Темные ущелья

– Длинная будет ночка, мать ее… – проворчал кто-то на стене, и в ответ раздался смех товарищей по дежурству.

– Думаю, оно того стоит, – крикнул кто-то еще. – Я был на побережье Раджала во время войны и видел, как сражался Рингил Эскиат. Никогда не видел ничего подобного, ни до, ни после. Он был как гребаный маньяк. Если мы его этой ночью одолеем, у любого из нас будет такая история, за которую любая даст до конца его дней.

Опять смех, на этот раз перемежающийся непристойными комментариями.

– Ага, или он станет пищей для псов, – ухмыльнулся седой и тучный капер, сидевший спиной к стене, раскинув ноги, в паре ярдов от первого говорившего. – А душа его с воплями умчится в преисподнюю.

И он угрюмо ткнул кончиком своего смертоносного ножа в щель между двумя плитами стены гавани, на которых сидел. Смех вокруг немного затих. Кто-то бросил на него пристальный взгляд. Несколько человек отодвинулись от стены, чтобы лучше его рассмотреть.

– Ты чего сказал?

Седой поднял глаза и увидел, что у него появились слушатели.

– Ну да, точно, – проговорил он. – Я ничегошеньки не знаю про побережье Раджала, но до того, как мне досталась эта работа, я был вышибалой у Слаба Финдрича в Трелейне…

– У этого говнюка-рабовладельца? – Молодой капер харкнул и сплюнул.

– Ебать, ты прав – у говнюка-рабовладельца. Который платит хорошим парням вдвое больше средней цены в Эттеркале.

– Сколько же он заплатил тебе?

Кто-то загоготал. Где-то в отдалении сержант рявкнул, призывая к тишине.

– Смейтесь, смейтесь. – Тучный капер нахмурился и еще сильнее ударил кинжалом. Кончик лезвия издал тихий скрежет, от которого заныли зубы. – Я был в Эттеркале в прошлом году, когда туда заглянул Рингил Эскиат и Финдрич назначил награду за его голову. Я видел, что осталось от братьев Силета, когда их наконец-то нашли.

При упоминании этого имени насмешки утихли. Все знали эту историю в той или иной версии. Любители трактирных баек не переставали ее рассказывать с того самого дня, как появилось известие. Матери в портовых трущобах теперь говорили, желая приструнить непослушных маленьких сыновей: «Веди себя прилично, или ночью за тобой придет Рингил Эскиат и уделает, как братьев Силета».

Капер глянул на товарищей с безрадостной улыбкой и кивнул.

– Слаба Финдрича вырвало, когда он увидел останки. Я был рядом с ним. И вот что скажу забесплатно: ни один человек на такое не способен.

– Да брось ты, – усмехнулся кто-то. – Он что, демон, этот Эскиат? Можно подумать, в портовых трущобах не найдется с полсотни шлюх и неудачников, готовых точно так же разделать Силета, дай только шанс.

– Но их не разделали. – Скри-и-и-и-ип, скри-и-и-ип. Острие ножа двигалось вдоль щели между плитами, играя на нервах слушателей. – Это был не клинок – следы остались совсем другие.

Тишина. Свет фонарей исчертил черные воды гавани тонкими линиями. Со стороны моря раздался еле слышный звук – быть может, далекий гром.

Кто-то прочистил горло.

– Послушайте…

– Он просто человек, – отрезал капер, который заявлял, будто сражался на побережье Раджала. – Быстро управляется с клинком и совсем не боится умереть. Видал я такое не раз.

Тучный рассказчик нахмурился.

– Это ты так думаешь. Может, при Раджале он еще был человеком, но ни один человек не мог…

– Ты! – Сержант, устав от громких разговоров, встал и решительным шагом прошел вдоль строя. – Да, ты – толстяк. Заткнись на хрен, пока я не спустил твой жирный зад в подвал к пленникам.

Остальные каперы разволновались – рябь фыркающего смеха прошла вдоль стены гавани. Сержант накинулся на них.

– Это касается любого, кто думает, что все это – одна большая, мать ее, шутка. А ну кончайте с этой хуйней. Называете себя вояками? Вы в дозоре, все до единого, а не в таверне с рябыми сестрицами в обнимку.

Смех резко оборвался. Сержант окинул взглядом весь строй, тщательно выбирая слова для удара.

– Когда этот бандит, этот пидор гнойный, прокрадется ночью в гавань, я хочу, чтобы на стене его встретили мужчины, а не стайка сраных торговок рыбой. Я понятно выражаюсь?

Судя по наступившей тишине, выражался он более чем понятно.

Тем не менее он постоял еще немного, словно бросая вызов любому, кто хотел возразить. Когда никто этот вызов не принял, он, очевидно, счел тему исчерпанной и направился обратно на свой пост. Вслед за ним змеей вилось бормотание, но оно было приглушенным, и довольно долго вдоль стены гавани не было слышно никаких разговоров.

Каперы снова принялись ждать.

Но единственным, что прокралось в гавань с наступлением ночи, был густой, низко лежащий морской туман, который застилал зрение, заглушал звуки и пронизывал их до костей.

– Я знаю, вы ничего не видите и не можете управлять кораблем, – терпеливо сказал Рингил. – Вам и не нужно. Корабль будет сам двигаться туда, куда надо.

Не совсем точно, но настолько близко к истине, насколько ему хотелось. Если бы Гил сказал капитану и команде, что на самом деле протащит «Гибель дракона» через туман, на борту, скорее всего, взбунтовались бы все до единого.

Это дельце для мастера меча и колдуна оказалось сложнее, чем можно было ожидать.

Взять, к примеру, Лала Ньянара. Прямо сейчас он стоял на шканцах, хмуря красивое аристократическое лицо и качая головой. Факелы, закрепленные на ограждении палубы, давали мерцающий желтый свет, который позволял различить лишь общие очертания. Внизу, на главной палубе, туман клубился и полз будто живой. Вокруг них и наверху он обвивал мачты, вплетая пальцы-завитки в такелаж.

– Но ведь это… – Ньянар слабо махнул рукой. – Это неестественный туман.

Рингил велел себе успокоиться.

– Конечно, неестественный – вы же видели, как я его призвал, не так ли? А теперь, пожалуйста, мы можем сдвинуться с места, пока он не рассеялся?

– Ты подвергаешь опасности все наши души своим северным колдовством, Эскиат.

– О, я вас умоляю…

– Думаю, – сухо проговорил Сенгер Хальд, – что господин Рингил сейчас больше всего озабочен нашим текущим благополучием. С чем я должен согласиться. У нас будет достаточно времени, чтобы позаботиться о спасении своих бессмертных душ, как только мы спасем свои смертные шкуры.

Рингил скрыл удивление.

– Спасибо, командир. Должен сказать, вы прекрасно изложили суть дела. Капитан?

Вид у Ньянара сделался такой, словно его предали. Хальд был, пожалуй, его единственным подлинным товарищем в экспедиции. Они оба попали в эту компанию по чистой случайности. Оба оказались свидетелями прибытия Кормчего Анашарала, когда выполняли совершенно рутинные обязанности, и поэтому в интересах сохранения тайны поисков, которую следовало доверить как можно меньшему числу людей, оба были немедленно прикомандированы к этой миссии под командованием Арчет.

Но это еще не всё: они были одной породы. Оба родились и выросли в Ихельтете, происходили из знатных родов – Хальд, возможно, не мог похвастать ошеломляющим богатством клана Ньянар, но его собственная семья, как и в случае большинства потомственных имперских командиров, имела безупречную родословную – и довольствовались умеренным карьерным успехом, который позволял держаться ближе к дому. Во время войны оба принимали участие лишь в малозначимых операциях. И раньше не покидали пределов Империи.

Теперь они очутились здесь, на окутанном туманами внешнем краю мира, оставив в трех тысячах миль за кормой выжженный солнцем Ихельтет, где все было таким понятным, – и внезапно Хальд нарушил субординацию. Купился на языческое колдовство и темные северные силы, к которым оно взывало. Отбросил рассудительные догматы Откровения и доверился нечестивой чужой вере. Хуже того, при них не было назначенного Цитаделью надзирателя, чтобы уравновесить силы – Джирал без проволочек покончил с этим обычаем, едва события в Афа’мараге предоставили ему козырь. Дворец, объявил он, даже помыслить не смеет о том, чтобы лишить Учителей ценных служителей веры, когда те, вне всяких сомнений, потребуются дома, для помощи с чистками; северной экспедиции придется волей-неволей положиться на личное благочестие и моральный дух своих членов, не прибегая к поддержке духовенства, как, впрочем, и всем остальным морским и сухопутным подразделениям, по крайней мере до тех пор, пока не минует этот подорвавший основы кризис. Нет, долой эти излияния пастырской заботы – они выглядят трогательно, и все же его императорское сиятельство настаивает.

Никаких надзирателей, никаких четких моральных ориентиров, никакой рабочей субординации. Единственный жизнеспособный образец для подражания щеголяет шрамом на физиономии, трахать предпочитает мужчин, а по пятам за ним следуют неназываемые демоны.

Стоило пожалеть Ньянара, который увяз во всем этом не по своей вине и не мог просто взять и отправиться домой.

«Нет, стоит надрать ему зад, чтобы пошевеливался».

– Ну что, капитан? Мы пришли к согласию?

Ньянар перевел взгляд с Рингила на Хальда и обратно, поджав губы, словно ему только что подали блюдо с крестьянской кашей. Повернулся спиной к ним и уставился в туман.

– Ладно, – рявкнул он. – Санат, поднимай якорь, ставь паруса. Идем вдоль берега.

– Слушаюсь, капитан. – Санат, первый помощник, выкрикнул привычные команды, которые прокатились по всей длине корабля. – Поднять якорь! Ставь паруса!

Его призыв подхватили, он словно эхо повторился на всех палубах. Матросы зашевелились в такелаже, едва различимые, и сверху упали парусиновые полотнища. Они готовились идти вдоль берега – всё, как приказал капитан. С носа донеслось ритмичное пыхтение и скрип мокрой веревки по дереву: там поднимали якорь.

«Гибель дракона» сдвинулась и заскользила по волнам. Движение корабля сделалось целенаправленным.

Рингил немного расслабился. Некоторое время назад он подумал, что наступил критический момент. Ему не в первый раз пришла в голову мысль: а действительно ли магия, приобретенная под покровительством Хьила, стоила потраченных на нее усилий?

Ведь, в конце концов, какой смысл в том, чтобы издеваться над самим собой, призывая полезный колдовской туман, если люди не хотят погрузиться в него следом за тобой?

Они все видели, как он поднял руки к небу и исказил лицо, словно безумец на рыночной площади, предрекающий конец света. Группа матросов, не занятых другими делами, собралась на главной палубе внизу, чтобы поглазеть. Они слышали его гортанное бормотание, видели узоры, которые он рисовал в воздухе растопыренными пальцами. Наверное, они и сами что-то бормотали себе под нос, хватаясь за свои драгоценные обереги, но он в тот момент был слишком погружен в свое занятие, чтобы это заметить. Он был слишком занят, сосредоточив все внимание на глифах, которые творил, потому что иначе ничего бы не сработало.

«Ты должен выводить символы в воздухе, как писец, – говорит ему Хьил на холодном каменистом берегу, где-то вблизи от границы Серых Краев. – Сам воздух – это пергамент, который неустанно читают силы, ожидающие чьего-то приказа. Но подобные силы могут прочитать лишь то, что написано ясно, они способны отвечать лишь на четко выраженные команды. Просчитаешься с заклинанием – будешь ничем не лучше неряшливого писца, который кляксами покрывает написанное или пишет неразборчиво. Ошибешься – и ответа не будет.

А теперь попытайся еще раз».

И вот так проходят дни.

Одно унылое раннее утро сменяет другое, и они снова и снова идут к берегу с холодных, поросших жесткой травой дюн, где расположилась цыганская банда Хьила; стоят там день за днем лицом к лицу с океаном как с врагом, хватают воздух скрюченными пальцами, скрежещущим шепотом повторяют заученные строки многосложных слов, пока не пересохнет в горле. На это уходят дни, и даже ночные ласки Хьила под сенью шатра не могут унять пробуждающегося в нем нетерпеливого разочарования.

Но наконец однажды утром он спускается на берег в странном, опустошенном состоянии. Он идет один – Хьил переворачивается под одеялом, когда он встает, что-то бормочет себе под нос, не открывая глаз, – и стоит там, на берегу, и произносит заклинание, и на этот раз все делает правильно.

С моря накатывает туман, стирая все вокруг, окутывая его влажными серыми объятиями.

Теперь, на борту «Гибели дракона», все получилось без труда. Его глотка давно привыкла к резким звукам, которые надо было издавать, его пальцы от практики стали гибкими. И какие бы стихийные силы ни таились в бухтах и проливах Хиронских островов, на этот раз они бросились выполнять его приказы. Он ощутил, как они поднимаются над темной поверхностью океана, словно холодный пар, льются из оврагов и пещер в древних утесах вдоль берега, кружат возле стоящего на якоре судна в прерывистом свете Ленты, точно любопытные волки, время от времени бросаются вперед, чтобы прогуляться по палубам, оставаясь незамеченными людским взглядом, потревожить пламя какого-нибудь факела или пронестись мимо матросов с диким нечеловеческим весельем, оставив после себя краткое прикосновение холодных усиков-пальцев и мурашки, бегущие по спине.

Он почувствовал, как они собираются позади на шканцах.

Он почувствовал, как они дышат в затылок.

Он сгреб их холодное дыхание и закутался в него, словно в плащ, впустил в себя. Улыбнулся, ощутив внутри прикосновение икинри’ска: похоже на боевой наркотик, дарующий ледяное спокойствие.

Он услышал словно во сне, как дозорный кричит с мачты, предупреждая о тумане, который уже нахлынул и обволок их со всех сторон.

Слоги икинри’ска замерли у него в горле, умчались обратно в свои тайные убежища – их дело было сделано. Мускулы на его щеках и подбородке расслабились, обмякшие руки опустились. Ноющие пальцы повисли не шевелясь, а глаза – он и не осознал, что закрыл их, – внезапно распахнулись, и оказалось, что он смотрит в лицо Сенгеру Хальду.

Командир морской пехоты заметно вздрогнул в свете факелов.

И отвернулся.

«Гибель дракона» на удивление быстро прошла вдоль берега, как будто те же самые стихийные силы, которые принесли туман, теперь прильнули к мачтам и наполнили своим дыханием осмотрительно натянутый холст. Как будто они жаждали увидеть, как корабль доберется до места. Раз или два рулевой заметил, что ему кажется, будто нечто тащит корпус вперед. Но они шли на благоразумном расстоянии в пять фатомов от берега, и когда Ньянар бросил на Рингила вопросительный взгляд, тот лишь пожал плечами.

Время от времени на левом крамболе[3] они слышали рокот крадущегося шторма. Но доносящийся с востока звук был слабым и далеким, и ничто не свидетельствовало о том, что стихия движется в их направлении.

«Это тебе не мелкая ворожба, – предупреждает Хьил, когда ему наконец удается справиться с магией. – Духи стихий капризны, и их размах велик. Дай им волю, и нигде не скроешься от озорства. Попытайся об этом не слишком переживать – такова цена, которую нельзя не заплатить. Фокус в том, чтобы они исполнили твою волю в непосредственной близости от тебя. То, какой хаос они посеют где-то еще, тебя не касается».

Рингил пожимает плечами.

«Это не очень отличается от большинства людей, которыми я командовал».

Однако он всю ночь стоял настороже, внимательно прислушиваясь к шторму, готовый обрушить икинри’ска на головы стихийным духам, если те обнаглеют.

Туман держался. Шторм оставался в отдалении. Рингил слышал, как он исчезает, устремляясь на юго-восток, делаясь проблемой какого-то другого корабля.

Они добрались до гавани Орнли с первыми лучами холодной бледной зари.

Глава одиннадцатая

– Арчет? Арчет?

В голове у полукровки расползалась тупая пульсирующая тяжесть, которую она приняла за криновую ломку. Она застонала и дернулась, радуясь, что снаружи все еще темно. Или, по крайней мере, почти темно – какие-то проблески света все же проникли внутрь и коснулись ее век, но недостаточно сильно, чтобы заставить их открыться. Тяжелая рука Ишгрим лежала поперек ее груди и не сдвинулась, когда Арчет пошевелилась. Никаких сюрпризов – северянка обычно накачивалась вином или фландрейном с приходом ночи или просто пьянела от неустанных ласк Арчет – еще раз, хозяйка, возьми меня еще раз, неистовый шепот, прижатое к подушкам тело, расслабленная от послевкусия страсти улыбка – все это пробуждало в сонной полукровке новый прилив возбуждения, хоть та и не подозревала, что способна на него, – пока не приходил сон и не захватывал Ишгрим словно хищный зверь. После этого она либо содрогалась от ночных кошмаров, либо спала как убитая, и можно было только гадать, какой будет очередная ночь. Но утром…

– Арчет!

Судя по голосу, это был Драконья Погибель – готовый в любой момент высадить дверь и ворваться в ее спальню. Ну конечно, ему только повод дай пустить слюни, пялясь на формы Ишгрим. Арчет почувствовала, как на губах заиграла самодовольная собственническая улыбка. Протянула руку, чтобы взять пальцы девушки в свои. Попыталась вспомнить, что же они учудили прошлой ночью, потому что у нее болело в таких местах…

Воспоминания обрушились с грохотом, как ставни, которые захлопнул внезапный…

«Шторм».

Она нащупала кисть тяжелой руки. Взвизгнула от омерзения и поспешно отпустила. Это были толстые и тупые холодные пальцы трупа…

Шторм.

Она проснулась от его внезапной ярости, когда ее небрежно выкинуло из койки на борту «Владыки соленого ветра» – палуба сильно накренилась, и дверь каюты распахнулась, вырвав хлипкий замок.

Спотыкаясь, Арчет выбралась наружу, обрадованная тем, что прикорнула на койке, не раздеваясь и даже не сняв сапоги. В лицо ей хлестнуло дождем и брызгами волн, ноги заскользили по мокрой палубе – вокруг туда-сюда носились и орали матросы, – а потом над головой раздался такой звук, словно небо треснуло пополам. Неистовая качка и крен корабля, вздымающийся океан, озаренный припадочными вспышками молний, словно какой-то громадный разъяренный зверь, разминающий конечности, готовый распрямить горбатую спину…

Полукровка открыла глаза.

Она лежала навзничь на неподатливом камне, ее руки были закинуты за голову и казались странно тяжелыми. Из пространства откуда-то между ее ступнями изливался бледный свет.

Дозорные кричали… «Владыка соленого ветра» неуклюже качался на волнах, как свинья в грязи; завеса дождя и брызг внезапно разделилась, когда их понесло вбок – берег надвинулся как кавалерийский отряд… Какая-то бухта, зазубренные скалы в воде, словно клыки на нижней челюсти, и достигающий небес всплеск прибоя точно вереница гейзеров, жуткий рев в ушах…

Мучительный стон, удар.

Ее оторвало от перил трапа, швырнуло куда-то в дождь и грозу.

Она полетела совсем как в волшебной сказке.

Арчет лежала вниз головой.

Сны об Ишгрим, воспоминания о шторме – все разлетелось на куски, когда полукровка проснулась по-настоящему. Тяжесть в голове породил не кринзанц и не его отсутствие – там кровь собралась, пока Арчет висела вверх тормашками в каком-то сыром и узком, пахнущем солью пространстве. Спиной она ощущала холодный плоский камень, вокруг слышалось эхо падающих капель, а на груди у нее покоился мертвец. Свет между ее ступней светил не снизу вверх, а, наоборот, лился откуда-то в ее сторону.

– Арчет?!

– Я здесь!

Но у нее вышел сдавленный крик, едва ли громче стука капель и шума крови в ушах. Она изогнулась, насколько позволял навалившийся труп, закашлялась и сплюнула в сторону, прочистила горло и попыталась завопить еще раз, как надо.

– Эг! Сюда!!!

Труп на груди давил, вынуждая вернуться в прежнее положение. Ее голова и плечи висели в пустоте, но, кажется, остальная часть тела лежала на твердом камне, пусть и перевернутая под чудовищным углом. Она выпростала руку, потянулась в сторону, вверх, коснулась скользкой влажной скалы – нет, не выйдет, уцепиться не за что, даже если бы не приходилось сражаться с тяжестью мертвеца. А ее ступни, как оказалось, в чем-то накрепко запутались и онемели внутри сапог. Кажется, они с трупом свалились головой вниз, обнявшись, в какую-то расселину с крутым склоном, и то, в чем запутались их ноги, удержало обоих на самом краю обрыва от падения в погруженное во тьму пространство внизу.

– Арчет?

– Эг! – Теперь ее голос окреп. – Да, я внизу! Я застряла! Какие-то обломки или…

Что-то украдкой шевельнулось во тьме ниже ее опущенной головы.

«Твою мать!»

Она содрогнулась, попыталась подняться всем телом, и на этот раз благодаря силе страха ей удалось сдвинуть труп с собственной груди. Она извивалась, тщетно пытаясь отыскать на гладком камне хоть какие-то выступы, чтобы за них уцепиться. Вытянув шею, вгляделась в слабый свет над подошвами сапог и опять закричала:

– Эг! Эгар!!!

Никаких сомнений – внизу что-то двигалось и оттуда доносились такие звуки, словно нищий обсасывал найденные на помойке кости.

Собрав все силы, она резко согнулась и оттолкнула локтем болтающийся рядом труп. В полумраке обмякшее, скорбное лицо покойника дрогнуло, как будто удар его оскорбил.

– Эг!!!

– Арчет! – Свет погас, и его рокочущий голос понесся вниз, в расселину. – Вот ты где. Ты запуталась в снастях бушприта. Нам придется расчистить…

– Забудь про это дерьмо, Эг! – Теперь в ее голосе звучала настоящая паника. На мгновение в памяти вспыхнул образ: ханлиагские осьминоги Джирала разрывают осужденного на части в Палате разоблаченных секретов. Она опять согнулась пополам, чувствуя, как от напряжения едва не рвутся мышцы живота. – Вытащи меня на хрен! Здесь что-то есть!!!

Сосущий звук становился все громче и ближе.

Сверху раздались крики, и кричал не один человек. Что-то затрещало, треск повторился, и внезапно Арчет рывком поднялась по каменному склону на фут. Труп поднялся вместе с нею, и она услышала доносящееся сверху пыхтение.

– Он мертв! – отчаянно закричала полукровка. – Второй парень мертв. Отрежьте его!

Эгар что-то проскрежетал сквозь зубы, она не расслышала ни слова. Они протащили ее еще на пару футов вверх, труп вертелся рядом и прижимался к ней. В памяти словно открылась дверь, и она вспомнила его живым – какой-то молодой матрос, не из каперов, он бежал в ее сторону, вопя и жестикулируя, желая донести какие-то сведения, которые у нее не было надежды разобрать в хаосе шторма, но он все кричал и кричал, кривя разинутый рот, и…

Все исчезло.

Его смыло с палубы, когда они ударились о скалы, и ее оторвало от перил, она полетела…

Существо, издающее сосущие звуки, поднялось над краем обрыва.

Перевернутая вверх тормашками Арчет, у которой кружилась голова от рывков и покачиваний, пока ее тащили наверх, вгляделась в него и не смогла понять, что видит. Там были щупальца, да – густая грязная бахрома щупалец, похожая на накрашенные ресницы, обрамляющие шлюхин глаз титанических размеров, – и они метались в поисках добычи, пробуя на вкус поверхность скалы, надвигаясь, но тело, где же тело, почему она видит только…

Сердце Арчет сковало льдом, когда она поняла.

Существо заполняло расселину, как вода. Оно текло и набухало, оно было единой аморфной тварью, вздымающейся в пределах пространства, ей и принадлежащего. Узоры, похожие на гигантские глаза или чумные кольца, испятнали его плоть, как пузыри масла – раскаленную сковородку.

– Вытащи меня отсюда на хрен! – закричала Арчет.

Еще один ярд. Она почувствовала чью-то хватку на голени, снова отчаянно согнулась в талии и протянула руку куда-то в сторону собственных ног. Мозолистая ладонь схватила ее запястье, и в тот же миг она почувствовала липкое прикосновение щупальца к волосам. От чистейшего отвращения она завопила так, что зазвенело в ушах, а ее правая рука невольно потянулась к ножу, но его, мать твою за ногу, не было на месте…

Потом ее вытащили.

Нагрянули свет и пространство, тихий рокот океана.

У нее было достаточно времени, чтобы оглянуться и увидеть, как существо вздымается позади, вырываясь из расселины, как рвота из горла. Затем Драконья Погибель рывком поднял подругу, держа за руку и за ногу, развернулся и отбросил подальше, на холодный плоский камень. От удара у нее перехватило дыхание. Вокруг потрясенно завопили, и Арчет, завертевшись на камне, увидела, как мужчины пятятся от расселины. Тварь изливалась оттуда, как убегающее из кастрюли молоко. Ее мертвый товарищ исчез, проглоченный этой колышущейся массой. Щупальца метались туда-сюда, один из мужчин споткнулся, и его схватили за ногу, а другой наткнулся прямиком на отростки чудовищного тела.

Драконья Погибель развернулся. Он держал обеими руками нечто похожее на громадное сломанное копье или гарпун – позже Арчет поймет, что это был сломанный, расщепленный бушприт «Владыки соленого ветра», за которым все еще волочились обрывки снастей и бортовой сетки. Глаза маджака были широко распахнуты от ярости берсеркера, изо рта вырывался нарастающий скрежещущий рев. Словно ожившее изваяние некоего бога-воина, он рванулся вперед и с воплем погрузил кусок расщепленного дерева глубоко в сердце бурлящей, покрытой щупальцами массы.