминаний Алексей. – Я остаюсь. У меня еще неделя отпуска, хотя бы ее проведу здесь.

– Но как же ты один-то? – возразила Марина, испугавшись за мужа.

– Почему один? Я могу остаться, – поддержала я предложение брата.

У меня была иная ситуация. Я временно числилась безработной (меняла место работы и ждала звонка от работодателя), поэтому оснований уезжать не было, а вот оснований остаться хватало с лихвой. Уж очень мне хотелось лично поучаствовать в расследовании и окунуться в атмосферу героев детективных историй, коих я перечиталаи пересмотрела немыслимую кучу.

– И я могу, – донёсся до нас глас Ирины, которую мы не слышали с тех пор, как она дала обет молчания.

Все невольно обернулись на ее голос .

– Я тоже в отпуске, поэтому никуда не спешу, – как бы извиняясь, проговорила она.

– Ну хорошо, – после некоторой паузы согласилась Марина, изучив наши внутренности, попеременно просвечивая тела рентгеновским взглядом. – Я решу с отгулами и сразу к вам. Еды вам на пару дней должно хватить, а не хватит – рядом имеется магазин, с голоду не умрете. Машину я заберу, чтобы было на чем вернуться. Вам же она не нужна?

– Нет, – ответили я и брат хором, переглянувшись. – Обойдемся. За водой и на квадроцикле съездим.

– Но… – Ирина попыталась донести какую-то мысль, но замешкалась и смолкла, уставившись на меня.

– Что «но»? – прикрикнула на нее я, предчувствуя недоброе.

– Я тут подумала, – снова пробубнила Ирина и опять замолчала.

– Да говори ты уже, – не удержала я децибелы в узде, выплеснув их мощь на нее.

– Я не хочу никого пугать. Но.... – и вновь эта проклятая пауза.

– Что же это такое? – не выдержала и Наталья. – Никаких нервов на нее не хватает. Скажешь ты или нет?

– Вдруг нам придется срочно удирать, а удирать будет не на чем, – на одном дыхании выпалила Ирина.

Краем глаза я заметила, как округлились глаза Марины:

– Удирать? От кого?

– Мало ли, – к Ирине вернулась невозмутимость. – Все может случиться.

Как ни странно, но я тоже подумала об этом, но озвучивать не спешила. Ирина же, проговорив мои мысли вслух, поставила под удар итог операции по выявлению и задержанию преступника или целой группировки преступников.

Марина безмолвствовала, что-то просчитывая в уме. Я испугалась, что она поменяет план и поставит жирный крест на расследовании, выбрав в общении с нами приказной тон строгой воспитательницы детского сада, взирающей на своих воспитанников сверху вниз.

– А что может случиться? – стараясь снизить накал, внимательно следила я за выражением лица Марины. – Сама подумай. Нас трое. По одному мы никуда выходить не будем. Телефон и номер следователя под рукой. Если малейшее недоразумение, сразу будем ему звонить. Не волнуйся.

«Ну пожалуйста, – вопил и умолял во мне внутренний голос. – Не гони нас домой. Я так хочу поучаствовать и, может, даже самой поймать убийцу».

– Хорошо, – сдалась Марина, резко выдохнув из легких весь воздух, который втягивала все это время мелкими порциями. – Я уеду с Наташей и Славой. Машина пусть останется у вас. Мне так будет спокойнее. Но обещайте: при первых знаках опасности вы все бросаете и уезжаете. Лёха, ты все уяснил?

– Конечно-конечно, – растягивая слова до отдельных букв, улыбнулся Алексей. – При первых же признаках, сразу. А если не сразу, то при вторых уж точно.

– Лёха! – прикрикнула на него Марина. – Вот сейчас совершенно не до шуток.

– А тогда прям до шуток было! – парировал брат, имея в виду историю с варежками.

– Я бы тоже осталась, – прервала их беседу, грозящую перерасти в ссору, Люда. – Но мне домой надо. Там Аня.

То, что ее дочь, а моя племянница Аня была на последнем месяце беременности и ждала первенца, знали все. С капризами женщины в положении ее муж один не справлялся, поэтому без мамы Люды в доме царил Армагеддон. Материнский долг Людмилы звал ее домой, а Вячеславу остаться не позволяли иные обстоятельства. Он не так давно сменил место работы и готов был ходить даже больным, лишь бы не упустить его. Поэтому две кандидатуры отпали сами собой. Но догадываясь об авантюристском складе ума Натальи, я видела, что она не прочь примкнуть к нашим рядам будущих героев, но цветочный бизнес не позволял бросать его надолго и требовал к себе такого же внимания, как и моя племянница Аня. В общем, оказалось, что у всех были заботы, кроме нас троих.

На том и порешили. Алексей, я и Ирина остаемся, но каждый день отчитываемся и отзваниваемся абсолютно всем. Марине же докладываем в любом случае и в любом состоянии, даже неживом.

Спать легли рано, сказалась нервная усталость. Я уснула, едва коснувшись головой подушки. Утро вновь оказалось громким и недобрым, потому что в реальность меня вернул визг Ирины. И опять без носков и тапочек мы выскочили на веранду. Краем глаза, на бегу, я отметила, что оба дивана пусты, Ирина же, широко расставив ноги и вцепившись в перила, стоит на верхней ступеньке крыльца, уставившись на что-то внизу.