Молот и Крест

– Ты недоволен, Мёрдох?

– Да, господин. – Ирландец тоже опустил глаза.

– Тогда дерись с ним.

– Но я же сказал, что…

– Тогда пусть дерется кто-нибудь из твоих людей. Выбери младшего. Пусть отрок сразится с отроком. Если твой победит, я дам ему это. – Ивар снял с руки серебряный браслет, подбросил и снова надел. – Отойди и освободи им место. Женщины тоже посмотрят. Никаких правил, сдаваться нельзя, – добавил он, сверкнув зубами в холодной невеселой улыбке. – Биться насмерть.

Спустя секунды Шеф снова перехватил взгляд Годивы – ее глаза округлились от ужаса. Она стояла в первом ряду двойного кольца, где женские платья смешались с яркими шафрановыми накидками, а кое-где виднелись алые плащи и золотые доспехи знатных воинов и ярлов, сливок армии викингов. В самой гуще Шеф заметил знакомую гигантскую фигуру Убийцы-Бранда. Повинуясь порыву, юноша, пока противника готовили к бою на другом краю круга, шагнул к великану со словами:

– Сударь, одолжите мне ваш амулет. Я верну – если смогу.

Воин-исполин бесстрастно протянул амулет Шефу.

– Разуйся, малец. Здесь скользко.

Шеф последовал совету. А еще задышал во всю силу легких. Он видел много поединков и знал, что это глубокое дыхание предотвратит секундный паралич, неготовность к бою, которая выглядит как страх. Рубашку он тоже снял, нацепил амулет, извлек меч и отшвырнул в сторону ремень и ножны. Круг широкий, подумал он. Понадобится скорость.

Противник уже вышел навстречу, тоже отбросив накидку и раздевшись, как Шеф, до пояса. В одной руке он держал меч гадгедларов, у́же обычного, зато длиннее на фут. В другой – такой же шипастый круглый щит, как у его товарищей. Поверх волос, охваченных тесьмой, сидел шлем. Он был ненамного старше Шефа, и будь у них борцовский поединок, тот бы не испугался. Но у ирландца были щит и меч, оружие в обеих руках. Он был воином, побывавшим в бою, сразившимся в десятке мелких стычек.

Откуда-то извне пришло видение. Шеф снова услышал мрачный напев Торвина. Он нагнулся, поднял с земли сучок и метнул противнику в голову, как дротик.

– Я отправлю тебя в ад! – крикнул он. – Я отправлю тебя на Берег Мертвых!

Толпа заинтересованно загудела, раздались ободряющие вопли:

– Давай, Фланн! Врежь ему кругляшом!

Никто не ободрил Шефа.

Ирландец мягко подступил и резко атаковал. Он притворился, будто целится Шефу в лицо, и перевел выпад в удар слева, метя в шею. Шеф поднырнул, шагнул вправо, отбил шипастый щит. Викинг подался вперед, размахнулся опять, на этот раз сверху вниз. Шеф снова отступил, как бы намереваясь уйти вправо, но шагнув влево. На миг противник оказался к нему боком, и можно было поразить голое правое плечо. Вместо этого Шеф отскочил и ринулся в середину круга. Он уже решил, что будет делать, и тело слушалось безупречно – невесомое как перышко, подстегнутое силой, которая раздувала легкие и гнала по жилам кровь. Вспомнилось, как сломался меч Сигварда, и юношу затопил свирепый восторг.

Фланн возобновил натиск, все быстрее размахивая мечом и пытаясь прижать Шефа к зрителям. Он был проворен. Но Фланн привык обмениваться ударами и отбиваться мечом и щитом-кругляшом. Он не знал, как вести себя с противником, который просто его избегал. Шеф делал высокие и длинные прыжки; пытаясь угнаться, ирландец сбивал дыхание. Армия викингов была набрана из моряков и всадников, которые были крепки в руках и плечах, но ходили мало, а бегали еще меньше.

Как только зрители разгадали тактику Шефа, их возгласы исполнились злобы. Того и гляди затеют сомкнуться и сузить кольцо. Когда Фланн прибегнул к излюбленному нисходящему диагональному удару слева – теперь чуть медленнее, чуть более предсказуемо, – Шеф впервые шагнул вперед и яростно отбил атаку, нацелясь основанием своего широкого клинка в острие длинного меча. Не хрустнуло. Но ирландец замешкался, и Шеф, отводя меч после отбива, ухитрился полоснуть по руке – брызнула кровь.

Шеф снова оказался вне досягаемости. Он не воспользовался преимуществом, метнулся вправо, а затем влево, сменив направление, как только надвинулся противник. В глазах ирландца мелькнуло изумление. Из его рабочей руки лилась кровь, и довольно сильно – достаточно, чтобы ослабить его за несколько минут, если он не успеет одержать победу.

Они оставались в центре круга долго, примерно сто ударов сердца. Фланн старался уже не только рубить, но и колоть, а Шеф не только увиливал, но и отражал удары, норовя выбить меч из окровавленной руки.

Заметив, что атаки противника утратили уверенность, Шеф вновь запорхал, подпрыгивая на неутомимых ногах и кружа вокруг Фланна, не жалея сил и неизменно двигаясь влево, чтобы очутиться за правой рукой ирландца.

Дыхание Фланна уподобилось всхлипам. Он направил щит в лицо Шефа, сопроводив это движение вспарывающим восходящим ударом. Но Шеф уже сидел на корточках, уперевшись в землю фалангами держащих меч пальцев. Он отбил чужой клинок, и тот прошел намного выше левого плеча. В мгновение ока Шеф выпрямился и глубоко всадил меч под обнаженные, мокрые от пота ребра. Когда раненый содрогнулся и шатко попятился, Шеф поймал его шею в борцовский захват и вонзил меч повторно.

Сквозь общий рев донесся голос Убийцы-Бранда:

– Добей! Отправь его в Настронд!

Шеф посмотрел в упор на перекошенное ужасом, еще живое лицо и испытал приступ ярости. Он протолкнул меч поглубже в грудную клетку и ощутил, как тело Фланна свела судорога. Шеф медленно стряхнул его с меча. И увидел бледное от гнева лицо Мёрдоха. Юноша шагнул к Ивару, который стоял теперь рядом с Годивой.

– Весьма поучительно, – заметил Ивар. – Приятно видеть того, кто работает головой не хуже, чем рукой. Вдобавок ты сохранил мне серебряный браслет. Но забрал человека. Чем думаешь заплатить?

– Я тоже человек, господин.

– В таком случае ступай на мои корабли. Будешь гребцом. Но не у Мёрдоха. Приходи вечером в мой шатер, и воевода найдет тебе место.

Ивар задумчиво глянул вниз:

– У тебя на клинке зазубрина. Я не заметил, чтобы ее оставил Фланн. Чей это был меч?

Шеф замялся. Впрочем, с такими людьми чем смелее, тем лучше. Он ответил громко и дерзко:

– Это был меч ярла Сигварда!

Ивар напрягся.

– Ладно, – молвил он. – Не ровен час, нашим женщинам не будет ни мытья, ни стирки. Займемся делами.

Он отвернулся, потянув за собой Годиву, хотя та на миг задержалась, и страдальческий взгляд был обращен к Шефу.

Юноша поймал себя на том, что взирает на исполинскую фигуру Вига-Бранда. Он медленно снял амулет.

Бранд подбросил его на ладони:

– В обычном случае я сказал бы: оставь себе, малец, заслужил. Когда-нибудь ты станешь великим воином – это говорю тебе я, Бранд, славный из мужей Холугаланда. Но мне сдается, что, хоть ты и кузнец, молот Тора – не подходящий для тебя знак. Я думаю, что ты человек Одина, которого еще зовут Бильейгом, Бальейгом и Бёльверком.

– Бёльверком? – повторил Шеф. – Разве я злодей?[7]

– Пока нет. Но можешь стать орудием злодея. Тебя сопровождает зло, – покачал головой гигант. – Однако для новичка ты справился хорошо. Как пить дать это твое первое смертоубийство – у меня чутье, как у гадалки. Смотри, ирландцы забрали труп, но оставили меч, щит и шлем. Они твои. Таков обычай. – Говоря, он смотрел на Шефа испытующе.

Тот медленно покачал головой:

– Я не могу наживаться на том, кого отправил в Настронд, на Берег Мертвых.

Он подобрал шлем и зашвырнул в мутный поток; щит бросил в кусты; наступил на длинный узкий меч и согнул дважды, трижды, приведя в негодность, после чего оставил лежать.

– Вот оно, – молвил Бранд. – Торвин тебя этому не учил. Это знак Одина.

Глава 7

Когда Шеф вернулся в кузницу и рассказал о случившемся, Торвин не удивился. Услышав же, что юноша вольется в воинство Ивара, он устало хмыкнул, но потом рассудил:

– Лучше не ходить туда в таком жалком виде, засмеют. Ты сорвешься, и будет еще хуже.

Из груды всякой всячины, сваленной в глубине хижины, он вытянул копье с недавно замененным древком и обитый кожей щит.

– Так будет приличнее.

– Это твое?

– Иногда приносят, чтобы я починил, а после не возвращаются.

Шеф принял дары и замялся, держа на плече скатанное одеяло и другие скудные пожитки.

– Я должен поблагодарить тебя за все.

– Делаю то, что велит мой долг перед Путем. По крайней мере, я считаю это своим долгом. Возможно, ошибаюсь. Но я не дурак. Уверен, тебе нужно что-то, о чем я не знаю. Я лишь надеюсь, что это не навлечет на тебя беду. Может быть, наши дороги еще пересекутся.

Они расстались без лишних слов. Шеф во второй раз выбрался за рябиновое ограждение и в первый – пошел по дорожке между палатками, ничего не боясь, глядя прямо и не косясь по сторонам. Он направился не к стойбищу Ивара и остальных Рагнарссонов, а к палатке лекаря Ингульфа.

Вокруг нее, как обычно, толпился народ, за чем-то наблюдая. Когда Шеф приблизился, все уже разошлись; последние отбыли с носилками, на которых лежал забинтованный. Хунд вышел навстречу другу, вытирая руки о тряпку.

– Чем ты занимался?

– Помогал Ингульфу. Мы творим поразительные дела. Этот человек боролся, неудачно упал – сломал ногу, представь. Что бы ты делал, случись это дома?

Шеф пожал плечами:

– Перевязал бы. Больше ничего не придумать. Рано или поздно заживет.

– Но такой человек не сможет нормально ходить. Кости срастутся как попало. Нога будет кривой и в шишках – как у Круббы, угодившего под лошадь. Ну а Ингульф, перед тем как перевязать, вытягивает ногу и давит, пока обломки не состыкуются. Потом укладывает ногу меж пары кольев и бинтует, чтобы не гнулась, пока заживает. Но случаи вроде сегодняшнего вообще потрясающие – бывает, что перелом совсем скверный и кости торчат наружу. И он, если нужно, обрезает кость и вскрывает ногу так, что удается затолкать ровно! Я и не думал, что можно выжить после такой резни. Но он работает очень быстро и точно знает, что делать.

– А ты сможешь так? – спросил Шеф, видя, как лицо его друга, обычно унылое и землистое, сияет от воодушевления.

– Если он объяснит хорошенько. И если сам руку набью. И кое-что еще требуется. Видишь ли, Ингульф изучает тела мертвых, чтобы узнать расположение костей. Что бы сказал на это отец Андреас?

– Значит, ты хочешь остаться у Ингульфа?

Беглый раб медленно кивнул. Он высвободил из-под рубахи цепочку с маленьким серебряным амулетом.

– Это от него. Яблоко целительницы Идун. Теперь я верую. В Ингульфа и Путь. А в Идун, может быть, и нет. – Хунд посмотрел на шею товарища. – Торвин не обратил тебя. Ты не носишь молот.

– Немного поносил. – Шеф коротко рассказал о случившемся. – Теперь, глядишь, мне удастся спасти Годиву и выбраться отсюда. Надеюсь, если я выжду достаточно долго, Бог будет добр ко мне.

– Бог?

– Или Тор. Или Один. Начинает казаться, что мне все равно. Может быть, кто-то из них следит.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет. – Шеф сжал плечо друга. – Возможно, мы больше не увидимся. Но если ты уйдешь от викингов, то надеюсь, что я однажды дам тебе приют. Пусть даже в хижине на болоте.

Он повернулся и направился к тому месту, куда он не отваживался даже взглянуть, когда они впервые вступили в лагерь викингов: к шатрам вождей.

Владения четверки Рагнарссонов простирались от восточной стены до западной на целый фарлонг вдоль реки. В самом центре стоял огромный шатер для собраний, где хватало места столам на сто человек. Рядом расположились узорные шатры самих братьев. Вокруг каждого сгрудились палатки женщин, иждивенцев и самых верных телохранителей. Дальше тянулись ряды походных воинских палаток, обычно по три-четыре на экипаж, среди которых попадались и меньшие – для капитанов, кормчих и воевод. Свиты братьев старались держаться особняком.

В подчинении у Змеиного Глаза состояли в основном датчане: вся армия знала, что Сигурд со временем вернется в Данию как претендент на престол в Зеландии и Сконе, принадлежавших его отцу, а затем выступит и с притязаниями на Данию от Балтийского моря до Северного – этот престол не доставался никому со времен короля Готфрида, воевавшего с Карлом Великим.

Убби и Хальвдан, не имевшие доли в наследстве и права ни на какой трон, кроме того, что добудут сами, набирали людей отовсюду – шведов, гаутов, норвежцев, жителей Готланда, Борнхольма и всех островов.

Ивар окружал себя изгоями того или иного сорта. Многие из них, несомненно, были убийцами, бежавшими от мести или правосудия. Но костяк его войска составляли морские бродяги из норманнов, которые на протяжении поколений стягивались на кельтские острова – Оркнейские и Шетландские, потом на Гебридские и на побережье Шотландии. Много лет эти люди закалялись в частых сражениях с жителями Ирландии, Мэна, Стратклайда, Галлоуэя и Кумбрии. Между собой они похвалялись – хотя их притязания яростно отвергались многими, особенно норвежцами, считавшими Ирландию своей вотчиной, которой им и распоряжаться, – что настанет день, когда Ивар Рагнарссон будет править самим Дуб-Линном, всей Ирландией из замка у черного пруда, а после поведет своих доблестных моряков на слабые королевства христианского Запада. «Уи Нейллы[8] еще скажут свое слово», – говорили друг другу гадгедлары на ирландском языке, до которого не опускались ни гебридцы, ни норманны. Но говорили тихо. При всей своей гордости они понимали, что соотечественники сильнее прочих ненавидят их самих – отступников от Христа, сообщников тех, кто подверг Ирландию огню и мечу. Ведь они совершили злодеяние ради денег и власти, а не для славы и удовольствия, как было в обычае ирландцев со времен Финна, Кухулина и великих воинов Ольстера.

В этот-то разношерстный лагерь, готовый взорваться от малейшей ссоры, и вошел Шеф, когда вокруг уже разводили костры для приготовления ужина.

Его встретил воевода, который выяснил его имя, выслушал рассказ, неодобрительно покосился на убогое снаряжение и хмыкнул. Он кликнул из толпы юношу, чтобы тот показал Шефу его палатку, спальное место и весло на корабле, а также ознакомил с обязанностями. Парень – Шеф не запомнил его имени, да и не хотел – сообщил, что новичку предстоит поочередно нести четыре караульные службы: при кораблях, воротах, загонах и, если понадобится, при палатке Ивара. Всем этим занимался в основном экипаж.

– Я думал, Ивара охраняют гадгедлары, – сказал Шеф.

Юноша сплюнул:

– Да, когда он на месте. Если уходит, гадгедлары сопровождают его. Но ценности и женщины остаются. За ними нужно присматривать. Да и всяко гадгедларам не поздоровится, если они отойдут от Ивара слишком далеко, – на них точат зуб Кетиль Плосконосый со своими людьми, Торвальд Глухой и еще десяток вождей.

– И нам доверят караулить палатку Ивара?

Юноша косо посмотрел на Шефа:

– Почему бы и нет? Скажу тебе вот что, enzkr[9]: если подумываешь о богатствах Ивара, то лучше выброси эти мысли из головы. Целее будешь. Ты слышал, что Ивар сделал в Науте с ирландским королем?

Он на ходу подробно расписал все, что Ивар сделал с королями и фигурами помельче, которые вызвали его неудовольствие. Шеф слушал вполуха, с огромным интересом рассматривая лагерь. Было ясно, что новичка нарочно запугивают байками.

Слабым звеном он счел корабли. Для того чтобы втащить их на отмели, требовалось свободное место, поэтому там не было укреплений. Но в то же время корабли были главным достоянием викингов. Если отряд противника проберется мимо речной стражи, то окажется среди ладей с факелами и топорами – и тогда быть беде.

Другое дело – часовые у ворот. Их трудно застать врасплох. Любая схватка будет происходить на ровной почве и при равных условиях, а огромные топоры и метательные копья викингов принесут им легкую победу. Любому, кто прорвется через заслон, останется лишь прорубаться сквозь строй за строем в лабиринте палаток и канатов.

Теперь загоны… Их собственный находился у восточной стены: хлипкая ограда из кольев и кожаных веревок. За ними ютились люди под холщовым навесом, защищавшим лишь от дождя. Они были скованы по рукам и ногам кандалами, однако, как приметил Шеф, друг с другом соединены только ремнями. Цепи стоили слишком дорого. Но к тому моменту, когда человек перегрызет кожаные путы, спохватится даже самый непутевый стражник, а за малейшее неповиновение рабов жестоко наказывают. Проводник Шефа обронил, что если сильно изувечить раба, то его уже не продать, а потому лучше прикончить в назидание остальным.

Заглянув через ограду в загон, Шеф заметил знакомую голову. Человек пребывал в глубоком отчаянии, уткнувшись взглядом в землю; в его белые кудри въелась грязь. Альфгар, единоутробный брат, трофей из Эмнета. Голова шевельнулась, словно почувствовав взгляд, и Шеф мгновенно опустил взор, как бывало на охоте, когда он выслеживал олениху или кабана.

– Вы так и не продали ни одного раба с тех пор, как прибыли? – Нет. Слишком опасно везти их морем, у англичан повсюду засады. Эти принадлежат Сигварду. – Юноша снова выразительно сплюнул. – Он ждет, пока кто-нибудь расчистит ему путь.

– Расчистит путь?

– Через два дня Ивар заберет половину армии на бой с корольком Ятмундом – у вас его зовут Эдмундом. Пусть сражается, иначе его страну разорят. Мы бы действовали попроще, но уже потеряли слишком много времени. Поверь, Ятмунду несдобровать, когда до него доберется Ивар…

– А что же мы? Останемся или выступим?

– Наша команда останется. – Юноша вновь посмотрел на Шефа не то озадаченно, не то сердито. – Зачем, по-твоему, я все это рассказываю? Будем охранять от зари до зари. Жаль, что я не пойду. Хочется посмотреть, как наши разделаются с этим королем, когда поймают. Я же сказал тебе про Наут. Ну, зато я был на реке Бойн, когда Ивар грабил гробницы покойных королей, а жрец Христа вздумал остановить нас. И вот что сделал Ивар…

Эта тема захватила юношу и его товарищей на весь ужин, состоявший из похлебки и соленой свинины с капустой. Еще был бочонок эля, которому проломили крышку топориком или боевым топором, и все угостились вволю. Шеф хватил лишку, и события дня перемешались в его голове. Он усердно обдумывал все, что узнал, пытаясь составить хотя бы черновой план. До своего ложа добрался вконец измученный. Гибель от его руки ирландца казалась мелочью, событием далекого прошлого.

Наконец Шеф погрузился в сон – в нечто большее, чем сон.

Он выглядывал из окна, приотворив ставни. Была лунная ночь, настолько светлая, что быстрые тучи даже во мраке отбрасывали тусклую тень. И вдруг сверкнуло.

Рядом стоял человек, невнятно объяснявший, что это было. Но Шеф не нуждался в объяснениях. Он знал. В нем нарастало тупое чувство обреченности. Ей противостоял прилив гнева. Юноша пресек объяснения.

«Это не утренняя заря, – молвил Шеф-который-был-не-Шеф. – И не дракон, и не горящая кровля дома. Сверкают обнаженные мечи тайных врагов, идущих сразить нас во сне. Ибо проснулась война, которая принесет бедствие всем людям. Поэтому поднимайтесь, мои воины, помыслив о доблести; охраняйте двери, сражайтесь геройски».

Во сне позади него зашумели воины – они вставали, подхватывали щиты, застегивали ремни с мечами.

Но во сне и над сном, не в зале дворца, не в строках геройской саги, которая разворачивалась у него на глазах, Шеф услышал могучий глас – слишком зычный для человеческого горла. Он знал, что это глас бога. Но не такой, каким представляется божий глас любому человеку. Без всякого достоинства и благородства. Насмешливый, язвительный.

«О, полудатчанин, который не из полудатчан! – произнес он. – Не слушай отважного воина. Не выходи на бой, когда придет беда. Ищи землю. Ищи землю».

Шеф резко очнулся, почуяв чад. Еще не одолев сонливость, он несколько секунд гадал: странный запах, что-то едкое вроде смолы, почему горит смола? А потом все вокруг пришло в движение; его пнули в живот, и он мигом пришел в себя. В палатке царил кавардак, люди искали одежду и оружие в кромешной тьме; затем стал виден огонь снаружи. Шеф осознал вдруг, что отовсюду несется рев. Крики, треск дерева и над всем – оглушительный лязг клинков о клинки и клинков о щиты. Грохот нешуточной битвы.

В палатке орали и бестолково метались. Снаружи кричали по-английски, и вдруг голоса зазвучали всего в нескольких ярдах. Шеф вдруг понял, о чем говорил мощный глас, еще отдававшийся в ушах. Он бросился на землю и протиснулся в середину, подальше от стен. Едва он это сделал, как бок палатки просел и внутрь сунулось блестящее копье. Юноша, который наставлял Шефа, полуобернулся, все еще путаясь ногами в одеяле, и получил сильнейший удар в грудь. Шеф подхватил тело и уложил поверх себя, вторично за считаные часы ощутив предсмертную судорогу.

Палатка рухнула, и по ней затопали, вонзая копья в извивавшихся людей, которые оказались в ловушке. Тело в объятиях Шефа дернулось еще и еще; во тьме – в каких-то дюймах – раздался крик боли и страха; клинок погрузился в землю, задев выставленное колено Шефа. Затем топот прекратился, голоса переместились вдаль, и в десяти ярдах по направлению к центру лагеря вновь зазвенели клинки и раздались вопли.

Шеф понял, что произошло. Английский король принял вызов викингов, атаковал их лагерь среди ночи и, показав отменную организацию и воспользовавшись самоуверенностью врагов, прорвался либо через строй кораблей, либо через вал с частоколом и устремился к шатрам вождей. Шеф схватил штаны, обувь, пояс с мечом и выбрался из-под тел своих временных товарищей наружу. Там оделся и, пригибаясь, побежал.

Вокруг на двадцать ярдов не было никого на ногах. Между Шефом и частоколом лежали поваленные палатки и поверженные воины, иные слабо звали на помощь или пытались встать. Английские налетчики пронеслись по лагерю, истребляя все, что двигалось. Уцелели под их ударом немногие.

Прежде чем викинги оправятся и изготовятся к бою, противник далеко углубится в их лагерь, и тогда ничьей не бывать – только победа или поражение.

Горело и дымилось все побережье; пламя, встречавшее парус или свежепросмоленный каркас, исправно вспыхивало; в огне плясали демоны, метавшие копья и размахивавшие мечами и топорами. При первом натиске англичан сопротивление не могло быть яростным. Но те викинги, которые оказались ближе других к кораблям, сплотились, чтобы отчаянно защищать своих «скакунов моря». Что же творилось у палаток Рагнарссонов? «Не пора ли вызволять Годиву?» – подумал Шеф с холодной расчетливостью, не оставлявшей места сомнениям.

Нет. Бой явно не затихал, и обе стороны свирепо бились. Если викинги отразят атаку, Годива останется рабыней, наложницей Ивара. Но если нет, а Шеф окажется рядом, чтобы спасти ее…

Он побежал не к месту сражения, где лишнему слабовооруженному человеку не найти ничего, кроме скорой смерти, а в сторону противоположную, к валам с частоколом, где пока было темно и тихо. Не совсем тихо. Шеф осознал, что бой идет не только поблизости, но и вдали, возле валов, усаженных кольями. Во мраке летали копья, над бревнами взмывали языки пламени. Король Эдмунд напал сразу со всех сторон. Каждый викинг спешил к ближайшему опасному месту. Пока норманны сообразят, где жарче всего, Эдмунд либо одержит верх, либо проиграет.

Шеф тенью помчался к невольничьим загонам. Когда он приблизился, навстречу во тьме, разрываемой сполохами, заковылял человек с почерневшим от крови бедром и повисшим в руке мечом.

– Fraendi! – Человек назвал Шефа другом. – Пособи мне, останови кровь…

Шеф ударил снизу, провернул клинок, выдернул.

«Один готов», – подумал он, подобрав меч.

Стража осталась на месте, она сбилась в кучу перед воротами загона и явно намеревалась воспротивиться любому натиску. Над кольями по всей длине ограды маячили головы – привязанные рабы пытались увидеть происходящее. Шеф перебросил длинный меч через ближайшую стену и молнией последовал за ним. Охрана взвыла, заметив его, но не тронулась с места – не рискнула оставить ворота.

Шеф очутился в вонючей, цепкой толпе. Он ругался по-английски, расталкивая пленников. Одному перерубил кожаные путы на руках и ногах, сунул в руки длинный меч.

– Режь остальные, – прошипел он, спешно повернувшись к следующему и выхватив из ножен собственный меч.

Увидев, что происходит, к нему протянули руки; потом схватились за ножные путы и подняли выше, чтобы легче было резать. Сердце ударило раз двадцать, а он освободил уже десяток рабов.

Ворота со скрипом отворились, охрана решила войти и обуздать пришельца. Стоило появиться первому стражу, как его схватили за руки и за ноги, в лицо впечатался кулак. В следующий миг он лежал на земле, лишившись топора и копья; удары же обрушились на его товарищей, которые всем скопом ввалились со света во мрак. Шеф, исступленно кромсавший ремни, вдруг увидел Альфгара; лицо единоутробного брата исказилось от изумления и ярости.

– Мы должны найти Годиву.

Альфгар кивнул.