Водоворот

– Ну да.

– Ну да… Поэтому-то я и прихожу сюда день за днем. Вот и вчера тоже был тут. Но каноэ… Мои глаза много чего видали, но требовать от них, чтобы они разглядели мелкую щепку посреди океана, – это уж слишком, – старик махнул рукой, – А ночь была темная, как страсть пасторской жены, – он опять криво ухмыльнулся, будто вспомнил о своем личном опыте. – Пойдемте посмотрим? Это здесь внизу, за валунами.

Сначала они шли по низине, и, сделав пару неловких шагов, Рино насквозь промочил ноги. Скалы и валуны были похожи на вышедших на дозор воинов, заслонивших собой побережье. Старик почесал свою потрепанную шерстяную шапку и шагнул на самый большой камень.

– Вы там осторожнее, зеленый мох очень скользкий… Черт подери! У вас что, деревянная подошва?

– Я забыл переобуться.

– Ну вы даете! Ну ладно, мы уже пришли.

Наконец они добрались до расщелины, на которую указал смотритель маяка.

– Вот здесь он и сидел, – старик тяжело дышал, – вот на этом камне.

Рино увидел лишь несколько маленьких круглых камней, а потом вдруг до него дошло, что старик показывал на большой камень под водой.

– Сейчас прилив. Во время отлива вода ниже камня. Вот там он и стоял на коленях, как будто из волн на него грозно смотрел Создатель. Я знаю, каково это, – отморозить пальцы до бесчувствия, но этот случай… кто же так адски жесток?

– Именно это я и пытаюсь выяснить.

– Найдите его. Такой дьявол не должен разгуливать на свободе.

Они спустились вниз.

– Ко мне прибежал парнишка и сказал, что здесь прикован к камню под водой какой-то человек. К счастью, я ему поверил, взял с собой самые большие кусачки, ими можно перекусить цепи шириной в палец. Цепь, которой его приковали, была примерно в сантиметр толщиной. Пара движений – и бедняга был свободен. Но от холода он словно с катушек съехал.

Рино снял носки, закатал брючины и шагнул в воду. От холода у него перехватило дыхание. Показалось, что сотни маленьких иголочек впились в ступни.

– Холодно? – Седениуссен насмешливо наморщил нос.

Рино неподвижно постоял, дождался, пока утихнет пульсирующая боль, и двинулся вокруг камня. На дне лежала полуметровая цепь, которая была прикреплена к штырю с кольцом, торчавшему из камня в расщелине.

– Поработал он на славу. Штырь вбит намертво, – старик сплюнул.

– То есть раньше этого штыря здесь не было?

– Если бы он здесь проторчал хотя бы пару недель, вы бы это заметили. Соленая вода почти все разъедает.

– То есть получается, что он вбивал этот штырь в ту же самую ночь?

Старик пожал плечами:

– По крайней мере, незадолго до того.

Два ночных визита удваивали надежду на то, что преступника кто-нибудь заметил. Но Рино не сомневался, что преступник вбил штырь, пока смертельно испуганная жертва сидела с мешком на голове. Ужас, очевидно, был одним из элементов наказания.

– Он что-нибудь говорил?

Старик задумался.

– Притопленные котята вообще-то не слишком разговорчивы. Что он мог сказать? Как я уже говорил, было похоже, что он не в себе. К тому же, он дрожал как желе из трески. Скорее, он нечленораздельно стонал.

– Ничего осмысленного?

– Помогите. Это было осмысленно. И именно это я и сделал – помог ему как мог.

– И никаких зацепок о том, кто или почему?

– Ничего такого, о чем я мог бы догадаться.

Рино вышел на берег и сел на камень. Казалось, ног у него больше не было.

– Эти мальчики, о которых вы говорили… Вы мне покажете, где они живут?

– Я могу вас подвезти, если хотите.

Осторожно засунув ноги в сабо, Рино положил носки в карман и огляделся. Никаких зданий за камнями видно не было. Только горы и океан.

– Кстати, странное совпадение… – Седениуссен почесал розовую мочку уха.

– Что?

– Вы ведь родом из города?

– Родился и вырос в Будё.

– Значит, вы слышали о крушениях «Хуртигрутен»?[3]

Рино кивнул.

– Первое случилось в 1924 году. Два судна «Хуртигрутен» столкнулись в шести милях от Ландегуде. Тогда погибли всего семнадцать человек. В 1940 было намного хуже. Судно «Принцесса Рагнхильд» шло на север. Недалеко отсюда, во фьорде, на нем произошел взрыв, и оно затонуло. Причину взрыва так и не определили, однако все указывает на то, что корабль напоролся на подводную мину. Три сотни погибших. Тех, кто выжил, подобрали наши лодки. На следующее утро, когда начали искать тела погибших и остатки корабля, на этом самом месте нашли одного из поварят. Это было в октябре. Никто не может выдержать больше получаса в ледяной воде. Но именно этот парень выжил. Выжил вопреки всему.

Глава 4

Бергланд

Лучи утреннего солнца пробивались в окно и отражались в блестящих черно-белых полицейских «фольксвагенах». Сотрудник полиции Никлас Хултин с восхищением разглядывал модель машины, которая стояла на полке его коллеги между кубками за успехи в стрельбе и стопкой старых бумаг.

– Это ведь наш старый помощник Пелле?

– Ага. Полицейский автомобиль Пелле собственной персоной. Мне его подарили однажды в связи с одним дельцем. Как-то даже неправильно убирать его с полки. Классный, правда?

– Даже обидно за полицейское братство.

– Добро пожаловать в мир украденных великов!

– Да уж, я подумал о том же, когда мы решили сюда переехать.

Уже несколько лет супруга Никласа, Карианне, потихоньку потихоньку закидывала удочку. Сначала на север ее позвали корни. Потом совесть напомнила ей о больном отце. Поэтому, когда Никлас получил анонимку с вырезанным из газеты «Нурланд» объявлением о вакансии в полицейском участке Бергланда, выбора у него уже не было. Иногда ему казалось, что письмо отправил ее отец. Карианне спросила у отца напрямую, и, хотя тот все отрицал, выбор был сделан.

Никлас отработал здесь уже несколько недель, и пока работа напоминала сводки из мира автомобилей Пелле: один взлом, одна чересчур бурная вечеринка, а сегодня ночью еще один взлом, на этот раз у полицейского, который сидел прямо перед ним.

– Уверен, что ничего не пропало?

Амунд Линд без особого интереса пожал плечами. Нельзя сказать, что годы на него не повлияли. Линду исполнилось сорок семь, и, хотя он был далеко не развалюхой, в нем явно начало пробиваться что-то стариковское. Заостренные черты лица и увеличивающаяся лысина лишь усиливали это впечатление. Кожа на ладонях и на шее покраснела и покрылась пятнами – видимо, Линд страдал псориазом.

– У тебя есть гараж, Никлас?

– Был.

– Тогда ты представляешь себе, как они выглядят, если ты, конечно, не фанатичный любитель порядка. Миллионы всяких ненужных вещей втиснуты на двенадцать квадратных метров. Если кто-то и возьмет что-то из этой кучи хлама… – Линд махнул рукой. – Честно говоря, я понятия не имею, пропало ли что-нибудь. Даже если и так, то я должен им спасибо сказать. Мне ничего из этого не нужно. Вот только второй взлом за последние три дня – это уж совсем ни в какие ворота. Я надеюсь, это не начало волны взломов.

– Не волнуйся понапрасну. – Никлас проработал четырнадцать лет в полиции Осло, поэтому криминальная обстановка в Бергланде казалась ему весьма очаровательной.

– Вполне возможно. Но такое случалось и раньше, – Линд взял скрепку и почесал ей шею. – Это было еще до меня, но люди до сих пор вспоминают то лето. Почти ко всем жителям ночью кто-то вламывался. Преступника так и не поймали. Самое удивительное, что он ничего не брал. То есть кто-то просто ради забавы вскрывал чужие дома, устраивал там разгром, а потом незаметно исчезал.

– Похоже, он что-то искал.

– Да, видимо, так. Но взломы прекратились, значит, преступник нашел то, что искал.

– Как насчет ночного происшествия? Ты будешь о нем заявлять? Или надеешься, что на этом все прекратится?

– Подам заявление и сразу закрою дело.

– Весьма эффективное делопроизводство.

– Еще бы.

– Я даже не понимаю, почему мне здесь доплачивают за риск.

– Единственное, чем рискуешь, это умереть со скуки, хотя у нас тут есть оригиналы, не дающие совсем скиснуть.

Никлас вполне мог прожить без того, что формально называется «драйвом», а на деле подразумевает передозировку наркотиков, убийства и семейные трагедии.

– Почему ты стал полицейским? – спросил он, прекрасно зная, что сам выбрал эту профессию чисто случайно.

– Чтобы помогать людям… – Линд углубился в стопку бумаг. Никлас понял, что тот не станет болтать о том, что считает своей жизненной миссией. Он решил оставить эту тему и взглянул на часы. Через час ему нужно было ехать в школу и беседовать с детьми о том, что пора прикреплять светоотражатели к своей одежде, потому что по вечерам уже совсем темно. Он взглянул на полку коллеги и на куклу возле стены. Нашедшая ее женщина настаивала на том, чтобы оставить ее на хранение в полиции, не только на тот случай, если найдется ее владелец, но и потому, что была уверена: кукла что-то означает. Линд сомневался, но ничего не сказал, просто забрал куклу и поместил ее на полку рядом с полицейской машинкой.

– А по поводу куклы есть какие-нибудь соображения?

Линд потянулся:

– Кто-нибудь из детей потерял. Или, может, у кого-то крыша поехала. В любом случае, кому-то нравится кидать в море старых кукол, и, насколько я знаю, подобное пока не является преступлением, хотя некоторые особо впечатлительные дамы и пугаются.

– Да, она была несколько обеспокоена.

– По-моему, даже слишком. Но я оставлю куклу здесь, – Линд развернул кресло на 180 градусов. – Как там твоя прекрасная половина? Рада, что вернулась в родной город? Ей нравится?

Никлас пожал плечами:

– Похоже на то. Но пока ей довольно скучно. Работа ведь здесь не растет на дереве.

– Что-нибудь найдется. Так всегда бывает, – Линд выглянул из окна и демонстративно вздохнул. – А вот и он.

Никлас вытянул шею и увидел, что к ним твердыми шагами приближается местная знаменитость. Это был Бродяга, человек, который целыми днями копался в земле, изучая метр за метром в выбранном направлении, и каждую неделю предоставлял подробный отчет в полицейский участок.

– Нужно подыгрывать. Ничего не объясняй и не подшучивай над ним. А то хуже будет.

Никлас услышал в коридоре какой-то шум, потом в дверь настойчиво постучали.

– Да-да, войдите, – строго сказал Линд.

В комнату вошел человек лет пятидесяти со старой лопатой в руках. Широкий резиновый полукомбинезон болтался на его худощавом теле, а к ботинкам прилипли комочки сухой земли. Лоснящиеся от пота волосы лежали гладко – было видно, что он усердно поработал. Об этом свидетельствовал и запах, мгновенно заполнивший комнату. Отдышавшись, мужчина махнул свободной рукой.

– Корнелиуссен, – пробормотал он.

Никлас понял, посетитель спрашивает о его предшественнике – табличку на двери еще не успели сменить.

– Корнелиуссен на больничном, – серьезно ответил Линд, – а это Никлас Хултин, он его замещает.

Мужчина скептически оглядел Никласа, по его взгляду можно было подумать, что он считает Корнелиуссена незаменимым. В близко посаженных глазах сквозила усталость, а манера держаться усиливала впечатление одержимости.

– Семнадцать квадратов, – сказал он и повернулся.

– И ничего не нашел?

Бродяга покачал головой.

– Ну, хоть с погодой повезло.

– Сегодня-то да.

– Можно сделать перерыв, когда такой ветрище с юго-запада.

Бродяга опустил глаза и грустно покачал головой.

– Погода для зубных врачей… – пробормотал он.

Линд улыбнулся и переглянулся с коллегой.

– Точно подмечено. Дождь – это погода для зубных врачей. Поэтому я сижу под крышей и без особой необходимости носа на улицу не показываю.

– Сейчас есть.

– Что?

– Есть такая необходимость.

Линд собрался было возразить, но в последний момент передумал:

– Понимаю.

– Я дойду до горного болота до заморозков.

– Отлично.

Бродяга быстро взглянул на сменщика Корнелиуссена:

– Я высчитал.

– Что ты высчитал? – Не понял Линд.

– Я проживу до шестидесяти.

– Да ну?

– К этому времени я доберусь до лужайки возле пляжа.

Линд с пониманием кивнул.

– Но я найду ее раньше.

– Буду держать за тебя кулаки.

Мужчина сильнее сжал рукоятку лопаты. Костяшки пальцев побелели, а мышцы под рубашкой напряглись.

– Много камней, – сказал он, вытирая капельки со лба. – Дело движется медленно. Мне нужна помощь.

– Мы об этом уже говорили.

– Она где-то здесь.

Посетитель заинтересовал Никласа. Коллеги предупреждали его о странных визитах Бродяги и о том, что он целыми днями копает землю, но никто ни разу не обмолвился о том, зачем он это делает.

– Иди домой, Конрад.

Мужчина опять вытер пот.

– Семнадцать метров, понимаешь?

– Я записал.

Бродяга открыл дверь.

– Она где-то здесь, – повторил он и исчез за дверью.

Линд скривился и открыл окно:

– Пора проветрить.

– Что это было?

– Добро пожаловать в Бергланд! Везде есть свои сумасшедшие. Бродяга – наш.

Никлас с жадностью вдохнул свежий воздух:

– Он каждый день копает?

– Каждый божий день.

– И ему не помогают?

– С чем?

– А разве не очевидно?

– Бродяга, конечно, звезд с неба не хватает, и никому не мешает. Он живет один и вполне справляется. Как ты только что понял, гигиена – не самая сильная его сторона, но, несмотря ни на что, он копает каждый день. Не знаю уж, сколько лопат он сменил за это время. К тому же, он безвреден и вполне отдает себе отчет в том, что делает. Это смысл его жизни – вывернуть наизнанку кусок земли в Нимарке примерно в 6 км в диагонали… – Линд поднял вверх указательный палец, – …включая пляж в Стурволлене. Причем буквально наизнанку – он копает на глубину минимум в полметра. Местами даже глубже. Не пропускает ни одного квадрата, ну разве что наткнется на скалу. Конечно, эту проблему поднимали сотни раз – не нужно ли вмешаться, может быть, даже запретить ему ездить в горы, – Линд пожал плечами. – С ним разговаривали мы, полицейские. С ним разговаривали мэр и социальные службы. Бесполезно. И, сказать по правде, он ведь закапывает все обратно, складывает раскопанные кусочки обратно, как в гигантском пазле.

– Что он ищет?

Линд поднялся и подошел к окну, посмотрел, как Бродяга пересек улицу и вышел в поле.

– Это грустная история, может быть, именно из-за нее никто здесь над ним не смеется. Большинство думают о своем, тихо качают головой, но никто не смеется. Слишком уж сильна его боль.

Никлас проникся сочувствием к бедолаге, который изо всех сил выполнял свою главную жизненную задачу. Он взглянул в окно: Бродяга завернул за небольшой валун и исчез.

– Двадцать пять лет назад бесследно пропала его сестра. Она вышла из дома в Нихолме, и с тех пор ее никто не видел. Она собиралась спуститься к морю в Стурволлене примерно в семи километрах от дома. Ей было лет четырнадцать-пятнадцать. К сожалению, поиски начали только через два дня, я так до конца и не понимаю почему. Семья была бедной, может, они слишком поздно обратились в полицию, а возможно, им не сразу поверили. Дело не в этом. Весь район прочесали вдоль и поперек, но девушка как сквозь землю провалилась. Семья, конечно, жила надеждой, что рано или поздно она найдется, но не прошло и месяца, как ее брат принялся без устали бродить взад и вперед по этому же участку. Отсюда и прозвище. Только когда он начал копать, все поняли: он решил, что сестру убили, – Линд провел рукой по волосам, которых с возрастом явно поубавилось. – Думаю, сначала все считали, что девушка упала со скалы или попала в расщелину, но тела не нашли, и поползли слухи, что она просто-напросто сбежала из своей неблагополучной семьи. И если это действительно так, я хорошо понимаю, почему она предпочитает оставаться пропавшей без вести. Ведь куда ей возвращаться? Родители умерли, брат превратился в копающего зомби, а сестра, старшая из всех детей, вообще умственно отсталая. Она живет неподалеку, за ней присматривают сиделки.

– Ну и история… – Никлас чувствовал, как рассыпается миф о деревеньке без криминала.

– Прежде всего это грустная история, история, которая не закончится, пока не умрет Бродяга.

Глава 5

Будё

Рино Карлсен склонился над схемой расследования. Деталей в ней пока было немного. Рассказ мальчиков, очень живой и красочный, почти ничего не добавил к уже известным инспектору фактам. Пока самый большой интерес представляло именно место преступления, в свою схему Рино добавил крушение круизного корабля «Хуртигрутен» в 1940 году, но поставил его в скобки.

Взгляд снова и снова возвращался к кокосовому печенью и бутылке кока-колы, которые он предусмотрительно отодвинул на угол стола. Это называлось «стратегия от обратного». «Убейте сахар, пока сахар не убил вас». Если верить приложениям о здоровом образе жизни в различных журналах, этот метод борьбы с лишним весом был самым действенным. Пока Рино чувствовал только нарастающее посасывание в пустом желудке.

Инспектор уже готов был сдаться, но тут в кабинет заглянула Сельма, незаменимый мастер-на-все-руки полицейского управления:

– Дьявол сорвался с поводка!

Рино вопросительно взглянул на нее.

– Только что звонил грузчик с причала Амундсена. Похоже, кого-то попытались сжечь живьем.

У инспектора перехватило дыхание.

– Скорая уже там.

– Сжечь живьем? – Рино стащил куртку со спинки стула.

– Именно так он и сказал.

Рино встал, рефлекторно схватил печенье:

– Имя грузчика?

– Велле.

– Угу.

– Хагбард.

Рино жестом чокнулся с Сельмой и откусил печенье:

– Выезжаю.

– Тебе вся эта суета никогда не надоедает?

– Вообще-то нет.

Закатив глаза, Сельма покачала головой и отошла в сторону, пропуская Рино.

– Советую начать с больницы. Если все действительно так плохо, как говорит грузчик, на месте они мало что смогут сделать. Беднягу отправят в Хаукеланд.

– Сельма, ты гений! Я когда-нибудь говорил тебе это?

– Тысячу раз.

– Эх, был бы я лет на 10 старше…

– То есть была бы я лет на десять моложе?

– А разве это не одно и то же?

– Иди уже. Лучше медсестру там очаруй.

– Сельма, верь в меня, – пропел он голосом, который был ничуть не лучше хрипа в автомобильной магнитоле.

Рино сразу отправился в реанимацию; в приемном отделении на страже сидела дородная матрона пенсионного возраста. Весьма верное стратегическое решение: строгий взгляд, тесная униформа, облегавшая каждый бугор жира на ее теле так, что она напоминала сосиску, отрицали саму возможность нарушения правил. Шарм здесь бессилен, поэтому Рино честно попросил разрешения поговорить с лечащим врачом ожогового пациента.

– Вы находитесь в отделении реанимации. Это означает, что пациентом занимаются врачи… прямо сейчас, – казалось, глухой гнусавый звук доносится прямо из носа.

Он попытался улыбнуться ей, но женщина уже отвела взгляд.

– Присаживайтесь. Я посмотрю, что смогу сделать.

Изнывая от нетерпения, он прождал около четверти часа, а потом, наконец, к нему подошел врач.

– Пациент находится в состоянии болевого шока, ему дают внутривенные обезболивающие. Мы готовим его к транспортировке в больницу Хаукеланд.

– Можно с ним немного поговорить?

Врачом оказалась девушка, которой на вид было не больше тридцати лет, но выглядела она очень строго.

– Уточняю еще раз: у пациента сильный болевой шок, к тому же он под действием препаратов. Было бы безответственно с моей стороны…

– В любом расследовании очень важно начать как можно раньше. Если его перевезут до того, как мы с ним побеседуем, мы потеряем сутки, а то и больше. И все закончится тем, что полицейскому в Бергене придется провести, мягко говоря, не самый приятный допрос. Десять минут сейчас могут стать решающими.

Он увидел, что его слова заставили врача с лицом цвета больничных стен засомневаться. Женщина засунула руки глубоко в карманы халата и продолжала стоять, в раздумье перебирая связку ключей.

– Я узнаю. Подождите здесь.

Через пару минут она вернулась.

– Его увезут примерно через полчаса. У вас несколько минут.

Когда он зашел в палату, сладкий, тошнотворный запах едва не сбил его с ног. Пострадавший лежал на кушетке, его рука была поднята на передвижной столик для манипуляций, скрытый от глаз пациента ширмой. Медсестра заканчивала перевязку. Из-под бинта выглядывали лишь кончики пальцев, частично прикрытые фольгой.

Медсестра вопросительно взглянула на инспектора, закончила процедуру и вышла из комнаты вместе с врачом.

Рино сел на табуретку и пододвинулся к пациенту.

– Можно задать вам пару вопросов?

Пострадавший, мужчина лет тридцати, скептически оглядел его и кивнул. Взгляд был затуманенным, Рино подумал, что это наверняка результат действия обезболивающих.

– Я буду очень краток, – он наклонился ниже, хотя от запаха ему хотелось убежать подальше. – Можете в общих чертах рассказать, что случилось?

Лицо мужчины, на котором, казалось, застыла маска удивления, исказилось от боли:

– Это… – он кивнул в сторону ширмы.

– Пожалуйста, немного подробнее…

– Я не знаю, – Слова звучали отрывисто.

– Не знаете?

– Черт возьми, не имею ни малейшего представления, за что мне все это.

– Понимаю.

– Проклятье! – Мужчина несколько раз всхлипнул, плотно стиснув зубы.

Кому адресовалось проклятье – ему или преступнику, – Рино не понял.

Мужчина тяжело дышал.

– Я наблюдал за парой куропаток, точнее, пытался установить, были ли эти две птицы парой.

Рино взглянул на капельницу с обезболивающим – не слишком ли большую дозу ему колют? Уколы, подавляющие мозговые импульсы, временно изменяют восприятие действительности. Он подумал об Иоакиме. Кулаки непроизвольно сжались.

– Вдруг что-то взорвалось. Бинокль упал, а я почувствовал во рту какую-то гадость. Я все еще чувствую этот отвратительный запах тряпки, которую он прижал к моему лицу. Запах камфоры и мочи. Больше я ничего не помню.

– До какого момента?

Мужчина поморщился и отвернулся от ширмы.

– До того, как почувствовал, что меня швырнули на землю, как какой-то кусок мяса. Пахло креозотом и смолой, поэтому я понял, что меня привезли на причал.

«Преступник не упускает своих шансов», – подумал Рино, и у него затеплилась надежда, что могут быть свидетели:

– Эта пара куропаток… Где конкретно вы находились в тот момент?

– У озера в долине Будёмарка.

– Вы там часто бываете?

Во взгляде пострадавшего читался немой вопрос: какое это вообще имеет отношение к делу?

– Иногда.

Значит, преступник знал, где его ждать.

– Вас привезли на причал…

– Сначала я подумал, что он посадит меня в лодку. Вместо этого он опустил меня на землю возле одного из доков и привязал к лестнице… – Из-за новой дозы лекарства взгляд пациента затуманился еще сильнее. – Потом я опять потерял сознание и очнулся уже, когда моя рука горела.

Рино опять почувствовал запах горелой плоти.

Пациент, всхлипнув, вздохнул.

– Мне понадобилось время, чтобы поверить в происходящее… Что я и впрямь сижу на цементном полу, а моя рука привязана к чертовой электропечке.

Конечно, инспектор уже заметил контраст между ледяной водой в первом случае и обжигающим жаром во втором, это наводило его на мысли, которых он старался избегать. – Вы не знаете, кто это сделал?

– Поверьте, если бы я знал…

– И никаких даже смутных догадок?

Мужчина снова попытался удивиться:

– Да разве на такое вообще бывают причины?

– В вашем и в моем мире – нет. В дьявольском преступном мире – определенно да. В нашем случае мы говорим о хорошо спланированном преступлении. А значит, кто-то считает, что у него есть причина.

По выражению лица пациента было понятно, что уровень обезболивающих опять достиг максимума:

– То есть, по-вашему…

– У вас есть враги. По крайней мере, один. Если криминалисты не нароют больше, чем обычно, нам придется надеяться, что вы скажете нам имя.

– Боже мой!

– Начните с голоса.

– Он не сказал ни слова.

– Может, прошептал? – молчание Рино посчитал отрицательным ответом. – Он не оставлял никаких рисунков так, чтобы вы их видели?

На секунду мужчина удивился осведомленности полицейского:

– Восемь дурацких человечков… Он прилепил рисунок к стене.

– Рисунок вам о чем-нибудь говорит?

– А?

– Он положил вашу руку на электропечку, а прямо перед носом повесил рисунок. Вам не приходило в голову, что здесь есть какой-то умысел?

Мужчина почти плакал.

– Никаких мыслей?

Пациент снова поморщился, но тут распахнулась дверь, в палату зашла медсестра:

– Мы готовы к транспортировке.

Рино поднял палец, но сестра не обратила внимания на предостережение и знаками попросила его не мешать. Инспектор встал.