Искусники

– У меня есть дочь, пусть даже она живет сейчас сама по себе, – резко возразил Гейб. – Она тебе не дом, не придает веса в обществе.

– Если бы тебе хватило ума повернуть свои заслуги на работе себе во благо, может быть, Кассандра и не стала бы бродягой, скитающейся по дырам, где обретается всякий преступный сброд…

– Думаю, все, чего ей хотелось – чтобы ее принимали здесь такой, какая она есть. А мне эта чертова работа никогда не была нужна. Это ты настаивала, чтобы я туда нанялся, а потом пришлось продаться им со всеми потрохами, чтобы оплатить все те вещи, которые тебе было необходимо иметь.

– А чем ты собирался заниматься вместо этого? – Кэтрин негодующе рассмеялась. – Быть художником? Кому на свете нужен еще один художник, особенно если его зовут некто Габриэль Людовик? Ты предполагал, что я смогу всех обеспечить, пока ты предаешься своей музе? Но ты и талант свой растратил. Помнишь, ты собирался посвящать искусству часть времени, вечерами и по выходным? И я не возражала; напротив, я одобряла твое хобби.

– Это было не хобби! – сказал он.

Она снова рассмеялась, отмахнувшись рукой от его слов.

– Теперь ты можешь сколько угодно обманывать себя, но ничем другим это быть не могло. Только один из двух миллионов становится известным художником. Все прочие влачат жалкое существование, складируя свои работы в так называемых галереях, или делают низкопробное порно. И на это стоит тратить жизнь? В качестве хобби занятия искусством, вероятно, пошли бы тебе на пользу. Но… – Она развела руками и оглянулась вокруг, – что-то я не вижу тут ни голографических арок, ни экодизайна, не вижу ничегошеньки, что смахивало бы на декоративное искусство, потому что ты так ничего и не создал. Ты все сидел и жаловался на свою работу, пока твой тоскливый голос не стал мне противен. Вот почему я всегда возражала против твоего ухода с работы ради искусства. Даже если бы ты и был тем самым единственным из двух миллионов, я знала, что ты не способен ничего довести до конца.

– Это все работа, – сказал Гейб, вдруг захотев все объяснить Кэтрин, если уж она решила уйти от него. – Работа отнимала слишком много энергии, для собственных замыслов ее уже не оставалось.

– Нет, – твердо возразила она. – Просто ты недостаточно сильно хотел. Иначе бы ты собрался и добился желаемого. И никакие обстоятельства тебе бы не помешали. Боже, даже паралитики писали картины, держа кисть зубами, если не могли жить без этого…

– Послушай, мне лично ничего особенно, было не нужно, я мог бы довольствоваться меньшим…

– А я – нет. – Черная прядь выбилась из прически и легла ей на плечо, Кэтрин резко отбросила ее назад. – К тому же мы должны были думать о дочери. Страсть к искусству была не у нее, не у меня, а у тебя. И это именно ты, а не мы, должен был найти выход. Причем с учетом тех потребностей, которые были у нас. Если в твои планы входило влачить голодное существование где-нибудь под пирсом, незачем было заводить семью.

– Но и без моего дохода…

Она резко выпрямилась, глядя на него будто с неприступной вершины.

– Я не собираюсь никого на себе везти. И ни от кого этого не жду. Тебе это прекрасно было известно перед женитьбой.

– Бедняжка Сэм, – вдруг сказал он.

Он посмотрела на него так, как будто он ее ударил.

– С Кассандрой что-то случилось?

Он попытался облечь свои чувства в слова, но безуспешно.

– Нет. Просто вырвалось. Ты от меня уходишь. Вопрос закрыт. Сказать по правде, не знаю, почему ты не ушла раньше. Может быть, до сегодняшнего дня ты просто не могла себе позволить переезд в собственный дом?

Она молчала, отведя взгляд. Гейб расхохотался.

– Боже, я попал в точку! Ты просто выжидала время, пока не накопится достаточно денег, чтобы внести залог за дом!

– Не залог, а полную стоимость, – тихо сказала она.

Его лицо застыло, лишившись всякого выражения.

– Черт. Да у тебя, значит, накопились миллионы.

– Потому что я этого по-настоящему хотела! – Теперь у нее был на удивление отчаянный вид, словно и она пыталась хотя бы в последний раз заставить его понять себя. – Я работала круглые сутки, невзирая на усталость, монотонность этого занятия и неподвижность рынка. Если не выявлялось никаких зацепок, я старалась создать их сама, практически из ничего. Вместо того чтобы сидеть и стенать, я постоянно следила за состоянием рынка, и если где-то проклевывался хотя бы намек на движение, я оказывалась там первой. Я вела базы данных по всем покупателям и продавцам, составляла графики, отражающие структуру их денежных трат и логику действий, знала, когда им захочется продать или купить раньше них самих, и была тут как тут, чтобы осуществить сделку.

Решительным плавным движением она встала, отряхнув брюки и жилет.

– Я не пыталась ни с кем подружиться. Не тратила ни энергии, ни рабочего времени на всяких придурков, желающих поплакать у меня на плече и пропитать своими слезами мое дорогое платье. Но позаботилась о том, чтобы ко мне не прилипло клеймо ни скандалистки, ни неудачницы.

– Чего не скажешь про меня, – констатировал он.

Она закатила глаза:

– Боже, ведь ты был так хорошо осведомлен о положении дел в «Диверсификации». Ты мог воспользоваться этим и обойти всех, а вместо этого принялся жаловаться на несправедливость, вставать в оппозицию, собирать других недовольных вокруг себя. Это помешало твоему продвижению. Вот чего мне так жаль, вот в чем проявилась твоя никчемность, вот почему я так зла на тебя. У тебя была возможность. Но ты сам от нее отказался. – Она скрестила руки на груди и слегка пожала плечами. – На твоем месте мне было бы стыдно.

В наступившей тишине до него донеслось бормотание инфолайна: «…не получается расслабиться – обращайтесь к нам. Не удается остановиться – предложим вам тормоза. Клиника «Коувз». Мы не сделаем ничего такого, чего бы вы не захотели сами, если бы только знали как. Мы – единственная клиника, вживляющая имплантаты в минеральной ванне. Клиника высшего класса по рейтингу Неврологического совета, подтвержденному Комиссией по контролю за пищевыми, лекарственными и программными продуктами».

Картинка овеваемого морским бризом пляжа на экране была слегка приукрашена, Гейб знал это. Ролик делала Ле Блан; она рассчитывала, что сможет пару дней провести на месте съемок, а «Диверсификация» вместо этого послала туда студентов и провела по разряду стажировки, обойдя тем самым необходимость платить по нормам профсоюза и лишив Ле Блан надежды на внеплановый отпуск.

– Тебе не удастся в одиночку выплачивать кредит за эту квартиру, – сказала Кэтрин. – Когда настанет срок, я сама подыщу тебе покупателя. У тебя останется приличная сумма, даже после вычета моей доли и моих комиссионных.

Не отрывая глаз от экранов инфолайна, он слышал, как она спокойно направилась к двери. При звуке открываемого дверного замка он вдруг встрепенулся:

– А ты поможешь мне подыскать что-нибудь доступное по цене?

– Я с доступным тебе диапазоном цен не работаю.

Хорошо хоть не хлопнула дверью. На экране шла сводка покупательских предпочтений, адаптированная для широкой аудитории, не привыкшей к жаргону «Деловой сети». По всей видимости, в этом был какой-то смысл, но до Гейба он сейчас не доходил. Впрочем, информация все равно записывалась в буфер, который он сможет потом просмотреть, если появится на то причина.

«Сэм будет рада», – пришло ему в голову, когда та снова обрела способность мыслить. Ну, может, не совсем рада. Скорее, ей так будет легче. А может, в ее теперешнем эмансипированном состоянии, отношения между родителями ей уже безразличны. Если бы они расстались три или четыре года назад, это имело бы для нее значение. Даже два года. Тогда она всего год как стала совершеннолетней и ушла от них – он мог бы убедить ее переселиться к нему, пойти учиться в колледж, найти себе законную работу в сфере программирования или видеосимуляций. У нее к этому настоящий талант…

О, да. Устроиться на законную работу в какую-нибудь компанию, вроде «Диверсификации», и превратиться в еще одного корпоративного раба. Если бы она хотела, чтобы дух непокорства вытравили из нее, она могла с таким же успехом остаться дома и позволить Кэтрин сделать это.

Конечно, я вернусь, папа. Стоит тебе только привести мне хоть одну убедительную причину, объясняющую, почему ты сам давно отсюда не свалил.

Что он мог ей на это ответить? «Ну, Сэм, если бы ты оказалась на моем месте…»? Для нее это было бы равносильно словам «Ты еще мала, многого не понимаешь», а их она слышала уже не раз. Прежде он и сам многого не понимал. Когда они с Кэтрин поженились, он был почти ровесником теперешней Сэм. Он даже не задумывался о некоем запасном плане на случай, если все пойдет не так, как ему хотелось. В голове просто не укладывалось, что может наступить время, когда мечты рухнут, любовь угаснет, а вместо занятий искусством он будет развлекаться с крадеными симулякрами, убивая на это рабочее время. Так он теперь влачит свои дни, и будет влачить дальше, пока не подохнет – скорее всего, от скуки.

– Первое предупреждение, – раздался вдруг голос Мелоди, и Гейб от неожиданности даже подскочил.

– Что случилось?

– Ты еще можешь успеть на работу, если выедешь сию минуту. На ближайшем пункте можно арендовать авто. Зарезервировать для тебя?

– Да, конечно, – сказал он. Да, конечно, поехать на работу, почему бы и нет? Там его ждал ланч с Мэнни, но теперь ему сам черт не страшен – ведь если с утра пораньше от тебя уходит жена, может ли что-нибудь испортить этот день еще больше?

Надо будет записать эту фразу в модуль Мелоди Круз. Или лучше Марли. Да, Марли; фраза получилась неплохая и гораздо больше подходила ей, нежели ему.

Глава 8

«Когда Джина узнает, – подумал Марк, – она мне всыплет по первое число». Даже за меньшие прегрешения в прошлом ему здорово влетало.

Вчерашние события разворачивались слишком быстро. Вчерашние? Нет, Господи, уже позавчерашние. Все в голове смешалось и перепуталось. Ведь столько всего случилось за одну ночь. Но он определенно попал не на ту вечеринку.

Сначала была Мимоза, где всегда что-нибудь происходит. Публика самая пестрая, хакеры и рок-музыканты, блестящие глаза подростков и потухшие лица кадров, повсюду разный люд: на песке пляжей и тротуарах, в заброшенных зданиях и временных пристройках, под пирсами. Ребятишки-хакеры ни секунды без дела не сидели, запускали своих «наездников»[9], обводные циклы и прочие хитрые программы. Ноутбуки у них помигивали; музыканты отрывались; одна молоденькая девица, до своего совершеннолетия, вполне вероятно, бывшая пай-девочкой, загружала изображения с камеры на хакерский ноутбук и тут же создавала симуляцию, а в экзоскелете прыгал ее приятель, переживающий все спецэффекты, и время от времени перебрасывался с ней репликами – вот если бы у них был настоящий виртукостюм, вышло бы куда лучше. Кадры же взирали на происходящее как на видео – по сути, так для них и было.

Еще Вальжан с его плащом. Помнится, он придумал этот плащ для одного из клипов группы «Канадейтайм», и Вальжан возжелал иметь такой же в жизни. Штуковина сосала энергию почище Дракулы, весила чуть ли не тонну со всеми своими встроенными солнечными батареями, а Вальжан носил ее не снимая по восемнадцать-двадцать часов в сутки. Итак, Вальжан с плащом, красавчик Эклстоун и Морей, самозабвенно импровизирующая с ребятами, как она делала еще до той поры, когда «Канадейтайм» переключилась на видео. Все было здорово, можно было хоть целую ночь слушать, как Морей и ребята играют, но кому-то пришло в голову отправиться в набег, а так как трезвых среди них уже не было, то всем это показалось неплохой идеей. Собственно, и ему тоже.

Марк еще помнил, как втиснулся с какими-то людьми в авто. Удобством такой способ перемещения не отличался. Когда-то у него была настоящая машина, но давно, до того, как он поселился здесь, в Лос-Анджелесе, в великой Калифорнии. Кажется, об этом он пытался рассказать попутчикам по дороге в Фэрфакс. А может, только думал, что пытался. Иногда из-за музыки было трудно провести различие между мыслями и реальностью. Но режиссер у него в голове распорядился: пусть она все время звучит, причем громко.

Выгрузились в одичавшем старом парке Гилмор, точнее, среди его останков. Вероятно, в один прекрасный день кто-нибудь решит вложить деньги в восстановление разрушенного после Большого Толчка парка. А пока, в свете времянок на фонарных столбах, окружающая местность напоминала Марс, – вернее, то, как выглядел бы Марс, изгаженный землянами. От этого зрелища он слегка приуныл, но тележка торговца «разносолами» («Что вы, мистер полицейский, какие наркотики? Только соления, ничего другого.») и разговор с пташкой в ярко-розовой маске фламинго с торчащими вверх перьями его развеселили.

Ребята-хакеры запускали программы-обманки – до такой степени легко, что даже противно: обходишь датчики тревоги системы безопасности и скармливаешь ей любую дребедень; проще простого, я сама это делала – а он старательно делал вид, что ему интересно ее слушать. Так искренне она возмущалась; искренняя и такая юная. До безобразия похоже на его собственную жизнь: обойти датчики и скормить системе любые данные, какие только пожелаешь. Однако то ли веселье с самого начала стухло, то ли просто не успело разгуляться, но на душе у него вскоре стало безрадостно. Так, без причины. Он решил слинять, пока Вальжан не успел его обнаружить и уговорить остаться.

Подобные набеги его никогда особенно не привлекали. Веселье на скорость: сколько успеешь накуролесить, пока не явятся копы. Хотя один раз, посреди перекрытой для движения автострады, было действительно здорово, будто восстанавливалась некая справедливость, будто они забирали назад часть времени, потраченного в пробках. Не жаль было даже платить потом штраф.

Значит, после Фэрфакса… Да, просто ехал себе в темноте и думал, что хорошо бы сейчас попасть домой, голову в шлем, надраться и забыться в стране видеообразов. Но тут назойливо зазвонил телефон. И вот уже вытаскивают из машины. Не волнуйся, мы сдадим авто за тебя, но ты в обязательном порядке должен поехать вместе с нами.

В обязательном. В совершенно-долбано-обязательном. Это был Ривера. Стоило Ривере показаться на горизонте, Джина всегда исчезала, ведь Ривера приезжал в сопровождении Галена, который вызывал у Джины только одно желание – пристукнуть его и помочиться на его могилу.

Он и сам не испытывал к этому типу, продавшему «Ай-Трэкс» с потрохами, никаких теплых чувств, хотя тот и выдал ему причитавшуюся долю. «Ай-Трэкс» была детищем Ударника – так Марк всегда считал, даже после того, как Ударник вынужден был по решению суда передать основную часть активов компании Галену. Никакого Галена и в помине не было, когда Ударник начинал дело. «Ай-Трэкс Видео».

А он там был. С самого первого дня, когда Ударник продал старый экскурсионный автобус на металлолом. Туризм заглох, а видеобизнес шел в гору. Появились тысячи компаний по производству видео, но «Ай-Трэкс» отличалась от них, и в этом была заслуга Ударника. Они не просто делали деньги. Вот с Галеном все изменилось.

Какие клипы они вначале ваяли! Видео не было в новинку, но его качество улучшалось день ото дня, все эти виртукостюмы и вирту-разэтакая-реальность, да что там говорить – теперь ты мог быть музыкой. Как-то один затейник смикшировал симуляцию Великого Бога Элвиса с мастерами рокабилли новых поколений, которые в жизни друг с другом не могли встречаться; и была еще одна отличная вариация на эту тему – Шелковый Латино из две тысячи второго года схлестнулся с Шаманом Джимом Моррисоном из шестидесятых годов двадцатого века. Круче этого ему видеть ничего не приходилось.

Правда, он для Ударника придумывал образы и похлеще, и у того были тогда силы и желание все это воплощать в жизнь – свою музыку и его образы, – но потом пришлось отдать компанию в руки Галена. И Ударник сдался, накрыл свой синтезатор чехлом и превратил в простой офисный стол, заделался бизнесменом. Даже не пытался сопротивляться.

Если бы был какой-то смысл брыкаться, старина, я бы на месте не сидел. Но время живых музыкантов прошло. Большинство новичков вообще не считают нужным выступать в клубах. А теперь и я пальцем не пошевельну. Мне уже не нужен этот синтезатор. Вместо него – вы. Ты, Джина и остальные, вы делаете синтез звуков и картинки, и в результате получается то, что все страстно жаждут услышать и увидеть. Вы – истинные инструменты искусного синтеза.

Это его рассмешило: «Может, я и поддаюсь на многие искусы, но я не инструмент. Если уж играть словами, то я – искусник».

С тех пор это прозвище к нему и пристало, как пристает всякая дрянь. А Гален начал понемногу от них избавляться: сначала ушел Герштейн, за ним Влад, потом была уволена Ким, затем демонстративно и со скандалом покинула «Ай-Трэкс» Джолин. В итоге их осталось только трое, как в самом начале – он, Ударник и Джина. И вот где они теперь.

По правде говоря, где они теперь, было неясно. А в особенности, где находится он сам. В «Диверсификации»? Точно, в одной из спален пентхауса. Ему разрешили тут провести ночь, он должен явиться на работу утром – какого дня? – а потом мог свободно отправляться домой. Его не арестовали. Арестовали хакера.

Все это он помнил довольно смутно, в том числе и историю с хакером, который занимал соседнюю спальню. Он был не с Мимозы, в этом Марк был точно уверен.

Скорее всего, этот хакер проник в систему «Диверсификации» и поживился информацией о том, чем занимались Гален с Джослин, к чему они хотели привлечь его, Марка. Только отчего-то неотвязно преследовало чувство – Ривера знал парня, причем очень неплохо. Гален с Джослин этого не замечали, но их нужно было хорошенько встряхнуть, чтобы они на что-то, кроме себя, обратили внимание. А он все время ловил взгляды, которыми Ривера обменивался с парнишкой, и был почти уверен, что это не игра воображения, хотя разум все чаще играл с ним злые шутки, особенно в период работы над очередным видео, чем он теперь занимался постоянно. Работа с видео его «далеко заведет», по словам Джины. Но, черт побери, как еще он мог бы видеть картинки и правильно отображать их?

В голове явственно всплыла сцена: полицейский рейд на … какую-то клинику? Да, точно, на благодельню. Господи, а они еще его считали тронутым. У него, по крайней мере, не было никаких долбаных имплантатов, от которых плющит без всяких наркотиков. Это неправильно, это дико и совершенно неестественно, именно так.

И сделка, которую ему навязал Гален, тоже была неестественной. От этой мысли стало совсем неуютно. Но отказаться он был не в силах. Именно этого ему и хотелось. Не превратится ли он тогда в очередного выродка? Нет, это совсем другое, не надо будет нажимать никаких кнопок для стимуляции мозга, просто он получит возможность выпустить образы наружу из своей головы в точности такими, какими он их видел, а потом включить в видео, чтобы и остальные могли их увидеть без искажений. Конечно, здесь совершенно другой случай, ничего общего с тем, чем занимаются благодельни.

Пока он сидел в лимузине и наблюдал, как копы заталкивают этих, из благодельни, в свой фургон, ему вдруг захотелось, чтобы операция уже осталась позади. В голове крутился один из старых мотивчиков Ударника, параллельно шли картинки, и лучше этого видео представить себе было трудно, оно заводило до такой степени, что на мгновение ему показалось, что Ударник сидит рядом. Но его не было.

Что же происходило после рейда? Ривера и его люди выдернули хакера из общей кучи задержанных, затолкали в лимузин, и они куда-то поехали. Краткий визит в дом к какой-то шишке. Скорее всего, в районе Бель-Эр, столько ворот с охранниками пришлось проехать. А может, были одни ворота, просто они многократно повторились в его сознании, потому что там в этот момент звучала музыка, внутренний режиссер следовал за изобразительным рядом и так микшировал отрывки, что сам Ударник уписался бы от восторга. То есть, конечно, прежний Ударник.

Об этом доме в Бель-Эр запомнилось немного – только то, что телефоны все время звонили. Там было не меньше двух дюжин телефонных линий, а мониторов и терминалов и того больше. Информация била ключом, того и гляди попадет по голове. Хакер, похоже, был на взводе, будто боялся, что пострадает именно его голова.

А может, он боялся Риверы. К тому времени не оставалось никаких сомнений, что Ривера его знал, и парнишка глядел на него так, будто тот зажал чеку гранаты зубами и вот-вот выдернет. Все они что-то втолковывали парню, давили и уничтожали его своими голосами. Он словно попал под пулеметную очередь: я-та-та-та-та-тат, бац, бац, бац, я-та-та-та-та-тат, бац, бац, бац! Захотелось даже крикнуть: «Ложись!». Только вот Ривера начисто был лишен чувства юмора и не понял бы шутки, урод.

Так шло довольно долго, пока парень не произнес волшебных слов: свидетель обвинения. Но удивительнее всего, что после этого выражение лица Риверы прояснилось, и Марка осенило: парень думал, что Ривера решит все его проблемы, а на самом деле сам только что вытащил его из какой-то ямы, даже не заметив.

После чего парню подсунули кипу документов, на которые требовалось поставить отпечатки пальцев, и вдобавок подвели к устройству для сканирования сетчатки глаза. Поговорили еще немного, снова кому-то звонили, а потом, когда, казалось бы, все закончилось, и пора была двигаться по домам, они поехали на ночное заседание суда. Никак не верилось, что это всерьез, пока не подъехали к входу и не начали подниматься по ступенькам.

Тут паренек опять заартачился. Хотел увидеть какую-то бумагу? Он это плохо помнил. А потом, в зале суда…

Перед дверями зала заседаний его вдруг обуяло страшное предчувствие. Вот войдет он сейчас, а там – Джина, которую замели во время набега или за дебоширство в нетрезвом состоянии. Он встретится с ней глазами, она увидит его вместе с Галеном и Джослин и испепелит на месте. Ядерный взрыв, все плавится.

А когда узнает, на какую сделку он пошел – и ядерный взрыв побледнеет перед Армагеддоном, который она ему устроит. Иисус наконец явился на Землю, но только по твою душу, засранец!

Но они ведь пообещали, что устроят это и для Джины, прежде чем откроют процедуру для всех. Она поедет с ним, оба получат новые способности, и это будет хорошо. Хотя Джина не на шутку рассвирепеет, когда выяснит, что он многое скрывал, и просто из принципа живого места на нем не оставит. За двадцать лет, проведенных вместе, они ничего друг от друга не утаивали. Да и нечего было утаивать. Ему и в голову не приходило, что у него могут появиться секреты. До сих пор.

Извини, Джина.

Интересно, хватит ли у него сил выдавить из себя хотя бы эти два слова, прежде чем она испепелит его?

В соответствии с обещаниями, жизнь действительно изменилась, отчего наутро на душе было грустнее обычного.

Нет, наутро уже следующего дня. Куда же девался целый день? О боже, конечно – его ускоренным темпом чистили от токсинов. Ривера отвел его к врачу в… Нет, врач сама пришла сюда, в пентхаус, и дала ему свой пурген. Конечно, называла она это иначе, но суть от этого не меняется. Ему случалось уже испытывать это незабываемое удовольствие. Выворачивает долго и старательно, и если не отнимает пару-другую лет жизни в действительности, то по всем ощущениям так оно и есть. А «Диверсификация» в лице Риверы стоит за прилавком: «Вот вам жизнь покруче, но покороче». Ars longa, vita, черт ее подери, brevis.[10]

Да пошло оно все. Он просто будет тут лежать и наблюдать за картинками, проплывающими у него в голове. Видео, бесконечно крутившееся там, как раз подходило к той точке, с которой он начинал различать его яснее, или же он сам спускался туда, где все происходило… Неважно. Главное – видеть.

Озеро, снова озеро с каменистыми берегами. Во всех его видео теперь присутствовал хотя бы краешек этого озера. Почему? Таким вопросом он не задавался. Картинки просто текли через него. Он – медиум…

…искусник…

…ну, ладно, пусть искусник, теперь слово казалось привычным, а не хромой выдумкой Ударника, желавшего выделиться. Могло быть и хуже, Ударник мог вытащить на свет этот старый избитый термин «кибер-как-его-там», уже вылетело из головы, но это и неважно, потому что он теперь стоял на берегу озера, усыпанного миллионами круглых, обкатанных волнами голышей: будто множество гладких яиц, в каждом из которых – тайна, которая раскроется, стоит только взять камень в руки.

Будь осторожен.

Едва слышный шепот вплетался в музыку, но был ли он ее частью или доносился из другого уголка сознания, понять было невозможно.

Он явственно почувствовал под босыми ногами твердую гальку, когда, пошатываясь, двинулся дальше по берегу. Солнце стояло высоко, его лучи ярко и требовательно падали на воду.