Тайна красного иероглифа

– Твой брат будет задействован в спектакле. Объясни ему, что к чему, только в темпе, у нас мало времени.

– Ты сдурела? Ник немой, и ему всего пять лет.

– Не ври, ему практически шесть. А разговаривать его никто не просит. Он будет в массовке, вместо придурка Архимедова, который забил на репетицию. Только ты проинструктируй брата, что да как, а то мне кажется, он меня не очень хорошо понимает.

– Тебя и я не всегда понимаю. Полин, а может не надо Никитку?

– Иди, и поговори с братом! А ты, – Полька посмотрела на Влада. – Кончай симулировать инвалидность. Где твоя одежда?

– Там, – прошептал Влад.

– Почему там, а не на тебе?! Чего ты смотришь на меня, иди и переоденься!

– Слушай, а может, свяжем эту тиранку и засунем ей в рот кляп? – спросил у меня Влад.

Полинка вытолкала его из комнаты.

Дядя Миша оказался прав, это был самый настоящий сумасшедший дом. Шум-гам, крик, стук, отовсюду слышны распоряжения, приказной тон, вопросы, ответы, охи, ахи… А репетиция ещё даже не началась.

Никитка сидел на стуле рядом с Тамарой Эдуардовной, болтал ногами и задорно улыбался. Улыбка брата меня взбесила, я посчитал её предательством по отношению к себе. Все на нервах, а он лыбится.

– У тебя очень хорошенький брат, – сказала мне Тамара Эдуардовна. – Картиночка! И такое смышленое личико.

Ник растянул губы до ушей.

– Будешь стоять на сцене в углу и молчать. Понял? – спросил я Никитку и сразу же поймал себя на мысли, что сморозил глупость. Конечно же, он будет молчать.

– Никита запомнил свою роль, – Тамара Эдуардовна погладила Ника по голове. – Он очень умненький мальчик и всё сделает правильно. Да, мой хороший?

Никита закивал.

Я вернулся в комнату, сел на стул, застегнул белый жилет и, решив на время отключиться от всеобщего хаоса, закрыл глаза. Пожалуй, настало самое подходящее время вкратце рассказать, что представлял собой рассказ Полины Ермолаевой. Говоря откровенно, лично мне сюжет показался до неприличия надуманным и сопливым, но на вкус и цвет…

Мой герой и героиня Полины (да, Ермолаева играет в спектакле главную роль, поэтому с недавних пор она причислила себя и к знаменитым актрисам), волею судеб вынуждены встречать Новый год на тридцатиградусном морозе. Она – девчонка, которая оказалась не нужна бесчувственным родителям, и в порыве отчаянье решившаяся тридцать первого декабря навсегда уйти из дома. В ночь. В неизвестность. Навстречу своей судьбе. Он – странный мальчишка, возникший на её пути из той самой неизвестности, куда она так стремилась. Он не похож на остальных, он ведёт себя не совсем обычно, говорит не всегда понятные ей вещи, и, тем не менее, она тянется к нему, доверяет, верит, что их встреча произошла не случайно.

Они увидели друг друга в центре города, когда всё вокруг загрохотало сотнями разноцветных салютов и фейерверков, и ночь наполнилась искренним счастьем, и люди кричали и смеялись, поздравляя всех с праздником.

Подростки прониклись друг к другу симпатией; он знал, ей нужна помощь, и он был готов её оказать по первому требованию; а она вдруг сразу почувствовала себя защищённой, освободившейся от одиночества, и ей очень сильно, неистово захотелось уверовать в чудо. То самое чудо, которое иногда, вопреки логике и здравому смыслу, может произойти с человеком и в одночасье изменить его жизнь в лучшую сторону. Чудеса есть, но только верят в них исключительно те, кому посчастливилось нос к носу с ними столкнуться. Она верила, и ждала чуда. И неожиданно он пообещал ей чудо.

Он сказал, что они могут перенестись в другую реальность, в другой город, где нет зла и страданий, боли и слез, страха и тревоги. Туда, где живут вечные дети, и где время не властно над людьми; подростки навсегда остаются подростками, не взрослеют. Потому что та реальность находится вне времени. Он говорил так убедительно о странных вещах и странном городе, так красочно описывал его обитателей, что она, пребывая в неком полугипнотическом состоянии, тоже захотела оказаться вне времени. В той реальности, в том городе, среди вечных детей, где нет слез и страха, зла и страданий, одиночества и непонимания. Она хотела уйти туда. И он обещал помочь.

Он привел её на пустырь, и она увидела на снегу выложенный из золы большой чёрный ромб, в центре которого краснел иероглиф. Он сказал, что это магический знак, проводник высших сил и вход в другую реальность. Им надо встать в центр ромба, взяться за руки и повиноваться высшим силам.

И снова она ему поверила, и они встали на красный иероглиф, взялись за руки, закрыли глаза и… С того момента, собственно, и начиналась фантастика.

Дальнейший сюжет мне вообще не нравился, но, как известно, победителей не осуждают и не обсуждают.

***

А репетиция началась со скандала, Польке не понравилось, как я выгляжу. Не устроило выражение моего лица. Едва открыли кулису, я вышел на сцену, собираясь произнести «Я знаю путь к истинному счастью», как из-за высоченной декорации раздался раздраженный голос Ермолаевой. Секунду спустя она сама выскочила на сцену.

– Что у тебя с лицом? Почему ты улыбаешься?

– Я не улыбался.

– Улыбался! Оксана Витальевна, – Полина поймала взгляд Оксаны Витальевны и топнула ногой. – Объясните вы ему, что герой должен испытывать чувство своего превосходства, а не смеяться, как идиот. Ты другой, понял, – срывалась на мне Полька. – Ты не такой, как все и вести себя должен соответственно. На прошлой репетиции я тебе сказала, поработай с лицом, ты ни фига с ним не поработал.

– Плевать мне на твои советы, – прошептал я Польке. – Не придирайся, я не улыбался.

– Оксана Витальевна!

– Полин, по-моему, Слава хорошо начал. Тебе показалось, он не смеялся.

– И лицо у мальчика… – Тамара Эдуардовна подалась чуть вперёд. – Его зовут Слава, да? Лицо у Славы было очень даже колоритное. Не так ли, Елена Аркадьевна?

Елена Аркадьевна кивнула, но мне показалось, она вообще не услышала вопроса, потому что витала в каких-то своих облаках. Я вдруг понял, что ей вообще нет никакого дела до нас, нашего спектакля и выражения моего лица; она приехала сюда для галочки, и сейчас наверняка злиться, что суббота проходит впустую.

– Ладно, – сказала Полька. – Начнём сначала.

И мы начали сначала. Минут сорок Полинка Ермолаева третировала всех своими режиссерскими закидонами, её ничего не устраивало, она даже выдвинула гипотезу, что мы специально хотим испоганить её постановку. Вот оказывает как, теперь это её постановка. А мне казалось, Полька только рассказ написала.

Когда мой герой и её героиня оказались в городе вечного детства – к тому времени я уже возненавидел Ермолаеву до такой степени, что был готов сыграть Отелло – Полинка начала срываться на остальных персонажах. Мы терпели. Ради общего дела, ради Оксаны Витальевны, которая сидела ни жива, ни мертва, ради двух наших зрительниц, в конце концов.

Счастливым и безмятежным чувствовал себя только Никитка. Стоять на сцене в прикольной панаме и играть роль маленького жителя необычного города ему настолько понравилось, что Ник был готов простоять возле бутафорского дерева целую вечность. Он улыбался, вертел головой, а когда зануда Ермолаева начинала очередную разборку и репетицию прерывали, садился на корточки, подпирал ладонями щёки и ждал. И в эти мгновения у него был такой умиленный вид, что Тамару Эдуардовну захлёстывали эмоции.

– Вы посмотрите на Никитушку, – говорила она, улыбаясь. – Сидит в уголке, как ангелочек. Какой колоритный мальчуган получился. Ну, Боже мой! Оксана Витальевна, Никиту надо будет взять с собой в лагерь. С кем надо, я договорюсь.

Оксана Витальевна только кивала, а потом начинала разнимать своих беснующихся на сцене нерадивых учеников, спорящих до хрипоты друг с другом и Полинкой Ермолаевой.

…В четверть четвёртого Елена Аркадьевна сказала, что ей пора уходить. Никто не возражал, и она быстро выпорхнула из актового зала. Полчаса спустя ушла Тамара Эдуардовна. Правда, прежде чем выйти, она подошла к сцене, подозвала к себе Никитку и, погладив его по щеке, спросила, хочет ли он поехать с братом в зимний лагерь? А Ник будто бы только этого вопроса и ждал: закивал головой, заморгал глазами, весь подобрался, засиял, разве что не разревелся от восторга.

В четыре часа Полина сказала классухе, что нам необходима ещё одна репетиция.

– Они ужасно играют, я настаиваю на второй репетиции.

До пяти часов нас отпустили домой, поесть и, как сказала Полька, хорошо подумать о своих ролях.

– Я её в сугробе закопаю! – Злился Кирюха, когда мы с ним подходили к дому. – Всю субботу проторчать в школе. Тебе-то ещё ничего, жить можно, а представь каково мне в старых шмотках. В них жарко, рубашка в плечах слишком узкая, брюки постоянно спадают, обувь неудобная. Ермолаева меня бесит.

– Не тебя одного.

В подъезде Кирюха предложил мне отвести Ника домой, а самим пойти в булочную, купить сдобы, сока и вернуться в школу.

– Иначе я после обеда не соберусь, меня разморит. А с Никитки достаточно и одной репетиции, он устал здорово, да, Никитос?

Тот отрицательно замотал головой.

– Устал-устал, – Кирюха похлопал его по плечу. – Тебе и так сегодня повезло, ты едешь с нами.

Передав родителям слова Тамары Эдуардовны и сказав, что из-за бзиков Ермолаевой я могу вернуться домой поздно, мы с Кириллом потопали в булочную.

Минут через двадцать, расположившись в школьной раздевалке, уплетали круассаны, запивая их вишневым соком. Сдоба, конечно, не обед, но нам было вкусно.

В начале шестого началась вторая репетиция. После сытного обеда Полька подобрела, на нас почти не срывалась, но изредка ворчала по поводу отсутствия Никитки.

В зале сидела одна Оксана Витальевна, ребята не участвующие в постановке не пришли, им с лихвой хватило утреннего представления.

Очередное ЧП произошло во время небольшого перерыва – Настя спотыкнулась и нечаянно толкнула Влада в бок. Тот, разумеется, упал, он не мог не упасть, это же Влад. А растянувшись на полу, начал кричать, что у него серьёзное сотрясение и, вероятней всего, вывих всех челюстей.

– Всех? – засмеялась Лилька. – У тебя их много?

– Вставай. Всё с тобой в порядке, – мы с Кириллом помогли Владу подняться на ноги.

– Голова не кружится? – на всякий случай спросила Оксана Витальевна.

– Кружится, наверное.

– Тебя тошнит? – теперь её голос дрогнул, сделался тише.

– А должно?

– Влад, хватит изображать умирающего! – прочеканила Настя. – Я же видела, ты не ударился головой.

– Зато локоть ушиб. Полегче толкайся в следующий раз. Нет, я всё-таки посижу минут пять-десять, локоть ноет. Не перелом ли? И под ребром что-то колет, ребят, я, наверное, играть уже не смогу. Не сердитесь.

Больше в тот вечер Влад на сцену не вышел. Он сидел на стуле рядом с Оксаной Витальевной, поедал прихваченные из дома бутерброды и всякий раз, когда на сцене появлялся персонаж Кирюхи, злорадно хмыкал.

– Прикольный костюмчик! Кирюха жжёт! Давай-давай… Ну и лицо.

В девять часов я спрыгнул со сцены и отправился переодеваться. Устал жутко, оказывается, игра на публику это тоже работа. Никогда не думал, что актёры устают, мне их профессия виделась достаточно лёгкой, воздушной, играй себе перед камерой или зрительным залом, шпарь вызубренный текс и дело в шляпе. И только сегодня я понял, как ошибался, недооценивая труд актёра. Сегодняшняя репетиция, вернее целых две репетиции, выдались самыми сложными.

Переодевшись, я вышел в актовый зал, подошёл к Владу, спросил, как он себя чувствует.

– Лучше всех, – заулыбался тот. – Кирюха скоро выйдет?

– Должен уже.

– Пусть поторопится, девчонки уходят, а их надо достойно проводить. Понимаешь намёк?

– Снежная атака? – улыбнулся я.

Влад кивнул, хитро покосившись на девчонок.

Лиля с Полиной складывали в пакеты вещи, Светлана пыталась им помогать, Настя стояла чуть в стороне, снисходительно наблюдая за этим процессом. Настюха практически всегда и на всех смотрела снисходительно, как бы делая одолжение, немного лениво и небрежно. Она была самой красивой девчонкой в классе, прекрасно об этом знала, и вела себя соответственно.

Настя привыкла, что перед ней все ходят на цыпочках, смотрят в глаза, ожидая поймать благосклонный взгляд, и стремятся выполнить любую прихоть. За это самое поведение, и за свою природную красоту девчонки относились к Настьке с прохладцей. Недолюбливали, что ли. Ну и, конечно, завидовали. За глаза говорили много колкостей, издевались, но сказать гадость в лицо никто пока не решался.

Сама Настя не стремилась обзаводиться лучшими подругами, её вполне устраивали приятельские отношения, с невзрачными – именно такими она видела своих ровесниц – одноклассницами. Исключение было сделано для Светки-дылды. Но здесь хитрая Настя решила сыграть на контрасте. Светка была некрасивой, неуклюжей, высокой и худой, как швабра. Когда они шли вместе, а с недавних пор Настя всюду таскала Светку с собой, то результат, как говорится, был налицо. Света выглядела ещё неуклюжей и невзрачней, зато Настюха на фоне «подружки» казалась принцессой.

А уважение Настя питала разве что к Лильке, потому что она единственная из класса могла поставить её на место. Поначалу, правда, пробовала конфликтовать с взрывной Лилькой, но в итоге поняла, Лиля это не безвольная Света или нервная Полинка, в случае чего может так резануть словом или колкой фразой – мало не покажется. Девчонки считались приятельницами, в открытую не конфликтовали – хотя и не питали друг к другу теплых чувств – держались вместе, перезванивались, ходили в гости, кафешки, кино и, наверное, каждую такая дружба устраивала.

Кирюха присоединился к нам, когда девчонки вышли из актового зала. Влад стал его торопить, напомнив про месть Ермолаевой и снежный обстрел, но Кирилл замотал головой.

– У меня идея получше.

– Что за идея?

– Где Оксана?

– Поднялась в кабинет, нам оставила ключ. Просила закрыть зал и занести ей ключ.

– Отлично. Значит, Слав, ты закрывай зал, а я отнесу ключ Оксане.

– И в чём прикол?

– Увидишь. Встретимся в спортивной раздевалке на третьем этаже. – Кирюха подмигнул нам с Владом и перекинул через плечо рюкзак.

– Там света нет, – шёпотом ответил Влад.

– Я знаю, – радовался Кирилл. – Так даже лучше. Ночь, мы в школе одни, а кругом темнота.

– У входа сидит охранник.

– Он нас не услышит.

– Что ты задумал? – по вытянутому лицу Влада я догадался, что он здорово перетрусил.

Прежде чем ответить, Кирюха дождался пока я закрою актовый зал, взял у меня ключ, протянул свой рюкзак и, подойдя к лестнице, сказал:

– Расскажу вам одну историю про блуждающих по школе детей-призраков.

– Очень страшно, – засмеялся я.

Влад ничего не ответил, а когда Кирилл поспешно сбежал по ступенькам, а я, повернувшись к Владу, хотел кивнуть ему на лестницу, ведущую на третий этаж, то увидел, как он бледный и растерянный сунул себе в рот собственный кулак. Всё, про себя подумал я, один уже готов.

Кирилл присоединился к нам чуть погодя, Влад к тому времени успел накрутить себя до истеричного состояния.

– Что ты говорил про детей-призраков, ты пошутил?

– Мне недавно дядя Миша историю рассказал. Жутковатая история!

– Ну да, если её рассказал дядя Миша, она точно жуткая, – прыснул я.

Дело в том, что наш плотник человек одинокий, дома ему поговорить не с кем, а общаться он любит. Поэтому когда появляется подходящий собеседник, дядя Миша вываливает на него ушат полезной и бесполезной информации, плюс делится своими многочисленными историями. По большей части выдуманными, но выдаваемыми им самим, как реальные.

Кирюха поудобней уселся на жёсткой скамье, прислушался к тишине, увидел слабый лунный свет, пробивающийся в раздевалку через маленькое квадратное окошко и прошептал:

– Двадцать лет назад, когда школа только открылась, в столовой умерло три ученика. Шестиклассники.

– Не гони, – я толкнул Кирюху локтем в бок.

– Серьёзно! Они отравились.

– Почему-то я не слышал ничего подобного.

– Дядя Миша сказал, историю замяли, чтобы паники лишней не было. А как вы думали, это ж пятно на всей школе.

– А чем они отравились? – голос Влада был едва слышен.

– Не знаю. Но факт в том, что души подростков стали каждую ночь появляться в школьных коридорах.

– Опять гон.

– Да не гоню я. Дядя Миша сам однажды увидел в коридоре призрака. Умерший парень стоял возле окна и держал в руке фонарь, потом направил луч света себе в лицо, а там…

Раздался грохот.

– Блин! Что это было? – испугано спросил я.

– Я со скамейки упал, – ответил Влад.

– Руки-ноги целы? Шейка бедра не сломалась? А челюсти твои все на месте?

– Зад ушиб, а так всё в норме. Кирюх, что было дальше?

– Вместо лица у призрака была черепушка.

Мне показалось, я услышал шаги. Вроде кто-то поднимался по лестнице. Но сумев взять себя в руки, я отогнал подальше мысли о призраках, якобы бродивших по школьным коридорам. Какие призраки? Кирюха прикалывается, он сам не верит ни единому слову Михаила Афанасьевича. Просто сегодня подвернулась возможность задержаться в пустой школе, на улице темно, в раздевалке тоже, кругом тишина, атмосфера создана идеальная для страшилок. Правда, историю Кирюха мог бы выбрать более подходящую, а то рассказал какой-то бред для ясельной группы.

За дверью что-то щёлкнуло. Теперь шаги слышал не только я, их услышали все. Кирилл напрягся, я встал со скамьи, Влад продолжал сидеть, не шевелясь, раскрыв от волнения рот.

– Ты ведь пошутил? – шёпотом обратился я к Кириллу. – Не было никаких призраков?

Ответить Кирилл не успел. Шаги стихли и дверь начала медленно открываться, а когда открылась наполовину, мы увидели человека, державшего в руке фонарь. Влад заорал, как резанный, схватив свой рюкзак, он швырнул его в призрака и забился в дальний угол раздевалки.

Рюкзак упал призраку под ноги, и призрак громко ойкнул от неожиданности, а потом выругался.

– Кому-то сейчас по шеям надаю! – злобно выкрикнул призрак голосом нашего охранника. – Сивцов, ты обалдел?! Зачем рюкзаком швыряешься?

– Кто это? – кричал Влад, закрывая лицо руками.

– Это Андрей Геннадьевич, – выдохнул я.

– В понедельник перед директором отчитываться будете, – гнусавил охранник. – Артисты! На выход! – Он слегка подтолкнул меня в спину, потом подтолкнул Кирюху, Влад пролетел мимо охранника пулей.

– Твоя история виновата, – сказал Влад Кирюхе, стоило нам оказаться на улице. – Призраки в коридоре, фонарь, черепушка… А если бы я его убил своим рюкзаком, сечёшь, что было бы?

– Да ты рюкзак даже не докинул, – Кирилл натянул Владу шапку на глаза.

– Осторожно, мои очки. Руки убери! Я бы докинул, если бы не боль в руке. Я же упал на репетиции.

– Ну да, упал, и помнится, сломал все свои челюсти и получил сотрясение, а днём у тебя были множественные переломы. Иди уже! Слав, давай его снежками обстреляем, а?

– Я не против.

– Только попробуйте, – закричал Влад, прикрываясь рюкзаком и пятясь назад. – Я за себя не ручаюсь! Я буду кричать… Я… Ай, мое плечо…

Глава третья

Наш выход

Предновогоднюю неделю мы доучивались без особого напряга. Четвертные оценки были выставлены, к поездке всё подготовлено, настроение праздничное – беззаботное. Единственная неприятность это простуда Никитки. С понедельника он начал кашлять, хлюпать носом, а к среде у него покраснело горло и стало ясно, зимние каникулы Никитка проведёт дома. Впрочем, он особо не расстроился, отец пообещал ему хороший подарок, и эта новость перебила желание ехать, куда бы то ни было.

А наш класс, во главе с Оксаной Витальевной, прибыл в зимний лагерь тридцатого декабря. В пятницу.

Едва мы вышли из автобуса, я сразу начал осматриваться по сторонам. Для новогодних каникул место подходило идеально. Представьте: огромная территория, в окружении вековых сосен, нарядных елей, можжевельника, а так же высоких рябин, лип, кленов и каштанов. Каждая, даже самая тонкая ветка была бережно закутана снегом и покрыта тонкой ледяной корочкой. В голубом безоблачном небе, оно казалось густым и бесконечным, ярко светило солнце, и его блики, играя с льдинками на заснеженных ветвях, создавали ощущение серебристого праздника. Всё сверкало и переливалось, словно деревья были запорошены бриллиантовой россыпью.

Мороз щипал лица, под ногами хрустела настовая корка, пели птицы, и я подумал, что попал в сказку. Мне это нравилось, захотелось замедлить ход времени, чтобы подольше насладиться красотами зимней природы.

На территории этого снежного Эдема располагалось множество современных комплексов, кинотеатр, видео-зал, несколько спортивных площадок, каток, трёхэтажное здание библиотеки, два отдельно стоящих бассейна. И еще спортивно-оздоровительный комплекс, где можно поиграть в баскетбол, волейбол, большой и настольный теннис. И уютное кафе, зал караоке, дискотека, дом творчества с десятком всевозможных кружков по интересам, музей естествознания, музей океанологии, большой планетарий, оснащённый современным проекционным оборудованием, а самое главное, в лагере был компьютерный клуб.

…Внезапно мне сделалось не по себе, на смену хорошему настроению пришли хандра и сомнения. Показалось несправедливым, что мы пробудем здесь всего две недели. Две недели – так мало. Капля в море. Я же не успею устать от хорошего времяпрепровождения, не успею выдохнуться и опустошиться.

А когда выяснилось, что здесь можно обучиться плавать с аквалангом, взять уроки сноубординга и поиграть в пейнтбол, я сказал Кирюхе, что останусь в лагере навечно.

Разместились мы на третьем этаже второго корпуса. У нас был четырёхместный номер с душем и санузлом, удобными кроватями, прикроватными тумбочками, двумя вместительными шкафами-купе для одежды, столом и стульями.

И всё это благодаря Полинке, подумал я, решив, что иногда Ермолаева может приносить и пользу.

Стоило открыть дверь номера, как мы, забыв обо всём, толкаясь, пинаясь и не стесняясь в выражениях, начали выбирать себе кровать. Я первый успел подбежать к кровати, стоявшей у окна, Олег занял место напротив, Кирюха кинул сумку на кровать, которая располагалась в углу, но достаточно хорошо освещалась из окна. Владу досталась кровать у самой двери.

– Я не буду здесь спать. Кирюх, вали с моей кровати, я первый её выбрал.

– Видишь сумку? Она оказалась на кровати раньше, чем ты успел на неё сесть.

– Я увидел её раньше, чем ты швырнул сумку.

– Видеть – не считается. Надо занять, понял? Пацаны, я прав?

– Прав, – лениво ответил Олег, проверяя жёсткость матраца. – Кто не успел, тот опоздал.

– Да пошли вы! – Влад подхватил свой рюкзак, спортивную сумку и поковылял к двери.

– Ты куда?

– Попрошусь в другой номер. Я думал, мы друзья, вы не дали мне шанса, затолкали, оставили в коридоре. У меня не осталось выбора. И бок болит, какой-то козёл меня толкнул, – Влад скривился, бросил на пол свои вещи и зачем-то начал растирать спину.

«Козлом», тем самым, который толкнул его в бок, был я. Действительно, я толкнул Влада в бок, когда мы врывались в номер, но нечаянно, не специально, и вряд ли толчок был настолько сильным, чтобы причинить нашему вечному страдальцу адскую боль.

– У меня почка отбита, – простонал Влад, упав на кровать.

– Ты даже не знаешь, где они находятся.

– Дышать трудно. Позовите кого-нибудь, я задыхаюсь.

– Влад, хочешь правду? – полушутя-полусерьёзно спросил Кирюха, убрав с кровати свою сумку. – Единственный козёл среди нас – это ты!

– Мне плохо.

– Кончай ныть, хлюпик. И перетаскивай своё барахло. Уступаю, так и быть.

За считанные секунды Влад вскочил на ноги, забыв о сильной боли и отбитой почке. Резво подбежав к отвоёванной в нечестном бою кровати, он заявил:

– Ну что, разберём вещи и рванём на улицу?

Все промолчали.

После обеда мы пошли в кинотеатр, на сцене которого уже послезавтра нам предстоит показывать нашу постановку. Скажу сразу, как только я оказался в зале, рассчитанном на шестьсот пятьдесят человек, мне поплохело. Одно дело репетиция в пустом школьном актовом зале, где все свои, и бояться в принципе нечего, и совсем другое – сцена кинотеатра.

Прохаживаясь по рядам, трогая спинки удобных кресел и приближаясь к сцене, я чувствовал зарождавшийся в области солнечного сплетения страх. Точно, выйду на сцену и напрочь забуду текст, меня освистают, засмеют, а под конец Полинка Ермолаева самолично насадит меня на кол. Стало жарко, потом сделалось холодно.

– Маловат кинозал, – недовольно пробурчала Полька. – Я думала, здесь больше тысячи мест, а шестьсот пятьдесят… Несолидно как-то.

– Сидения мягкие, – Настя села в первом ряду, закинула ногу на ногу и скомандовала. – Актёры, на сцену!

– Ты бы текст лучше выучила, – не преминула заметить Ермолаева.