Возвращение на Трэдд-стрит

Я откинулась на спинку стула, благодарная за то, что наследство было всего лишь кроваткой, а не целым полуразрушенным домом. Мне невольно подумалось, что это выглядело бы гораздо лучше как гараж. Да и пользы тоже было бы больше.

– Какая жалость, у меня уже есть колыбелька… я видела ее на чердаке, когда поднималась туда с представителем санитарной службы по поводу голубей. Она практически погребена под грудой мебели и старой одежды и, вероятно, жутко грязная. Но она есть, если мне вдруг понадобится антикварная колыбель, в чем лично я сомневаюсь. А что насчет дома? Какая бедная душа вынуждена иметь дело с этим альбатросом?

– Она оставила его Эшли-Холлу, – пискнула Нола, – но им решать, будут ли они продавать его или используют для каких-то школьных целей. Это довольно далеко от кампуса, так что, кто знает? Вот почему я хочу быть уверена, что мое пианино никто не тронет.

Они оба вновь посмотрели на меня, зная, что я уже пыталась увести разговор от темы фортепиано. Словно читая мои мысли, Джек достал из контейнера пирожное, положил его мне на тарелку и пододвинул ближе ко мне.

– Оно постоит здесь до тех пор, пока ты не найдешь для нас дом, над чем, я уверен, ты уже работаешь.

Я откусила пирожное и, пока жевала, сделала вид, будто думаю. Но, похоже, для них, как и для меня, уже было очевидно, что я не смогу сказать «нет».

– Ну хорошо, – сказала я, запив пирожное соевым молоком. – Думаю, мой домашний офис может немного подождать. Просто дайте мне знать, на какую дату и время вы закажете грузчиков, чтобы я могла внести это дело в мой календарь.

Джек выразительно кашлянул.

– Вообще-то они доставят его сюда завтра в восемь утра.

Нола отодвинула стул и взглянула на свое пустое запястье, на котором я раньше не замечала часов.

– Ого, посмотрите на время. Я должна успеть сделать домашнее задание по английскому.

Джек потянулся и притворно зевнул.

– Я тоже устал. Я писал весь день, и от этого плавится мозг. – Как истинный джентльмен, он наклонился и поцеловал меня в щеку. – Не вставай. Мы выйдем сами. Увидимся завтра, в восемь часов.

Они уже почти шагнули к кухонной двери, когда Нола сказала:

– Не забудь переставить пирожные, чтобы миссис Хулихан не заметила, что каких-то нет.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но меня опередил оглушительный грохот где-то наверху. Генерал Ли заскулил и бросился к своей собачьей постели, где моментально зарылся мордой в мягкую подушку.

– Оставайтесь здесь, – приказал Джек Ноле и мне, но едва он шагнул в кухонную дверь, как мы обе последовали за ним через холл и поднялись вверх по лестнице. Мы все трое остановились в коридоре второго этажа, глядя на чердачную дверь, зияющую, словно открытый рот. Я всегда держала ее запертой, и ее нельзя было открыть изнутри.

Мы посмотрели друг на друга, на наше морозное дыхание, как будто стояли на улице январским утром, а не в доме в конце лета. Все втроем мы осторожно сделали пару шагов вперед, чтобы взглянуть на чердачную лестницу. И снова застыли на месте. Я несколько раз моргнула, желая убедиться, что вижу то, что, как мне казалось, я вижу. На самой верхней ступеньке, неким чудом вытащенная из-под груды старой мебели и хлама, виднелась старинная колыбель. Ее силуэт резко выделялся в тусклом свете раннего вечера на фоне окна.

– Круто, – прошептала Нола. Ее темно-синие глаза не выражали страха.

Затем откуда-то позади нас раздался детский плач. Негромкое хныканье эхом отразилось от оштукатуренных стен и высоких потолков старого дома, вызвав глубоко в моей утробе, где обитал, защищенный от внешнего мира ребенок, легкий озноб. Джек протянул руку и положил ладонь мне на живот, впервые коснувшись нашего ребенка. Наши взгляды встретились в смеси страха и ожидания, как будто мы наконец поняли, что эта новая жизнь крепко связывает нас и что мы столкнулись с чем-то большим, чем рассчитывали.

Глава 5

Почувствовав, что машина остановилась, я открыла глаза. Манеру вождения моей матери, медленную и с вечными рывками, было слишком трудно воспринимать с открытыми глазами. Я бы с радостью сама села за руль или пешком отправилась в «Хомини Гриль» на встречу с Софи, но моя мать, пропустившая большую часть моего детства и юности, начала воспринимать меня как стеклянную куклу, ничего не умеющую делать самостоятельно.

– Интересно, есть ли у них камердинер, – сказала моя мать, заглушив двигатель. Ей удалось припарковаться у тротуара в переулке, всего в двух кварталах от ресторана на Ратледж-авеню.

– Ничего, как-нибудь дойду сама.

Она с видимой неохотой выключила зажигание.

– Тебе не стоит ходить на каблуках в твоем положении. Твои лодыжки не были бы такими опухшими, если бы ты упрямо не надевала в такую жару эти туфли. Кстати, я нашла тот пакетик картофельных чипсов, спрятанный в кухонном мусорном ведре. Весь этот натрий тоже не на пользу.

Я отстегнула ремень безопасности.

– У меня есть лишь крошечные промежутки, когда меня не тошнит, и я отказываюсь тратить их на еду со вкусом древесной коры. – Я открыла дверь с моей стороны и, чтобы не слышать ее ответ, вылезла из машины.

Мать догнала меня на тротуаре.

– И мне кажется, у Генерала Ли эмпатическая беременность. Он стал слегка толстоват.

– Неправда. Он просто пушистый. И ширококостный. А если и набрал несколько лишних фунтов, то лишь потому, что я не могла его выгуливать – слишком жарко. И у меня все время болят ноги.

Она многозначительно посмотрела на мои туфли, но самосохранение вынудило ее промолчать. Мы как раз подходили к главному входу в легендарную парикмахерскую, обшитую красным сайдингом, а теперь превращенную в ресторан, когда я услышала, что меня кто-то окликнул.

Я повернулась и увидела, что ко мне с протянутыми руками бросилась моя лучшая подруга. Сколь бы часто я ни видела доктора Софи Уоллен, ее наряды всякий раз заставляли меня остановиться и задуматься, как она может быть моей лучшей подругой. Сегодня ее темные волосы для разнообразия были распущены, кудряшки подпрыгивали вокруг лица и плеч, а щеки обрамляли светло-коричневые, выцветшие на солнце пряди. С головы до ног она была одета в выкрашенные домашним способом вещи, включая легинсы, но за исключением клетчатого шарфа, который Софи накинула на шею, как ожерелье. Ноги украшали вездесущие «биркенстоки», и я была рада увидеть, что, по крайней мере, ее ногти на ногах не подверглись окрашиванию в чане с краской.

– Мелани! – радостно взвизгнула она, заключив меня в медвежьи объятия, которые, как ни странно, заставили меня почувствовать себя гораздо лучше, еще раз напомнив мне, почему мы с Софи были лучшими подругами. Отстранив меня на расстояние вытянутой руки, она одарила меня пристальным взглядом. Ее улыбка мгновенно исчезла, а сама она прищурилась. – Ты не слишком хорошо выглядишь. Как ты себя чувствуешь?

Моя мать шагнула вперед.

– У нее ужасное утреннее недомогание, и она накапливает воду, как арбуз.

Софи отпустила меня, чтобы моя мать могла поцеловать ее в обе щеки.

– И ее кожа вся в прыщиках, как у подростка.

– Между прочим, я вас слышу, – сообщила я, глядя на мою мать и на теперь бывшую лучшую подругу. Обе обернулись и посмотрели на меня с одинаковым выражением жалости. Проигнорировав их взгляды, я открыла дверь в ресторан. – Хочу есть! – крикнула я через плечо, не заботясь о том, последуют они за мной или нет.

Нас быстро усадили за деревянный стол рядом с передним окном, нижняя половина которого была прикрыта кружевной занавеской. Я была голодна как волк, но не потому, что не позавтракала. Проглотив несколько соленых печенюшек, я наконец смогла поднять голову с подушки и, ощутив настоящий голод, позволила миссис Хулихан разогреть для меня одну из булочек с брокколи, с каплей масла наверху. Булочка задержалась в моем желудке почти на три минуты.

Терзаемая голодом олимпийского пловца, я изучила меню и заказала сладкий чай, суп из крабов, маленькую тарелку с жареной курицей, кукурузный хлеб и рагу из креветок и риса, после чего была вынуждена объяснять ошеломленному официанту, что это заказ не на весь стол. Выбор Софи был скромней: овощная тарелка – все исключительно от местных фермеров – и большой стакан воды с лимоном. Моя мать заказала суп и салат, и ни та ни другая не ответила на мой воинственный взгляд.

Стремясь отвлечь разговор от моих диетических привычек, я повернулась к Софи.

– Ну и как тебе супружеская жизнь? Как прошел медовый месяц? Надеюсь, ты захватила фотографии.

Софи застенчиво заправила волосы за ухо, не обращая внимания на то, как они тотчас же выскочили обратно.

– Медовый месяц был просто потрясающим, и я очень рекомендую семейную жизнь. – Она слегка покраснела. Я пристально посмотрела на нее, гадая, что, кроме выцветших на солнце волос, кажется мне другим. Ее глаза сверкали, а кожа практически сияла. Будь на месте Софи Уоллен кто-то другой, я бы заподозрила, что она только что сделала химический пилинг и чистку лица, две вещи, которым – я знала это наверняка – она никогда не подвергла бы свою кожу.

– Ты выглядишь настоящей красавицей, – сказала моя мать, вторя моим мыслям и явно не обращая внимания на наряд Софи. – Супружеская жизнь определенно тебе на пользу.

Та одарила меня многозначительным взглядом.

– Серьезно, – сказала я. – Что ты используешь сейчас для своей кожи? Я видела младенцев с кожей похуже.

Моя мать села прямее и, слегка вздохнув, прижала руки ко рту.

– Что такое? Я чего-то не знаю? – Я растерянно перевела взгляд с Софи на мать, а затем снова на мою подругу.

– Я беременна! – почти выкрикнула Софи.

– Ты беременна? – крикнула я в ответ, отчего другие посетители повернули головы в нашу сторону. Она кивнула. Ее кожа светилась розовым, как созревший персик.

– Но как?.. – Я жестом указала на ее сияющее лицо, узкую талию и изящные лодыжки.

– По-моему, это обычное дело, Мелли, – нахмурилась моя мать.

– Я имею в виду, как ты можешь так выглядеть… и быть беременной?

Их улыбки слегка потускнели. Они пристально посмотрели на меня, стратегически глядя мне в глаза, а не на мое покрытое пятнами лицо, распухшие лодыжки или неудобно натянутую на колени юбку.

Моя мать положила руку поверх моей.

– Все беременности разные, Мелли. Меня всю мою беременность тобой выворачивало наизнанку, и я почти не набрала веса. Зато большую часть времени я была зеленой, а мой бюст просто не помещался в бюстгальтер. Но через несколько лет, когда Амелия была беременна Джеком, она выглядела потрясающе – она как будто светилась, а то, что она беременна, можно было определить лишь по маленькому животику спереди.

– По-твоему, мама, это должно помочь мне почувствовать себя лучше? Ты не только напомнила мне, что Джек моложе меня, но и дала понять, как я буду себя чувствовать и как буду выглядеть все девять месяцев. – Я не сомневалась: окружающие могли видеть, как мои гормоны проносятся над столом струями радужного фонтана, и поспешила подавить рыдание.

Наш официант приблизился с кувшином воды, но, заметив мою кислую физиономию, быстро изменил курс.

Софи взяла меня за другую руку и сочувственно ее пожала.

– Вот увидишь, как только твои гормоны успокоятся, ты почувствуешь себя намного лучше, а как только ты почувствуешь себя лучше, ты будешь лучше выглядеть. – Она улыбнулась, и я заметила, что даже ее зубы стали белее. – И не забывай, как важно питание, не только для ребенка, но и для тебя самой. Твой врач уже дал тебе литературу о том, что тебе следует есть?

Я тупо рассматривала белую салфетку у меня на коленях, как будто это внезапно стало важнейшей целью моей жизни.

– Мелли? – спросила моя мать.

– Я умираю от голода, – сказала я, выискивая взглядом нашего официанта. – Надеюсь, они быстро принесут мне суп.

– Мелли? – повторила она. Ее голос повысился на тон выше, и официант вновь отступил назад. – Ты еще не обращалась к врачу? Обратиться к врачу никогда не рано, тем более если учесть твой возраст.

Я шлепнула ладонями по столу.

– Спасибо, мама. Может, ты поможешь мне найти врача, специалиста в области гериатрического акушерства.

– Мелли, не говори чушь…

Софи подняла руку.

– Ты что… уже на третьем месяце?

Я посмотрела на нее.

– Если честно, я об этом пока не думала.

– Но ведь ты, конечно, знаешь, когда зачала? – не унималась Софи.

– Я на минутку отлучусь, ладно? Мне нужно припудрить нос.

Моя мать ласково улыбнулась нам, встала и направилась в туалет. Мы обе посмотрели ей вслед.

– Похоже, ей не хочется знать подробности, – сказала Софи. – Вроде того, как ты не хочешь признать, что твой отец практически живет в ее доме на Легар-стрит.

– Фу, – сказал я, чувствуя, как возвращается утренняя тошнота.

– Именно. – Софи придвинула свой стул чуть ближе к столу. – Итак, я предполагаю, что ты зачала в ночь своего дня рождения. – Она принялась считать на пальцах, начиная с большого пальца – я всегда находила это странным и в то же время милым. – То есть сейчас у тебя примерно два с половиной месяца беременности. Самое время найти хорошего гинеколога. Одна коллега дала мне список всех местных врачей, которые работают с акушерками и отдают предпочтение домашним родам без наркоза. Буду рада поделиться…

– Нет, – сказала я, не желая больше ничего слышать. – Я согласна с тем, что мне следует заняться поисками врача, который поможет мне родить моего ребенка. И мне немного неловко признаться, что я впервые поймала себя на том, что мне может понадобиться чья-то помощь – в основном потому, что сама я не в состоянии сделать себе эпидуральную анестезию, которая мне понадобится в третьем триместре. Но я не собираюсь рожать дома и уж точно не сделаю этого без наркоза.

Несколько мгновений Софи растерянно моргала.

– Ну что ж. Я сохраню свой список при себе. Но мне кажется, тебе стоит хотя бы подумать об альтернативе…

– Нет, – твердо сказала я и, чтобы смягчить мой резкий тон, поспешила добавить. – Но спасибо. Как ты помнишь, когда мне прокалывали уши, я упала в обморок. Я хочу быть без сознания примерно с восьми месяцев и до того момента, когда ребенок начнет спать всю ночь, не просыпаясь.

По лицу Софи промелькнула таинственная улыбка.

– Думаю, тебя ждет сюрприз.

Я уже собралась заспорить, но тут к столу вернулась моя мать. Официант наконец решился-таки подойти к нам еще раз со стаканом воды и корзинкой хлеба. Игнорируя недоуменные взгляды моих обеих соседок по столу, я намазала маслом кукурузный хлеб и вновь повернулась к Софи.

– Хотела заранее предупредить тебя, что тебе позвонит детектив Томас Райли и станет расспрашивать про историю моего дома на Трэдд-стрит и Вандерхорстов. Я сказала ему, что ты эксперт.

Софи нахмурила брови.

– Не имею ничего против, но почему?

Прежде чем ответить, я сделала глоток сладкого чая.

– Похоже, что работы с фундаментом обнажили не только старые кирпичи и раствор.

Вытаращив глаза, Софи подалась вперед, словно старатель, который только что нашел золото.

– Что? – спросила она почти благоговейным тоном.

– Останки младенца. И что-то похожее на крестильное платьице и кружевной чепчик… мы пока не получили окончательного заключения. – Мать наклонилась вперед и шепотом добавила: – Мелли слышала детский плач, и не очень приятный призрак дал о себе знать.

– Джозеф Лонго? – прошипела Софи.

Я покачала головой.

– Нет. Он определенно ушел. Это… кто-то другой. Кто-то, кто был разбужен, когда останки ребенка были найдены.

– Значит, они связаны между собой, – сказала Софи почти себе самой.

– Мы тоже так думали, – добавила моя мать, вытирая салфеткой уголки рта.

– А вчера на чердаке произошел небольшой инцидент.

– Инцидент? – переспросили они в унисон.

– Колыбель, которая до этого была погребена под тяжелой мебелью и ящиками, была передвинута на верхнюю ступеньку лестницы.

– Колыбель? – спросила Софи, прищурившись. – Она сделана из черного ясеня с закрученными шпинделями и полозьями в форме эгреток?

Я в упор посмотрела на нее.

– Да, точно. Откуда ты знаешь?

– Потому что в конце прошлого семестра я была в Чарльстонском музее с группой моих студентов и видела ее там. Она называлась «колыбель семьи Вандерхорстов». В городе так много Вандерхорстов, что я не смогла сказать, принадлежала ли она твоим.

– Они не мои, – поправила ее я. – Но это действительно похоже на ту самую колыбель. Вдруг, когда их покупали, была акция «две по цене одной», – пошутила я, намазывая маслом новый кусок хлеба. Когда Софи упомянула о второй колыбели, в моем горле мгновенно застрял холодный комок страха, и мне срочно требовалось поднять настроение, чтобы не потерять аппетит.

– Может быть множество причин, почему их две, – сказала Софи. – Вероятно, нам стоит совершить экскурсию, чтобы это проверить. Вдруг что-нибудь прояснится.

– Она за стеклом? – спросила моя мать.

Я с удивлением посмотрела на нее.

– Ты ведь не станешь это трогать, верно?

Она была той, кого люди называли «сверхчувствительной». Ей было достаточно прикоснуться к вещи, чтобы пообщаться с призраками тех, кому та когда-то принадлежала. Правда, последние два раза этот дар едва не убил ее.

– Я могла бы, если это способно помочь. Хотелось бы, по крайней мере, на это взглянуть.

– Вы и Софи можете пойти. Как вы знаете, я не хожу в музеи.

Мать и Софи понимающе кивнули, отлично зная, что мое отвращение к музеям не имеет ничего общего с неприязнью к истории – в большей степени виной тому упрямые призраки, которые никак не желали расставаться с любимым платяным шкафом. Или колыбелькой.

Официант принес наш заказ. Жадно набросившись на мою тарелку риса с креветками, я вновь повернулась к Софи.

– Как бы то ни было, я сказала детективу Райли, что ты эксперт по Вандерхорстам и моему дому, но ему нужно подождать, пока ты не вернешься из свадебного путешествия. Даже если велась какая-то нечестная игра, думаю, преступникам это сошло с рук, и никаких арестов не последует.

– Несомненно. – Наморщив лоб, Софи замерла над своей вегетарианской тарелкой и погрузилась в задумчивость. – У тебя есть мысли на тот счет, как долго там находились останки?

– Нет, – сказала я. – Они пытаются определить это сейчас. Почему?

– Мне нужно покопаться в моих файлах, но я знаю, что примерно в середине девятнадцатого века в доме был произведен ремонт. Если бы я хотела что-то спрятать, причем так, чтобы никто этого не нашел, проще всего было заложить это нечто кирпичом в фундаменте дома.

Я с растущим беспокойством посмотрела на Софи. Не скажу, что находка останков ребенка в фундаменте моего дома стала для меня неожиданностью, но тот факт, что кто-то намеренно или даже злонамеренно спрятал их там, заставил меня зябко поежиться.

Софи сделала длинный глоток воды.

– Я это изучу и дам вам знать. – Она на мгновение замерла, размышляя. – Зачем кому-то понадобилось прятать тело мертвого младенца?

Мы все молчали, взвешивая возможности, и ни одна из них нас не вдохновила.

Когда мать заговорила снова, ее голос прозвучал еле слышно:

– И на что они готовы, чтобы сохранить свой секрет?

Я посмотрела на мою тарелку. Аппетита как не бывало.

– Почему мертвые не могут оставаться мертвыми? – спросила я почти шепотом.

Мать взяла меня за руку.

– Потому что им нужна твоя помощь.

Я почти слышала пронзительный рев плачущего младенца, а сама думала про падающую люстру, а также силу, необходимую для того, чтобы сдвинуть колыбельку к верхним ступеням лестницы. Я подняла глаза и, встретившись с матерью взглядом, поняла: наши мысли совпадают. Внезапно мне стало очень, очень страшно.

Глава 6

Спустя два дня, выходя за дверь, я остановилась, чтобы взять со столика в холле ключи от машины и случайно поймала в венецианском зеркале девятнадцатого века свое отражение. К этому времени я уже уяснила, что все усилия, необходимые для того, чтобы встать с постели и дотащиться до зеркала, никогда не будут вознаграждены, независимо от того, сколько макияжа я использовала. Пока не придуман макияж для пухлой, пятнистой кожи, мне лучше оставаться в неведении и просто наносить тушь, помаду и пудру, сидя на кровати, подальше от любых отражающих поверхностей.

Я уставилась на свое отражение и потянула за верх куртки, в надежде прикрыть мое недавно округлившееся декольте. У нас с Джеком была назначена встреча для осмотра наших первых домов, и, хотя я не хотела переусердствовать с тем, как я выгляжу, мне также не хотелось, чтобы Джек с испуганным криком убежал от меня в ближайший лес. Поэтому я надела мою любимую куртку с молнией спереди, полагая, что так мне будет легче удерживать бюст без этих надоедливых пуговиц, которые имели привычку в самый неподходящий момент выскакивать, как пробка из бутылки шампанского.

Я наклонилась вперед, чтобы рассмотреть то, что никак не могло быть очередным прыщиком на подбородке, как вдруг отчетливый звук удара по клавише рояля заставил меня обернуться. Я скользнула глазами по прихожей и прилегающим комнатам, затем вверх по лестнице, выискивая пятно мерцающего воздуха. Но не увидела ничего, кроме расписанных вручную китайских обоев, восстановление которых обошлось мне в астрономическую сумму, и треснувшего гипсового медальона на потолке, с которого свисала хрустальная люстра. К счастью, Софи еще не заметила трещину, иначе мне пришлось бы выписать еще один астрономический чек.

Думая, что просто вообразила себе звук, я слегка расслабилась, но он послышался снова, правда, на этот раз на другой ноте, чуть выше. Я медленно-медленно подошла к комнате, которая должна была стать моим кабинетом, и замерла у порога. Огромный черный рояль выглядел точно так же, как и в доме Джулии Маниго. Но как только я сделала вдох, и мои легкие замерзли, я поняла: я здесь больше не одна.

«Я сильнее тебя», – мысленно сказала я, повторяя мантру, которой научила меня моя мать и которую мы не раз использовали в прошлом году.

Мной овладело знакомое желание напеть мелодию группы «AББA», чтобы заблокировать все, что этот дух мог мне сказать. Кто бы он ни был, он должен сдаться и оставить меня в покое. Я заколебалась, думая о своей матери. Она считала, что мы с ней получили наш «дар» для того, чтобы помочь заблудшим духам перенестись в свет, и какая-то часть меня даже начала с ней соглашаться. Но сейчас, стоя одна в моем доме наедине с призраком, который отказывался становиться видимым и ронял на людей люстры, я засомневалась.

– Привет! – сказала я, и мое морозное дыхание облачком поплыло в комнату. Кто бы это ни был, нужно, чтобы он ушел. В моей жизни и без того слишком много сложностей. – Я знаю, что ты там. Ты прячешься, но я могу сказать. – Я глубоко вздохнула, игнорируя все, чему меня учила мать, в слабой надежде на то, что, возможно, этого призрака будет легко прогнать. Я видела, как работает эта техника в одном из захватывающих шоу, которые любила смотреть Нола, так что она должна была сработать и сейчас. Я откашлялась.

– Это мой дом, и я хочу, чтобы вы ушли. Ищите свет и следуйте за ним.

Я прислушалась, но различила лишь тиканье напольных часов в коридоре. Я почти убедила себя, что чувствую, как температура возвращается к норме, и была готова погрозить себе кулаком, когда невидимая рука нажала на пианино другую клавишу, а мне в лицо обрушился поток ледяного воздуха, который превратился в одно слово: «Мое».

Я вскрикнула и повернулась, чтобы броситься к входной двери, но обнаружила, что меня крепко держит пара сильных мускулистых рук. Я тотчас перестала кричать и брыкаться. Мой разум и тело мгновенно поняли: я в безопасности, это Джек, и мне больше не нужно ничего бояться. Холодный воздух полностью рассеялся, и мне внезапно стало жарко.

– Что случилось? – спросил он, почти касаясь губами моего уха.

Я прижалась головой к его груди. Если честно, я была готова простоять так целую вечность.

– Кто-то… что-то… играл на пианино.

– Хорошо играл?

Я дернулась и отстранилась.

– Я рада, что ты находишь это забавным, Джек, но это немного пугало… даже меня. Как будто в мой дом вторглись незваные гости, и мне это не нравится.

– Если ты помнишь, здесь и раньше водились привидения.

Я растерянно моргнула. Он, безусловно, прав, и на миг я даже не поняла, почему сейчас все по-другому.

– Наверно, потому, что я воспринимаю этот дом как свой. В то время как раньше…

– Он был больше похож на прыщ на мягком месте.

– Ты, как всегда, красноречив, Джек.

– Я бы поблагодарил тебя, но это не мои слова. Я дословно цитирую тебя.

Я не стала спорить с ним – в основном потому, что опасалась, что он прав и это действительно мои слова. Я лишь встала руки в боки и в упор посмотрела на него.

– Как ты сюда попал? – Я опустила взгляд на его ноги, где сидел счастливый Генерал Ли. Я погрозила ему пальцем. – Тоже мне, сторожевой пес! Почему ты не дал мне знать, что в дом вошел кто-то посторонний?