Позови ее по имени

Ради которой он…

А что, собственно, он ради нее сделал?! Чем пожертвовал? Карьерой? Семьей, которой давно нет? Уважением знакомых? Так они тоже могли быть в курсе и давно уважать его перестали за измену жене.

– Мудак ты, Зайцев, вот ты кто, – тихо произнес он и неожиданно свернул на дорогу, которую, думал, забудет со временем.

По пустым улицам ехать туда было – двадцать минут. Еще минуту на то, чтобы пробраться по двору, залитому лужами. Десять секунд на подъем по лестнице на второй этаж. Секунда на то, чтобы нажать кнопку ее звонка.

И что потом?

А потом могло быть по-разному. Потом могло быть – долго и счастливо. И потом могло быть – никак. Но он все равно поехал. Пять тридцать утра! Что ему было делать на работе?

Он знал, как заехать во двор, чтобы не попасть в камеру – одну-единственную, бьющую на автомобильную стоянку. Знал, что жильцы скинулись на нее после того, как участились случаи взлома автомобилей.

Из машин тащили все: детские кресла, памперсы, забытые пакеты с едой, пляжные тапки и полотенца. Магнитолы, камеры, видеорегистраторы не трогали, что странно.

Володя Скачков предположил, что это бомжи тянут из тачек всякую хрень в надежде раздобыть еды.

Даша предположила другое:

– Может, это ширма для того, чтобы стащить у кого-то что-то важное?

– Важное? – фыркнул тогда Володя. – Что же важного пропало у твоих соседей? Соска детская?

– Я не знаю. Но что-то с этими взломами не так. Как-то странно все.

Ее машину, кстати, тоже взламывали. Но не взяли вообще ничего. В бардачке все перевернули, но ничего не забрали: ни дезодорант, ни расческу, ни упаковку влажных салфеток, ни запасные ключи от квартиры ее матери. Даша их постоянно забывала дома. И часто топталась у запертой двери, когда привозила родительнице продукты.

И именно Зайцев – да, не кто-то еще, посоветовал ей держать ключи от квартиры матери в бардачке.

– Малыш, так ты будешь застрахована от бесполезных поездок на другой конец города, – добавил он тогда к своему совету.

А что, если…

А что, если все эти автомобильные взломы на самом деле были маскировкой для одного-единственного проникновения? Именно в Дашину машину? Что, если целью были ключи от квартиры ее матери? Почему нет?!

Он заглушил мотор машины, приткнув ее за дальними кустами, задумался.

Отправной точкой в расследовании было то, что все сочли: Нина Васильевна сама открыла дверь убийце. На замке не было никаких царапин, никаких следов отмычек или взлома. Она сама открыла дверь – решили так. Либо хорошо знала его. Либо не побоялась белым днем непрошеных гостей.

Второй пункт Даша сразу взяла под сомнение. Мама всегда была очень осторожной. И если не удавалось рассмотреть гостя в дверной глазок, грозно восклицала:

– Кто?!

Если открыла, значит, убийцу знала. Так они решили. Все так решили, включая Дашу.

А если Дашину машину вскрыли для того, чтобы снять слепок с ключей от квартиры ее матери? Никто же не проверял их на предмет застывших в бороздках посторонних частиц. Никто. Даша порылась в бардачке. Сказала, что все цело. И успокоилась.

Так, так, так! Что получается? Если были сняты слепки с ключей, значит, убийца дверь открыл сам. Незаметно проник в квартиру и нанес удар сзади. Страшной силы удар. Предположительно топором. Потом еще один и еще…

Зайцева передернуло, когда он вспомнил залитую кровью прихожую. Как же Дашка держалась? Каких физических и душевных сил ей стоило совершать следственные действия в такой ситуации?! А он, сволочь, явился и наорал на нее! Никогда себе не простит. Никогда!

Ладно, об этом потом подумает. Сейчас надо сосредоточиться на том, кто мог знать, что Даша возит ключи в машине? Круг-то узок. Невероятно узок. По пальцам одной руки можно сосчитать. Появится подозреваемый, появится мотив. Пока мотива не было. Ни у кого!

Глава 3

– Совещание закончено. Всем спасибо. До свидания. Хорошего вечера.

Симпатичное лицо руководителя их подразделения – Ольги – расползлось в фальшивой улыбке.

Олег подавил вздох разочарования, глядя на нее. Тут же опустил взгляд в стол, принявшись собирать бумаги, по которым отчитывался.

Его отчет был великолепен. Все это знали. Он это знал. В их подразделении ему не было равных.

Все это знали. Он это знал. Но Ольга все равно находила повод к нему придраться.

Как ей удавалось в бочке меда находить каплю дегтя, оставалось для него и для всех загадкой.

– Ты не обижайся. Она где-то права. Она же профессионал с большой буквы, да! – прошептал ему сегодня на ухо во время совещания Степан – его помощник. – Она все рассмотрит. Поэтому и сидит на своем месте.

Голос Степана был полон восхищения. Он не сводил взгляда с Ольги. Он всегда считал ее красивой, стильной, умной. Обожание плескалось в его глазах и сегодня. И Степан даже не пытался этого скрыть.

И Ольге – Олег был в этом уверен – это очень нравилось. Она любила поклонение, она обожала покорность. Ради таких вот Степанов, Романов и Глебов она часами просиживала в косметических салонах, надрывалась в тренажерных залах, совершенствовалась на всевозможных тренингах.

«Она просто помешалась на себе», – сделал вывод Олег несколько месяцев назад.

Ей уже не так важно то, чем она занимается. Ее давно перестало интересовать общее дело. Она забыла, что такое команда. Олег это понял одним из первых.

Куда важнее для Ольги стало, как она держится перед аудиторией. Как говорит, как улыбается, как взмахивает рукой. Она даже репетировала то, как станет перекладывать бумаги на трибуне. Это же полный бред! Не суть доклада была важна, а то, как она перекладывает бумаги!

Как она могла ему когда-то нравиться? Что он находил в ней полгода назад, сгорая от страсти? Он же едва не плакал от счастья, оказавшись с ней в одной постели. И смотрел на нее – спящую – до самого утра, боясь задремать и ненароком разбудить ее своим храпом. Он иногда храпел, да.

Тогда – в те дни, когда он караулил ее сон, – он еще на что-то надеялся. На какие-то взаимные чувства. Покупал цветы, ее любимые конфеты, водил в театр, рестораны.

Но оказалось, Оле ничего этого было не нужно. Все, что от него требовалось, это стучать на своих коллег.

– Ты добрый и внимательный, Олег, – пояснила она, когда он не понял сути ее просьбы. – Люди с тобой раскрепощаются. И у тебя появляется прекрасная возможность вызвать их на откровение.

– И? – Он смотрел на нее широко распахнутыми глазами и боялся поверить в то, что слышал. – Ты предлагаешь мне передавать тебе все то, что услышу?

– Именно! – хохотнула она в тот момент и потянулась к нему с приоткрытым ртом, чтобы поцеловать.

– Я не стану этого делать, Оля. – Он увернулся. – Никогда и ни за что.

– Что именно ты не станешь? – Она замерла, натянуто улыбнулась.

– Я не стану тебе стучать на наших сотрудников.

– Я не предлагаю тебе стучать! – возмущенно повела она голыми плечами и ровно села на кровати.

– А что ты предлагаешь?

– Я предлагаю тебе делиться со мной информацией.

– Это одно и то же, – возразил он. И тоже сел на кровати. – И это подло.

Ольга красиво выгнулась, глянула на него, растянула в фальшивой улыбке губы и проговорила:

– Тогда пошел вон, раз ты считаешь меня подлой. Пошел вон!..

Он ушел, не проронив ни слова. Зачем? Он же не был дураком. Он был очень умным. Понял все сразу. Ольга его использовала. Сочла его мягкотелым увальнем, сдвинувшимся на ее прелестях. Сочла, что он на все пойдет ради быстрого секса раз в неделю по пятницам.

Он не сгодился для такой роли. И тогда она подобрала ему другую. Она решила, что он может стать мальчиком для битья.

Два месяца он отбивался от ее нападок. Она всеми силами пыталась его выдавить из компании. Опустилась даже до мелкой подставы. Но служба безопасности разобралась и его оправдала. С Ольгой был проведен серьезный разговор где-то наверху. И она от него отстала. Но на таких вот ежедневных вечерних совещаниях, где она блистала нарядами и умением многозначительно улыбаться в нужные моменты, нет-нет да прицепится к нему.

Сегодняшний день не стал исключением. Она придралась к какой-то мелочи и раскритиковала его идеальный отчет.

Он не стал спорить. Промолчал. А для себя решил: все, хватит. Он увольняется. Надоело.

– Олег, останься, – продолжая скалиться неестественной улыбкой, попросила Ольга. Пообещала: – Я долго не задержу.

Он встал у входа, пропустив всех по очереди сотрудников. Прикрыл дверь. Жалюзи на стеклянных стенах ее кабинета-куба Ольга опустила сама.

– Присядешь? – Красиво переставляя ноги на высоченных шпильках, она прошлась вдоль узкого длинного стола для переговоров. Добралась до него, уставилась. – Или стоя объяснишь, почему ты ведешь себя как последняя сволочь?

– Не понял?

Олег судорожно сглотнул, его затошнило. Не из-за ее вопроса, нет. От Ольги очень сильно пахло ее любимыми духами со сложным названием. Он не переносил этот запах. Слишком сладкий, слишком агрессивный, слишком плотный.

– Когда я делаю тебе замечание, не надо кривиться, понял? – прошипела она ему на ухо, наклонившись так, чтобы он видел содержимое ее глубокого выреза на блузке.

– Твои замечания – бред, – отреагировал он вполне спокойно и на ее слова, и на вырез на блузке. – Все это понимают. И втайне над тобой посмеиваются.

– Что-о?! – Она отпрянула, лицо побелело. – Что ты только что сказал?!

– Это я так деликатно стучу тебе на сотрудников. – Полное лицо Олега сморщилось от ухмылки. – И повторюсь: за твоей спиной над тобой смеются. Все твои выходки уже всех достали. Сколько тебя еще продержат в этом кресле, не знаю. Но после моего ухода, думаю, продержишься ты недолго. Поскольку больше тебе облокотиться в нашем подразделении будет не на кого. И мальчиков для битья не найдется.

– Ты… Ты считаешь себя мальчиком для битья? – Ее лицо судорожно дернулось. – Олег… Я не хотела тебя обидеть. И…

– Ты сейчас что, я не понял? – Он широко улыбнулся, хотя знал – улыбка его портит. – Пытаешься извиниться? Чтобы я остался?

Она молчала, растерянно моргала, противно щелкая пальцами. Ее лицо, над которым еженедельно трудилась ее подруга-косметолог, пошло красными пятнами, перестав казаться ему симпатичным.

– Я не останусь, Оля. Я увольняюсь. И причиной моего ухода в заявлении укажу тебя. У тебя что-то еще есть ко мне? Нет? Тогда пока…

Он вышел из ее стеклянного куба с мокрой спиной от ледяного пота. По вискам тоже текло, и по затылку за воротник. И конечно, он выглядел сейчас не самым лучшим образом: невысокого роста, полноватый молодой человек, с темными, влажными от пота волосами, в немодных очках с толстыми стеклами. Но он был так страшно горд собой, что наплевал на собственное отражение в зеркале лифта. И тут же, как вышел из здания фирмы, достал мобильник.

– Привет, – ответил ему брат сонным ленивым голосом.

Олег был уверен, что от одного звука Гришкиного голоса женщины сами начинают раздеваться. Ему их даже уговаривать не приходилось. И подлости совершать, ради которых Ольга затащила в постель его – Олега.

– Ты чего это звонишь, Олег? Хочешь извиниться?

– Нет, – он подавил улыбку.

– Мы же с тобой поругались, когда я уезжал. И ты сказал, что тебе стыдно иметь такого брата.

– Я так не говорил. – Олег медленно шел к автобусной остановке. – Я сказал, что нельзя использовать подобную ситуацию в своих целях. Это стыдно.

– Я слышал это еще тогда. – Гриша шумно вздохнул. – Что дальше?

– Я хочу переехать к тебе. – Слова вырвались у него сами собой, он так перепугался, что произнес их, что поспешил повторить, чтобы не передумать: – Я переезжаю к тебе. И это не обсуждается.

Гришка молчал непозволительно долго. Потом спросил:

– Ты знаешь, что со мной опасно? Ты можешь подставиться?

– Догадываюсь.

– Помнишь, по какой причине я сбежал из нашего города?

– Да.

– И понимаешь, что здесь я как бы… как бы скрываюсь?

– Да.

– И готов рискнуть?

– Дашу предупреди, – сказал Олег и отключился.

Если бы Гришка продолжил, он мог бы передумать. А так пути назад у него не стало. Завтра утром он подпишет заявление, обходной лист, купит билет на поезд или автобусом поедет. Он еще не решил. Да, непременно маму надо предупредить. И Дашу тоже. Надо сделать это самому. На Гришку надеяться глупо. Он мог забыть о его просьбе и о нем самом сразу, как завершился звонок.

Подъехавший автобус с мягким шипением раскрыл двери. Он вошел, обнаружил любимое место – в самом центре автобуса – свободным. Сел и тут же прилепился взглядом к стеклу.

Что он приобретал, уезжая из родного города? Возможность отвлечься, начать новую жизнь, завести новые знакомства. Может быть, у него даже появится девушка, о ней давно мечтала его мама, и он тоже мечтал. Он может найти себе новую работу, более престижную, более интересную.

Олег со вздохом перешел ко второму вопросу: что еще он приобретал, уезжая из родного города именно к Гришке?

Ответ тут же проявился грязным дегтярным пятном на девственно-чистом полотне его будущего.

Проблемы! Рядом с Гришкой его непременно ждут проблемы. Гришка магнитом их к себе притягивал. Он словно был на них запрограммирован при рождении. Он не мог жить по-другому – его странный брат.

Что делать?! Олег прикусил нижнюю губу и загадал: будет так, как скажет мама. Она мудрая, плохого не посоветует.

– Поезжай, сынок, – удивила мама и встала из-за стола, чтобы начать собирать ему вещи.

– Мам, ты серьезно? – Его глаза за толстыми стеклами очков сделались огромными. – Ты не против?

– Нет. – Мать приостановилась в дверях кухни. Внимательно осмотрела сына. – Может, Даша сделает из тебя человека.

– Даша? Ей-то это зачем? – Он постарался пропустить мимо ушей последние слова матери, чтобы не обидеться.

– Она умная, сильная. Она… – Мать задумчиво склонила голову. – Она выжила после такого страшного удара. Продолжает искать убийцу Ниночки. И это несмотря на то, что ее коллеги опустили руки. Она не смирилась. На это нужны силы. Видимо, они у нее есть. Генетически заложены. Я буду спокойна, если Даша будет рядом с тобой.

– Мам, я ведь не к ней еду. К Гришке, – напомнил Олег.

Снял очки и принялся вытирать толстые стекла специальной салфеткой. Он всегда носил в кармане упаковку, всегда.

– К Грише… – повторила эхом мать и упрямо мотнула головой. – И это, сынок, во благо. Присмотришь за ним. Он ведь у нас бедовый!..

– Что, маман так и сказала – бедовый? – оскалился Гришка, встречая его на железнодорожном вокзале три дня спустя.

– Так и сказала.

Олег неуверенно топтался с сумками возле Гришкиного байка. Он не знал, готов ли он на нем ехать. Он никогда не ездил на мотоциклах. Тем более по пробкам большого города. Он представил, как ему в колено упирается огромное колесо какой-нибудь фуры и грязь летит в защитное стекло шлема. И отступил на метр.

– Я не готов.

– К чему?

Гришка насмешливо оглядел брата, явившегося в столицу в длинном черном пуховике, ботинках на толстой подошве и шапочке, связанной мамой.

– К жизни в столице? Или к тому, чтобы ехать со мной на байке?

– К жизни в столице я готов. Почти, – немного заикаясь под взглядом брата, проговорил Олег. – Но вот ехать по ее улицам на твоем монстре… Не готов в принципе.

– И черт с тобой, – хохотнул Гриша.

Забрал у него сумки, сунул их во вместительный багажник. Надел шлем и сел в седло байка.

– Доберешься на метро. Запоминай адрес, чистюля. – Он продиктовал.

Сунул руку в нагрудный карман черного кожаного комбинезона, вытащил два ключа на металлическом колечке. Бросил Олегу.

Тот на лету поймал, был натренирован. Гришка еще ни разу ничего ему не дал просто в руки. Всегда бросал. Приходилось ловить. Привык за столько-то лет.

– Метро вон там, за углом. До встречи. Не заблудись, чистюля!

Гришкин байк глухо рыкнул и через мгновение исчез в тесном коридоре автомобильной пробки.

Олег вздохнул и пошел к метро.

Глава 4

Даша сидела за своим рабочим столом и бездумно щелкала авторучкой. Взгляд ее был прикован к окну.

За стеклом на фоне бледно-серого неба застыли голые ветки деревьев. Казалось, небо пошло глубокими черными трещинами. Еще минута, и произойдет что-то страшное. Апокалипсис! Небесные раны начнут сочиться кровью, и она хлынет на землю, и…

– Даш, ты бы перестала щелкать, а? – взмолился Володя Скачков, закатывая глаза под лоб. – Уже десять минут без остановки! Так с ума можно сойти!

– Извини, – буркнула она и отбросила авторучку подальше.

Она или сошла с ума. Или едва не сошла с ума, когда сегодня, без чего-то шесть утра, в ее квартиру позвонил, кто бы вы думали? Сам Зайцев! Сам полковник Зайцев.

Они не виделись с прошлого августа. Нет, неправильно. Они видели друг друга на работе. Каждый день. На совещаниях опять же. Но они не виделись именно так: когда она в ночной рубашке с голыми ногами встречает его на пороге своей квартиры, а он переступает этот порог и говорит ей: «Привет». Не «Доброе утро», не «Здравствуйте», а «Привет».

Тем самым голосом говорит, от которого под ребрами и между лопаток холодно и щекотно. И сердце молотит как ненормальное.

– Войду? – спросил он и вошел, не дождавшись ее приглашения.

Встал у порога, облокотился плечом о стену. Минуту ее рассматривал. Вздохнул.

– Есть разговор, – произнес он после вздоха.

И она сразу напряглась.

Что за разговор? Почему именно сегодня? Почему в шесть утра? Ехал мимо? Или решил преподнести ей какую-нибудь гадкую новость без свидетелей? Чтобы она была готова в отделе держать удар?

Или…

Или он хочет спросить ее о ребенке, которого она потеряла? Семь месяцев молчал, а теперь хочет спросить. Типа почему не сказала сразу о беременности? Почему скрыла? А его ли это был ребенок?

Она застыла на пару минут. Потом, отмирая, с кивком произнесла:

– Говори.

– Я тут думал… Долго думал… – Он поводил ладонью по гладко выбритому подбородку, он всегда так делал после бритья. – Помнишь, твою машину вскрыли?

– Помню. Не мою одну.

– И у тебя ничего не пропало.

– Ничего.

– Точно?

– Точнее не бывает.

Блин, что за чушь он несет?! В шесть утра приехал прямиком из дома, в свежей рубашке, гладко выбритый, чтобы вспоминать о дурацком происшествии? Она о нем почти забыла!

– Ключи… – обронил Зайцев, старательно обводя взглядом ее голые коленки. – В бардачке у тебя лежали ключи от квартиры твоей матери.

– Они и остались там после взлома.

Она недоуменно таращила глаза. Она все еще не понимала, куда он клонит. И честно, надеялась, что он заехал просто потому, что ужасно соскучился. Потому что задыхается без нее. Спать не может ночами и бродит по квартире, прямо как она. А ключи – это просто предлог. Может, не совсем удачный. Но это первое, что пришло ему в голову, и он…

– А что, если кто-то вскрыл твою машину, чтобы снять слепок с ключей твоей матери?

– Ну… Не знаю.

Она наморщила лоб, пытаясь сосредоточиться.

Тут же подумала, что для этого было необходимо хотя бы накинуть на себя что-нибудь. Халат, к примеру, чтобы ее тело не было так уязвимо под его осторожными, скользкими взглядами.

– Видимых глазу вкраплений от контакта с каким-то липким материалом я не заметила.

Ключи… Ключи…

Она прикрыла глаза. Снова вспомнила то утро, когда ее машина оказалась открытой. Сигнализация не сработала, что важно. И ничего не пропало. В бардачке все было перевернуто, но ничего не пропало. Точно она обратила в тот момент внимание на связку ключей или ей только теперь так кажется?

– Я не помню, – призналась она, разводя руки. – Помню, что обрадовалась, что ничего не пропало. И все.

– Во-от!

Зайцев оттолкнулся от стены, шагнул к ней. Расстояние между ними сократилось до опасных пятидесяти сантиметров. Он мог коснуться ее, особо не вытягивая руку. Она была так рядом, что слышала его дыхание. Ощущала его на своем лице.

– Что, если все эти взломы без ощутимого нанесения материального ущерба были ширмой для того, чтобы сделать слепок с ключей квартиры твоей матери? Помнишь ведь, да, что тогда крали из машин? Всякое барахло!

– Это за уши притянуто, товарищ полковник, – фыркнула Даша и отодвинулась в угол прихожей.

Он не собирался ее касаться. Он не за этим тут. У нее в мозгах щелкнуло, он и заехал поделиться соображениями. А то, что так рано…

А другого времени, чтобы остаться незамеченным, не могло быть. И если она правильно рассуждает, уйдет он уже сейчас. Потому что через десять минут Тая с первого этажа выведет своего пса на прогулку. По ней часы можно было сверять. Она всегда выгуливала его в это время. И Зайцеву об этом было известно.

Ее критика ему не понравилась. Он не терпел, когда его критиковали.

Нахмурился. И процедил сквозь зубы:

– На вашем месте, майор, я бы сдал связку ключей в лабораторию. Попросите ребят проверить на наличие микрочастиц материала, которым, возможно, сделали слепок. И еще… Отнесите на экспертизу то, что осталось там лежать после взлома. Все предметы. Вдруг вандалы оставили пальчики? Не факт, но все же попробовать можно. Если эксперты будут капризничать, мне скажите. Я нажму.

И ушел. Ровно за десять минут до того времени, как Тае выводить на прогулку пса. А она пошла сначала в душ и простояла там непозволительно долго, пытаясь проглотить горечь, затопившую ее после визита Зайцева. А потом на кухню варить себе кофе. И гремела посудой так, что по стояку Тая застучала, вернувшись с прогулки.

К ней Даша и зашла перед тем, как отправиться на службу.

– Привет, – поздоровалась она, внимательно рассматривая соседку, живущую под ней.

Сколько ей лет? Вообще непонятно! И тридцать можно дать, и все пятьдесят. Среднего роста, худощавая. Следит за собой.

Даша не раз видела, как Тая утром, отпустив пса, спешит к тренажерам на спортивной площадке в их дворе. Лицо гладкое, почти без морщин. Но их отсутствие всегда казалось Даше каким-то искусственным. Пластика? Возможно.

– Привет! – Тая вызывающе вздернула подбородок. – Обиделась, что по стояку застучала?

Даша промолчала, рассматривая спортивный костюм, который Тая не успела снять после прогулки. Недешевый. Почти новый. Кем она работает? На что живет? Она ни разу не видела, чтобы Тая куда-то спешила по утрам, а вечером возвращалась. Работает дома? Может быть.

– Не обиделась, – тряхнула она головой, прогоняя наваждение.

Дурацкая привычка прогонять людей через мозговой сканер. Профессиональное. Это уже не искоренить.

– Ты посудой гремишь. А пес волнуется. Скулить начинает. Пришлось по батарее громыхнуть. Извини, – ее ладонь с аккуратными ноготками легла на грудь, – если что не так.

– Все так, Тая. Я не за этим.

– А зачем? – мастерски выполненные брови соседки с первого этажа полезли вверх, она отступила от двери. – Да входи ты, чего топчешься!

Даша вошла, огляделась. Мебель светлая, почти белая. Недорогая, но подобрана со вкусом.

«Дышится легко», – как охарактеризовал бы Зайцев. Он не терпел тяжелой темной мебели. Именно такой его жена забила всю их квартиру.

– Я быстро. Убегаю на службу, – предотвратила она всяческие попытки Таи затащить ее на кофе. – Помнишь, до того как камеру у нас поставили, машины на стоянке вскрывали?

– Помню, а как же! – фыркнула Тая. И кивнула себе за спину. – Мой Любимка почти каждую ночь волновался.

– Ты не рассказывала, – удивилась Даша. – Вернее, утверждала, что ничего подозрительного не заметила.

– Пойми правильно, – округлила глаза соседка. – Ляпнешь лишнего, пристанете. И покоя не будет. Вы ведь такие.

Она осторожно улыбнулась. Глаза смотрели внимательно, но без тревоги.

– Хорошо. Проехали мотивы, по которым ты умолчала. Дело прошлое. – Даша задрала взгляд к потолку: сложный, несколько уровней, целый каскад светильников. – Сейчас мне скажи, что вы с псом видели?

– Что можно было увидеть в такой темноте? – фыркнула Тая. – Это сейчас освещение сделали и камеру воткнули. А тогда… Что мне тебе рассказывать, ты сама тут живешь.

– Ну да, ну да. А слышали что?

– Любимка слышал, волновался, – повторила она. – Я пыталась вслушиваться, но я ведь не собака. Так, шорохи какие-то. Пик-пик…

– Что за пик-пик?

– Ну, такие звуки, когда сигнализацию отключают. Каждую ночь такая ерунда. А наутро следы вандализма. А я что? Я не обязана следить за чужими машинами. Извини, Даша, но ты меня понимаешь, нет? Может, мне показалось, а я людей в заблуждение вводить стану!

Даша задумалась.

Значит, каждый раз, как случиться автомобильному взлому, собака Таи волновалась. А сама Тая слышала характерный звук отключаемой сигнализации. Такое возможно, если иметь специальный прибор, сканирующий сигналы с близкого расстояния. То есть бомжами здесь и не пахло. Откуда у бездомных такая аппаратура?