Области тревоги. Рассказы

Волны наращивают потерянную силу, и перед тем, как уйти под очередную, Рита выкрикивает на берег:

– Пой!

Из упругой живой темноты её поднимает далёкое ритмичное завывание. «Ведь звук – это волна. Встречная волна» – думает Рита и открывает глаза уже на поверхности. Берег стал ближе, а движения певуньи отчетливее – она прыгает на берегу в своём белоснежном купальнике и машет рукой, приглашая присоединиться к своей песне. Рита не может, пока море спокойно, нужно выжать из мышц и дыхалки как можно больше метров.

Она продолжает грести. Песня на берегу тем временем становится певучее, голос будто бы чище и нежнее.

«Только не замолкай» – думает Рита и старается плыть быстрее. Руки с трудом расходятся в воде, толкая её уставшее тело вперед.

Песня становится тише. Каждый ясный и сильный звук теряет опору и долетает до неё побитой штормом птицей, чтобы упасть в нарастающие волны и потухнуть.

– Нет, нет, нет! – Рита наблюдает за певуньей, которая пожимая плечами, отходит от воды.

– Пой, пожалуйста!

– Пой со мной! – доносится с берега и песня возобновляется. Мотив становится чётким и понятным, темп спокойным – её легко будет подхватить.

Волны присмирели. Пока ни одна из них не спешит, чтобы обрушиться и лишить последних сил, Рита хриплым дрожащим голосом начинает вторить песне. Певунья не может слышать её с такого расстояния, и девушка давит на связки, посылая вперед надсаженный грубый звук. Невероятное двухголосье, несущее один мотив через засыпающее море. Много дыхания расходуется на это странное спасение, но это не сравнить с той неравной борьбой, которая, наконец, прекратилась.

Чем ближе к берегу, тем легче становится плыть. Будто энергия, которую она создаёт внутри своего тела пением, успокаивает ноющие мышцы. Воздух мерцает, пропуская через себя солнечные блики, которые отражаются в воде. Рита плывёт по спокойным водам чудного мира, в котором может ощущать себя могущественной частью могущественной стихии.

– Пой, – долетает к ней через толщу воды и она поёт. Беззвучно. Мерцающий воздух остался наверху, теперь вокруг густая синяя тьма, в которой чернеет силуэт певуньи. Она приближается, идёт к Рите по каменистому дну и продолжает петь. Так не хочется смотреть на её разбухшее зелёное тело с истёртой тканью на груди и бёдрах, но Рита должна быть благодарной за спасение. Чёрные ступни певуньи скользят по камням, теперь их разделяет только бледная полоска света, идущего сверху.

«В благодарность за спасение, я хотела бы подарить вам песню…» – всплывает в голове чей-то торжественный голос, возможно услышанный в каком-нибудь фильме. Про утопленников? Вряд ли… Наверное, это была мелодрама с блондинкой, у которой напудренные кудри прыгают вокруг бездарно улыбающегося лица.

Больше ничего не разделяет. Теперь можно рассмотреть, как вода глумится над теми, кто выбрал сушу. На плече у певуньи чернеет дыра, и Рита не хочет знать, заплывает ли туда мелкая рыба. Над куском ткани, бывшим когда-то беленькими купальными трусиками, нависает раздутый, готовый вот-вот потечь гнилью, живот.

– Пой для нас, – шепчет певунья и машет рукой, приглашая увидеть всех гостей, что темнели беспокойными тенями за её спиной. Все те, кто был на берегу, кто оглядывался вслед, теперь держат Риту мутными безжизненными глазами и ждут, когда её живот оплодотворит растущая чёрная гниль.

Кого-то здесь не хватает. Кажется, нет мальчиков…

***********************

– Они, что, все из одного хора? – чей-то голос усмехнулся вдалеке. И тут же резкий толчок в грудь.

– Хорошо, мы с близнецами отдохнуть выбрались. Волны высокие были, я не пустила их купаться и сама лежала музыку слушала… А эта дурочка кричала и пела, пока перепуганные мальчишки не растолкали меня.

– Недавно старик тут утонул, говорят, пел тоже, – снова толчок. Внутри что-то зашевелилось, рвущая боль раскрылась в груди, и Рита открыла глаза.

– Что, певунья? Море успокоить хотела? – спросил молодой парень совсем рядом. Сидящая чуть поодаль женщина облегчённо вздохнула.

1551

Каждая ночная поездка превращалась в полную жопу и всегда заканчивалась мысленным обещанием больше не поддаваться бредовым идеям брата. Но всякий раз, когда он вновь говорил родителям, что берёт старую машину отца для того, чтобы катать наших подружек, (у меня и подружки то на ту пору не было!) я брёл к машине следом за его тощей, жаждущей приключений, задницей и мысленно проклинал сдвинутого засранца.

Как назло, даже сложился определённый ритуал, повторяющийся из вечера в вечер. Спускаясь с крыльца под наставления матери, мы подходили к старенькому пикапу, и брат выпускал на волю свою любимую хохму, насчёт последнего девственника Галактики и моих вымученных историй о нереальной девице, которые я придумывал для родителей перед этими поездками. Самое забавное, что шуточки у брата были каждый вечер свежими, а вот мои россказни тухли прямо в голове, и вымышленная Наташа либо говорила каждый вечер одно и то же, либо меняла свой рост (мамам всегда надо знать как выглядит «та самая девочка»). А я либо путался в собственной лжи, либо не сумев придумать никакого продолжения несуществующему роману, говорил что-то из уже сказанного. Вы спросите меня, почему я так докладывался родителям о личной жизни? Не дело, конечно, восемнадцатилетнему жеребцу делиться подобным с матерью (отца это не интересовало, более того, он считал меня инфантильным сосунком и любил поговаривать, что юбка матери всегда будет для меня самой надежной крышей), но никаким жеребцом я не был и в помине – в словах отца была доля постыдной правды.

Так вот, ночные поездки (на которые безвозвратно уходили наши стипендии, бесценные часы сна и мои нервы) … Все они совершались с чёткой, одному Кириллу известной целью. Вернее, знал о ней и я, но осмысленной и важной она была только для брата – он искал пространственные дыры, места где, по его мнению, есть вход в другие миры, проходная дверь для неизведанных инфернальных созданий. Лучше бы он поискал дыры в своей голове.

В тот вечер мы загрузились и, выехав с подъездной площадки, зашуршали по асфальту тихой вечерней улицы. Я смотрел в боковое стекло на чернеющее небо, и меня начинала занимать тоскливая тревога. Впереди меня ждала одна из тех ночей, в которую лучше было остаться дома и не дать своим страхам выйти дальше комнаты. Но видимо, сегодня был не тот случай. Вокруг громоздилось чёрное небо, впереди струилась дорога, и все мои бесконечные фантазии о грозивших нам опасностях смешивались с прохладным ночным воздухом. Они вылетали через приоткрытое окно со стороны Кирилла (моё всегда было закрытым!) и попадали в пространство, соприкасаясь со всем, что встречалось им на пути.

По городу мы ехали молча. Кирилл был явно напряжён и время от времени нервно постукивал пальцами по рулю, словно мысленно досадуя чему-то. Когда мимо окна забелели поля, он неожиданно обратился ко мне:

– Именно сегодня нам повезёт, я точно знаю, куда мы едем. Это место пока ещё не обросло идиотскими легендами, о нём вообще никто не знает.

– Откуда же ты о нём узнал?

Кирилл мельком взглянул в мою сторону:

– Провёл некоторые вычисления и смог добыть несколько интересных фактов.

– Надеюсь, в этот раз нам никто не помешает.

Брат усмехнулся и прибавил громкость магнитолы. Послышалось бодрое гитарное соло, и звуки «старого доброго рока», сопровождающего нас каждую вылазку, заметно расслабили Кирилла:

– Ты теперь всю жизнь будешь тот случай вспоминать?

Я не ответил, засмотревшись на голые сучья деревьев, пестрящие капиллярным узором по ночному небу.

Мне было что вспомнить.

*********************

Осенью мы вновь совершали одно из своих бредовых путешествий (почему я всё таки езжу с братом по маршруту его паранойи объясню позже). В тот раз нашей целью был недостроенный коттедж на окраине города. По слухам, строительство дома приостановили по просьбе самого заказчика, утверждавшего, что с момента покупки участка его стали мучить вкусовые галлюцинации: так любая вода казалась ему жгуче-солёной, кроме той, что была действительно таковой. Родные недоумевали, видя, как он мучается, пытаясь пить чистую воду. Но ужаснее было наблюдать за тем, как несчастный высыпает в стакан добрые две столовые ложки соли и жадно пьёт. Походы к врачу, предостережения о смертельном вреде частого употребления такого напитка и попытки вводить жидкость через капельницу заканчивались жуткими истериками заказчика. Он кричал, что его истязают, хотят уморить и что хищные чайки выклюют ему глаза и утолят свою жажду их влагой. Во время душевной болезни этого парня (имя в статье с одного из сталкерских сайтов не указано) строительство шло полным ходом. И вдруг стала наблюдаться жуткая закономерность: чем больше работ велось над новым домом, тем хуже становилось его хозяину. В итоге, сложив 2+2, и поверив в проклятое место, заказчик отказался от идеи поселиться в живописном, и как ему казалось, спокойном месте. Как по волшебству, помешательство оставило несчастного. Он вновь мог пить любую жидкость, не сдабривая её солью, но протянул недолго. Он умер спустя всего неделю после заморозки строительных работ – доза соли, пришедшая на его обезумевший организм, оказалась смертельной. Строители, как ни странно, не пострадали.

Кирилл сразу уцепился за эту историю и тут же нашёл ещё немало интересных фактов о недостроенном коттедже. Осенью прошлого года несколько подростков решили совершить экскурсию по проклятому месту. Один из них даже осмелился спуститься в подвал и обнаружил там чёртову гору дохлых чаек. С тех пор коттедж окрестили Птичьим Моргом и интерес у «бесноватой» молодёжи возрос ещё сильнее. К сожалению, мой старший брат был тем ещё бесноватым парнем, искателем приключений, смельчаком и параноиком, свято верившим во всё мистическое. В один из ветряных осенних вечеров мы направились к заветному месту.

Отчего-то, в тот день тревога насчёт поездки мучила меня меньше обычного. (Глупо отрицать, мы с братом оба ненормальные, только вот паранойя у нас разная: его она толкает на поиски неизведанного, меня же мучает бесконечными страхами и скверными мыслями, начинающимися примерно так «А что если….», «А вдруг…»).

Я был расслаблен, фантазия не рисовала мне угрозы за чёрными костлявыми силуэтами деревьев и не подбрасывала страшных сценариев очередного приключения. Наслаждаясь скоростью и свободой, за разговорами мы чуть было не проехали поворот на скрытую под сухостоем подъездную дорожку.

Кирилл выключил фары, осветившие кирпичный бок заброшенного дома и вышел из машины. Прихватив фонарик, я вышел следом, и тут дремавшие весь вечер страхи налетели на меня и удвоенной силой. Злые и голодные.

– Так вот какой, этот Птичий Морг, – задумчиво (и, конечно, с восхищением) протянул брат и тут же поспешил искать вход. Я нехотя поплёлся за ним, освещая фонариком свой путь и стараясь не смотреть по сторонам – ночь начинала давить на меня непроглядной густотой неизвестностью.

Парадный вход был забит досками. Освещая путь, Кирилл двинулся за угол дома. Когда я свернул, следуя за ним, то обнаружил открытую дверь, очевидно, запасной выход. Темнота и неизвестность, томящиеся за ней, теперь просачивались в пространство, окутывая меня, играясь с больным воображением.

– Осторожно, тут высокий порог – голос брата прозвучал гулко и отдалённо – этот псих уже разгуливал по дому.

– Учту, – проворчал я и осторожно шагнул за дверь.

Изнутри дом казался больше. Вокруг стояла такая пыль, что было трудно дышать. Я посветил фонариком под ноги, опасаясь оступиться о какой-нибудь мусор, но пол был чистым. Неужели такое место ещё никто не облюбовал для посиделок? Луч фонарика прорезал пыльный воздух и время от времени натыкался на стенные перегородки. Осветив потолок, я также не обнаружил ничего интересного. Какого чёрта мы сюда приехали, это ведь даже не покинутое здание, хранящее энергетику! Это всего лишь пустая кирпичная коробка с оштукатуренными стенами.

– Кир, ты где? – мой голос эхом раздался по пустому помещению, и ответом мне был только еле слышный шорох. Брат молчал.

– Если ты решил меня попугать, то зря стараешься, я знаю что всё это твои глупые шут..

Я не успел договорить, как раздался оглушительный резкий крик. Я вздрогнул и побежал в ту сторону, где, по моему мнению, должен быть брат. Крик повторился снова – похожий звук издавали чайки.

– Вот придурок, Кир, выходи, – к моему удивлению брат вышел мне навстречу, жестом приказывая замолчать.

– Ты это слышал? – в его глазах горел огонь. – Нам надо спуститься в подвал, проверить.

– Ты что совсем? – шёпотом возмутился я, – пойдём отсюда.