Бездна Мурены

– Это Колян-то начальник? – Повар тоже сплюнул с нескрываемым отвращением. – Нового главврача вместо Константиныча пришлют – и будет твой Коля ему шестерить, как сейчас ты ему, Русланчик.

– Он же Р-Нат, – напомнил Штурман.

– С-с-сам ты Р-Нат, – парировал теннисист. – Игорь я!

– Р-Нат – это разведчик из «Нулевого парсека», с которым мы громили челхиорскую нечисть, – выразил своё веское мнение О'Юрич. – А вот этот вот чмошный оргабот на побегушках у дроида – позорище, а не разведчик.

– Полный абсурд! – присоединился к порицанию Р-Ната Шлемофонцев. – Всё равно что каким-нибудь НИИ взялся бы руководить пылесос. И этот пылесос назначил бы макаку начальником лаборатории. Вместо того чтобы посадить макаку в клетку, а учёным испытывать на ней вакцины.

– А Колю-Пылесоса отдать уборщице для использования по назначению, – вставил Повар.

– С-с-сам ты макака! – зашипел от злости Р-Нат и сжал припрятанный в рукаве плазмоштык.

– Предлагаю исключить оргабота из отряда «Нулевой парсек». – Эндрю поднял руку вверх.

Бортинженер поднял и свою руку, и картонную лапку Виталика.

– Шовинистические людишки! – Р-Нат вскочил на ноги, прицениваясь, кого бы первым из непокорных обитателей вверенного ему барака утихомирить электрическим разрядом, но заставил себя успокоиться и сел на место, тяжело дыша от волнения.

Капрал понял, что пришла пора вмешаться.

– Постойте! – Он вышел на середину палаты. – Поспешные решения под влиянием эмоций ни к чему хорошему не приводят. Не забывайте, что Р-Нат состоит в нашем братстве Треугольника.

– Начальник говорит, что треугольники эти – самые обычные партаки, которые нам психованная рыжая татуировщица набила, – продолжал сопротивляться Р-Нат, сводя на нет миротворческие усилия Зенита.

– Обычные?! – вспылил капрал. – Если я сейчас возьму у О'Юрича фломастер и намалюю тебе таблицу умножения на втором полужопии – станешь ты от этого умнее?

Говоря о фломастере, Зенит заметил, как Дипер внимательно посмотрел на него, затем на его поддельный треугольник у локтя, после чего вернулся к чтению.

– Умнее не стану. Но и треугольник на первом полужопии не добавил мне никаких знаний, – упрямствовал Р-Нат.

Капрал набрал в грудь воздуха и мысленно посчитал до десяти, чтобы успокоиться.

– Хорошо, тогда небольшая демонстрация. – Он подошёл к выходу из палаты. – Парни, покажите-ка мне свои треугольники.

Повар выставил вперёд ладонь, Биолог водрузил гигантскую ступню на дужку кровати, Штурман расстегнул пижаму на груди, Врач снял её полностью и повернулся спиной, а Бортинженер закатал рукав до плеча. Командор поначалу заерепенился и стянул с головы шапочку только после того, как О'Юрич пригрозил спустить на него своего терамского крокодила. Зенит вышел в холл, выключил в палате свет и тут же вернулся. В темноте парили и покачивались шесть светящихся треугольников. Раздались возгласы удивления, кто-то присвистнул.

Капрал снова включил свет, пока никто не хватился, что его собственный треугольник почему-то не светится.

– А я, когда ночью до толчка бегал и заметил светящийся треугольник на ноге у Ровского, подумал, что у меня глюки! – признался Серджио.

– Ну и дела! – Повар с любопытством разглядывал свою ладонь, упрятывая её в темноту под одеяло.

– А у Р-Ната тогда в штанах круглосуточная дискотека для мандавошек! – Шутка Врача немного разрядила напряжённую обстановку.

– Вы могли треугольники нарочно натереть чем-нибудь светящимся, – не сдавался оргабот, искушённый в издёвках соседей по палате.

– Тебе, Р-Нат, я погляжу, гораздо приятнее считать себя пациентом дурдома, которым помыкают недалёкие санитары, – укоризненно заметил капрал.

Теннисист обиженно насупился. Судя по растерянному выражению лица, его раздирали внутренние противоречия.

– Лучше уж пусть они помыкают пациентом, чем высокотехнологичным оргаботом, – проворчал он. – Хотя бы не так обидно. И лучше уж я буду сидеть в дурдоме на Земле, чем летать в космосе. Полёты я не могу переносить, капрал, извини.

– Чушь! – категорически запротестовал Зенит. – Даже в психбольницах на нашей родной планете пациенты прямо сейчас вынуждены безостановочно летать вместе с Землёй вокруг Солнца. А обиду твою я прекрасно понимаю. Ты же в некоторой степени совершеннее нас всех. И уж точно совершеннее дроидов. В тебе соединилось всё лучшее от них и от нас.

Р-Нат смутился и покраснел от подобной похвалы.

– И как, наверное, невыносимо осознавать, что люди из Центра используют этот совершенный инструмент для самой грубой работы, – капрал продолжал искусно играть на струнах синтетической души оргабота. – Ты мог бы изобретать, творить, отвоёвывать Космосодружеству новые планеты, а вместо этого тебя превратили в ёршик для проталкивания Знания в канализацию Безжизненной Зоны.

– Причём одноразовый ёршик, – тихо добавил в наступившей тишине командор Дипер.

Этой ночью Р-Нату, обуреваемому раздумьями, почти не удалось заснуть.

⁂

После прихода к власти клики санитаров кормёжка и условия содержания ухудшились у всех пациентов без исключения. Но винили все в своих мытарствах исключительно нуль-парсековцев из третьего барака. И если раньше рядовой состав «Довженко-19» симпатизировал разведчикам, то теперь все откровенно злорадствовали каждый раз, когда штрафной космический подвергался очередной экзекуции.

В этот день санитар № 2, или, как его теперь называли меж собой разведчики – Коля-Пылесос, организовал своё любимое мероприятие под названием «Неудачник на ужин». Отряд Зенита сразу окрестил это издевательство «Челхиорским турниром».

После обеда всех пациентов согнали в холл, где Р-Нат должен был поочерёдно обыгрывать представителей третьего барака в настольный теннис. Неудачник определялся по наименьшему количеству заработанных очков. Теннис с некоторых пор остался для Р-Ната единственным оазисом в окружающей его пустыне презрения и непонимания. Оргабот чувствовал себя чужим и среди бесхитростно устроенных дроидов, и среди людишек с их слабостями и предрассудками.

Поэтому и сегодня Р-Нат расправился со своими не умеющими играть соперниками беспощадно. Сразу двое разведчиков не набрали ни одного очка, проиграв оргаботу «всухую». Поэтому неудачников к ужину получилась пара: один – подслеповатый биолог Ровский, второй – Штурман, тоже не отличающийся востроглазостью, да ещё и испытывающий проблемы с координацией.

За ужином рядовые пациенты по обыкновению уплетали давно остывшие условно питательные вещества, в то время как стол, за которым восседал медперсонал и старосты бараков, изобиловал горячей мясной пищей. Два же отобранных неудачника были полностью лишены скудного ужина и предназначались сегодняшним вечером исключительно для забавы власть имущих.

Неудачник Ровский стоял у стены, касаясь затылком плаката о преимуществах диетического питания. На голове его покоилась грязная картофелина, которую туда водрузил кухонный работник Хряпычев. После излечения от ожогов его морда стала ещё шире и краснее. А сострадания к «свиньям», по понятным причинам, у Хряпычева не прибавилось.

Позабавиться первыми Коля традиционно предложил своим коллегам. Как обычно, санитары Пётр и Александр отказались, довольствуясь щедро наваленной в тарелки тушёной капустой и шницелями. Снисходительно посмеявшись над малодушием соратников, санитар № 2 встал из-за стола, вышел на середину столовой, утёр рукавом сальные губы и повернулся к подпирающему стенку Биологу.

Пока Коля-Пылесос разминал нависшие над рукоятью ветеринарного пистолета пальцы, словно стрелок из фильмов про Дикий Запад, лицо Бака Ровского выражало крайнюю степень несчастья. Второй санитар выхватил пистолет и прицелился. Бак зажмурился и втянул голову в плечи, картофелина с его головы свалилась и покатилась по полу. Тогда Коля тоже направил ствол вниз и выстрелил.

Шприц с адской смесью воткнулся Биологу в живот. Тот перегнулся пополам, рухнул на пол, засучил ногами и затих. Глаза его словно остекленели. Николай кивком подал знак старостам. Несколько из них сразу побросали ложки, выскочили из-за стола и за ноги выволокли бесчувственное тело Ровского из столовой в холл.

– Ставьте другого доходягу! – скомандовал санитар № 2.

Хотя глаза Левапа были защищены толстенными стёклами очков, он всё равно инстинктивно зажмурился, когда увидел наведённое на него дуло. Было хотя бы не так страшно. Атеист Вонахап, боясь шевельнуться и уронить корнеплод с головы, молился каким-нибудь всемогущим техническим богам, чтобы рука Коли-Пылесоса не дрогнула и шприц пронзил картофелину или, на худой конец, плакат про диетическое питание.

Рука Второго санитара не дрогнула, но и стрелок из него был неважный. Этот факт уже давно не остался незамеченным для внимательных глаз Бортинженера. Шприц застрял в лице Штурмана прямиком под оправой очков. Он вскрикнул, обмяк и сполз по стене на пол. Судя по ухмыляющемуся лицу дроида № 2, результатом тот оказался удовлетворён. Коля отпнул подкатившуюся к его ногам картофелину, картинно дунул в ствол ветеринарного пистолета и сунул его в кобуру на поясе.

Ночью Штурман с Биологом пришли в себя и почти до самого утра стонали и бились на кроватях в болезненной агонии. У Левапа вдобавок начался сильнейший отёк лица, которая сжалившаяся Галера тайком от Николая вечером предусмотрительно намазала чем-то заживляющим. Врач Шлемофонцев ночью дополнительно посыпал заплывшее лицо Вонахапа собственным снадобьем. Что-то из применённых средств однозначно помогло, так как к утру отёк на физиономии Штурмана спал.

А вот у старосты Р-Ната поутру случилась неприятность – он натянул пижамные штаны, а его любимые подтяжки оказались разрезаны. Судя по характеру надреза – когтём фурдории.

Глаза оргабота заблестели от обиды. Он сунул в рот свисток и засвистел, разбудив не только своих соседей по палате, но и тех, что спали за стенкой. Тут же Р-Нат был вынужден выпустить свисток изо рта, он кашлял и отплёвывался, бедолагу едва не тошнило. Судя по хитрому прищуру Шлемофонцева – последствия его колдовства над свистком.

В связи с инцидентом вместо завтрака третий барак подвергся тщательному обыску. Но опасного режущего предмета, о котором Р-Нат донёс санитарам, за час добросовестного шмона так нигде и не обнаружилось.

Рассерженный санитар № 2 подошёл к кровати О'Юрича и взял в руки чёрную обувную коробку.

– А не вскрыть ли нам твоего картонного зверька? – Николай потряс крокодильчиком возле своего уха. – Вдруг открывашку он проглотил?

Взгляд Бортинженера заставил Второго санитара бросить коробку обратно на кровать и поспешно отойти на безопасное расстояние.

– Учти, Коля-Пылесос, – процедил О'Юрич сквозь зубы, – меня можешь обстреливать своими иголками, жечь током и поливать ледяной водой. Но за Виталика я тебя сразу загрызу, при первой же возможности, только отвернёшься или моргнёшь. Обещаю.

Николай натужно хихикнул и принялся нервно теребить рукоять ветеринарного пистолета. Первый и Третий тоже на всякий случай взялись за пистолеты в ожидании от своего самозваного босса должной его положению реакции.

– По надзорной палате соскучился, Юрич? – В голосе Второго сквозила неуверенность. – Ты не стесняйся, врубай буйного. Я тебя мигом на вязки положу. Будешь с утра до вечера на косолапых глядеть, успокаиваться.

Бортинженер взял крокодильчика на руки и отвернулся. То, что хотел, он уже сказал. Внутри санитара Коли всё клокотало. С одной стороны, нельзя было спускать подобную наглую выходку от пациента. С другой стороны, неизвестно, что может прийти в больную голову этого свихнувшегося «афганца». Управлять агрессией бывшего сержанта Варова получалось только у доктора Арфеева.

– Сегодня на ужин у нас снова неудачник, – объявил санитар № 2. – И вот ведь совпадение – он опять будет отобран из вашего космического барака!

Коля злорадно осклабился и вышел из палаты. За ним засеменили остальные санитары.

После обеда авторитету Коли-Пылесоса снова был брошен вызов. Добровольный помощник санитаров Руслан Искандеров участвовать в розыгрыше неудачника наотрез отказался.

– Русланчик! Или как там тебя – Игорёк! Ты чего? – Строптивость теннисиста стала для Николая неожиданностью.

– С «Нулевым парсеком» играть не буду! – категорично объявил Р-Нат.

– Ты снова за своё? – нахмурился Второй санитар. – Ты дебил, а не космонавт. Хотя как тебя убедить – ты же дебил!

– Сам дебил! – огрызнулся теннисист.

Кровь прихлынула к лицу Коли. В переполненном холле воцарилась мёртвая тишина.

– Что ты сказал, Искандеров? – растягивая слова, просипел Второй.

– Сам играй, – тихо отозвался Р-Нат, опустив голову.

Санитар Коля достал ветеринарный пистолет из кобуры.

– Что ж, я сыграл. И по моим правилам ты проиграл, Игорь Русланович. – Голос его стал вкрадчивым. – И знаешь, что будет сегодняшней мишенью за ужином? Треугольник на жопе неудачника!

Лицо Р-Ната исказила гримаса отчаяния. В руке его оказалась дубинка с шокером.

– Наконец-то, Русланчик Игоревич! – возликовал Второй. – Нащупал-таки в своём кармане пару яиц вместо хрупких теннисных шариков? Давай, разозлись, маменькин сыночек!

Коля ухватил пистолет обеими руками и встал, широко разведя ноги. Остальные санитары тоже достали своё ветеринарное оружие и пугливо озирались на окружившую их толпу психически нездоровых людей.

Р-Нат сделал шаг навстречу Николаю и вдруг упёр плазмоштык в собственный подбородок. Разряд заставил теннисиста рухнуть на колени, он выронил шокер, но отчаянно пытался подняться, борясь с судорогами мышц. Петя с Шуриком подскочили и подхватили его под локти.

– Мне хлюпики не нужны! – Коля подошёл к Р-Нату и стянул с него белый халат. – Не нравится пасти баранов – возвращайся к ним в стадо!

– Т-ты не б-будешь указывать оргаботу, что ему д-делать, д-дроид! – непослушным языком промямлил Р-Нат. – З-займи своё место в к-кладовке со швабрами! С-с-с!

Побагровевший Николай извлёк из кармана только что реквизированного халата теннисный шарик.

– Теннис, оказывается, пагубно на психическом здоровье сказывается, – покачал он головой. – Придётся запретить эту ересь.

С этими словами санитар № 2 положил шарик на пол и с хрустом раздавил его ботинком.

Этим же вечером разведчики стояли и наблюдали, как богато одетые мужчина и женщина под руки проводили по холлу Р-Ната мимо их отсека. Тот едва передвигал ноги, у него был потухший взгляд, а на тонкой смуглой шее был намотан бинт.

Бортинженер бросил Р-Нату теннисный шарик, который на днях припрятал, чтобы досадить. Но обычно резкий и ловкий теннисист сейчас даже не сделал попытки его поймать, и шарик одиноко заскакал по коридору.

Когда процессия удалилась, все члены «Нулевого парсека» сгрудились у окна. Во дворе больницы стоял чёрный представительский автомобиль, освещаемый уличными фонарями.

– Руслан сегодня пытался повеситься.

Все обернулись на тихий голос – в палате стоял санитар Шурик с печальным взором.

– В туалете, на собственных подтяжках, – продолжал санитар. – Гертруда позвонила его родителям. Они у Искандерова какие-то непростые, влиятельные. Чтобы забрали парнишку от греха.

– Откуда у оргабота родители, долбоёб! – едва слышно прошептал Дипер и добавил уже громче: – Теперь-то их точно осталось семеро.

Сорвавшееся с уст Командора ругательство было настолько для него нетипичным, что те, кого осталось семеро, на миг опешили, но тут же снова повернулись к окну. Р-Ната вели к машине.

– Куда его теперь? – спросил Штурман.

– Подальше в глубокий космос, – вздохнул капрал. – Оргабот мог бы и дальше совершенствовать своё мышление, вершить великие дела. Но вместо этого он приговорён к медленной мучительной смерти в космической пустоте. Наедине со своими грандиозными мыслями такого же космического масштаба.

Перед тем как сесть в машину, Р-Нат обернулся. Семь пар родственных глаз, полных сочувствия, смотрели на него из окна. Зенит поднёс к груди сложенную пальцами букву «О» (а вернее – цифру ноль) и ребром ладони второй руки словно перечеркнул ноль по диагонали.

– Нуль не разделить! – произнёс он.

Остальные тут же хором повторили сказанное и соорудили схожую фигуру ладонями. Отныне у «Нулевого парсека» был и свой командный жест, и девиз. Из-за плохого освещения во дворе больницы разведчики не могли видеть слёз, заблестевших на щеках оргабота.

– И всё-таки он смог бросить вызов бездушным пылесосам! – раздался голос Ровского, когда огни представительского автомобиля скрылись за воротами больничной территории.

– Пора теперь и нам, – едва слышно добавил О'Юрич.

⁂

Капрал уже давно объяснил сослуживцам, что деревья, наблюдаемые сквозь иллюминатор, ненастоящие. Голографическая проекция, облегчающая длительные межзвёздные перелёты и тоску космонавтов по родной планете.

Но сейчас их неподвижная листва приносила мучения и убивала всякую надежду на мало-мальское дуновение ветерка, который мог бы дыхнуть свежестью в душную палату через мелкую прорезь форточки. Злое июльское солнце выныривало после полудня, и лучи его, проникая сквозь громадное окно без занавесок, превращали третий барак в теплицу, а его обитателей – в увядающие овощи. Или даже в овощи, медленно запекаемые в духовке.

Запись № 32. Раздавленные невыносимой жарой разведчики неподвижно валяются на амортизационных лежаках сутками напролёт. Системы жизнеобеспечения уже не справляются. Звездолёт «Довженко-19» неминуемо подбирается к солнцу Безжизненной Зоны. Она уже распахнула пасть и обдаёт приговорённых носителей Знания своим обжигающим дыханием, готовится проглотить нас вприкуску с тысячами копропараллаксаторов, ежедневно устремляющимися в её ненасытную утробу со всех уголков Космосодружества. Мы слишком изысканная приправа для неразборчивого гурмана.

– Вот я сейчас примеряю на себя шкуру дерьма, которое транспортируют в Безжизненную Зону, и начинаю сомневаться в эффективности подобного мероприятия. – Повар сходил к тазику с водой, стоящему на табуретке посреди палаты, смочил там полотенце и вернулся на кровать, наложив мокрую повязку на лоб.

Раньше тазик использовался исключительно Биологом для подпитки своих «корней». Теперь же служил во благо всего спасающегося от жары экипажа.

– И в чём же неэффективность? – стало интересно Левапу. – Копропараллаксатор наполняется до отказа и неспешно дрейфует в ближайшую Безжизненную Зону по наикратчайшей траектории.

– Зачем фекалии вообще куда-то запускать? – Лыжников протирал мокрым полотенцем лицо. – Не проще их сжигать на месте, в володиевом реакторе звездолёта?

– Это опасно, – покачал головой Штурман. – Попадание метана и сероводорода в реактор чревато катастрофой.

– К тому же в копропараллаксаторе накапливаются не только отходы жизнедеятельности, – вступил в дискуссию капрал. – Но и любой мусор с корабля.

– А почему нельзя всё это тупо вываливать за борт? – поинтересовался Врач, обмахивающий себя снятой с подушки и намоченной наволочкой. – Космос-то бескрайний.

– Наша Земля когда-то тоже казалась необъятной, – заметил Зенит. – А теперь над макушками деревьев в её лесах возвышаются горы помоек, а по океану плавают острова из целлофановых пакетов.

– Человек – вот самый токсичный отход! – недовольно проворчал Биолог.

– Ты, Бак, прямо как наш бывший оргабот запел, – ухмыльнулся Шлемофонцев. – Космический вакуум ему пухом.

– И всё равно не понимаю, – продолжал терзать себя размышлениями Эндрю. – На кой чёрт на космических трассах создавать всю эту толкотню из мусоровозок.

– Ещё и мы у них путаемся под… – отвлёкшийся от чтения Дипер внезапно умолк, не сумев придумать – под чем можно путаться у летающих копропараллаксаторов.

С его вязаной шапочки «Atomic», которую он время от времени полоскал в тазике, сочилась вода. Капли стекали по лицу Командора, которое то ли от жары, то ли от плохого питания покрылось прыщами.

– А куда, кстати, О'Юрич подевался? – спросил Штурман, заметив на кровати сослуживца лишь одиноко нахохлившегося Виталика.

Бортинженер словно специально ждал, когда о нём вспомнят, и тут же возник в дверном проёме. Поверх его пижамы был накинут белый халат добровольного помощника санитаров, который явно жал О'Юричу в его широких плечах. Не успели разведчики остолбенеть, как Бортинженер подмигнул и украдкой сложил руки перечёркнутым нулём – фирменным жестом их отряда.

Следом за ним в палату вальяжно прошагал дроид № 2.

– Ну что, придурки космические, не сварились ещё тут? – Коля-Пылесос потряс лацканами халата в попытках охладиться. – Юрич вызвался в вашем бараке новым старостой. Посмотрим, как вы запоёте. Он вам не теннисный чистоплюй!

Николай расплылся в злорадной улыбке.

– Опять поперёк батьки назначили! – воскликнул Командор, часто моргая от стекающих на глаза струек воды.

Бортинженер чеканным шагом промаршировал до стенки, влепил Диперу подзатыльник, прошагал обратно, вытянулся перед санитаром, козырнул и по-строевому отрапортовал:

– Разрешите приступить к наведению дисциплины в отведённой мне казарме?

– Валяй, – хохотнул Коля.

– Не извольте сомневаться, ваше благородие! – О'Юрич щёлкнул пятками тапочек. – Для наискорейшей адаптации контингента прошу вверить мне плазмоштык, он же электрошокер, в количестве одной единицы! Дабы мерзавцы не вздумали ерундить!

Бортинженер энергично потряс в воздухе своим могучим кулаком.

– «Благородие», скажешь тоже, – смутился Второй санитар, но, судя по довольному лицу, подобное подобострастие пришлось ему по душе. – Пока обойдёшься свистком, а там поглядим.

Дроид Коля поспешил в ординаторскую, где можно было подставить свой перегревшийся корпус под струи воздуха, исходящие от вентилятора.

С этого дня в штрафном третьем бараке началась новая жизнь. Каждое утро, невзирая на жару, начиналось с физзарядки. Неумолимый староста раздавал команды и выполнял задания совместно со всеми. За неукоснительностью повторения упражнений также следил крокодильчик Виталик, который сидел на тумбочке, свесив картонные лапки. О'Юрич из разорванной простыни с кровати Р-Ната соорудил своему питомцу маленький халатик и фломастером написал на нём «ДППС» – Добровольный Помощник Помощника Санитаров.

Разведчики бегали вокруг кроватей на носках, пятках и коленях, ползали на корточках и на животе, прыгали то на двух ногах, то на одной поочерёдно. Бортинженер заставлял их стучать по полу кулаками, рёбрами ладоней и локтями. Парни морщились, но терпели. Они тренировали пресс, отжимались на пальцах и растягивали связки, крича от боли. В любой момент безжалостный надсмотрщик мог неожиданно стукнуть кого-нибудь под дых, приучая подопечных не расслабляться ни на секунду.

Несчастному Диперу не давалось почти ни одно из упражнений, поэтому О'Юрич беспощадно лупил Командора тапком, словно таракана. После физзарядки немилосердный сержант гнал подопечных под ледяной душ.

И никто за всё это время не попытался завести разговор о том, что Бортинженер лишь притворяется помощником дроидов. По его глазам было и так всё понятно. Да и феррудиевые ублюдки могли круглосуточно подслушивать.

Санитары на самом деле частенько наведывались в третью палату. Им нравилось наблюдать, как староста муштрует самых непокорных пациентов больницы. В такие моменты О'Юрич бросался к появившемуся в дверях санитару, вытягивался и радостно рапортовал. Лицо его становилось до неприличия заискивающим, и, казалось, будь у Бортинженера хвостик, он бы вилял им с утроенной частотой. Прежними оставались лишь глаза бывшего сержанта – хищные, цепкие и холодные. Но довольные его пресмыкающимися ужимками санитары ничего подозрительного не замечали.

К штрафному космическому бараку пропали все нарекания. Хозработы разведчики выполняли с максимальным рвением, на паршивую еду не жаловались. Даже издевательства выносили стоически, да так, что верховный дроид № 2 заскучал и от третьего барака во время ежевечерних развлечений за ужином был вынужден отстать.

Коля-Пылесос постепенно поверил, что бывший сержант Варов окончательно тронулся рассудком и реализует с попавшимися ему под руку неудачниками свои авторитарные замашки. По этой же причине Николай так и не решился снабдить своего самого преданного добровольного помощника чем-либо опаснее свистка.

Тем временем, усыпив бдительность дроидов, Бортинженер кропотливо собирал информацию об их слабостях и уязвимостях, не забывая о физической подготовке разведчиков «Нулевого парсека». По вечерам измотанный тренировками отряд обсуждал план предстоящего восстания и возвращения себе власти на борту «Довженко-19». В это время Командору поручали самое ответственное задание – сидеть в холле с книжкой у стены возле входа в третью палату и в случае опасности громко кашлять.

Немаловажную роль в разработанном плане должен был сыграть изобретённый Врачом препарат под кодовым названием «Буравчик Нечто» – специализированная смесь для дезактивации дроидов. День за днём О'Юрич, рискуя быть разоблачённым, добывал необходимые компоненты из бытовки, пищеблока и тщательно оберегаемых шкафчиков медсестры Леровой.