Суверен

– Согласен, – кивнул я.

– Нам следует быть чрезвычайно осмотрительными и держать в уме политические соображения, – с невеселой улыбкой заметил Ренн. – А также помнить, что закон имеет свои пределы. Он не может дать ответы на все вопросы, господин Барак.

* * *

К пяти часам с разбором прошений было покончено. За окном уже начали сгущаться сумерки, и, судя по долетавшему в комнату мерному стуку, на улице вновь пошел дождь. Ренн быстро пробежал глазами составленный нами документ.

– Что ж, по-моему, все изложено четко и ясно, – заявил он.

– Превосходно. Теперь, когда дело сделано, нам пора идти. В аббатстве нас ожидают другие дела.

– Позвольте, я одолжу вам плащ, – предложил Ренн, выглянув в окно. – Дождь льет как из ведра, и вы промокнете до нитки. Подождите минуту.

Он поспешно вышел, оставив нас в холле.

– Нравится мне этот старикан, – изрек Барак. – Сразу видно – добрая душа.

– Да, – кивнул я, протягивая руки к огню. – Насколько я понял, он очень одинок. На всем белом свете у него не осталось близких. Кроме старой служанки да этой птицы.

Я кивнул на сокола, заснувшего на своей жердочке.

Тут вернулся Ренн с плащом в руках. Плащ, весьма добротный и почти новый, оказался мне слишком велик, край его едва не волочился по полу. Я пообещал возвратить его хозяину на следующее утро, и мы вышли на улицу. Шагая в аббатство под проливным дождем, мы думали о том, удалось ли людям Малеверера развязать язык юному Грину и выведать у него про тайник в стене.

Глава девятая

Мы прошли по темным узким улицам, которые в этот час оказались совершенно пустынными. Воздух был наполнен осенними запахами дыма и опавших листьев.

– Так, значит, вы увидите короля? – спросил Барак, удивленно покачивая головой.

– А что, когда вы служили у Кромвеля, вам ни разу не довелось увидать короля?

– Ни разу, – со смехом заявил Барак. – Я, видите ли, предпочитал держаться подальше от парадных покоев.

– А вам бы хотелось посмотреть на короля?

– Да, – задумчиво протянул он. – Было бы о чем рассказать детям.

Я с удивлением взглянул на своего помощника. Никогда прежде он не упоминал о том, что намерен обзавестись семейством. Мне всегда казалось, что Барак более всего ценит свою независимость и предпочитает жить одним днем.

– Надеюсь, нам удастся отыскать племянника господина Ренна, – заметил я. – Когда мы вернемся в Лондон, вам придется навести о нем справки во всех юридических корпорациях.

– Может, нам вовсе не стоит искать этого племянника. А то еще выяснится, что он знать не желает своего престарелого дядюшку.

В голосе Барака послышалась горечь, и я вспомнил о том, что он порвал с собственной матерью после того, как она, овдовев, вторично вышла замуж.

– Не исключено, что вы правы. И все же мы попробуем. Встреча с племянником будет для старика большим утешением. Вы же слышали: его единственный сын умер в раннем детстве.

– Да, – кивнул Барак. – Старина Ренн не прочь поболтать, – заметил он после недолгого молчания. – В особенности о прежних королях и войнах.

– Знаете, когда я его слушал, на память пришел недавний разговор с Гаем. Я ведь встретился с ним перед самым отъездом.

– И как поживает старый мавр?

– Неплохо. Так вот, мы говорили о королевском путешествии, и он рассказал мне историю о последнем короле Гранады. Вам ведь известно, сам он родом из этой страны. Во времена его детства Гранада была мавританским королевством, независимым от Испании. И ее последний правитель, король Боадбил Низкорослый…

– Ничего не скажешь, подходящее имечко для короля!

– Прошу вас, не перебивайте! Так вот, Гай видел, как короля, который был тогда совсем маленьким мальчиком, проносили по улицам на носилках. Толпа восторженно приветствовала его и осыпала цветами – в точности так, как, по рассказам брата Ренна, жители Йорка приветствовали Ричарда Третьего. А потом Боадбил потерял свое королевство. Гранаду захватила Испания, а король был вынужден бежать на земли мавров.

– И что же с ним стало?

– Никто не знает этого в точности. По слухам, в Африке он пал на поле сражения. Мораль этой истории такова – удел человека, пусть даже земного властителя, покрыт мраком. В этом мире ничто не вечно – ни власть, ни слава.

Когда мы свернули на улицу, носящую название Питергейт, до нас донеслись пронзительные вопли. Обернувшись, мы увидели четырех оборванных нищих, которые со всех ног бежали по мостовой. По пятам за ними мчались три человека в чиновничьих мантиях, с толстыми березовыми прутами в руках. Воздев руки над головой, нищие пытались защититься от града ударов, которыми осыпали их преследователи. Странная процессия пронеслась мимо нас и свернула к реке, разделявшей город на две части.

– Как видно, эти люди выгоняют нищих прочь из города, – заметил я.

Барак проводил глазами нищих, которых преследователи загнали на большой каменный мост.

– Как же эти бедолаги будут жить за пределами города? – не без сочувствия спросил он. – Посреди лесов и полей не у кого просить милостыню.

В молчании мы дошли до навесной башни над воротами Бутхэм. Отрубленные головы, выставленные на шестах, исчезли, а вместе с ними исчез и тошнотворный запах гниющей плоти.

– Ни нищих, ни падали, – изрек Барак. – Город и в самом деле прихорашивается к приезду короля.

«Любопытно, не снимут ли с башни скелет Эска?» – пронеслось у меня в голове.

Впрочем, король вряд ли удостоит своим посещением столь унылое и неприглядное место, как тюремный замок.

* * *

Несмотря на дождь и сгущавшуюся темноту, в аббатстве по-прежнему кипела работа. Со всех сторон доносился визг пил и стук молотков, работники заканчивали сооружение гигантских шатров, вбивая последние колышки и натягивая веревки. Мне припомнились столь же великолепные шатры, которые я видел на картинах, изображавших поле золотой парчи.

Внутренний двор, истоптанный множеством ног и копыт, представлял собой настоящее месиво. Я впервые наблюдал, как люди работают посреди такого моря грязи. В этих условиях дренаж явно представлял весьма серьезную проблему. Я заметил, как несколько рабочих, покрытых грязью с ног до головы, роют вокруг одного из павильонов канаву, которая, расширяясь, соединялась с длинным рвом. Как видно, дело не слишком ладилось, потому что рабочие беспрестанно чертыхались; голоса их сливались с голосами чиновников, которые, стоя на крыльце особняка, обсуждали какой-то план, нарисованный на листе пергамента. Протолкавшись к дверям, мы сказали часовому, что нам необходимо увидеть сэра Уильяма Малеверера.

– Его здесь нет, сэр, – ответил часовой. – Он выехал навстречу королевскому кортежу. Скорее всего, в Леконфилд.

– Это далеко отсюда?

– Тридцать миль. Сэр Уильям получил срочный вызов. Но завтра утром он вернется в Йорк.

– А королевский коронер здесь? – осведомился я после минутного колебания. – Господин Арчболд.

– Нет, он уехал вместе с сэром Уильямом.

– Сегодня утром люди сэра Уильяма привели в аббатство мальчика, служившего подмастерьем у стекольщика, – не унимался я. – Сэр Уильям намеревался подвергнуть его допросу. Возможно, вместе с мальчиком в аббатство доставили женщину-служанку. Вы не знаете, что с ними случилось?

– А вам они на что сдались? – подозрительно уставился на меня часовой.

– Мы присутствовали при аресте подмастерья. Я кое-что заметил и хочу сообщить об этом сэру Уильяму.

– Мальчишка сидит под замком. Сэр Уильям строго-настрого приказал не выпускать его до своего возвращения. А служанку отпустили домой. Сэр Уильям успел ее допросить и уже хотел приняться за мальчика, когда ему пришла срочная депеша.

– Могу я отправить сэру Уильяму письмо?

– В такую скверную погоду самому проворному гонцу понадобится несколько часов, чтобы добраться до Леконфилда и отыскать там сэра Уильяма. Думаю, лучше вам будет подождать до утра. Наверняка сэр Уильям не станет задерживаться.

– Что ж, полагаю, вы правы, – не стал спорить я. – Мы подождем до завтра. Прошу вас, как только увидите сэра Уильяма, передайте ему, что мастер Шардлейк хочет срочно его увидеть и сообщить нечто важное, связанное с подмастерьем стекольщика. Завтра утром я буду здесь.

После разговора с часовым нам ничего не оставалось, кроме как вернуться в свои каморки. Мы двинулись вдоль церковной стены: несмотря на дождь, у меня не было ни малейшего желания воспользоваться более коротким путем и пройти через церковь. Я обратил внимание, что повозка стекольщика исчезла.

– Зря вы меня не послушались, – заявил Барак. – Я же хотел без проволочек вернуться в аббатство и передать Малевереру записку.

– Спасибо, что любезно напомнили мне о моей оплошности, – сухо проронил я. – Возможно, я навлек на свою голову серьезные неприятности. Хотел бы я знать, зачем Малевереру понадобилось бросать все и ехать навстречу королевской свите? Господи боже, неужели дело оказалось настолько серьезным, что он решил срочно сообщить о нем Тайному совету?

– А одним из членов Тайного совета является наш старый приятель Ричард Рич.

– Ох, один звук этого имени нагоняет на меня тоску, – вздохнул я. – Господи, и зачем только я ввязался в это дело!

В припадке бессильной ярости я пнул обрезок доски, попавшийся мне под ноги. В следующее мгновение щеки мои залил румянец смущения, ибо из темноты возникла дородная фигура господина Крейка, закутанного в плащ с капюшоном. Он осторожно переступал по скользким доскам. Приблизившись к нам, он просиял улыбкой, сделав вид, что не заметил моей нелепой выходки.

– Скверная погода, джентльмены, – произнес он.

– Да, хуже некуда, – откликнулся я. – Вижу, повозку стекольщика успели убрать.

– Сэр Уильям приказал ее обыскать, – кивнул Крейк. – Одному богу известно, что взбрело ему в голову. Я слышал, сегодня утром кто-то запер вас в ризнице, – сказал он, и в глазах его вспыхнули любопытные огоньки. – Надеюсь, вы просидели там не слишком долго?

– Глупейший случай, – пожал я плечами. – Мы уже успели об этом забыть.

– Рад слышать, – улыбнулся Крейк. – Гибель стекольщика наделала в аббатстве немало переполоха. Сэр Уильям уже вызывал меня к себе. Приказал рассказать все, что мне известно об этом событии. Боюсь, дело здесь нечисто, джентльмены, – многозначительно изрек он.

– Вполне может быть, – кивнул я. – Скажите, господин Крейк, а вы хорошо знали покойного Олдройда?

– Можно сказать, я совсем его не знал, – торопливо ответил он, метнув на меня внимательный взгляд. – На прошлой неделе, прежде чем приступить к работе, стекольщик спросил у меня, где ему оставлять на ночь лошадь и повозку. Я разрешил ему оставлять повозку у церкви, а лошадь приказал забирать домой. Вы же сами видите, какая здесь теснота. После, проходя мимо церкви, я всякий раз обменивался с ним парой слов. Олдройд казался приветливым и добродушным малым, и мне было любопытно поговорить с жителем Йорка. Ведь сам я в городе почти не бываю, – добавил он, как мне показалось, с излишней поспешностью.

– Я тоже перемолвился со стекольщиком парой слов, – сообщил я, пристально глядя на Крейка. – И мне показалось, он сожалеет о старых временах.

– Возможно, – пожал плечами Крейк. – Мы с ним никогда не обсуждали перемен, произошедших в последнее время. Мы же сами видите, дел у меня по горло, поэтому мне не до пространных бесед. Да и сейчас я не могу задерживаться, – добавил он, стряхивая капли воды с капюшона. – Сэр Харбиндер только что прибыл в аббатство, дабы удостовериться, все ли готово к приезду короля. Он желает срочно меня увидеть.

– Не смею вас задерживать, – сказал я. – Вне всякого сомнения, у нас еще будет случай поговорить. И пропустить по кружке эля.

– Да-да, разумеется, – торопливо закивал Крейк.

Для того чтобы обойти нас, он сошел с помоста на сырую траву и быстро зашагал прочь.

– Этот малый не слишком хотел с нами беседовать, – заметил Барак.

Я проводил глазами приземистую фигуру Крейка, едва различимую за завесой из дождевых струй.

– Да, он явно предпочитает не касаться некоторых вопросов. Полагаю, изменения в церковной жизни ему не по нраву. Вероятно, именно на этой почве они и сошлись с Олдройдом. По крайней мере, мне хочется надеяться, что причина его подозрительной спешки именно в этом.

– Вряд ли Крейк имеет отношение к смерти Олдройда, – заявил Барак, когда мы продолжили путь. – Ведь сегодня утром, когда мы услышали скрип церковной двери, он был рядом с нами.

– Вы правы. Но так или иначе, сегодня он поднялся очень рано. Мы с ним столкнулись вскоре после того, как во двор прискакала взбесившаяся лошадь. Вполне вероятно, к смерти стекольщика причастны несколько человек. Не забывайте, Барак, аббатство хорошо охраняется и постороннему почти невозможно сюда проникнуть. Так что убийцу стекольщика следует искать среди обитателей аббатства.

– Да здесь сейчас живет несколько сотен человек, – усмехнулся Барак.

– И это изрядно затрудняет поиски.

Выйдя во второй двор, мы направились к бывшему монастырскому лазарету; коровы и овцы понуро сгрудились в своих загонах, птицы жались к стенам, пытаясь найти защиту от дождя.

В холле мы увидели нескольких клерков, которые оживленно разговаривали, собравшись у весело поблескивавшего огня. Большой кожаный курдюк с вином переходил из рук в руки. Молодой законник, с которым мы познакомились нынешним утром, мастер Кимбер, стоял чуть в стороне, грея у очага руки.

– Добрый вечер, джентльмены, – приветствовал он нас. – Вижу, вы попали под дождь?

– Да, дождь настиг нас, когда мы были в городе. А как у вас дела? Удалось закончить работу?

– Удалось, к нашей общей радости. Весь день я и другие клерки трудились не поднимая головы, проверяли счета за купленные припасы. Мастер Барроу у нас отличился, – усмехнулся он, указывая на какого-то юнца. – Представьте себе, он внес в счет пятьдесят свиней, тогда как следовало поставить пятьсот. Казначей так рассердился, что грозит отправить его назад в Лондон. Вам, случайно, не нужен клерк, поднаторевший в подсчетах?

Мастер Барроу бросил на товарища сердитый взгляд.

– Нет, благодарю вас, – улыбнулся я.

– Кстати, совсем недавно кое-то о вас спрашивал, – сообщил Кимбер. – Эй, Том Коуфолд, где ты там? – кликнул он, обернувшись.

Какой-то круглолицый человек, молодой, но уже начинающий лысеть, высунулся из ближайшей комнатушки.

– Мастер Шардлейк пришел, – со значением сообщил Кимбер.

– Добрый вечер, мастер Шардлейк, – произнес клерк, приближаясь к нам. – Я хотел поговорить с вами о завтрашней репетиции. Ведь вы принимаете участие в торжественной церемонии и…

– Пройдем в мою комнату, – предложил я, заметив, что разговор наш вызывает явный интерес у собравшихся в холле.

Я провел клерка в свою каморку, Барак следовал за нами.

– Так вот, сэр, – произнес мастер Коуфолд, устремив на меня взгляд, исполненный сознания собственной значительности. – Завтра в девять часов утра вы должны быть в конторе моего патрона сэра Джеймса Филти. Там и состоится репетиция. Мастер Ренн тоже будет там, он принесет прошения. Мой патрон укажет вам, как именно вести себя во время торжественной церемонии.

– А кто из нас будет подавать королю прошения?

– Мастер Ренн.

Услышав это, я с трудом удержал вздох облегчения.

– Да, и прошу вас, сэр, завтра оденьтесь так, как вы будете одеты на церемонии, – сказал клерк, бросив взгляд на мой слишком длинный плащ, промокший и заляпанный грязью.

– Да, конечно, я оденусь наилучшим образом.

– Тогда до завтра, джентльмены, – произнес клерк и с поклоном удалился.

– Первым делом нам надо переодеться и поужинать, – заявил я, повернувшись к Бараку. – Мистрис Ридбурн назначила вам встречу в шесть, это совсем скоро.

– Пойду-ка я спрошу у этих парней, где здесь можно поесть, – сказал Барак и вышел в холл.

Минуту спустя до меня донесся жизнерадостный голос Коуфолда, представляющего компании нового товарища:

– Джентльмены, это клерк горбуна.

Несмотря на то что я давно уже привык к подобным выпадам, сердце мое сжалось от досады. Невежа мог хотя бы понизить голос.

– Заткнись, болван, – немедленно обрезал его Барак.

В холле повисло молчание, но затем разговор возобновился вновь, хотя голоса зазвучали глуше. Я надел сухие штаны и камзол и, вновь накинув плащ Ренна, вышел из комнаты. Несомненно, длинный не по росту плащ придавал мне нелепый вид, но иного выбора у меня не было. Клерки куда-то исчезли, Барак стоял у очага в одиночестве. Он бросил на меня смущенный взгляд, вне всякого сомнения догадываясь о том, что оскорбление достигло моих ушей и отнюдь не улучшило мне настроение.

– Узнали, где здесь кормят? – кратко осведомился я.

– Клерки сказали, в бывшей монастырской трапезной. Едят все вместе, за исключением, конечно, высоких чинов из королевского особняка.

– Так идемте скорее.

* * *

Выйдя на улицу, мы увидели, как обитатели аббатства во множестве стекаются к невысокому зданию, расположенному рядом с церковью. Двери его были широко распахнуты. Мы вошли внутрь вслед за компанией плотников, к одежде которых прилипли мокрые стружки.

Едва оказавшись в холле, мы увидели Тамазин, в том самом нарядном желтом платье, что было на ней накануне, и в голубом французском капоре, чрезвычайно ей шедшем. К немалому моему удивлению, рядом с девушкой стояла Дженнет Марлин; на лице ее застыло унылое выражение, с которым она, по всей видимости, никогда не расставалась. Тамазин сделала нам реверанс, а мистрис Марлин ограничилась холодным кивком. На двух листах бумаги, что протянула нам Тамазин, значились наши имена и стояли печати управляющего двором.

«Стряпчий, прибывший для разбора прошений», – прочел я на своем.

– Благодарю вас, мистрис Ридбурн, – с обворожительной улыбкой произнес Барак. – Вы спасли нас от голодной смерти.

– Да, мы очень вам признательны, – добавил я.

Вольности в обращении, которые позволяла себе эта молодая особа, были мне отнюдь не по нраву, но она и в самом деле оказала нам важную услугу. Поэтому я заставил себя держаться как можно любезнее.

– Мы очень голодны, – произнес я, – и, полагаю, вы тоже. Вне всякого сомнения, у слуг королевы есть своя собственная столовая.

– Нет, сэр, – покачала головой Тамазин. – Мы едим в общем зале.

– Вместе с простолюдинами, – бросила своим резким голосом мистрис Марлин. – Слава богу, завтра, когда столовая королевы будет наконец устроена, мы сможем принимать пищу спокойно. А сегодня я вынуждена сопровождать Тамазин, – добавила она, вперив в Барака колючий взгляд. – Юная девушка не может находиться одна в подобном месте.

У меня не было ни малейшего желания продолжать беседу, поэтому я счел за благо молча поклониться и пропустить дам вперед. Мы поднялись по широкой лестнице, карнизы которой были покрыты богатой резьбой, изображающей ангелов. По лестнице во множестве носились слуги, которые несли блюда и кувшины с вином.

Наконец мы оказались в бывшей монастырской трапезной. В просторной комнате рядами стояли простые грубые столы; проходы меж ними были столь узкими, что слуги, сновавшие туда-сюда, едва не застревали.

«Тут можно разместить около двух сотен человек», – прикинул я в уме.

Большинство столов было занято усталыми плотниками и другими работниками. Я заметил, что клерки сидят все вместе в некотором отдалении от простолюдинов. За соседним столиком восседало несколько дам. Одна из них, пристально взглянув на мистрис Марлин, что-то прошептала своим соседкам. Те захихикали, а бледные щеки Дженнет Марлин вспыхнули румянцем. Я невольно посочувствовал ей.

К нам приблизился человек в черной мантии распорядителя. Мы показали ему наши ярлыки, и он провел нас к свободному столу. Я был рад, что нам не пришлось ужинать вместе с клерками. Скатерть и салфетки были отнюдь не первой свежести, и мистрис Марлин брезгливо сморщила нос. Подоспевший слуга поставил на стол кувшин с элем и умчался прочь. Я разлил эль по кружкам.

– По крайней мере, посуда на этом столе оловянная, – изрекла мистрис Марлин.

Оглядевшись по сторонам, я заметил, что работники пьют из деревянных кружек.

– Что ж, приятно сознавать свои преимущества, – произнес я.

Еще один слуга поставил на стол большую миску с похлебкой, причем сделал это так неловко, что изрядно забрызгал скатерть. Мистрис Марлин испустила горестный вздох, но Тамазин расхохоталась и передала миску своей хозяйке.

– Нам надо набраться терпения, мистрис, – сказала она, и я с удивлением заметил, что унылое лицо Дженнет Марлин на мгновение осветила признательная нежная улыбка.

– Как вам удалось поступить на службу к королеве? – обратился Барак к Тамазин, когда с похлебкой было покончено.

– Моя мать проработала на королевской кухне много лет, – сообщила девушка. – Вот уже два года, как я сменила ее. Я помогаю кондитеру королевы и так хорошо разбираюсь в любимых сладостях ее величества, что меня даже взяли в путешествие, – заявила она, сияя от гордости. – Меня послали в Йорк, чтобы я помогла леди Рочфорд и мистрис Марлин приготовить покои для королевы и позаботилась о любимых лакомствах ее величества. О, знали бы вы, как королева обожает сладкое печенье: марципановое, миндальное и имбирное!

– А вы, сударыня, давно уже служите леди Рочфорд? – обратился я к мистрис Марлин.

– Нет, сэр, – проронила она, смерив меня высокомерным взглядом. – Прежде, когда королевой была Анна Клевская, я служила леди Эджкомб. К леди Рочфорд я перешла нынешним летом.

– Вы родом из северных графств?

– Да, семья моя жила в Рипоне. Но меня отослали ко двору, едва мне исполнилось шестнадцать.

– И вы проделали вместе с королевским кортежем весь путь из Лондона?

– Да, – изрекла она с тяжким вздохом. – Надо сказать, в дороге нам пришлось претерпеть немало тягот. Июль выдался таким холодным и дождливым, что дороги превратились в жидкую грязь. Некоторые дворцовые чиновники предлагали вернуться в Лондон. Но король и слышать об этом не желал.

– Бесспорно, это путешествие имеет большое политическое значение, – кивнул я.

– Разумеется. А после того как погода наладилась, король, бог знает по каким причинам, сильно задержался в Хатфилде и Понтефракте. Нас отослали в Йорк, а король свернул в Халл. Мы провели в этом городе почти целую неделю.

– А как долго король намерен оставаться в Йорке?

– Говорят, три дня. Но, как правило, пребывание короля в том или ином городе оказывается более длительным, чем предполагалось.

– Что ж, король волен в своих планах, – заметил я и спросил после недолгого молчания: – Вам известно что-нибудь о торжественной церемонии, к которой ведется столь грандиозная подготовка?

– Ровным счетом ничего, – пожала плечами мистрис Марлин. – Слухов ходит множество, но трудно понять, насколько они соответствуют истине. Вы барристер, сэр? – резко сменила она тему разговора.

– Да, сударыня. Я практикую в корпорации Линкольнс-Инн.

– Мой жених тоже барристер. В Грейс-Инн.

«Как и племянник Ренна», – мысленно отметил я.

– Вне сомнения, вам известно, что жених мой сейчас находится в Тауэре, – медленно проговорила Дженнет Марлин. – Его подозревают в причастности к заговору. Наверняка кто-то уже взял на себя труд сообщить вам об этом.

– Да, до меня дошли кое-какие слухи, – смущенно пробормотал я.

– Его имя Бернард Лок. Возможно, вы с ним встречались в Лондоне.

Когда мистрис Марлин произносила имя жениха, губы ее, обычно плотно сжатые, немного смягчились, и я с удивлением отметил, что они отличаются приятной полнотой и свежестью.

– Увы, я не имел чести встречаться с вашим женихом, сударыня, – ответил я.

Сегодня меня уже во второй раз спрашивали, не знаком ли я с неким барристером из Грейс-Инн.

– Бернард тоже родом из Рипона, так что мы знали друг друга с детства. – Во взгляде Дженнет Марлин, доселе столь бесстрастном, неожиданно вспыхнули огоньки. – Его арест – это какое-то страшное недоразумение. Я уверена, вскоре он выйдет на свободу. В последнее время невиновные нередко оказываются за решеткой. Сеть раскинута так широко, что в нее попадают не только заговорщики, но и преданные слуги короля. Но справедливость непременно восторжествует.

– Будем на это надеяться, сударыня, – кивнул я, про себя удивляясь свободе и откровенности, с которой она говорит о столь рискованных вопросах.

Разделить ее уверенность в благополучном возвращении жениха я никак не мог. Возможно, этот человек и в самом деле не имел никакого отношения к заговору, но нередко легчайшей тени подозрения было достаточно, чтобы невиновный томился в Тауэре годами.

– Надежда никогда не умрет в моей душе, – с пылом заявила мистрис Марлин.

– Ваше доверие к жениху делает вам честь, сударыня.

– Я слишком многим ему обязана, – сказала она, бросив на меня взгляд, вновь ставший холодным и надменным.

Тут к нашему столу подошел слуга с блюдом, на котором лежал громадный пирог с бараниной. Барак разрезал пирог. Когда Дженнет Марлин потянулась за своей порцией, я заметил, что рука ее слегка дрожит. Несмотря на высокомерие этой леди, я не мог не питать к ней сочувствия. Вне всякого сомнения, сердце ее обливалось кровью, и к тревоге за любимого человека примешивалась боль от постоянных насмешек, которыми осыпали ее прочие знатные дамы. Женщины, как известно, порой изрядно превосходят мужчин в жестокости.